Глава 35

Все эти недели, пока я гадал, что за чертовщина происходит в городе, мне почему-то ни разу не пришло в голову, что человек, которому я меньше всех доверяю, может быть к этому причастен.

Я идиот. И Эллери облажалась с ее попытками раскрыть настоящее преступление. Но все это теперь не имеет никакого значения.

– Мне нужны ваши телефоны, – говорит Питер. На нем по-прежнему рубашка поло, но он надел еще и перчатки. Это почему-то пугает больше, чем пистолет. – Это не тренировка, дети. Положите их на прикроватный столик. По одному, пожалуйста. Сначала ты, Эллери. – Мы оба подчиняемся, и Питер указывает пистолетом на коридор. – Спасибо. Теперь идемте со мной.

– Куда? – спрашиваю я, глянув на Эллери. Она застыла на месте, ее глаза прикованы к правой руке Питера.

Он раздувает ноздри.

– Ты не совсем в том положении, Малкольм, чтобы задавать вопросы.

Господи. Это плохо, катастрофически плохо. Я только начинаю постигать, в каком мы дерьме, но одно я знаю точно: Питер ни за что не обмолвился бы обо всем этом, если бы планировал оставить нас в живых.

– Погодите, – говорю я. – Вы не можете… Послушайте, уже слишком поздно, ясно? Мы нашли квитанцию из мастерской «Дейлис» и отдали ее в полицию. Они знают, что с машиной Кэтрин происходит что-то подозрительное, и они догадаются, что вы в этом замешаны.

На секунду на лице Питера мелькает сомнение, потом он снова расслабляется.

– На той квитанции ничто не указывает на меня.

– Это факт, что вы были единственный из всей семьи, кто мог ее вести, – говорю я.

Питер с беспечным видом пожимает плечами.

– Брук взяла автомобиль и попала в аварию. Все просто.

Я не унимаюсь.

– Я только что разговаривал с мистером Коутсом. Я спросил его о вашей встрече с ним в тот уик-энд, и он сказал, что не встречался с вами. Он знает, что вы солгали.

– Я слушал каждое сказанное тобою слово, Малкольм. Ты сказал ему, что, наверное, ослышался.

– Мама присутствовала при нашем с вами разговоре об этом, – вспоминаю я, и мне неприятно отчаяние, которое слышится в моем голосе. – Она вспомнит. Она поймет, что здесь что-то не так.

– Твоя мать вспомнит то, что я ей скажу. Она удивительно покладистая женщина. Это ее ценнейшее качество.

Я хочу убить его, и, думаю, он это понимает. Он отходит на шаг и поднимает пистолет, направив его мне прямо в грудь. Я стараюсь сохранить безразличное выражение лица.

– Офицер Макналти присутствовал, когда Кэтрин сказала, что Брук, когда ночевала у вас, встречалась с кем-то из этого дома. Если не со мной, значит, с вами.

– Если тебя здесь не будет, ни у кого не возникнет повода думать, что это был не ты, – замечает Питер.

Черт. Мне хочется, чтобы Эллери вышла из транса, в который впала. Еще один действующий мозг мне сейчас не помешал бы.

– Люди станут задаваться вопросами насчет очередного убийства. Очередных двух убийств. Особенно, если это связано с вашим пасынком. Сначала лучшая подруга вашей дочери, а теперь я? Все вернется к вам бумерангом, Питер, и когда это случится, вам будет в десять раз хуже.

– Согласен, – говорит Питер. У него совершенно расслабленный вид, как будто мы болтаем о счете в бейсбольных матчах или о последних сериалах «Нетфликса». Правда, мы никогда ничего подобного и не делали. – Сейчас не лучший момент для убийства. Я вынужден настаивать, чтобы вы пошли со мной. Вниз. Сначала ты, Эллери.

Во мне бьется надежда, хотя холод в глазах Питера говорит мне, что надеяться не следует. Я обдумываю, не броситься ли мне на него, но Эллери уже выходит в коридор, а пистолет направлен ей прямо в спину. У меня нет иного выбора, кроме как последовать за ней, что я и делаю.

