Лабиринт Мёнина

Ничто не предвещало неприятностей. Бутерброды падали исключительно маслом вверх, дождь шел только в те дни, когда я выходил из дома в непромокаемых сапогах, на улице мне улыбались незнакомые девушки и их величественные мамаши (первые – многообещающе, вторые – снисходительно). А жизнь в Управлении Полного Порядка протекала согласно священному принципу «солдат спит, служба идет».

Главным спящим солдатом был я: мои ночные дежурства напоминали размеренное существование пожилого курортника, скучноватое, но приятное. Поэтому когда сэр Лонли-Локли пригласил меня поужинать в только что открывшемся трактире с интригующим названием «Уголья Хмиро», я с чистой совестью взвалил ответственность за судьбу Соединенного Королевства на нашего пернатого умника Куруша. В последнее время он поднял цены, теперь час отлучки обходится мне в целых три пирожных, но это меня не остановило.

Нынче вечером сэр Шурф производил впечатление человека, который всерьез вознамерился расслабиться. Даже его смертоносные перчатки отдыхали от дел в шкатулке, а большие сильные кисти рук, украшенные «маникюром» древних защитных рун, мирно покоились на столешнице.

– Я сегодня уезжаю, – деловито объяснил он, когда мы уютно устроились за маленьким овальным столиком в овальном же помещении, с горем пополам имитирующем особенности архитектуры Шиншийского Халифата.

Хозяева этого трактира обещали потчевать жителей столицы Соединенного Королевства исключительно шиншийской кухней; сэр Кофа Йох утверждал, что прежде никто еще не решался на такие эксперименты с желудками наших богачей, и настойчиво призывал окружающих поддержать сей смелый почин, не дать энтузиастам разориться. Мы с Лонли-Локли стали первыми жертвами его рекламной кампании. Прочие наши коллеги пока опасливо обходили «Уголья Хмиро» стороной. Это ведь только наивные обыватели полагают, будто в Тайном Сыске служат исключительно отчаянные храбрецы.

– Куда? И почему, собственно, без меня? Путешествовать надо в хорошей компании.

– Я еду один, поскольку для расправы с мертвецами, воскресшими на кладбище в Уттари, вполне достаточно моего присутствия, – он пожал плечами. – Это же служебная поездка, а не путешествие ради удовольствия.

– Тогда ладно, – рассеянно согласился я.

Откровенно говоря, огорчение мое было любительской инсценировкой. Не так уж мне хотелось срываться с места и куда-то ехать. Да что там, совсем не хотелось. От добра добра не ищут, а я в те дни находился, можно сказать, в эпицентре этого самого «добра».

– До нас дошла информация, что на кладбище в Уттари бесчинствуют какие-то совершенно особенные покойники, – принялся рассказывать Шурф. – Они были колдунами в каком-то ином Мире, там же и умерли, а вернуться к жизни почему-то решили у нас под боком.

– Их можно понять – в смысле, покойников, – заметил я. – Этот Мир – великолепное местечко.

– …Под небом которого совершенно неуместно досадное присутствие полуразложившихся людоедов из чужого Мира, – строго возразил Лонли-Локли.

– Так они людоеды? – огорчился я.

– По крайней мере, так утверждает начальник Тайного Сыска Уттари, – мой коллега пожал плечами. – Как обстоят дела в действительности, я пойму, когда окажусь на месте.

– И надолго ты туда?

– Пока не знаю. Было бы опрометчиво строить планы, не ознакомившись с обстоятельствами. Возможно, окажется, что это дело не для одного дня. Поэтому я позволил себе небольшое отступление от правил и предложил тебе отлучиться со службы для участия в этом ужине. Кстати, я собираюсь заказать суп «Тысяча Специй». И тебе рекомендую. Это – жемчужина шиншийской кухни, мастера которой славятся умелым обращением с пряностями.

– А что, специй действительно тысяча? – недоверчиво спросил я, попробовав ароматное варево. Суп показался мне вполне вкусным, довольно острым, но число «тысяча» вызывало у меня некоторое недоверие.

– Увы, нет, – печально вздохнул Лонли-Локли. – Я читал, что классический рецепт этого блюда предусматривает девятьсот восемьдесят семь специй. Полагаю, его название – дань совершенно необъяснимой человеческой привязанности к круглым числам. Но в супе, который мы едим, их гораздо меньше.

Он, как заправский дегустатор, посмаковал исследуемый состав и резюмировал:

– Всего восемьсот тридцать одна! Не могу понять почему, вроде бы повара выписали из Шиншийского Халифата. Наверное, он просто экономит на самых дорогих пряностях. Полагает, что в Соединенном Королевстве живут только грубые варвары, не способные уловить разницу.

– И жестоко заблуждается. По крайней мере ты у нас точно не варвар. Ты что, действительно на вкус определил, что специй именно восемьсот тридцать одна, а не восемьсот тридцать две, к примеру? – изумился я.

– Ну разумеется, на вкус, а как же еще? Мои вкусовые рецепторы, хвала Магистрам, достаточно чувствительны. Если бы у меня было немного больше свободного времени, я бы мог составить список недостающих специй и официально предъявить претензии хозяину этого заведения, но поскольку через полчаса я должен ехать, придется заняться этим по возвращении.

Я мог только искренне посочувствовать горемычному ресторатору. Когда в твой кабинет вваливается грозный сэр Лонли-Локли, Мастер Пресекающий Ненужные Жизни, торжественно потрясая полным списком не попавших в суп пряностей и требуя немедленной сатисфакции… Ох, счастье все-таки, что я – не владелец трактира! По всему выходит, опасная это профессия.

Я проводил этого потрясающего типа до амобилера, пожелал ему счастливого пути и напоследок безапелляционно заявил, что его священная обязанность вернуться как можно скорее. Дескать, без него мы все тут пропадем.

Грешные Магистры, я как в воду глядел.

Но тогда я и не подозревал, что мой безответственный треп является своего рода мрачным пророчеством. Помахал сэру Шурфу рукой и отправился на службу, предусмотрительно запасшись пирожными для Куруша. Его традиционное ворчание по поводу моего долгого отсутствия казалось мне единственной проблемой, заслуживающей внимания.

На самом деле мне предстояло всего два часа нормальной человеческой жизни – и на том спасибо. По крайней мере, я успел выпить кружку камры, спокойно покурить и даже полистать свежайший, то есть завтрашний, утренний выпуск «Королевского голоса».

В последнее время с тамошними репортерами творятся престранные вещи: ребята начали писать лучше, чем прежде. Думаю, сэр Рогро Жииль устал постоянно краснеть перед приятелями за бесчисленные ляпы своих сотрудников и потихоньку заколдовал весь штат.

Поэтому я отказался от давнишней привычки читать «Голос» через полдюжины дней после его выхода, когда газета хорошенько отлежится под столом и станет частью истории. Напротив, договорился, чтобы свежий номер мне доставляли ночью, прямо из типографии. Запах свежей краски кружит мне голову и почему-то заставляет чувствовать себя чуть ли не самой важной персоной в Соединенном Королевстве.

Идиллия была прервана вторжением сэра Джуффина Халли, что само по себе не лезло ни в какие ворота. В это время суток шефу полагается вовсю наслаждаться жизнью или, на худой конец, спать.

– Вы истосковались по моему обществу? – недоверчиво спросил я. – Все равно зря приехали. Все свежие анекдоты я вам уже рассказал. И вообще я сегодня сонный. То ли шиншийская кухня виновата, то ли за сложившуюся личную жизнь расплачиваюсь.

– Сонный, говоришь? – зловеще переспросил Джуффин. – Ничего, сэр Макс, сейчас я тебя разбужу.

– Мне уже страшно, – отчаянно зевнул я. – Подождите, не говорите ничего, дайте подумать. Может быть, мне лучше просто подать в отставку, пока не поздно?

– Уже поздно, мой бедный сэр Макс, – вздохнул шеф. И печальным, но обыденным тоном, каким обычно жалуются на зловредных жен и скверных поваров, сообщил: – У нас тут, видишь ли, Его Величество потеряться изволило.

– Как это – потеряться?! – опешил я. – Король не может просто так взять и потеряться! У него же телохранители небось имеются. Всяческие стражники, пажи, церемониймейстеры и прочие специальные полезные личности, которые не дают властителям жить по-человечески. Фиг тут потеряешься.

– До сегодняшнего вечера я тоже так думал, – проворчал Джуффин. – Тем не менее Гуриг всегда успешно боролся с придворными за свободу собственной личности. В самом начале правления запретил свите сопровождать его в уборную, потом отменил почетный караул на пороге своей спальни, потом понемногу приучил дворцовую охрану к мысли, что Король имеет полное право в одиночестве бродить по коридорам замка. Когда старый церемониймейстер, который держал в ежовых рукавицах даже его воинственного папеньку, подал в отставку, Гуриг от радости прыгал. И вот допрыгался. Пропал в собственном дворце, среди бела дня.

– Среди бела дня? Странно, в газете об этом ни слова, – я выразительно помахал завтрашним выпуском «Королевского Голоса».

– Еще чего не хватало, – возмутился шеф. – Эта новость не для газет. Если граждане Соединенного Королевства узнают, что остались без своего Короля… Грешные Магистры, в этом случае смута во время книжного скандала памяти блаженного Йонги Мелихаиса покажется нам шумным, но вполне безобидным карнавалом. Это пахнет сменой династии. У Гурига ни братьев, ни детей, ни даже каких-нибудь кузин с кузенами. Род Гуригов никогда не отличался чадолюбием.

– Ужас! – я даже зажмурился. – Но куда он мог исчезнуть? Небось, очередное колдовство? Какой-нибудь мятежный Магистр пронюхал, что Нуфлин отбыл в Харумбу, власть Ордена Семилистника пошатнулась, и не преминул этим воспользоваться?

– Нет, мятежные Магистры тут совершенно ни при чем, – возразил Джуффин. – А вот колдовство, разумеется, имеет место. И какое колдовство! Очередной сюрприз твоего старинного приятеля Мёнина.

– Хреново, – вздохнул я. – Этот ваш Мёнин хуже целой армии мятежных Магистров. Не король, а сундук с сюрпризами. Нет чтобы с достоинством взирать на потомков со страниц учебников по истории, как подобает всякому уважающему себя историческому персонажу… А, кстати, откуда вы знаете, что это он развлекался?

– Хорош бы я был, если бы не знал, – строго сказал Джуффин. – Работа у меня такая. Неужели ты думаешь, что я занимаю свое кресло только потому, что его срочно требуется протереть до дыр?

– А разве нет? – невинно переспросил я. Тут же почувствовал, что перегнул палку, кое-как придал своей роже серьезное выражение и проникновенно сказал: – Извините, просто до меня пока не дошло, насколько все серьезно. Расскажите, как обстоят дела, я больше не буду вас перебивать.

– Что ж, тогда у тебя есть шанс дожить до утра, – ласково пообещал шеф. – Ладно уж, слушай. Исчезновение Гурига обнаружилось на закате, примерно за час до ужина. К счастью, его новый церемониймейстер весьма сообразителен и сделал все для того, чтобы эта информация не стала достоянием остальных придворных. Официально заявил, что Король изволит грустить и желает побыть в одиночестве, отнес в его пустую спальню поднос с едой, дабы не вызывать излишних подозрений, а потом послал мне зов. В этот момент я как раз подъезжал к дому. Пришлось повернуть обратно, отправиться в замок Рулх и браться за поиски. Скажу откровенно, задача оказалась не из легких. Закон Соединенного Королевства запрещает кому бы то ни было становиться на след Короля – при любых обстоятельствах! А ведь даже для меня это единственный способ быстро найти человека. Счастье, что в свое время ты пристроил в нашу контору Нумминориха. Я тут же вызвал его в замок и велел нюхать как следует.

Джуффин умолк, я озадаченно уставился на него.

– И что? Неужели безрезультатно? Насколько я успел изучить нос нашего Нумминориха, вы должны были обнаружить Гурига через несколько минут после старта.

– Не так все просто, – меланхолично откликнулся Джуффин. – Мы сделали ровно половину дела. Теперь я совершенно точно знаю, куда делся Гуриг. Догадываюсь, как его туда занесло. Почти уверен, что он все еще жив. Но это ничего не меняет, Макс. Его Величество угораздило заплутать в знаменитом Лабиринте Мёнина. До сих пор все заинтересованные лица утешали себя надеждой, что этот Лабиринт – страшная сказка для непоседливых юных принцев и еще более непоседливых придворных чародеев. Сегодня я убедился, что это не сказка. К сожалению или к счастью – я еще не решил.

– Так, – обреченно вздохнул я. – Не успел я избавиться от Меча Короля Мёнина, как тут же всплывает новый сувенир. Ставлю дюжину корон, что слоняться по этому грешному лабиринту предстоит именно мне. Я же у нас с некоторых пор специализируюсь по художествам этого шутника Мёнина.

– Совершенно верно, – спокойно подтвердил Джуффин. – Тебе будет легче жить на свете, если я по секрету скажу, что сначала попытался войти в Лабиринт Мёнина сам? Это было бы наилучшим выходом. Но меня не пустили. Хитрец Мёнин заранее позаботился о том, чтобы в его Лабиринт не могли войти могущественные старики вроде меня. Если бы я оказался внутри, я бы просто разнес в клочья эту опасную игрушку: есть вещи, с которыми нельзя шутить. А Мёнин был большим любителем нарушать те немногочисленные запреты, которые должен соблюдать всякий, прикоснувшийся к тайнам Истинной магии. За что в конце концов и поплатился, но это уже его проблемы. Скажу тебе откровенно, сэр Макс, мне не слишком хочется посылать тебя в это пекло. Но я не вижу альтернативы.

– А Лабиринт Мёнина – именно пекло? – дрогнувшим голосом уточнил я.

Джуффин кивнул и отвернулся к окну. Не то обдумывал свое дальнейшее выступление, не то просто не хотел смотреть мне в глаза. Если так, то дело точно пахло керосином, да не простым, а марочным. До сих пор шеф отправлял меня в пасть очередного чудовища по имени «приключение», не испытывая чувств, даже отдаленно напоминающих угрызения совести.

