36

Лом Коток прибыл на взятом в аренду фургоне в субботу, в пять часов вечера, как раз тогда, когда Сьюзен уже ударилась в панику, решив, что улыбчивый ресторатор их подвел. Фургон был под завязку забит официантами и официантками, хотя Сьюзен заказывала всего двух. Она не смогла сосчитать, сколько народу выбралось из него, неся в дом накрытые крышками блюда.

Коток с заговорщицким видом позвал ее в заднюю часть фургона, поднес палец к губам и стащил ткань, закрывающую какой-то предмет. Под ней оказалась ледяная скульптура лосося в прыжке.

– Подарок, – сказал он. – Будет хорошо смотреться на столе.

Она поцеловала его, чем привела в крайнее смущение.

– Спасибо большое. Вы так добры к нам. Мы это очень ценим.

– Вы хорошие люди, – сказал он. – В мире совсем мало хороших людей.

Барменом оказался сногсшибательно красивый молодой таец, смуглый и словно весь состоящий из улыбок. После трех попыток овладеть искусством применения специального фирменного штопора, который дал ему Джон, он сломал его, вонзив стальной кончик в подушечку большого пальца, и Коток отвез парня в больницу. Остальные бутылки Джон открыл сам, штопором, входящим в состав его многофункционального швейцарского ножа. Это оказалось тяжелым испытанием – он тут же набил себе мозоль на ладони и после раскупоривания всех бутылок долго ходил по дому, тряс рукой и все тянул ее в рот. К возмущению Сьюзен, во время своего брожения он слопал все хоть сколько-нибудь съедобные украшения на блюдах.

Гостей ждали в восемь. К половине восьмого вся мебель была отодвинута к стенам, музыкальный центр загружен компакт-диском с Моцартом, ледяной лосось был водружен в центр праздничного стола и смотрелся изумительно в окружении блюд из морепродуктов, с которых должен был начаться ужин. Вся когорта официантов и официанток, включая второго бармена, была тщательно проинструктирована.

Улыбающаяся обслуга расставила на каждой доступной горизонтальной поверхности вазы с орехами, более острыми, чем чилийский перец. Эти вазы напоминали схороненные в поле противопехотные мины. Сьюзен не решилась обидеть Котока, вернувшегося к тому времени из больницы, сказав ему, что они совершенно несъедобны и, более того, похоже, опасны для здоровья.

Без двадцати восемь, как раз тогда, когда Сьюзен ушла принять душ, позвонили в дверь. Через минуту Джон поднялся и сказал, что приехали Харви и Каролина Эдисон.

Бормоча ругательства, Сьюзен заметалась по спальне, лихорадочно одеваясь. Взглянув на себя в зеркало, она заметила темные круги вокруг глаз и стала замазывать их тональным кремом и пудриться.

Затем, к своему ужасу, она обнаружила, что ее любимое черное коктейльное платье стало ей мало. Задержав дыхание, она решительно влезла в него и как-то ухитрилась застегнуть «молнию».

Но толку было мало: платье сдавило тело, словно костюм для подводного плавания, и она сняла его, признав свое поражение. Решила придерживаться черного цвета и выбрала бархатный брючный костюм. Который тоже не подошел – она не смогла застегнуть крючки. Господи, сколько же я прибавила?

Наконец она откопала в шкафу старое платье с юбкой в складку. Оно смотрелось не слишком живо, но, по крайней мере, оно было черным и не старалось ее удушить. Поверх платья она надела пиджак с золотыми блестками, дополнила наряд массивными золотыми серьгами и шарфом с лабиринтовым орнаментом от Корнелии Джеймс, последний раз критически оглядела себя в зеркало и осталась довольна.

Она спустилась вниз и обнаружила, что прибыл телевизионный сценарист Марк Сент-Омер с другом Кейтом, подвижным юношей с будто пришпиленным к щеке локоном крашеных рыжих волос. Они болтали с вернувшимся из больницы барменом. Бармен с гордым видом выставлял перевязанный палец.

Сьюзен направилась к Харви Эдисону и его жене, которые одни стояли в углу гостиной, в то время как Джон, одетый в черный костюм и белую рубашку с воротником-стойкой, в кухне открывал бутылки с шампанским для бармена, который не мог это сделать сам из-за травмированного пальца.