– Вниз, в подвал, – говорит Питер.

Он сохраняет дистанцию, пока мы втроем спускаемся на два лестничных пролета. Цокольный этаж у Нилссонов огромный, и Питер жестом направляет нас через прачечную и отделанную часть помещения, которую моя мама обычно использует для упражнений. События последних недель мелькают у меня перед глазами. Есть о чем сожалеть, и я почти не замечаю, куда мы идем, пока меня не осеняет самое большое из всех откровений. Когда это происходит, я замираю как вкопанный.

– Я не приказывал тебе остановиться, Малкольм, – произносит Питер. Рядом со мной останавливается Эллери. Я медленно поворачиваюсь, она тоже.

На лбу у меня выступает холодный пот.

– Школьное кольцо Деклана, – говорю я. – Оно было у вас. Вы бросили его рядом с телом Брук в Хантсберге.

– И? – спрашивает Питер.

– Деклан не забрал кольцо у Лейси. Оно было у нее, когда она умерла. Она не переставала его носить. Вы забрали его у нее. Потому что вы… – Я делаю паузу, выжидая его реакцию. Но его лицо не выражает ничего, кроме вежливого внимания. – Вы убили и Лейси тоже.

Потрясенная Эллери испуганно ахает, но Питер лишь пожимает плечами.

– Твой брат козел отпущения. Всегда был.

– Вы… – Эллери, не отрываясь, смотрит Питеру в лицо. Она тянет свою серебряную подвеску с такой силой, что, кажется, вот-вот сломает ее. – Вы что-то сделали и с моей тетей тоже?

Спокойное выражение лица Питера не меняется. Он наклоняется вперед и тихо шепчет что-то ей на ухо. Когда она поднимает голову, чтобы взглянуть на него, волосы падают ей на лицо. Затем Питер снова поднимает пистолет и направляет ей прямо в сердце.

– В этом твоя проблема, Питер? – Я так отчаянно хочу отвлечь его внимание от Эллери, что мой голос эхом отдается от стен подвала. – Ты путаешься с девочками возраста твоей дочери и убиваешь их, когда возникает угроза, что они тебя выдадут? Что же сделала Лейси, а? Собиралась все рассказать? – Внезапная мысль поражает меня. – Она была беременна?

Питер фыркает.

– Это не мыльная опера, Малкольм. Не твое дело, что случилось между Лейси и мной. Она перешла границу. Давай скажем так. – Он направляет пистолет на меня. – Отойдите на несколько шагов назад, пожалуйста. Оба.

Я автоматически повинуюсь, мысли роятся в голове, и я едва замечаю, что мы стоим в какой-то комнате. Она в дальнем углу подвала, до потолка заставлена заклеенными картонными коробками.

– Это единственная комната в доме, которая запирается снаружи, – говорит Питер, сжимая свободной рукой край двери. – Удобно.

Он захлопывает дверь до того, как я успеваю среагировать, комната погружается во тьму.

Секунду спустя я уже стою у двери, сначала кручу дверную ручку, потом колочу в дверь с такой силой, что острая боль пронзает ушибленные ребра.

– Ты не можешь просто оставить нас! – кричу я сквозь толщу дерева. – Люди знают, что Эллери здесь. Ее бабушка привезла ее сюда!

– Я помню, – говорит Питер. Слышно, как что-то тяжелое тащат по полу, и я прекращаю стучать, чтобы лучше слышать. – Ты знаком с тем, как работает переносной электрогенератор, Малкольм? – Я не отвечаю, и он продолжает: – Его никогда нельзя включать внутри дома из-за углекислого газа, который он выделяет. В замкнутом пространстве, как это, он убивает быстро. Не знаю точно, как он включился, но… о, ясно. Может, вы с Эллери случайно об него ударились, пока находились здесь, занимаясь неизвестно чем. Мы этого никогда и не узнаем.

Сердце у меня уходит в пятки, и я снова кручу ручку.

– Ты же закрыл нас здесь, Питер! Они поймут, что это был ты!