– Я не зря использовал именно слово «пекло», позаимствовав его из твоего лексикона, – наконец сказал Джуффин. – У нас, в Мире, нет ни одной философской системы, которая обещает воздаяние за грехи после смерти. Впрочем, это ты и сам давно уяснил. Зато в этом Мире есть хитроумная ловушка, созданная совместными усилиями Вечности и рехнувшегося от собственного могущества Вершителя по имени Мёнин. Если верить мифу, Лабиринт Мёнина соткан из обрывков разных Миров – всех Миров, какие только существуют в бесконечности Вселенной. Следовательно, и сам Лабиринт бесконечен. Неизвестно, существует ли выход из Лабиринта Мёнина. До сегодняшнего дня даже не было известно, существует ли вход. Теперь мы знаем, что вход все-таки есть, и это позволяет надеяться на наличие некоего подобия выхода.

Джуффин умолк, потом испытующе посмотрел на меня и решительно сказал:

– Знаешь, Макс, я не могу приказать тебе отправиться в Лабиринт Мёнина. Твоя жизнь не принадлежит мне, а вполне возможно, что за порогом Лабиринта тебя ждет смерть или… Впрочем, лучше бы мне помолчать. Нет ничего хуже, чем пророчить беду. Вполне может статься, что Лабиринт примет тебя, как старого друга, и подарит тебе множество восхитительных тайн. Возможно, меня подводит профессиональная привычка с недоверием относиться ко всему неизвестному, и я зря тебя пугаю. Тем не менее имей в виду, если ты откажешься идти в Лабиринт Мёнина, я не стану ставить тебе «двойку». И не напишу слово «трус» напротив твоего имени в своем рабочем дневнике. Да и нет у меня никакого дневника, это у нас только сэр Шурф с причудами.

– Грешные Магистры, как же не вовремя он уехал! – с горечью сказал я. – С ним я бы отправился в Лабиринт, не раздумывая. Может быть, попросим его вернуться?

Джуффин с сомнением покачал головой.

– Не думаю, что это было бы разумно. По моим сведениям, ожившие мертвецы в Уттари – настоящее бедствие. Мертвые колдуны из иного Мира, одержимые жаждой убийства. К тому же они озлоблены страданиями, которые постоянно испытывают их разлагающиеся тела. И, что хуже всего, их число возрастает с каждым часом. Я уверен, что сэр Шурф легко справится с этой напастью, но кроме него, пожалуй, некому. А если мы вернем его обратно… Боюсь, что за время его отсутствия окрестности Уттари могут опустеть. Слишком высокая плата за жизнь нашего Короля, даже если прибавить к ней твою шкуру, тоже весьма ценную в глазах компетентного эксперта вроде меня.

– Спасибо за комплимент, – вздохнул я. – Значит, Шурф вне игры. И вы тоже, поскольку некая неведомая сила не пускает вас в этот грешный Лабиринт. Сие досадно. Если встречу на улице свою судьбу, непременно набью морду этой гадине. Ладно, значит, придется идти в одиночку.

– Так ты решил идти?

Не могу сказать, что шеф удивился. Конечно, этот хитрец с самого начала знал, чем закончится наш разговор. Поэтому я даже отвечать не стал, просто пожал плечами – дескать, и так все понятно.

– Что ж, отговаривать я тебя не стану. Служебное положение не велит. Считай, что памятник в полный рост на какой-нибудь центральной площади Ехо ты уже заслужил, – невесело усмехнулся Джуффин. И твердо добавил: – Но один ты не пойдешь.

– Что касается памятника, его следовало поставить еще года три назад, – в тон ему откликнулся я. – По крайней мере, тогда я еще был достаточно глуп, чтобы искренне обрадоваться этому событию. А теперь, пожалуй, не стоит впустую переводить казенные средства. – Я посмотрел в глаза шефу, осекся и снова стал серьезным: – Один не пойду, говорите? Ладно, но с кем, в таком случае? Кто он, этот счастливчик? Или жребий бросать будем?

– Не будем, – сухо сказал Джуффин. – Давай действовать методом исключения. Меня Лабиринт не принимает. Сэр Шурф в Уттари. Нумминорих слишком неопытен и будет для тебя скорее обузой, чем помощником. Меламори я с тобой не пущу, даже если оба умолять будете. Когда вы с ней собираетесь в одном помещении, там тут же воцаряется совершенно нерабочая атмосфера.

– Еще чего, – буркнул я. – У меня не так много любимых девушек, чтобы таскать их по всяким подозрительным лабиринтам!

– Рад, что ты не настолько романтичен, – улыбнулся шеф. – Ну, кто у нас там дальше? Сэр Луукфи Пэнц? Думаю, ты и сам понимаешь, что этот парень рожден исключительно для нежного воркования с буривухами из Большого Архива, так что пусть остается на своем месте.

– Ага, – кивнул я. – Вот если бы пропал не Король, а буривух, тогда – другое дело.

– Сэр Кофа – самый опытный и, возможно, самый могущественный из наших коллег, – продолжил Джуффин, – но, как ты и сам знаешь, он слишком мирской человек для подобных путешествий. Леди Кекки Туотли – его достойная ученица, со всеми вытекающими последствиями. Так что особого выбора у нас нет. С тобой отправится сэр Мелифаро. По-моему, из этого парня получится неплохой спутник. Он быстро соображает, еще быстрее действует и, в отличие от тебя, никогда не теряет голову. Да и ему это приключение пойдет на пользу. Его потенциальные возможности весьма велики, как и всякий Страж, Мелифаро горы способен свернуть, когда приходит время пройти по тонкой грани, отделяющей Очевидную Магию от Истинной, но до сих пор у него не было решительно никакой возможности как следует попрактиковаться. Надо же когда-то начинать.

– А жизнь – не чрезмерная цена за возможность как следует попрактиковаться? – осторожно спросил я.

– Это нормальная цена, – сухо ответил Джуффин. – Обычная. Ты и сам знаешь.

– Так то я.

Я неопределенно пожал плечами, не в силах четко сформулировать, в чем состоит принципиальная разница между мной и сэром Мелифаро. В моем сознании шевелились смутные предположения – дескать, мне позволили перебраться в этот прекрасный Мир и великодушно предложили здесь пожить, поэтому я вроде как всем вокруг должен, а сэр Мелифаро вроде как нет. Чушь, одним словом.

– Не вижу особой разницы, – Джуффин решительно положил конец моим размышлениям. – Собственно говоря, Мелифаро должен прыгать до потолка. Такой шанс по уши залезть в настоящие чудеса раз в тысячу лет выпадает. В отличие от тебя, парень отлично понимает, что без хорошей практики лет через сто он сможет претендовать разве что на место генерала Бубуты, который к тому моменту, я надеюсь, наконец-то подаст в отставку. Но я сомневаюсь, что наш сэр Мелифаро действительно планирует провести остаток своей единственной и неповторимой жизни в кресле Начальника Городской Полиции. На мой вкус, лучше уж навсегда застрять в Лабиринте Мёнина, все не так паскудно.

– Стоит четверть часа с вами поговорить, и все переворачивается с ног на голову, – улыбнулся я. – Одного не могу понять – то ли вы такой умный, то ли я такой глупый?

– Не могу назвать эти тезисы взаимоисключающими, – подмигнул шеф. – Ладно, какое-никакое, а решение принято. И то хлеб. Сейчас вызову Мелифаро и поедем в Замок Рулх. Такое развлечение надолго откладывать нельзя.

– Нельзя так нельзя, – вздохнул я.

Налил себе немного камры (не то чтобы мне действительно хотелось пить, но когда еще доведется), уткнулся носом в чашку и предался мрачным раздумьям.

Признаться, мне было здорово не по себе. Не страшно, скорее, просто грустно. Перед внутренним взором маячил список запланированных на завтра дел, незначительных, но приятных. Возвращение домой на рассвете, несколько торопливых поцелуев в полумраке коридора, прогулка с собакой по узким переулочкам Старого Города, неторопливый завтрак у ворчуна Мохи в обществе стопки свежих газет и двойной порции его изумительных блинчиков по-мурийски, пара-тройка блаженных часов под одеялом, а вечером еще одна долгая прогулка по городу, на сей раз не с Друппи, а в обществе Меламори, которая наверняка не откажется заглянуть на очередной поэтический вечер в «Трехрогую Луну», благо завтра как раз новолуние. Все эти планы я теперь мог записать на бумаге, а список тщательно скатать в трубочку и аккуратно засунуть в собственную задницу. Им не суждено было осуществиться.

Джуффин заметил прискорбную перемену в моем настроении, адресовал мне вполне сочувственный взгляд и негромко сказал:

– Макс, ты не обязан идти в Лабиринт Мёнина. Я с самого начала ясно дал тебе это понять.

– Я помню, – вздохнул я. – Но вы же сами знаете, что я все равно пойду. И я это знаю. Так что не будем толочь воду в ступе, ладно? А то у меня в сердце снимает угол один малодушный паренек, живучая такая сволочь. В отличие от меня, он просто обожает такие разговоры.

– Понимаю, – серьезно кивнул Джуффин. – Что ж, не буду лишний раз искушать твоего приятеля. Решено – значит решено.

Мы замолчали. Я молчал обреченно, шеф – сочувственно.

Настроение у нас было настолько лирическое, что явление сэра Мелифаро, злого, невыспавшегося и, как следствие, ехидного до изжоги, показалось мне настоящим подарком судьбы. К тому же на сей раз к его ярко-алому лоохи прилагались зеленые сапоги, лиловая скаба и желтый тюрбан. Сие ужасающее зрелище здорово подняло мне настроение, совсем как праздничный фейерверк.

– Ага, сейчас выяснится, что это чудовище боится оставаться одно в темноте, и поэтому я должен всю ночь сидеть рядом с ним и держать его за ручку, ибо вы уже устали его успокаивать, – сварливо сказал он Джуффину прямо с порога, не утруждая себя формальным вежливым сообщением о высоком качестве нынешней ночи.

Под «чудовищем», естественно, разумелся я, кто же еще.

– Что-то в этом роде, – спокойно согласился Джуффин. – Скажем так, сэр Макс боится оставаться один в темноте, которая окутывает коридоры Лабиринта Мёнина. Поэтому было бы неплохо, если бы рядом с ним был парень вроде тебя, способный одним только видом своего наряда отвлечь его от тревожных предчувствий и прочих глупостей. Ты ведь у нас специалист по управлению оттенками его драгоценного настроения?

– Подождите-ка, – Мелифаро озабоченно нахмурился. – Я что-то со сна никак не соображу, где заканчивается шутка и начинается служебная инструкция.

– Шутка – это всего лишь часть служебной инструкции, – строго сказал шеф.

– Да, я так и подумал.

Он растерянно моргал, силясь проснуться. На «автопилоте» вполне можно проделать путь от улицы Хмурых Туч до улицы Медных Горшков и брякнуть дежурную остроту слабого посола, но для того чтобы поддерживать осмысленную беседу с сэром Джуффином Халли, все-таки следует прийти в сознание.

– Так вы говорите, что темнота окутывает коридоры Лабиринта Мёнина? – переспросил Мелифаро. – Впервые слышу это словосочетание. Слово «лабиринт» знаю, о Короле Мёнине, сами понимаете, тоже наслышан, но о том, что у него был какой-то личный лабиринт…

– Почему же – «был»? – насмешливо прищурился Джуффин. – Он есть. И в этом грешном лабиринте заплутал наш бездетный монарх, что, сам понимаешь, чревато большими внутриполитическими осложнениями. Признаться, мне бы очень хотелось сохранить династию Гуригов. Все-таки Соединенному Королевству это семейство приносит исключительно пользу. К тому же в их жилах кровь людей, эльфов и крэйев смешалась в очень хорошей пропорции. Где еще найдешь таких психически уравновешенных монархов?

– Так, – ошарашенно сказал Мелифаро, опускаясь в кресло. – Рассказывайте все по порядку. Я уже проснулся.

Мне пришлось еще раз выслушать историю исчезновения Его Величества Гурига Восьмого и не слишком оптимистическую версию Джуффина касательно природы Лабиринта Мёнина. Мелифаро был на высоте: он и глазом не моргнул.

– Ясно, – просто сказал он, когда шеф умолк. – Мы прямо сейчас должны отправляться? Тогда поехали – чего мы ждем? Макс, это ведь ты рассказывал мне анекдот про обезьяну и полицейского? Ну, когда обезьяна не смогла достать лакомство с верхушки столба и села подумать, а полицейский сказал: «Чего тут думать, прыгать надо!» Так вот, я считаю, он был совершенно прав. Пришло время как следует попрыгать.

Я невольно улыбнулся, восхищаясь его деловитым оптимизмом. Джуффин исподтишка скорчил мне лукавую рожу. Подразумевалось: «Ну что, съел, сэр Макс?» Я был с ним совершенно согласен. Съел.

– Это здесь, – лаконично сообщил Джуффин, когда мы миновали добрую дюжину дворцовых коридоров, несколько огромных, роскошно обставленных комнат и наконец оказались в сравнительно небольшом захламленном помещении.

Чего здесь только не было. На мебельных баррикадах толпились забавные игрушечные зверьки, сшитые из лоскутов меха и кожи; парадные портреты словно бы в наказание были повернуты лицом к стене, а рулоны ковров преграждали нам путь, превращали наше паломничество из угла в угол в увлекательную спортивную игру.

– Уж не знаю, как выглядит Лабиринт Мёнина, но это помещение больше похоже на обыкновенную кладовую, – презрительно фыркнул Мелифаро.