– Сьюзен, ты замечательно выглядишь. – Харви Эдисон, держащийся в своей обычной, чуть брюзгливой манере денди и одетый сегодня в клетчатый костюм а-ля принц Уэльский, с розовым галстуком на шее и кружевным платком, уголком выглядывающим из нагрудного кармана, одарил Сьюзен приветственным поцелуем. Затем Сьюзен прикоснулась щекой к щеке Каролины, не преминув восхититься ее черным жилетом с вышитым вручную серебряным узором.

– Рада, что тебе понравилось, – манерно протянула Каролина. При разговоре она едва открывала рот, будто это действие до смерти ей надоело. Из-за такой манеры говорить казалось, что ей наскучило все на свете. – Стоил целое состояние.

– Где ты его добыла?

– В магазинчике в Бьючамп-Плейс. Не скажу, сколько стоит, – добавила она на тот случай, если Сьюзен не расслышала предыдущую фразу.

– Не говори, – сказала Сьюзен, испортив Каролине торжество.

Каролина повернулась к мужу со слащавой улыбочкой, от которой Сьюзен передернуло.

– Дорогой, ты у меня такой лапочка. Ты никогда не запрещаешь мне тратить на одежду столько, сколько я хочу.

Гинеколог, который был занят своим отражением в зеркале над камином, не расслышал, что сказала его жена. Он поправил свои подвитые светлые волосы, собрал губы в куриную гузку, затем рассеянно переспросил:

– Что, дорогая?

– Я восхищалась тем, какой ты у меня щедрый муж.

– А-а. – Он еще раз оглядел себя в зеркале и повернулся к Сьюзен. – Извини, что рано приехали. Хотим успеть на еще одну гулянку. – И добавил, будто бы невзначай: – В Кенсингтонском дворце.

– Я рада, что вы смогли найти для нас время, – улыбнулась Сьюзен, и в ее голос пробралась непрошеная ехидца. Харви Эдисон не был ей другом, но она знала, насколько он важен для бизнеса Джона. И все равно и он, и его жена раздражали ее.

– Принцесса Маргарет, – сказала Каролина. – Она устраивает небольшую предрождественскую вечеринку. Нас приглашают каждый год.

– Хорошо. Тогда просто уедете, когда время станет поджимать.

В дверь позвонили. Одна из официанток впустила Кейт Фокс, которая пришла со своим мужем Мартином.

Сьюзен собралась уже пойти встретить их, когда Харви, отхлебнув игристого белого вина, сказал:

– Какой прелестный маленький домик.

Сьюзен словно в живот ударили. Градус ее раздражения повысился на несколько делений. Как он может называть ее дом домиком, когда его дом раза в четыре меньше и ничем не отличается от жилищ миллиона лондонцев?

– Хочешь орешек? – спросила она, взяла ближайшую вазу и предложила орехи сначала Каролине – та отказалась, затем гинекологу. Тот зачерпнул полную горсть и отправил в рот сразу все. – Я рада, что вам понравился мой дом.

На его лице возникло удивленное выражение, тут же сменившееся ужасом.

– Ты столько всего сделала с тех пор, как мы были здесь летом, – одобрила Каролина. – Мне нравится цветовое решение – очень необычный оттенок белого. Такой теплый.

– Он называется «почти белый», – сказала Сьюзен. Она снова взглянула на Харви и с удовольствием отметила, что его лоб покрылся испариной. Он стоически дожевал орехи и проглотил их.

– Весьма острые, – сказал он, зажмурил глаза, на которые навернулись слезы, и лихорадочным глотком осушил бокал.

Подошла Кейт с мужем. Сьюзен отвлеклась, чтобы приветствовать и представить их. Прибывали новые гости – в прихожей раздевалась чета Абрахам и незнакомая ей пара. Наверное, это тот человек из «Майкрософт», которого пригласил Джон. В дверях мелькнул Арчи Уоррен.

– Привет, Кейт! – сказала Сьюзен и согнулась от внезапно скрутившей ее боли. Не в силах двинуться с места, она зажмурилась, стараясь отогнать боль.