– Через некоторое время я вернусь и открою дверь, – небрежно произносит Питер. – Хотя, боюсь, я не смогу остаться здесь надолго. Не захочу встретить такую же участь. Кроме того, мне нужно съездить в универсам. У нас закончился попкорн. – За дверью слышится гудение, и Питер повышает голос. – Я бы мог сказать, что был рад нашему знакомству, Малкольм, но, если совсем честно, ты с самого начала был помехой. Принимая все во внимание, получилось очень удачно. Прощай.

Его шаги быстро удаляются, голова у меня кружится, сердце колотится. Как я допустил, чтобы ситуация дошла до этой точки? Деклан не пошел бы в подвал, как покорная овца. Он бы дал отпор Питеру в спальне или…

Позади меня вспыхивает свет. Я поворачиваюсь и вижу Эллери, которая стоит у дальней стены, держа руку на выключателе и моргая, будто только что проснулась. Идет в центр комнаты и, опустившись на колени перед коробкой, срывает длинную полосу скотча с крышки. Переворачивает коробку вверх дном и вываливает ее содержимое на пол.

– Должно же здесь быть что-то, чтобы вскрыть замок.

– Верно, – говорю я, и меня захлестывает волна облегчения. Я помогаю ей вскрывать коробки. Первые несколько набиты книгами, мягкими игрушками и оберточной бумагой. – Прости, Эллери, – говорю я, пока мы вскрываем новые коробки. – Прости, что пригласил тебя сюда и позволил этому случиться. Я недостаточно быстро действовал.

– Молчи, – коротко отвечает она. – Береги кислород.

– Верно.

В голове гудит, меня подташнивает, но я не знаю, стресс это или смертельный газ. Как давно ушел Питер? Сколько у нас времени?

– Ага! – торжествующе восклицает Эллери, хватая коробку с рождественскими украшениями. – Крючки. – Она отрывает пару и идет к двери. – Нужно просто их распрямить и… – Несколько секунд она молчит, затем досадливо стонет. – Они недостаточно крепкие. Просто гнутся. Нам нужно что-то другое. Скрепок не видишь?

– Пока нет.

Я вскрываю еще коробки и роюсь в их содержимом, но теперь в голове стучит уже не на шутку, и она так кружится, что картинка перед глазами начинает расплываться. Я с трудом встаю и оглядываю комнату. Нет ни окна, которое можно разбить, ничего тяжелого, чем можно выбить дверь. Я переворачиваю новые коробки, разбрасывая их содержимое по полу. По крайней мере устроим беспорядок, посещает меня смутная мысль. Люди хотя бы смогут понять, что здесь что-то происходило.

Но мои движения вялы и замедляются с каждой секундой. Мне хочется только лечь и уснуть.

Я не могу поверить, что уже об этом думаю.

Я не могу поверить, что наконец узнал, что случилось с Лейси и Брук, слишком поздно, чтобы принести какое-то облегчение их родителям.

Я не могу поверить, что у меня не будет возможности извиниться перед братом.

У меня опускаются веки, такие тяжелые, что я едва улавливаю блеск какого-то предмета на полу. Одна маленькая, одинокая канцелярская скрепка. Я бросаюсь к ней со сдавленным торжествующим криком, но поднять уже не в силах. Руки у меня как резиновые и не слушаются, словно я надел гигантские перчатки Микки-Мауса. Наконец подняв ее, я поворачиваюсь к Эллери и к двери.

Эллери лежит перед ней без движения.

– Эллери! – Я хватаю ее за плечи и пытаюсь привести в чувства, держу ее лицо в ладонях до тех пор, пока не убеждаюсь, что она дышит. – Эллери, давай. Проснись. Пожалуйста.

Она не отвечает. Я осторожно кладу ее на пол и возвращаюсь к скрепке.

Я могу сделать это и без нее. Просто нужно разогнуть скрепку и приступить к работе. Если бы только мои руки не превратились в надувные перчатки, было бы намного легче.

Если бы только мой мозг не хотел взорваться.

Если бы только мне не пришлось остановиться из-за приступа рвоты.

Если бы только я мог видеть.

Если бы только…