– А это и есть кладовая, – согласился шеф. – Здесь хранятся вещи, которые в свое время стояли в детской Его Величества. Надо думать, у Гурига случился приступ сентиментальности, с ним это бывает. Наверняка он пришел сюда за любимой меховой собакой или решил разыскать картину, которая висела над его постелью. Слоняясь среди воскресших воспоминаний о детстве, он случайно – если, конечно, хоть что-то в этом Мире происходит случайно – задел гобелен, который и без того держался на одном честном слове. Гобелен упал – видите, до сих пор валяется на полу. И тут Гуриг обнаружил нечто такое, мимо чего просто не смог пройти. Любопытство – скорее достоинство, чем порок, но иногда весьма опасное достоинство. Идите-ка сюда, мальчики, я вам кое-что покажу. Вот он, вход в Лабиринт.

Джуффин указывал на неглубокую нишу в стене. Там скрывалась низенькая дверь, украшенная резьбой и кусочками драгоценного светлого металла. Она больше смахивала на дверцу одежного шкафа, чем на вход в неведомое, поэтому я недоверчиво покосился на шефа.

– Не веришь – проверь! – лукаво подмигнул он.

– Да уж придется, – в тон ему усмехнулся я.

– Пошли, – нетерпеливо сказал Мелифаро. Осекся и вопросительно посмотрел на Джуффина: – Или у вас есть какие-то инструкции, сэр?

– Какие уж тут инструкции, – тот с досадой пожал плечами. – На сей раз я знаю о предстоящих вам неприятностях ничуть не больше, чем вы сами. Я, видишь ли, никогда не бывал в Лабиринте Мёнина. Ничего удивительного, до сегодняшнего дня его вообще считали одной из самых завиральных страшилок минувшей эпохи.

– Ничего, зато вы будете первым, кому мы расскажем все, не утаив ни единой подробности, – утешил шефа сердобольный Мелифаро. И, повернувшись ко мне, бодро осведомился: – Ну что, пошли, чудовище?

– Сейчас, – деревянным голосом сказал я, поскольку уже несколько секунд пребывал в глубоком шоке. – Поглядите-ка сюда.

Я только что заметил глубокие, старательно прорезанные царапины в самом центре таинственной дверцы, ведущей в неизвестность. Там было вырезано не что-нибудь, а одиозное слово из трех букв, которое так любят писать на стенах общественных сортиров моей далекой родины (впрочем, заборы, стены, лифты, подъезды и гаражи обычно тоже редко остаются обделены вниманием анонимных каллиграфов).

Мои коллеги отнеслись к наскальной надписи без особого энтузиазма, поскольку ничего не поняли. В лексиконе жителей этого прекрасного Мира нет нецензурных ругательств. Как они выкручиваются – вообразить не могу. Я, конечно, периодически провожу среди них просветительскую работу, но, увы, нерегулярно, так что сейчас, когда дело дошло до полевой практики, ребята не смогли опознать самое короткое из известных мне неприличных слов.

Даже всеведущий сэр Джуффин Халли довольно растерянно взирал то на меня, то на скандальную надпись, очевидно, пытаясь вспомнить, где и при каких обстоятельствах он мог слышать это загадочное слово. А мой единственный прилежный ученик, сэр Шурф Лонли-Локли, не поленившийся записать и выучить наизусть все, что я сумел припомнить, был далеко.

– Это что? Руны Короля Мёнина? – озабоченно поинтересовался Мелифаро. И сам себя перебил: – Нет, на руны не очень похоже. Тогда что? Заклинание?

– Считай, и то и другое сразу, – фыркнул я.

Меня душил смех, но дать ему волю я не решался. Мне не раз доводилось испытывать на собственной шкуре переменчивый тяжелый нрав легендарного властителя древности по имени Мёнин, и я не был уверен, что ему понравится мое ржание на самом пороге его знаменитого Лабиринта.

И потом, вдруг в этом Мире слово из трех букв действительно является не бранью, а заклинанием? Возможно, самым крутым заклинанием всех времен и народов, так что даже наш могущественный шеф еще не успел его вызубрить.

– Наступил ответственный момент, – объявил Джуффин. – А ну-ка, Макс, попробуй открыть эту дверь. Я почти уверен, что у тебя она откроется как миленькая. Но если все-таки не откроется…

– Придется вызывать дворцового слесаря, – хмыкнул я. – Среди ночи он вряд ли быстро заявится, так что постараемся обойтись без его помощи.

Я взялся за дверную ручку и сразу понял, что дверь откроется, никуда она от меня не денется. Так порой бывает, когда берешь за руку малознакомую девушку и уже знаешь, что она разрешит тебе все – ну, по крайней мере, не станет откладывать первый поцелуй на туманное послезавтра.

Страх чуть не свалил меня с ног – всего один, но мощный удар в сердце, маленькую, глупую, чуткую и непомерно нервную мышцу, доставшуюся мне от рождения. Впрочем, вполне равнодушный к моей судьбе загадочный комок призрачной плоти, мое второе сердце, тоже вздрогнуло, как разнежившийся на августовском солнце пляжник от первого порыва вечернего бриза.

Мне чертовски хотелось отказаться от нашей безнадежной затеи с поисками пропавшего Короля и рвануть домой. Гуригом больше, Гуригом меньше, «вода дала, вода взяла», как говорят чукотские мудрецы, – какая, к Темным Магистрам, разница? Было бы из-за чего соваться в пекло.

Но я сунулся, разумеется.

За дверью было так темно, что даже мои глаза, давно обретшие счастливую способность видеть в темноте, поначалу отказались отправлять какую бы то ни было информацию своему начальству, приютившемуся в черепной коробке. Здесь пахло сыростью, где-то вдалеке журчала вода, и вообще, у меня создалось впечатление, что я, скорее, вовсе покинул помещение, чем просто перешел из одной комнаты в другую.

За моей спиной раздалось бодрое сопение Мелифаро и почти беззвучный хлопок закрывшейся двери – это было больше похоже на аккуратный удар в солнечное сплетение, чем на настоящий звук. Я обернулся и сразу понял, что дверь исчезла. Если бы мы захотели сразу вернуться назад, у нас ничего бы не вышло: возвращаться уже было некуда.

– Нет больше никакой двери, – деревянным голосом сказал Мелифаро. Он тоже оглянулся и сразу все понял. – Всегда подозревал, что прогулка в твоей компании добром не кончится. Говорила мне мама: не ходи, сынок, на службу в Тайный Сыск, становись лучше пиратом, как твой старший брат, – и весело, и прибыльно, и почти безопасно. А я, дурак, ее не послушал.

– Она действительно так говорила? – недоверчиво поинтересовался я.

– Ну да, – невозмутимо ответил Мелифаро. – Любая мать хочет, чтобы ее дети хорошо устроились в жизни.

Я завистливо вздохнул: все-таки засранцу чертовски повезло с родителями!

– Ну, пошли, что ли? – бодро вопросил этот счастливчик.

– Угу, – сумрачно согласился я. – Если бы еще нашелся добрый человек и сообщил, куда именно следует идти…

– Идти следует вперед, это и менкалу понятно, – фыркнул Мелифаро. – Если мы должны найти Гурига, следует учитывать, что подавляющее большинство людей в аналогичных ситуациях идет именно вперед. К счастью, я прогуливал не все лекции, когда учился в Королевской Высокой Школе, так что несколько простых истин о закономерностях человеческого поведения в обычных и необычных обстоятельствах худо-бедно усвоил.

– А там вас и этому учили? – изумился я. – Ладно, тогда пошли вперед. Тем более что найти Гурига нам все равно поможет только чудо, а вовсе не знание законов человеческого поведения. Ну и ладно, будем надеяться на чудо.

Чудо не заставило себя долго ждать.

Не успели мы пройти и сотни метров, как оказались на берегу огромного пруда. Темная поверхность воды казалась густой и маслянистой. На буро-зеленом небе сияла почти круглая, всего пару дней назад повернувшая на ущерб луна. Над водой стелился дым, словно где-то рядом на берегу угасал костер, но самого костра не было видно.

Мы озадаченно переглянулись: теперь предстояло решить, куда сворачивать. Вот уж воистину вечный вопрос, куда там Гамлету с его знаменитой дилеммой.

Повинуясь внезапному порыву, я присел на корточки и опустил руки в темную воду. Ни холода, ни влаги я так и не ощутил – больше всего это напоминало погружение в чуть теплую кашу, густую, но податливую.

– Макс, не надо этого делать! – почти испуганно попросил Мелифаро.

– Почему? – равнодушно спросил я.

К этому моменту соприкосновение с темной гущей озерной воды начало доставлять мне странное физическое удовольствие, не слишком интенсивное, но, можно сказать, изысканное. Во всяком случае, извлекать руки из воды мне уже не хотелось.

– Ты как маленький, честное слово. Почему, почему… Просто я совершенно точно знаю, что этого делать не надо. И ты знаешь. Но делаешь.

– Твоя правда, – неохотно согласился я. Его тон немного меня отрезвил. Я подумал, что парень прав: пока мы не знаем, во что именно влипли, лучше вести себя осторожно. Так осторожно, словно нас тут вообще нет.

Я заставил себя вынуть руки из воды, поднялся на ноги и растерянно посмотрел на Мелифаро:

– Сам не знаю, с чего меня угораздило устраивать ритуальное омовение своих дланей?

Я старался говорить подчеркнуто иронично, но голос звучал как чужой. Интонационные нюансы ему почему-то не давались.

Вода в озере тем временем заволновалась, забурлила и внезапно явила нашим изумленным взорам неподражаемо уродливую тварь, которую вряд ли пустили бы даже в самый страшный сон конченого шизофреника. То ли покрытая чешуей жаба, то ли неимоверно обрюзгший бородавчатый дракон – как бы там ни было, но дивное творение веселой природы было размером со слона и перло на нас с энтузиазмом любящей бабушки, встречающей малолетних внуков на переполненном перроне.

Мы оба оказались безнадежными идиотами: растерялись. Если бы здесь был сэр Джуффин Халли, он бы наверняка похлопотал о нашем немедленном переводе из Тайного Сыска в ряды доблестных метельщиков – там нам и место.

В течение длинной, драгоценной, как черная жемчужина, секунды мы молча смотрели на кошмарного представителя местной фауны. Потом моя левая рука наконец вспомнила, что следует делать в таких ситуациях, и пальцы судорожно защелкали, выпуская Смертные Шары.

Но привычная, как утреннее умывание, ворожба мне не удалась. Чудище, похоже, даже не поняло, что я предпринимаю какие-то враждебные действия. Боковым зрением я заметил, что Мелифаро тоже пытается атаковать гиганта, но к этому моменту защищаться было уже поздно. Нас разделяло всего несколько шагов, и я вдруг с ужасающей отчетливостью понял, что сейчас эта тварь нас попросту раздавит. Почти не соображая, что делаю, я плюнул в жабу, моля небо, чтобы моя ядовитая слюна оказалась для нее хорошим «лекарством от жизни».

Жаба действительно остановилась как вкопанная, а потом с душераздирающим, неожиданно писклявым стоном обрушилась на нас. Отскочить в сторону мы не успели.

«Господи, неужели это – все? – изумленно подумал я. – Неужели так просто?!»

Ну да, так обычно и умирают дураки – не в силах поверить, что это происходит именно с ними, а не с кем-нибудь чужим и далеким. Я, как выяснилось, из их числа.

Возвращение к жизни оказалось долгим и чертовски приятным, как пробуждение в начале свободного дня, когда не нужно никуда торопиться, можно лежать, сладко жмуриться, вспоминать только что прервавшийся сон или рассказывать себе какую-нибудь уютную сказку; снова погружаться в дрему, на краткое мгновение опускать лицо в ее сладкие воды, улыбаться зеленоватым теням, мелькающим на дне, и с удовольствием думать о том, что скоро придет время поднимать веки, уже исцелованные нетерпеливыми солнечными зайчиками.

– Макс, ты понимаешь, где мы? – голос Мелифаро ворвался в мое сознание, как звонок будильника.

Сначала я ужасно удивился. Даже возмутился: что этот гнусный тип делает возле моего, с позволения сказать, ложа? Небось, приперся, чтобы за шиворот вытащить меня на службу в неурочное время…

Потом до меня дошло, что я лежу не в постели, а на весьма жестком полу. Еще миг спустя я вспомнил недавние события, и меня передернуло от запоздалого похмельного коктейля, смешанного из равных частей страха и отвращения.

– Макс, почему мы живые? – требовательно спросил Мелифаро. – Нас ведь жаба раздавила.

– Если уж жаба, то не раздавила, а задавила, – машинально поправил его я. – Вот уж не думал, что это может быть смертельно.

– Макс, ты в порядке? – озабоченно спросил Мелифаро. – Метешь невесть что. Слушай, я совершенно уверен, что эта дрянь нас расплющила! Она же упала прямо на нас, а весу в ней…

Он умолк, очевидно прикидывая, сколько именно могло весить чудовище.

– Весу в ней до хрена, – согласился я. – Но у меня, хвала Магистрам, ничего не болит. Руки и ноги действуют, все пальцы шевелятся, голова крутится, я уже проверял. Думаю, я даже встать могу. Но пока не очень хочу, если честно. Чувствую себя так, словно только что проснулся.

– Я тоже, – согласился он. – Но я уже заметил, что мы находимся не на берегу того грешного водоема. Мы в каком-то закрытом помещении, только я никак не могу понять, что оно собой представляет. Вроде просто комната, но без мебели.

– Сейчас разберемся, – неохотно пообещал я. С трудом поборол несвоевременный приступ лени, сел и огляделся по сторонам.

Мы действительно оказались в закрытом помещении, объективно говоря, довольно просторном. Хотя, конечно, по сравнению с моей гостиной в Мохнатом Доме оно казалось почти убогой клетушкой. На стенах висели какие-то картины, но я никак не мог сфокусировать зрение, чтобы как следует разглядеть начинку окружающей нас темноты.

– Макс, мне это все не нравится, – гнул свое Мелифаро.

– Мне тоже, – согласился я. – Причем с самого начала. С другой стороны, было бы гораздо хуже, если бы мы оказались не живыми, а мертвыми, правда?