«Сейчас у меня будет выкидыш, – подумала она и, открыв глаза, беспомощно посмотрела на Харви Эдисона. – Господи, помоги, я сейчас потеряю ребенка».

Гинеколог наклонился к ней:

– Сьюзен? В чем дело? Что случилось?

Она застонала, затем, не в силах сдерживаться, закричала в голос. Боль усиливалась. Никогда в жизни ей не было так больно. Никогда в жизни.

Лицо Эдисона было всего в десятке сантиметров от ее лица – в его дыхании она различала острый запах только что съеденных им орехов и более мягкий запах вина.

Затем, когда она уже думала, что ее разорвет пополам, боль начала стихать. Через несколько секунд она исчезла.

– Я… в норме, – выдохнула она, еще не разогнувшись.

Все смотрели на нее.

Джон был рядом.

– Сьюзен? Как ты?

– Уже лучше, – сдавленным голосом ответила она.

Харви взял ее за плечи и с искренним участием заглянул ей в лицо.

– Все прошло, – сказал он. – Все прошло, Сьюзен. Ничего страшного.

– Ребенок, – прошептала она. – Я подумала, что у меня выкидыш.

Глаза Харви расширились.

– Ты беременна?

Она кивнула.

– Какой срок?

– Почти пять месяцев, – ответил за нее Джон.

– Четыре месяца и три недели, – уточнила она.

– Я не знал. Тебе надо лечь, – сказал Харви.

– Ничего. Больше не болит. Все хорошо. Они… приходят и уходят. У меня наверху есть таблетки.

Харви с Джоном довели ее до дивана, и она села. Приступ высосал из нее все силы. Харви не отходил от нее ни на шаг. Его участие заставило ее пожалеть о сыгранной с ним злой шутке. Где-то слышались голоса, спрашивающие, что произошло. Джон приносил извинения, старался насколько возможно сократить неловкую паузу.

– Скажи, Сьюзен, – тихо сказал Харви, присев на корточки, так что его лицо оказалось напротив ее, – где точно болело?

Сьюзен объяснила, затем сказала, что, по мнению Майлза Ванроу, это всего лишь небольшая киста – не о чем беспокоиться.

– Майлз Ванроу – лучший гинеколог Великобритании, но, Сьюзен, тогда у тебя не должно быть таких болей. Из-за небольшой кисты такого не бывает, если только… – Он спохватился и замолчал.

Она с беспокойством посмотрела на него:

– Если только – что?

Снова позвонили в дверь.

– Ничего, – сказал Харви. – Мне не стоит вмешиваться. – Затем он нахмурился. – Когда ты в последний раз была у него на приеме?

Она задумалась.

– Во вторник.

– Ты сказала ему о болях?

– Да.

Подошедший Джон вмешался в разговор:

– Ванроу не видел ее во время приступа. Я думаю, он просто не отдает себе отчет, насколько они сильные.

Сьюзен понимала, что ей нужно встать и прекратить портить вечеринку. Харви попытался удержать ее:

– Тебе необходимо лечь, отдохнуть.

Она покачала головой и поднялась.

– Со мной все хорошо. Лучше не бывает.

Кунц в своей аппаратной с беспокойством смотрел в монитор, настроенный на канал 4. Сьюзен встала с дивана и теперь встречала гостей. Он очень хотел бы обнять ее, успокоить. Он мог ясно чувствовать, как ей было больно, и то, что он находился от нее на значительном расстоянии, было сейчас еще более невыносимо, чем всегда. Также он ревновал – к этим прощелыгам, окружившим ее, к Джону, к гинекологу, посмевшему взять ее за плечи. Он чувствовал укол ревности всякий раз, когда она целовала очередного гостя. Для него было пыткой смотреть, как она страдает, но неменьшей пыткой – видеть, что ей хорошо.

Затем он увидел, как Харви Эдисон взял ее за локоть и тихо сказал:

– Сьюзен, завтра мы улетаем на Карибское море и вернемся только в начале января. Я не хочу наступать Майлзу Ванроу на пятки, но если тебе все же понадобится моя консультация, то позвони мне.