– Ох, Макс, что-то здесь не так, – упрямо вздохнул он. – Ладно, давай отсюда выбираться. А если выбираться некуда, хоть осмотримся и попробуем понять, куда попали.

Я встал, подошел к стене и щелкнул выключателем. Помещение залил ровный рассеянный свет. Мелифаро растерянно заморгал, озираясь по сторонам. А я подошел к дальней стене и уставился на висящую там картину – совсем небольшую, в скромной раме.

На первый взгляд она напоминала детский рисунок, но уж мой-то взгляд нельзя было назвать «первым». Моя юность прошла в комнате, стены которой были обклеены репродукциями Алексея фон Явленского. Один из любимых художников; я, помнится, все мечтал когда-нибудь поглядеть на оригиналы. И вот, пожалуйста.

– Знаменитая «Принцесса с белым цветком», – вздохнул я. – Вот уж не гадал… Наверное, мы все-таки умерли и попали в рай. Только я не понимаю, почему ты попал в мой рай, а не в собственный? Что скажешь в свое оправдание, дружище?

– Прекрати ломать комедию, – потребовал Мелифаро. – Если ты хоть что-то понимаешь – объясни, если нет, так и скажи. Мы что, попали в тот Мир, где ты родился?

– Похоже на то, – я пожал плечами. – В тот Мир или в его искусную имитацию. Во всяком случае, фон Явленский – мой, с позволения сказать, земляк, а на этой стене висит его картина, и пусть разразит меня гром, если это не подлинник.

Гром меня не разразил, из чего можно было сделать вывод, что я имею полное право претендовать на гордое звание магистра искусствоведения.

– Ну-ну, – обреченно вздохнул Мелифаро. Поднялся и подошел ко мне. – Да, ничего картинка, – вежливо сказал он, не слишком обременяя себя созерцанием «Принцессы». – Ну, если этот Мир, как минимум, очень похож на твою родину, может быть, ты скажешь, где мы сейчас находимся?

– Скорее всего, в музее, – ответил я. – И я, кажется, даже знаю, в каком именно. Я, видишь ли, в свое время интересовался, где хранится фон Явленский, чтобы посмотреть при случае. Но не думаю, что это имеет большое значение: та кошмарная жаба явно была из какого-то совсем иного Мира. Да и Джуффин говорил, что Лабиринт Мёнина соткан из обрывков разных Миров, так что вряд ли мы здесь задержимся, хотя… Заранее, конечно, никогда не скажешь.

– Вот именно, – веско поддакнул Мелифаро. И сочувственно заметил: – Знаешь, Макс, кажется, смерть явно не пошла тебе на пользу. Ты скверно выглядишь. Ты уверен, что с тобой все в порядке? Имей в виду, я в свое время немного учился знахарству, к тому же ни за что не упущу возможность вдоволь поизмываться над твоими телесами.

– Спасибо, дружище, – улыбнулся я. – Но я в порядке. А рожа у меня всегда со сна припухшая, как с похмелья. Ничего удивительного, что после смерти она тоже выглядит не лучшим образом.

– Нет, не припухшая, – серьезно возразил мой друг. – Но что-то с ней явно не так, только я не могу понять, что именно.

– Зато тебе следует умирать почаще, особенно перед свиданиями с красивыми девушками, – усмехнулся я, разглядывая его озабоченную, но излучающую полное физическое благополучие физиономию. – Ты даже помолодел вроде. Или это освещение здесь такое удачное?

– Вот! – торжествующе и в то же время почти испуганно выпалил он. – Я понял, что именно с тобой не так. Ты выглядишь старше, чем обычно, только и всего.

– Ничего хорошего, конечно, – равнодушно заметил я. – Но если учесть, что я не собираюсь на тебе жениться, все в порядке.

– Ох, Макс, в порядке ли? – недоверчиво протянул Мелифаро.

Куда только подевалось его обычное счастливое настроение, ради которого я с таким удовольствием терпел этого, в сущности, невыносимого парня? Но тогда я не обратил на его замешательство никакого внимания. Все происходящее было настолько необычно, что насупленные брови моего спутника казались мне слишком незначительным происшествием.

– Ладно, – вздохнул я. – Фон Явленский тебе не по вкусу, по лицу вижу. Но от культурологического диспута, переходящего в дружеский мордобой, пожалуй, воздержимся. Идем, не век же тут топтаться.

– Вот эта картинка вроде ничего – забавная, – нерешительно заметил Мелифаро, указывая на знаменитый автопортрет Отто Дикса с грудастой музой. – Только женщина какая-то… Слишком уж страшненькая. Хотя сиськи у нее очень даже ничего, – откровенно добавил он. – Это ее для смеху так нарисовали?

– Считай, что для смеху, горе мое, – вздохнул я. – Пошли уж!

По правде сказать, меня одолевали прескверные предчувствия, но я старался казаться бодрым и жизнерадостным. Интересно, насколько достоверно у меня это получалось?

Только распахнув дверь, которая, по идее, должна была вести в следующий зал, я начал постепенно понимать законы этого причудливого пространства. Кажется, оно действительно представляло собой своего рода лоскутное одеяло, сшитое из кусочков разных Миров, и кусочки эти были слишком малы, чтобы позволить путешественнику подолгу оставаться в одном мире.

С моим персональным опытом путешествий между Мирами было нетрудно догадаться, что для перемещения из одного «тупика» Лабиринта в другой следовало открыть дверь – знакомая технология.

Там, за дверью, нас ждал полумрак влажной ночи, разбавленный добрым десятком маленьких тусклых лун, бледных, как непропеченные оладьи. Земля была укрыта неким подобием снега – белая масса под нашими ногами казалась хрусткой и податливой, но температура воздуха явно превышала нулевую отметку. Да и сам «снег» был теплым – я узнал это, когда любопытство заставило меня присесть на корточки и погрузить в него пальцы.

– Опять ты все вокруг щупаешь! – буркнул Мелифаро. – А если бы оно обожгло тебе руки? Или это тоже кусочек того Мира, где ты родился?

– Вряд ли, – вздохнул я. – В моем Мире всего одна луна, да и снег у нас холодный, а тут… Какая-то манная каша.

– Что за каша такая? – без особого любопытства поинтересовался Мелифаро.

– Лучше тебе этого не знать, – усмехнулся я. Посмотрел на его сердитую рожу и великодушно расстался с очередной маленькой тайной: – Просто еда. Это довольно сытно, но не слишком вкусно. Идеальное орудие ежедневной пытки для детей.

– А-а… – разочарованно протянул он. – Ну что, пойдем понемногу? Только я тебя умоляю, веди себя осторожней, ладно? Все-таки я не Джуффин и даже не Лонки-Ломки с его всемогущими ручками – если случится какая-нибудь пакость, вся надежда на тебя.

Я не стал говорить ему, что надежда – глупое чувство. Особенно та, которая вся на меня.

Признаться, я полагал, что уж теперь-то научен горьким опытом и готов к любым неожиданностям. К чему я не был готов, так это к полному отсутствию событий.

Мы с Мелифаро брели по пустынной местности, оставляя глубокие следы на мягкой поверхности теплого снега. Впереди, до самого горизонта, не было ничего, кроме пространства, заполненного все той же «манной кашей».

Понемногу мы привыкли к мысли, что никто не собирается нападать на нас из-за угла (благо никаких углов здесь не было), и расслабились. Первые полчаса вспоминали свежие анекдоты и веселились от души. Еще час старательно делали вид, будто продолжаем веселиться. Потом – натужно пытались делать вид. Потом махнули на все рукой и честно признались друг другу, что смертельно устали мерить шагами эту бессмысленную бесконечность. Больше всего на свете мы оба хотели прилечь или хотя бы с комфортом посидеть, вытянув ноги, расслабив спины. Перекусить, в конце концов.

– Попробуем разгрести это белое дерьмо? – нерешительно предложил Мелифаро. – Не садиться же прямо в него.

За четверть часа нам удалось расчистить довольно большой участок – вполне достаточно, чтобы растянуться во весь рост. Земля под «манной кашей» оказалась скользкой и прохладной, как глина.

– Хорошо дружить с великими колдунами вроде тебя, чудовище! – бодро заявил Мелифаро. – Сейчас ты сунешь свою загребущую лапу в Щель между Мирами и извлечешь оттуда гору теплых одеял и вкусной еды. И, возможно, после этого жизнь перестанет казаться мне неудавшейся шуткой необразованного идиота.

– Сначала обратись к своему сердцу и спроси его, достоин ли ты получать блага из рук человека, которого то и дело обзываешь чудовищем? – добродушно проворчал я.

– Оно говорит, что достоин, – сообщил Мелифаро после секундной паузы.

– Экое бессовестное у тебя сердце, – усмехнулся я. Спрятал руку под полой Мантии Смерти и приступил к обычной процедуре проникновения в Щель между Мирами, которая уже давно стала для меня самым надежным источником всяческих жизненных благ.

Грешные Магистры! У меня ничего не получилось. Ни-че-го-шень-ки. Можно было подумать, что всемогущий сэр Маба Калох никогда не обучал меня этому в высшей степени полезному фокусу. А значит, тысячи сигарет, сотни чашек с кофе, десятки теплых одеял и несколько тонн провизии, извлеченные мною из небытия за последние годы, были чистой воды наваждением.

Холодок паники медленно поднимался по позвоночнику. Я спрятал руку понадежнее, пытаясь уговорить себя, что ничего страшного не случилось, просто я обнаглел, обленился и стал проделывать эту процедуру слишком уж небрежно, так что теперь надо собраться, сосредоточиться, и все пойдет как по маслу. Разумеется, в глубине души я уже знал, что ничего не выйдет, но предпринял не меньше дюжины героических попыток, прежде чем окончательно сдался на милость этого прискорбного знания.

Мелифаро с тревогой наблюдал за моими мучениями.

– Ничего не получается? – наконец деловито осведомился он. – Плохи наши дела. Вообще-то, следовало предвидеть, что именно так все и будет. А мы, болваны, отправились в Лабиринт Мёнина, как на загородную прогулку, даже водой не запаслись. И Джуффин хорош. Уж он-то мог бы догадаться!

– Ну, не знаю, – я сердито пожал плечами. – Вообще-то, нелегко предусмотреть такую пакость. До сих пор мне было по фигу, где ворожить, – хоть в Доме у Моста, хоть в заколоченной уборной на окраине иного Мира.

– Боюсь, в этом проклятом местечке имеет значение только одно: капризы Его Величества Мёнина, – зло сказал Мелифаро. – Теперь я понимаю, что наш легендарный Король был склонен к пакостным шуткам. Интересно, а хвосты кошкам он тоже любил отрывать?

– Какая разница? – вздохнул я. – Чего-чего, а хвостов у нас с тобой, хвала Магистрам, нет. Хуже другое: еды, одеял и прочих благ цивилизации у нас тоже нет. Только эта грешная белая каша, будь она неладна. Вряд ли она съедобная. Зато ее много – до самого горизонта. Что делать будем?

– Терпеть, – с нехарактерным для него спокойствием прирожденного философа ответствовал мой замечательный друг. – И надеяться, что этот неуютный лоскут Вселенной скоро уступит место иному, где будет можно хоть черствую булку украсть, в случае чего. Поэтому рассиживаться, пожалуй, не стоит. Надо идти дальше.

– Как скажешь, – вздохнул я. – Все равно какой, к черту, отдых без хорошего одеяла?

– И без жареной индюшачьей ножки, – мечтательно добавил Мелифаро. – Подумать только, я не стал ее есть, потому что этот неугомонный тип, наш шеф, требовал, чтобы я сломя голову мчался в Дом у Моста. Ну я и подорвался как укушенный – будто первый год его знаю.

– Голову-то хоть не сломил? – сочувственно спросил я.

– Не дождешься!

Мы пошли дальше. Теперь путешествие протекало в полном молчании. Особых поводов для оптимизма у нас пока не было, а натужно скалиться и делать вид, что все в полном порядке, не хотелось.

Еще часа через два мы оба окончательно осознали кошмарную нелепость ситуации: белая пустыня не собиралась баловать наши взоры переменчивостью ландшафта, а ничего, напоминающего дверь в иной мир, в окрестностях не обнаруживалось.

Мы здорово смахивали на идиотов, отправившихся штурмовать Северный Полюс без снаряжения и провизии. Хорошо хоть, холодно здесь не было, скорее уж наоборот – жарковато. В конце концов я даже изрядно вспотел.

– Что-то жарко становится, – Мелифаро замедлил шаг и внимательно посмотрел на меня. – Ты заметил, Макс?

– Да, – вздохнул я. – И хуже всего, что теперь хочется не есть, а пить. Голод можно терпеть сколько угодно, у меня в этой области богатейший опыт, но вот жажда…

– Хуже другое, – перебил он. – Близится рассвет.

– Правда? – только сейчас я увидел, что полоса неба над самым горизонтом стала немного светлее. – И что? Какая разница?

– Хорошо все-таки быть полным кретином, – завистливо сказал Мелифаро. – Ты еще не понял? Становится жарко потому, что близится рассвет. А теперь представь себе, какой ад здесь будет, когда наступит утро.

– Думаешь? – недоверчиво переспросил я.

– Уверен, – печально подтвердил Мелифаро. – Не забывай, все-таки я сын знаменитого путешественника, и отец не поленился заблаговременно набить мою голову всякими полезными знаниями о законах природы.

– Ну, это ничего не значит. Между Мирами-то сэр Манга не путешествовал, – неуверенно возразил я.

– Не будем спорить, – пожал плечами Мелифаро. – Мне бы очень хотелось, чтобы твой дурацкий оптимизм оказался высшей мудростью, а я – последним идиотом. Но… Ладно, чего гадать. Увидим.

Убедиться в его правоте нам пришлось еще до рассвета. Когда полоса над горизонтом окончательно побелела, мы обливались по́том и волокли за собой лоохи только потому, что вовремя поняли: нет никаких гарантий, что следующий мир, куда мы попадем, не окажется царством вечного холода.

Первые лучи голубовато-белого солнца обожгли наши лица, как пчелиные укусы.

– Грешные Магистры! – с отчаянием простонал Мелифаро. – Ну и влипли мы с тобой, дружище.

– Это правда, – ответил я и удивился собственному равнодушию. Мне почему-то не было страшно, не было даже жаль себя. Наверное, я просто не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Даже человек, увлекшийся компьютерной игрой, на моем месте сейчас нервно ерзал бы на стуле, а я оставался спокойным, как труп на пороге крематория.

– Мы изжаримся заживо, Макс! – Мелифаро схватил меня за плечи и встряхнул. Моя голова дернулась, словно принадлежала не мне, а тряпичной кукле.

– Ну изжаримся, наверное, – вяло подтвердил я. – И что?

Ответом на этот сакраментальный вопрос оказалась хорошая плюха. Сбылась многолетняя мечта сэра Мелифаро дать мне по морде – достойный предлог наконец-то нашелся.

Я не рассердился и не обиделся. Сразу понял: парень решил, будто я нахожусь в глубоком шоке, и решил привести меня в чувство. Теперь он смотрел на меня с надеждой. Уверен, если бы я закатил истерику, мой друг был бы счастлив. Но я не мог доставить ему такое удовольствие, по крайней мере пока.

– Не надо драться, дружище, – мягко сказал я, почти ужасаясь собственному противоестественному спокойствию. – Это ничего не изменит. А если ты считаешь своим долгом привести меня в порядок, имей в виду, я и так в порядке.

Вообще-то, если кто-то из нас двоих и нуждался в спасительной оплеухе, так это сам Мелифаро. Он был бледен как смерть, несмотря на жару. Даже багровые пятна первых солнечных ожогов не могли скрыть алебастровую белизну его напряженных скул.

– Сядь, – тихо, но жестко потребовал я.

Удивительное дело, парень послушно последовал моему указанию и опустился прямо в горячую белую гущу, покрывавшую эту неуютную землю. Я присел рядом, удивляясь неспешности собственных движений. Да полноте, я ли это?!

Хороший вопрос.

Похоже, ни одна из многочисленных ипостасей более-менее знакомого мне Макса не принимала участия в происходящем. Я, можно сказать, действовал и говорил на автопилоте, причем даже автопилот был новый, какой-то незнакомой мне системы.

– Не нужно бояться, – все так же спокойно и отстраненно сказал я, осторожно накрывая ладонью руку Мелифаро. – Возможно, мы действительно изжаримся в течение ближайшего получаса. К тому идет. Но здесь, в Лабиринте Мёнина, смерть не имеет такого большого значения, как в обычной жизни. Думаешь, мы остались живы после того, как на нас рухнула та кошмарная жаба?

– Вряд ли, – едва слышно ответил он, судорожно облизывая губы пересохшим языком.

Я и сам страдал от переполнившей рот ядовитой соленой горечи, но отрешенно думал: «И это пройдет», словно без конца перечитывал надпись на знаменитом перстне царя Соломона. Нет, даже не так – словно я сам был этой надписью.

– Вспомни, мы умерли в одном мире, а очнулись в другом. А потом открыли дверь и снова оказались в каком-то ином месте. Смерть здесь – просто еще одна дверь. Переход из одного коридора в другой, только и всего.

– Смотри, второе солнце восходит, – хрипло сказал Мелифаро, указывая на ослепительное зарево над горизонтом. – Если их тут столько же, сколько лун… Впрочем, какая разница? Вряд ли мы доживем хотя бы до третьего. И не надо, слишком уж больно… Слушай, Макс, если все обстоит так, как ты говоришь, – зачем мучиться? Просто убей меня. Ну, я имею в виду, плюнь в меня своим знаменитым ядом. И себя как-нибудь убей – все лучше, чем жариться заживо. Будем надеяться, что мы оживем в более приятном месте.

Я покачал головой:

– Этого нельзя делать, дружище.

– Почему? – теперь в его до неузнаваемости изменившемся голосе отчетливо звучали истерические нотки. – Почему мы должны терпеть этот ужас, если единственное, что нам нужно сделать – умереть, причем как можно скорее?!

– Сам подумай: я-то настоящий. И ты тоже. А Лабиринт, как бы кошмарны ни были его проявления, соткан из паутины иллюзий. Поэтому все, что здесь происходит, – не в счет. Смерть не взаправду – ты в детстве никогда не играл в войну? Нет? Ну ладно, все равно ты понимаешь, о чем я говорю, правда?

Он неуверенно кивнул, и я продолжил:

– Но если я убью тебя или ты меня, смерть будет настоящей.

– А, мне уже все равно, – едва слышно прошептал Мелифаро. По его обожженным щекам катились слезы. – Настоящая, не настоящая, лишь бы все кончилось! Этот жар, Макс… Я всегда больше всего на свете боялся ожогов, а теперь все мое тело – один сплошной ожог. И воздух такой горячий, им уже почти невозможно дышать.

– Это как раз обнадеживает, – спокойно сказал я. – Будем молить небо, чтобы воздух этого проклятого места как можно скорее оказался непригоден для дыхания. Такая разновидность смерти куда менее мучительна.

Мелифаро уже ничего не говорил, только стонал, тихо и обреченно, как умирающий ребенок. Я сам не понимал, как мне-то удается нормально функционировать, почти не обращая внимания на жгучую боль – я ощущал ее и в то же время стоял как бы немного в стороне от собственного страдающего тела, наблюдал за его мучениями с хладнокровным сочувствием дальнего родственника. Мучения Мелифаро тревожили меня куда больше.

Я как следует встряхнул своего друга. Смесь стона и рева, сорвавшаяся с его обожженных губ, не произвела на меня решительно никакого впечатления.

– Ты же Страж, парень! – проорал я в его ухо, уже изуродованное волдырями ожогов. – Тебе самой природой даровано находиться между тем и этим. Отойди в сторону! Это не твоя боль! Это вообще не боль – ее нет. Есть только дурацкая игра старого козла Мёнина. Все понарошку, понимаешь?

– Все, Макс, я понял, не ори, – неожиданно ровным и спокойным голосом ответил он. – Уже все в порядке. Спасибо, что напомнил. А теперь перестань меня трясти, а то я вернусь обратно, к тому бедняге Мелифаро, которому все еще больно.

– У тебя получилось! – восхищенно сказал я, отползая немного назад. – У тебя все получилось, дружище. Ты отошел в сторону от своей боли.

– Да, получилось, – все так же отрешенно согласился он. – И не надо так радоваться. Не повторяй мою ошибку, не поддавайся эмоциям: они уведут тебя обратно, к реальности. А к ней лучше не возвращаться, по крайней мере пока.

Я хотел сказать Мелифаро, что он молодец и теперь все будет в порядке, но вдруг понял, что больше не могу говорить, только хрипеть что-то невнятное. Мои губы обуглились, язык распух, а обезвоженная гортань утратила способность издавать звуки. К счастью, это больше не имело значения: страдать вместе с моим медленно сгорающим телом было некому.

Мы еще долго сидели, а после и лежали рядом, в мелком океане пузырящейся белой жижи. И наши ослепшие от жара глаза видели восход третьего солнца, больше похожего на гигантскую рождественскую звезду, смертоносные лучи которой переливались всеми оттенками синего цвета.

К тому времени мы уже были мертвы, но все же каким-то образом созерцали этот ужасающий, великолепный рассвет. Порой я понимаю, что он все еще продолжается. Не где-то в далеком пылающем мире, а в темноте под моими закрытыми веками ультрамариновая звезда медленно, как упрямая черепаха, ползет и ползет к зениту, пока я ворочаюсь с боку на бок, стараясь заснуть.

– …Макс, ты уже оклемался? – Мелифаро, веселый и жизнерадостный, даже удивительным образом помолодевший, тряс меня за плечи. Следов от ожогов на его счастливой роже не было и в помине. Я еще не успел определить, как себя чувствую, а он уже сунул мне под нос кувшин с каким-то прохладным кисловатым напитком.

Сделав несколько глотков, я понял, что жизнь продолжается, а отпив еще немного, окончательно решил, что это мне скорее нравится, чем нет.

– Выглядишь ты премерзко, чудовище, – сочувственно сообщил Мелифаро. – Но улыбаешься душевно, а это самое главное.

– Так-таки премерзко, – недоверчиво откликнулся я. И тут же испуганно спросил: – А что, моя физиономия хранит следы адского пламени? Ты-то все еще вполне красавчик.

– Как всегда! – гордо ответствовал он. И успокаивающе добавил: – Не переживай, Макс, никаких следов пламени и прочей дряни. Просто вид у тебя весьма потасканный, словно ты полгода из Квартала Свиданий не вылезал, а так все в порядке.

– Ну, это еще куда ни шло, – успокоился я. – Потасканность – явление преходящее, в отличие от боевых шрамов.

– Ну, это у кого как, – фыркнул мой друг.

– А кстати, куда мы на сей раз попали? – спросил я. – Ты уже разобрался?

– Ну как тебе сказать, – он пожал плечами. – Помещение какое-то. Вроде кухня. А может, и не кухня. Но здесь есть еда и питье, это точно. Как тебе, кстати, это пойло? По-моему, грандиозно!

– Особенно по сравнению с полным отсутствием какой бы то ни было жидкости, – снисходительно согласился я. – А одежды здесь, часом, нет? Потому что нас сейчас даже Коба в свою команду портовых нищих не принял бы, чтобы не позорили его братство в глазах приличных людей.

С одеждой у нас действительно было худо. Наши тела вышли из недавней передряги без малейшего ущерба, но вот лоохи были заляпаны проклятой белой кашей. В подсохшем состоянии она напоминала низкокачественный каучук и превращала одежду в неопрятные лохмотья, непригодные даже для мытья пола.

– Одежды здесь нет, – вздохнул Мелифаро. – Это было первое, о чем я подумал, когда увидел, во что мы превратились. Зато на окнах есть занавески. Из них можно соорудить что-то вроде лоохи, я уже нашел неплохой нож и прикинул, где надо сделать прорези.

Я критически оглядел занавески. В их пользу говорил тот факт, что ткань была плотная и в то же время мягкая. Я сразу понял, что, завернувшись в такую материю, можно чувствовать себя вполне комфортно. Существенным минусом являлась расцветка, которая, надо понимать, сразу пленила сэра Мелифаро: белая ткань была испещрена яркими красными, желтыми и оранжевыми цветами, на мой вкус, чересчур жизнеутверждающими. Но выбора не было, и я обреченно кивнул:

– Действуй, дружище. Уверен, что мы оба будем похожи на идиотов, но лучше быть одетыми идиотами, чем голыми… Не завидую я хозяевам этого дома, однако. Я бы взбесился, если бы обнаружил на своей кухне двух подозрительных типов, превращающих мои занавески в парадные костюмы.

– Тьфу ты, Макс! Не накличь беду, – в сердцах сказал Мелифаро. – Только объяснений с хозяевами этой кухни нам не хватало. А вдруг они шестирукие клыкастые великаны?

– Великаны – вряд ли, судя по размерам кувшина, – рассудительно возразил я, оглядываясь по сторонам.

Помещение было заставлено странными предметами, по большей части совершенно, на мой взгляд, нефункциональными. Человек вроде меня, немного знакомый с авангардными течениями в дизайне интерьеров, вполне мог допустить, что это и есть мебель. Но даже мне пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы счесть неправильной формы тетраэдры с усеченными вершинами стульями, а большой вогнутый овал в дальнем углу помещения – столом. Кстати, посуда на этом сооружении стояла вопреки всем известным мне физическим законам – ровно, как на прямой поверхности.

– Да, не великаны, – согласился Мелифаро. – Но шестирукие и клыкастые – вполне возможно.

– Ты просто мысли мои читаешь, – признал я.

– Ну их к Темным Магистрам, – Мелифаро решительно отмахнулся от потенциальной проблемы. – Будем надеяться, что никто не придет. А придут – что ж, все-таки мы с тобой не беспомощные воришки, как-нибудь да отобьемся! Кстати, о воровстве, ты жрать-то хочешь, чудовище? Пока ты валялся без сознания, я нашел здесь продукты питания. С виду странные, но вполне съедобные. Во всяком случае я пока жив.

– И где они, твои хваленые продукты питания? – с энтузиазмом спросил я.

– В мисках, установленных на неровной поверхности, каковая, очевидно, является столом, – объяснил он. – Я ел то, что находится в желтой, и еще попробовал какую-то траву из голубой. Полагаю, хозяева этого дома считают ее салатом. Но как раз трава мне не очень понравилась.

– Ясно, – кивнул я. – Сейчас выявим мои предпочтения.

Содержимое желтой миски с виду напоминало рахат-лукум, по вкусу же походило на тушеное мясо. Гастрономические особенности раскритикованного салата тоже не вызывали особых нареканий – во всяком случае мой недавно вернувшийся к жизни организм остался им доволен.

– Какая прелесть! – умилился Мелифаро, вручая мне изуродованную занавеску, которой, увы, так и не удалось превратиться в нормальное человеческое лоохи. Разве что в довольно злую пародию на эту разновидность одежды.

– Старый добрый сэр Макс, сытый и довольный, как самый толстый кот с богатой фермы, – тараторил он. – Впрочем, прежде чем бежать на свидание, тебе все же придется как следует отоспаться. Вид у тебя что-то…

– Дался тебе мой вид, – возмутился я. – А как еще должен выглядеть нормальный живой человек после таких приключений?

– Тоже верно, – сочувственно вздохнул он.

Впрочем, сам Мелифаро выглядел просто великолепно. Таким красавчиком он на моей памяти не был даже после продолжительного отпуска.

Мы нарядились в цветастые «тоги», а потом ржали, как ненормальные, невежливо тыча друг в друга перстами. Вид у нас теперь был такой нелепый – дальше некуда. К тому же нам позарез требовалась разрядка, и мы ее себе устроили, по полной программе.

К счастью, хозяева сюрреалистической кухни так и не появились – то ли их просто случайно не было дома, то ли создатель Лабиринта, Король Мёнин, предпочитал играть со своими гостями, как сытый кот с мышью, и нам полагалась законная передышка после каждой передряги.

Так или иначе, но, оторжавшись вволю, мы с Мелифаро устроили небольшой военный совет, в ходе которого было принято не слишком оригинальное решение: запастись провизией и упрямо переть дальше, не разбирая дороги. С другой стороны – а что нам еще оставалось?

– Грешные Магистры, лишь бы жарко больше не было! – прочувствованно сказал Мелифаро, когда я взялся за дверную ручку.

Жарко там не было. И вообще, неприятностями вроде бы не пахло.

Мы оказались в просторном светлом вестибюле, одна из стен которого была стеклянной, а другая – зеркальной. Из огромного окна открывался замечательный вид на улицу. Вполне обычная, симпатичная улица: густые деревья, щедро забрызганные солнечным светом, тротуар, выложенный аккуратной розовой плиткой. Толстая важная птица, похожая на удачный гибрид голубя и вороны, неторопливо шествовала по каким-то своим птичьим делам. А в зеркале настороженно хмурились мы с Мелифаро, завернутые в нелепые цветастые занавески. Хороши герои, нечего сказать.

Я внимательно разглядывал наши отражения: что-то с ними было не так. Незнакомый пейзаж за окном взволновал меня куда меньше. И тут до меня наконец-то начало доходить.

– Ты тоже заметил? – несчастным голосом сказал Мелифаро.

Он уже давно пялился в зеркало. Я поначалу даже грешным делом подумал, что парень в восторге от нового наряда и собрался было должным образом откомментировать сей прискорбный факт.

– До сих пор мы с тобой всегда выглядели ровесниками, правда? – требовательно спросил он. – Меня даже иногда принимали за старшего. А теперь…

– А теперь я вполне могу сойти за твоего папашу, – мрачно кивнул я. – За моложавого и бодрого, но вполне папашу. Я здорово постарел, да?

– Да, – эхом откликнулся он. – Но не только это. Ты стал старше, а я… Я сейчас выгляжу, как в те дни, когда только-только поступил в Королевскую Высокую Школу. И не могу сказать, что меня это радует. Пока-то ничего страшного, но если так будет продолжаться и дальше… Слушай, Макс, по-моему, дело дрянь.

Я угрюмо пожал плечами – что тут возразишь. Мелифаро тем временем толкнул меня в бок:

– Макс, посмотри-ка туда. Со своими рожами потом разберемся. Там та-а-акое!

Я послушно обернулся в указанном направлении и подавился собственным удивлением. Дверь, соединявшая вестибюль, в котором мы крутились перед зеркалом, с соседним помещением, приоткрылась от сквозняка, и теперь перед нашими взорами предстало нечто, весьма похожее на парикмахерский салон: зеркальные стены, многочисленные полки с гребнями, щипцами, бигуди и стеклянными флаконами. Вот только вместо кресел там стояли топчаны, а фены для сушки волос больше напоминали душевые кабинки.

На одном из топчанов лежала женщина, руки, плечи и грудь которой густо поросли темной, волнистой, как у овцы, шерстью. Животик, впрочем, был очень даже ничего, плоский и соблазнительно гладкий, а все, что находилось ниже, скрывала длинная цветастая юбка, из-под которой виднелись только острые носки туфель. Возле топчана хлопотал цирюльник, обнаженный до пояса мохнатый мужчина – просто снежный человек какой-то! На нем тоже была юбка, белая, с крупными голубыми горошинами, но она едва доходила до колен, открывая нашим взорам крепкие ноги в гетрах естественного происхождения и изящных кожаных сандалиях на толстой подошве. Дядя сосредоточенно накручивал на бигуди длинную шерсть, растущую на плечах клиентки. Ее руки уже были покрыты мелкими папильотками, а локоны на груди щедро смочены каким-то красящим составом.

– Пошли отсюда, а? – едва слышным шепотом попросил Мелифаро.

Я молча кивнул, и мы устремились к двери, ведущей на улицу. Сейчас у меня было только одно желание: чтобы в том месте, куда мы сейчас попадем, не было никаких обитателей. Все остальное – на усмотрение безумного сценариста, будь он неладен.

Разумеется, это оказалась вовсе не та улица, вид на которую открывался нам из окна. И вообще не улица – пустынное пространство, немного похожее на свалку, которой уже несколько столетий никто не пользуется. Добро пожаловать в новый «тупик» Лабиринта Мёнина, дорогие господа туристы.

– Грешные Магистры! – в сердцах сказал Мелифаро. – И как тебе понравились эти красавчики?

– По большому-то счету, ничего особенного, – я пожал плечами. – Мало ли у кого где волосы растут. Когда попадаешь в другой мир, следует сказать спасибо, если его обитатели хоть немного человекообразны – все не так жутко.

– И как они живут, бедняги? – хмыкнул Мелифаро. – Нечего сказать, красавчики. А дамочка – просто умора! Мало того что шерсть на груди растет, так ей еще понадобилось, чтобы по всему телу кудряшки были!

– Ну, наверное, у них такая мода, – равнодушно предположил я. – Сам подумай: если бы к нам в Ехо пожаловали чужаки из Мира, где живут только лысые люди, – какими уродами мы бы им показались! И все эти наши жалкие попытки причесаться, подстричься поприличнее…

– Да уж, – хмыкнул он. Немного помолчал и спросил: – Макс, как ты думаешь, куда мы с тобой на этот раз попали? Похоже, заброшенное место. И не очень приветливое.

– Приветливых мест здесь, по-моему, просто не бывает, – сердито фыркнул я. – Насколько я могу судить, Его Величество Мёнин специализируется исключительно на издевательствах над живыми людьми. Представляю, как были счастливы его подданные, когда он исчез.

– Ты бы все-таки не ругал его вслух, – серьезно посоветовал Мелифаро. – А то короли – обидчивый народ, знаешь ли. Особенно древние.

– Это его проблемы, – буркнул я. – Я – тоже обидчивый народ.

В глубине души я понимал, что Мелифаро прав, но ничего не мог с собой поделать: я злился. Поскольку у меня не было решительно никакой возможности немедленно свести счеты ни с настоящим виновником наших бед Мёнином, ни с Его Величеством Гуригом, которого ни с того ни с сего понесло на поиски приключений, мой гнев постепенно трансформировался в черную меланхолию, тягостную, как затяжная простуда.

– Макс, – нерешительно сказал Мелифаро, – а как ты думаешь, мы… ну, то есть наш возраст… – он будто подавился этим словом и угрюмо умолк, уставившись куда-то вдаль.

– Что – наш возраст? – резко спросил я. – Ты имеешь в виду, есть ли от этого лекарство? Стану ли я моложе, а ты – старше, когда мы выберемся отсюда? Не знаю. Сомневаюсь, откровенно говоря.

– Вот и я сомневаюсь, – уныло согласился мой спутник и с неожиданной злостью пнул ногой некий археологический экспонат, очертания которого давным-давно утратили определенность, обычно свойственную предметам любой, пусть даже совершенно чужой материальной культуры. – И вообще, – неохотно добавил он, – ты еще веришь, что мы сможем вернуться? Я что-то не очень. Лабиринт – он и есть лабиринт. А мы – два идиота. Короля еще искать собирались…

– До сих пор я всегда как-то выкручивался, – вздохнул я. – В последнее мгновение великодушная судьба непременно вытаскивала меня из любой передряги, словно моя жизнь – и не жизнь вовсе, а просто увлекательная сказка с обязательным счастливым финалом в конце каждой главы. Ладно, поживем – увидим. Что еще я могу тебе сказать, дружище? И вообще, уж ты-то точно зря паникуешь. Повзрослеть – дело наживное, это у всех получается, причем без особых усилий. И у тебя со временем снова получится. А вот я, кажется, серьезно влип. Мало радости – вот так сразу, с бухты-барахты, стать стариком.

– Понимаешь, – тихо сказал Мелифаро, – у меня такое ощущение, что не только наши лица меняются, вот что паршиво. Не знаю, что с тобой происходит, тебе виднее. Но я чувствую, что становлюсь – как бы это сказать? – глупее, что ли. Я только что понял, что забыл многое, чему успел научиться за годы службы в Тайном Сыске. Совсем забыл, как отрезало. Осталось только смутное воспоминание, что раньше я знал кучу полезных вещей. И еще меня покидает уверенность в себе. И еще… Знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего на свете?

Я вопросительно поднял брови, и он смущенно буркнул:

– Мне хочется напиться и расколотить все окна в каком-нибудь переулке. И уснуть счастливым. Вот так, Макс. Пока я еще могу держать себя в руках, хотя это очень трудно и неприятно.

– Напиться и расколотить пару окон и я не прочь, – подмигнул ему я. – Проблема в том, что я понимаю: это непрактично. Стариковская мудрость, да?

– Будем надеяться, что не старческий маразм, – неожиданно хихикнул Мелифаро и тут же виновато на меня покосился: – Только не обижайся, Макс. Что-то меня заносит.

– Обижаться буду, когда маразм начнется, – спокойно сказал я. – Обижаться – занятие еще более непрактичное, чем битье окон.

– Мне почему-то не по себе, когда ты произносишь это слово: «непрактично», – вздохнул Мелифаро. – Нервы шалят.

– Еще бы они не шалили. В последнее время мы с тобой слишком часто умираем – какие уж тут, к Темным Магистрам, нервы!

– Вот оно! – изумленно сказал Мелифаро. Даже по лбу себя, кажется, стукнул от избытка эмоций. – Вот в чем дело.

– И в чем же дело? – снисходительно осведомился я. – Одари сокровищами своей лучезарной мудрости усталого старика.

Я хотел его насмешить, но парень аж взвился:

– Думаешь, мне в голову уже не может прийти ничего путного? Ну и ладно! И думай себе что хочешь. Не буду ничего говорить!

– Глупости какие, – устало вздохнул я. – Если ты сделал какое-нибудь великое открытие, будь добр, изложи его по-человечески. Не становись в позу непризнанного гения, ладно? И так проблем хватает.

– Извини, – смущенно сказал он. – Сам не знаю, что на меня нашло. Говорю же тебе, я глупею на глазах. Просто у тебя был такой снисходительный, царственный вид – точь-в-точь мой профессор математики, даже физиономия похожа. А теперь слушай: я почти уверен, что ты становишься старше не постепенно, а рывками. Всякий раз после того, как мы умираем, а потом оживаем. Помнишь, когда мы приходили в себя – сначала в музее, а потом в этом странном месте, которое, к счастью, оказалось кухней, – я все время нудил, что ты отвратительно выглядишь. А ты в ответ отвешивал мне саркастические комплименты. Вернее, я думал, что это комплименты, а на самом деле ты говорил чистую правду – в каком-то смысле. Только я выглядел не лучше, а моложе, вот и все.

– Наверное, ты прав, – согласился я. – По этой жуткой манной каше мы часов двадцать брели, и моложе ты там не стал, это точно. Да и сейчас вроде как не меняешься.

– И ты ни капельки не меняешься, это точно, – заверил меня он. И с комичным энтузиазмом юного скаута добавил: – Я, между прочим, очень наблюдательный!

– Кто же спорит? – усмехнулся я. – Ох, как бы там ни было, но отсюда надо выбираться. Унылое местечко. Убивать нас, хвала Магистрам, вроде бы никто не собирается, но обстановка не радует глаз.

– Вообще-то от добра добра не ищут, – буркнул Мелифаро. – Еще попадем снова на какую-нибудь сковородку… Бр-р-р!

– Готов спорить, что Лабиринт разнообразен, – вздохнул я. – И мы будем наслаждаться его разнообразием до последней капли крови. От добра добра не ищут, согласен, но здесь, по-моему, нет никого намека на это самое «добро».

– Ну-у-у… – нерешительно протянул он, потом отчаянно махнул рукой: – Ладно. Только на этом пустыре нет ничего похожего на дверь. Что будем делать? Ритуальные самоубийства, насколько я понимаю, не наш стиль?

– Еще чего не хватало. Ладно, слушай, есть у меня одна идея. Дурацкая, правда.

– А у тебя других и не бывает! – оживился Мелифаро.

Я скорчил зверскую рожу, выдержал эффектную паузу и наконец ехидно спросил:

– Можно продолжать?

– Валяй, – великодушно согласился мой друг. – Дурацкая идея – это гораздо лучше, чем совсем никакой.

– То-то же, – снисходительно сказал я. – Так вот, поскольку дверей здесь нет и не предвидится, мы должны сделать их сами.

– Как это? – опешил Мелифаро.

– Как, как. Ручками, – я демонстративно сунул ему под нос собственные верхние конечности. Они, мягко говоря, не слишком походили на мозолистые руки опытного мастерового, но это меня не смущало. – Лапками передними, неумелыми. Тяп, тяп – что-нибудь да натяпаем. Ну, с маникюром у нас, конечно, потом долго будут проблемы, но не станем мелочиться. Однова живем!

– Ты с какой радости так развеселился? – опешил Мелифаро.

– Ни с какой, – честно ответил я. – Просто понял, что если немедленно не развеселюсь как следует, сойду с ума. И, чего доброго, повешусь на первом попавшемся суку. А это, сам понимаешь, ни в какие ворота. Вот я и стараюсь. И тебе советую. Все уже так хреново, что хуже быть не может. Следовательно, может быть только лучше. Логично?

– Логично, – растерянно подтвердил он. – А из чего мы будем мастерить эту самую дверь? Как ты себе это представляешь?

– Из подручных материалов, – легкомысленно отмахнулся я. – Из хлама, который валяется у нас под ногами. Надо полагать, качественной работы от нас никто не ждет. Достаточно построить некое подобие дверного проема. Стена, по-моему, не требуется. По крайней мере, я здорово на это надеюсь. Но если в итоге выяснится, что я дурак и стена все-таки нужна, – что ж, будем строить стену. Все лучше, чем бродить по этой помойке и ждать, когда какая-нибудь местная пакость нас убьет.

– Резонно, – неохотно согласился Мелифаро.

«Дверь» мы кое-как построили. Вернее, не дверь, а некое подобие кособокой арки. Работа отняла у нас чуть ли не полдюжины часов и жалкие остатки сил, но в финале, жадно поглощая плоды своего давешнего мародерства на чужой кухне, мы чувствовали себя почти счастливыми: физическая усталость – отличный способ забыть о прочих проблемах.

Я ядовито обозвал наше грандиозное сооружение «Золотыми воротами»: более омерзительной постройки в жизни не видел. Но и более комичной, пожалуй, тоже. На моей далекой родине «Золотые ворота» могли бы обеспечить нам с Мелифаро устойчивую репутацию очень крутых скульпторов-авангардистов.

На вершине постройки вконец распоясавшийся под влиянием благотворного воздействия физического труда Мелифаро водрузил здоровенную фиговину из желтого металла – не потому, что она была необходимым элементом конструкции, а «для красоты». Сие произведение рук нечеловеческих было преисполнено совершенно неземного смысла: оно смутно походило на эскиз унитаза кисти какого-нибудь радикального кубиста и ни на что больше.

Младших братьев фиговины (всевозможный желтый металлический лом, каковой, скорее всего, действительно был золотом) мы с энтузиазмом распределили по всей поверхности конструкции, так что наши «врата в бесконечность» при случае свели бы с ума целую гвардию Смоков и Малышей.

Если честно, я не слишком доверяю собственным идеям. Сколь бы хороши они ни были, в глубине души я всегда опасаюсь, что ничего не получится. А уж что касается нашей постройки – ха! Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы окончательно разувериться в успехе мероприятия.

Мы вошли в проем, трогательно держась за руки: больше всего на свете мы с Мелифаро боялись потеряться. Мысль о том, что хитроумный лабиринт может раскидать нас по разным мирам, сводила с ума, поэтому пальцы Мелифаро оставили на моей руке настоящие синяки; подозреваю, что и я держался за его лапу несколько крепче, чем необходимо.

Самое удивительное, что у нас все получилось. Стоило вступить под сень кособокой арки, и пустынная помойка навсегда стала страницей истории наших скитаний. Не самой худшей страницей, кстати. По крайней мере, именно на этом участке Лабиринта мы твердо усвоили нехитрое, но очень полезное в данных обстоятельствах правило: если поблизости нет выхода, следует создать его самостоятельно, из подручных материалов.

Там, куда мы попали, нас ждал уютный домашний полумрак, пахучая благость свежевымытого деревянного пола и пестрый переполох оконных занавесок. В уютном кресле-качалке сидела необычайно колоритная старушенция: ее всклокоченные седые кудри, ястребиный нос и ярко-алая пародия на кимоно произвели на меня глубочайшее впечатление. «Баба-яга какая-то, – ошалело подумал я. – Ну все, приехали. Щас она нас жарить будет».

Но ее светлые глаза лучились спокойствием, тонкие губы раздвинулись в снисходительной улыбке, а худые смуглые руки неспешно сложились в приветственном жесте.

– Некоторые гости бывают подобны ветру: они врываются в дом внезапно и внезапно исчезают, не потрудившись полюбопытствовать, куда их занесло, и не обременяя себя необходимостью запечатлеться в моей памяти. Вы из таких, верно?

Ее голос оказался на удивление звонким и чистым, такие голоса иногда бывают у старых актрис, с возрастом они становятся все лучше, приобретая силу и глубину.

– А иные гости бывают подобны сору, который приносит ветер, – продолжала старуха. – Они остаются надолго, путаются под ногами, но, подобно прирученным пеу, позволяют себя кормить, а иногда и гладить. О, такой гость может долго проваляться в каком-нибудь дальнем углу вашей судьбы, избавиться от него так же тяжко, как навести порядок в прабабкиной кладовой.

Хозяйка дома неожиданно звонко расхохоталась и указала на неумело, но старательно нарисованный портрет хмурого рыжего мужчины, висящий в проеме между окнами.

– Однажды южный ветер даже принес мне мужа, – доверительно сообщила она и тут же озабоченно нахмурилась: – Или то был западный ветер?

– Вам виднее, – вежливо сказал я. – Это ведь ваш муж.

– Был мой, стал чужой. Был чужой, стал ничей, – нараспев протянула она. И строго добавила: – Когда старой Герде говорят «вы», она начинает думать, что кроме нее в доме есть еще одна Герда, и отправляется на поиски. Больше не делай такой ошибки, гость. Я держу старую Герду на привязи. Но если она сорвется с цепи, некому будет приготовить вам ужин. Старая Герда не дура хлебнуть полынной настойки, но разлить ее по стаканам – это все, на что она способна.

Мы с Мелифаро озадаченно переглянулись. Поскольку в помещении не было никого, кроме нашей собеседницы, следовало полагать, что «старая Герда» – это она и есть. «Раздвоение личности, – подумал я. – Доктор Джекил и мистер Хайд местного посола, только и всего. Что ж, ничего страшного. По крайней мере, если эта эксцентричная пожилая леди будет держать себя в руках. Тем более что жениться на ней мы вроде бы не собираемся. И вообще нам, кажется, пора топать дальше».

– Что, переполошились, светлячки заблудшие? И теперь хотите уйти без ужина? – рассмеялась старуха. – Не советую. Готовлю я хорошо, старая Герда пока на цепи, а самый дорогой гость – тот, который зашел ненадолго, скоро уйдет и никогда не вернется. Значит, сегодня вы мои самые дорогие гости. Оставайтесь, мальчики. У меня найдется для вас не только еда, но и сок пыльной полыни, от которого кружится голова и молодеет сердце, и тайная кровь юных роз, после которой почесать спину бывает приятнее, чем провести ночь с красавицей, и даже, – тут она перешла на доверительный шепот, словно нас кто-то мог подслушать, – веселящее тело семя дракона, который снился моему бывшему мужу каждую ночь. Ха! Ради этого я и спала с ним в одной кровати сорок лет кряду: если спишь с кем-то так долго, сны становятся общими, а уж я-то знаю, как следует поступать с драконами, привидевшимися во сне.

Я не стал выяснять пикантные подробности. У меня и так голова кругом шла, даже «сок пыльной полыни» не требовался. Мелифаро вопросительно посмотрел на меня:

– Может, и правда, задержимся ненадолго? Я бы не прочь развеселить свое тело. Что-то оно у меня в последнее время такое печальное!

– Хочешь – значит задержимся. Кто бы сомневался, что ты не упустишь возможность хлебнуть этой самой «тайной крови юных роз», а потом хорошенько почесать спину, – фыркнул я. И галантно поклонился старой ведьме:

– Мы будем счастливы воспользоваться твоим гостеприимством. Спасибо. Каким именем тебя называть?

– Не надо никакого имени, – улыбнулась она. – Говори просто: «Эй, ты!» – я не обижусь. И мне ваших имен лучше не слышать: люди, чьи имена я знаю, приобретают надо мной странную власть.

– Все шиворот-навыворот, – растерянно сказал я. – Там, где я родился, считается, будто знать чье-то имя – значит получить преимущество. А послушать тебя – выходит все наоборот. Впрочем, как скажешь, так и будет.

– Ну, раз ты такой покладистый, помоги мне приготовить ужин, – добродушно рассмеялась наша хозяйка.

Я виновато помотал головой:

– Если для этого требуется идти на кухню, ничего не выйдет. Любая дверь для нас…

– Да знаю я, знаю, – нетерпеливо перебила она. – Стоит вам открыть дверь – только я вас и видела! Сколько уж у меня таких, как вы, перебывало, шестирукий боббур на пальцах не пересчитает. Да только никуда идти не надо. Мы уже на кухне, разве не заметно?

Величественным жестом художника, решившего познакомить гостей со своим новым произведением, она указала куда-то вправо; послушно последовав взглядом за ее рукой, я обнаружил, что в углу помещения стоит самая настоящая плита, кажется даже, не какая-нибудь, а газовая. В других обстоятельствах я бы удивился, но сейчас не придал наличию газовой плиты в доме старой колдуньи никакого значения – подумаешь!

Стыдно признаться, но я не воспрянул духом, узнав, что дежурство по кухне не лежит за гранью возможного. Мне явно недоставало трудового энтузиазма. После наших давешних строительных подвигов хотелось одного: лежать и не двигаться.

– Я помогу, – решительно заявил Мелифаро, с упреком взирая на мою кислую физиономию. – Этого парня на кухню вообще пускать нельзя, но раз уж он здесь, пусть сидит смирно и не шевелится. А не то он тебе живо всю посуду перебьет, леди.

– Ничего, – отмахнулась она, – посуды у меня в доме немало, для дорогого гостя ничего не жалко. А работа всем найдется.

В итоге беднягу Мелифаро припахали чистить какие-то диковинные овощи, похожие на гибрид ежа и картошки. Моя судьба оказалась милосердней: меня усадили резать всякую экзотическую растительность для салата – весьма, я вам доложу, медитативное занятие. Я так втянулся, что искренне огорчился, когда обнаружил, что уже измельчил все необходимое.

Мелифаро тем временем все еще боролся с «картофельными ежами»; впрочем, его победа тоже была не за горами. Через несколько минут он торжествующе взмахнул здоровенным кухонным ножом и с пафосом водрузил свою последнюю жертву на вершину пирамиды, сложенной из круглых серых сердцевинок этого диковинного овоща.

– Молодцы, – в улыбке нашей хозяйки было такое неподдельное восхищение, словно мы только что совершили пару-тройку бессмертных подвигов, как и положено сказочным богатырям. – Редко ко мне заглядывают такие трудолюбивые гости. Я бы и сама справилась, – доверительно призналась она, – но хороший ужин должен быть приготовлен сообща, это единственное правило кулинарной науки, которому я следую слепо, как закону, не полагаясь на вдохновение. А теперь можете отдохнуть, остальное я и сама сделаю. Вот вам пока угощение, чтобы не заскучали без дела.

Она проворно вскарабкалась на деревянный табурет, алое одеяние взметнулось, обнажив худые, но мускулистые, как у бывшей балерины, ноги. Привстав на цыпочки, старая леди извлекла из многообещающей темноты какого-то кухонного тайника серую керамическую бутылку. Легко спрыгнула на пол, порылась на полках древнего буфета, достала оттуда два маленьких стаканчика из розового стекла, немного помедлила, махнула рукой и присовокупила к ним третий.

– Это и есть та самая «кровь молодых роз»? – с нетерпеливым любопытством подростка, впервые в жизни оказавшегося в борделе, спросил Мелифаро.

– Э, нет. Не все сразу, гость! – звонко рассмеялась наша хозяйка. – Это всего лишь полынная настойка. Она слегка опьяняет, не более того. Никто еще не мог упрекнуть меня в том, что я перед ужином предлагаю своим гостям зелье, после которого им станет не до еды.

– Вообще-то, для того чтобы забыть о еде, достаточно просто посмотреть на тебя, – заявил мой галантный друг.

Старуха кокетливо погрозила ему когтистым пальцем, наполнила стаканчики зеленоватой жидкостью, одним глотком разделалась со своей порцией и вернулась к плите.

Я с упреком посмотрел на Мелифаро: уж больно его комплимент походил на неприкрытое издевательство. Но тот, судя по всему, и не думал издеваться. Он рассеянно крутил в руках свой стаканчик и с блаженной улыбкой пялился на нашу хозяйку, все еще восхищенно покачивая головой.

«Ничего себе, – ошалело подумал я. – Кажется, она ему действительно приглянулась. Вот уж не думал, что парень без ума от старушек! Во дела».

«Макс, ты не будешь возражать, если я приударю за нашей хозяйкой? – Мелифаро словно прочитал мои мысли и воспользовался Безмолвной речью, чтобы обсудить сию животрепещущую тему. – Или ты сам собираешься? Не то чтобы я готов уступить, но хотелось бы обойтись без дуэлей».

«Да на здоровье, – растерянно отозвался я. – Только… тебя не смущает, что она тебе в прабабки годится? Или это не имеет значения? Еще один обычай Соединенного Королевства, из тех, что я не успел изучить?»

«Макс, не говори ерунду, – миролюбиво огрызнулся мой друг. – Какая разница, сколько даме лет? Особенно если она так замечательно выглядит. Почти девчонка! Впрочем, я рад, что ты не положил на нее глаз. Вопрос закрыт».

Он наконец пригубил содержимое своей рюмки. На его лице отразилась целая гамма переживаний: опаска, любопытство и, наконец, одобрительное удивление, плавно переходящее в удовольствие. Я же пытался взять себя в руки: после заявления Мелифаро о внешности нашей хозяйки земля ушла из-под моих ног без всяких настоек.

Мы с ним видели ее по-разному, теперь я в этом не сомневался. Не знаю, почему меня это так испугало. Собственно говоря, я с самого начала знал, что в Лабиринте Мёнина нас не ждет ничего, кроме наваждений. Но до сих пор нам с Мелифаро доставались одни и те же наваждения, а тут…

– Лучше выпей, гость. Тебе надо отдохнуть, – я не заметил, когда старуха успела отойти от плиты и приблизиться ко мне. Ее голос звучал ласково, но глаза были яростными и насмешливыми – точь-в-точь, как у моего незабвенного шефа, сэра Джуффина Халли, в критические моменты нашей с ним общей трудовой биографии. – На все вопросы существуют ответы, но кто сказал, будто все ответы должны быть известны тебе? – мягко добавила она и вернулась к своим кастрюлькам.

Странное дело, но я тут же успокоился. Послушно пригубил зеленоватую жидкость. Вообще-то, в мире, где я родился, полынная настойка называется абсентом и славится горьким вкусом и разрушительным воздействием, но я решил: была не была! Умирать – так с музыкой, где наша не пропадала, после нас хоть потоп, и все в таком духе. Целую книжку пословиц и поговорок, энциклопедию разгильдяйской народной мудрости можно было составить из обрывков моих тогдашних сумбурных размышлений.

Напиток, который наша загадочная хозяйка называла «соком пыльной полыни», оказался не горьким, а сладковатым и терпким, как неспелая хурма. Впрочем, крепость тоже имела место и, судя по обжигающему хвосту, влачившемуся за кометой глотка, крепость немалая.

– Здорово, да? – заговорщически подмигнул мне Мелифаро. – Грешные Магистры, если бы пару часов назад кто-то сказал мне, что жизнь прекрасна, я бы убил эту сволочь на месте. А сейчас… Ты только, пожалуйста, не кидай в меня тяжелыми предметами, но я склонен полагать, что она действительно прекрасна.

– Ага, и удивительна, – ухмыльнулся я. – Впрочем, никаких возражений, дружище. Присоединяюсь к твоему дурацкому мнению.

– А вот и ужин, – сообщила наша хозяйка, водружая на стол блюдо с совершенно сюрреалистическим, но аппетитно пахнущим содержимым.

Еда доверчиво взирала на нас доброй дюжиной широко распахнутых карих глаз. После осторожных расспросов я выяснил, что «глаза» – это просто овощи с ее огорода, а совершив некоторое насилие над своим консервативным организмом, обнаружил, что по вкусу они похожи на тушеные баклажаны.

– Мы все славно потрудились, пора и отдохнуть, – объявила старуха. – Будьте как дома, мальчики. Единственное, что от вас сейчас требуется, – это доказать мне, что я еще не разучилась готовить, и старая Герда не слишком часто дергала меня за руку.

И она отправилась за следующей миской. В ней был салат, который я столь самозабвенно резал. Но самым потрясающим блюдом оказались «ежи», с которыми пришлось помучиться Мелифаро: если есть их с закрытыми глазами, можно было подумать, что это мясо лобстера, слегка сбрызнутое лимонным соком. Не знаю, кому как, а по мне, это одна из самых грандиозных вкуснятин всех миров.

Я откровенно наслаждался пиршеством, внимательно отслеживая все тревожные мысли, которые пытались испортить мне настроение. Они подлежали немедленному уничтожению, и я их благополучно придушил – все до единой. «Сок пыльной полыни» немало способствовал этому мероприятию – после пятой, кажется, порции, тревожные мысли капитулировали окончательно.

Мелифаро тем временем вовсю ухлестывал за нашей хозяйкой, а я созерцал это дикое зрелище с флегматичной улыбкой любителя комедийных сериалов.

– Ты была абсолютно права, хозяюшка. От этого зелья действительно кружится голова и молодеет сердце, – торжественно заявил я, в очередной раз отставляя в сторону опустевшую рюмку. – А как насчет крови юных роз и семени дракона? Если хочешь, чтобы я их оценил по достоинству, – сейчас самое время. Еще пара рюмок, и я окончательно утрачу интерес к эксперименту.

– Рада, что тебе понравилось, гость, но послушай моего совета: никогда не называй полынный сок «зельем».

Лучшая баба-яга всех миров строго покачала кудлатой седой головой. Встала, неторопливо прошлась по кухне, плавно покачивая бедрами, отворила маленькую белую дверцу и скрылась в благоуханной темноте кладовой.

Мелифаро решил воспользоваться ее отсутствием и тут же послал мне зов. На его физиономии было написано неподдельное смущение.

«Макс, если уж ты не претендуешь на сердце нашей хозяйки, будь добр, спроси у нее, каким образом мы могли бы справить нужду, не покидая кухню? А то я сейчас опозорюсь, а выходить за дверь пока не хочется. Не раньше, чем я попробую ее хваленое «семя дракона»!»

«Ну да, и «кровь юных роз», – ехидно напомнил я. – Спорю на что угодно, твои представления о том, какими способами следует «веселить тело», не ограничиваются дегустацией всевозможных настоек».

«Признайся уж честно, что завидно, – гордо ответствовал этот новоиспеченный геронтофил. – Так ты спросишь?»

«Спрошу, спрошу, – пообещал я. – Между прочим, это и в моих интересах, коллега».

«Могу себе представить, – развеселился он. – Ты же больше меня выпил. Не ожидал от тебя такой прыти! Думал, ты у нас единственный трезвенник в Соединенном Королевстве. Удивляешь ты меня, сэр Макс!»

«Я тебя еще и не так удивлю», – грозно пообещал я.

Наша гостеприимная хозяйка наконец вернулась к столу, на сей раз с двумя бутылочками – совсем крошечной, из непрозрачного синего стекла, и другой, чуть побольше, разрисованной причудливыми красно-зелеными узорами. Я изложил ей суть нашей смешной, но неразрешимой проблемы. Та равнодушно пожала плечами:

– Ну так отвори окно. Подоконники у меня, хвала боббурам, низкие. Земля все примет, спасибо скажет и душистой травой прорастет. А я отвернусь, чтобы тебя не стеснять.

Делать было нечего, я воспользовался ее советом, благодаря небо за то, что мои проблемы ограничивались малой нуждой. В противном случае, даже и не знаю, как бы выкручивался.

Мелифаро насупился и даже покраснел, но все-таки последовал моему примеру. Старуха тихо посмеивалась, прикрыв рот ладонью. Думаю, наше смущение доставило ей ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Как дети малые, – с ласковой укоризной сказала она, обращаясь скорее к невидимому собеседнику, чем к кому-то из нас.

Убедившись, что с проблемами на какое-то время покончено, наша хозяюшка занялась откупориванием синей бутылочки. Пестрая отправилась то ли в карман ее просторного одеяния, то ли за пазуху – словом, с глаз долой.

Вытащив наконец плотно пригнанную пробку, она взяла мой стакан, нацедила туда на полпальца густой киноварной жидкости, разбавила молоком из кувшина. Эффект получился потрясающий: цвета не смешались, как это обычно бывает, горячая темно-красная глубина многообещающе просвечивала сквозь тусклую белую толщу молока.

– Это и есть «тайная кровь роз»? – зачарованно спросил я, любуясь игрой жидкого пламени в собственном стакане.

– Нет, что ты, – укоризненно сказала старуха. – Кровь роз нельзя разбавлять молоком. Смотри, не вздумай, если тебе когда-нибудь доведется с нею встретиться. Это семя дракона.

– «Веселящее тело»? – машинально уточнил я.

– Вот именно. Не болтай, а пей. Не бойся, плохо от моих настоек еще никому не было.

Я почему-то не сомневался. Странно – обычно я с известным недоверием отношусь даже к незнакомым блюдам, а уж ко всяким колдовским снадобьям, если они приготовлены не моими руками, и подавно. Я взял стакан, адресовал хозяйке благодарный взгляд и сделал глоток. Вкус напитка показался мне чрезвычайно уютным, будто я пригубил молочный коктейль домашнего приготовления.

Потом мне стало тепло и спокойно. Так спокойно, что если бы в тот миг за мной явился ангел смерти, я бы дружелюбно предложил ему присоединиться к нашему застолью: торопиться некуда.

Оказалось, впрочем, что мое тело хотело не столько «веселиться», сколько отдыхать. Во всяком случае, глаза стали закрываться. Поначалу я сопротивлялся сну – мне было жаль расставаться с миром бодрствующих людей в тот самый момент, когда там наконец-то стало приятно находиться.

– Не гони сон, он добрый друг, – дружелюбно подмигнула мне хозяйка. – Прими его как дар, если уж он пришел за тобой, все равно ведь не отвяжется. И запомни, если сон навязчив, как уличный пес, он будет ласков – при условии, что ты его не прогонишь.

Я послушно расслабился и вскоре заснул там, где сидел, даже не помыслив устроиться поудобнее. Мне и без того было так удобно – лучше не бывает. Словно мое тело всю жизнь искало позу, в которой ему было бы хорошо и комфортно, и вот нашло наконец-то.

Снилась мне, следует отметить, сплошная порнография – впрочем, весьма умиротворяющего свойства. Сам от себя, честно говоря, не ожидал.

А пробудившись от своих дионисийских снов, я с удивлением обнаружил, что физическое и душевное благополучие не только не покинули меня, но напротив, окутали, как некий восхитительный кокон, плотный и почти осязаемый. Казалось, что это и есть мое нормальное состояние и теперь так будет всегда. А тревожиться, болеть и тосковать я больше не умею. Удивительное ощущение.

Напротив восседал Мелифаро, сонный и изрядно потрепанный. Впрочем, его физиономия лучилась столь недвусмысленным благодушием, что мне и в голову не пришло, будто парень нуждается в сочувствии. Скорее уж ему можно было позавидовать.

Некоторое время мы молча разглядывали друг друга, словно встретились после долгой разлуки.

– Надо идти дальше, – наконец сказал Мелифаро.

– Ну и ну, – я удивленно покачал головой. – Я-то думал, ты сейчас начнешь ныть, что нам следует задержаться здесь подольше.

– Да я бы и начал, – честно признался Мелифаро. – Но наша хозяйка сказала, что мы должны уходить, когда ты проснешься. Я пытался возражать, но она была неумолима, как наш шеф накануне Последнего Дня года. Сказала, что ее долг подчиняться какому-то Великому Правилу, причем сформулировать его, хотя бы в общих чертах, наотрез отказалась. Зато она собрала нас в дорогу, – он одобрительно похлопал по туго набитой кожаной сумке. – Грешные Магистры, как я люблю женщин! Они не склонны считать существенное второстепенным. Куча еды, ягодная настойка для поднятия боевого духа и даже специальное тряпье для прогулок по помойкам. Можешь переодеться. У тебя было такое скорбное лицо, когда ты кутался в занавеску, что я решил: новый костюм – именно то, что тебе требуется.

– Ну, смотря какой костюм, – осторожно сказал я. – Для прогулок по помойкам, говоришь?

Одежда, оставленная для нас старухой, почти в точности соответствовала моде моей исторической родины. Штаны из плотной ткани, просторная куртка, доходящая до колен, башмаки, чья молодость наверняка миновала пару дюжин лет назад, зато разношенные и удобные – именно то, что требуется путешественнику.

Мелифаро брезгливо морщился, разглядывая свой комплект, но здравый смысл победил: парень расстался с импровизированным цветастым лоохи и быстро переоделся.

Я глазам своим не поверил: как, оказывается, одежда меняет внешность! Куда только подевался мой старинный друг, сэр Мелифаро, единственный в своем роде, надежда Тайного Сыска, предмет обожания всех окрестных трактирщиц? Вместо него рядом со мной топтался довольно сердитый юноша – смутно знакомый, но и только. Меня не покидало дурацкое ощущение, что мы вместе учились; оставалось вспомнить, где и когда, а потом возвращаться домой и смело отправляться в ближайший Приют Безумных, благо наши столичные знахари – большие доки по части ложных воспоминаний.

– Я чувствую себя каким-то бродягой иррашийцем, – проворчал этот полунезнакомец и сразу превратился в старого доброго сэра Мелифаро.

– Хорошо хоть, не изамонцем, – фыркнул я.

– Да уж, хвала Магистрам! – добродушно проворчал Мелифаро. Легко подхватил сумку и перекинул ее через плечо. – Продукты я тебе не доверю, чудовище, – объявил он. – Свою жизнь – возможно, но запас продовольствия на полдюжины дней?! Никогда!

– Правильно, – невозмутимо кивнул я. – Таскать за мной поклажу – твоя непосредственная обязанность. Как ты думаешь, зачем я тебя вообще с собой брал?

Он легонько толкнул меня локтем в бок – дескать, не зарывайся – я ответил столь же дружественным символическим тычком коленкой под зад, тут же получил второй пинок, на сей раз более чувствительный. Вот так, пихаясь локтями и коленями, будто школьники, мы и ввалились в таинственный новый Мир, поджидавший нас за дверью. В столь радужном настроении мы по Лабиринту Мёнина, надо сказать, еще не бродили.

Поэтому когда нам в глаза ударил ослепительный свет разноцветных огней, а уши мгновенно заложило от сумбурной симфонии человеческих голосов, громкого смеха и нескольких танцевальных мелодий, вразнобой доносившихся отовсюду, мы ни на мгновение не удивились, словно заранее знали, что в таком настроении можно попасть только на праздник.

– Макс, – весело спросил Мелифаро, – может быть, задержимся здесь немного, если уж так повезло? Это здорово похоже на ярмарку в Нумбане – отец пару раз возил меня туда, когда я был маленьким. Только здесь, по-моему, не торгуют всякой скучной сельскохозяйственной дрянью. Просто веселятся. И правильно делают.

– И еще это похоже на луна-парк, – улыбнулся я. Поймал его вопросительный взгляд и объяснил: – Тоже что-то вроде ярмарки. Качели, карусели, музыка, вредные для желудка вкусности на каждом углу – словом, все, что нужно для счастья, если тебе девять лет. Ну, я имею в виду – около сорока, по вашим меркам.

– Мне и сейчас нравится, – объявил он. – Давай немного здесь погуляем.

– Давай, – великодушно согласился я. – Единственное, что меня удручает…

– А тебя все еще что-то удручает?

– Угу. У нас нет денег. А бесплатно нам вряд ли кто-то даст покататься.

– Деньги – это пустяки, – жизнерадостно возразил Мелифаро. – Сейчас быстренько вытянем кошелек из ближайшего кармана.

– Тебе не стыдно, сэр Тайный Сыщик? – я укоризненно покачал головой.

– С какой стати?! – возмущенно фыркнул Мелифаро. – Ты сам все время твердишь, что Лабиринт Мёнина – сплошное наваждение. Мое наваждение – что хочу, то и делаю! А в настоящий момент у меня есть только одно желание: покататься на карусели. Если мое желание не осуществится, я умру, и делай что хочешь.

– Ты был прав, когда говорил, что впадаешь в детство, – ехидно сказал я. – Счастье, что твой спутник я, а не сэр Лонли-Локли, а то стоять бы тебе в углу до завтрашнего утра. Ладно уж, считай, что все кошельки этого мира – твои. По крайней мере те, которые ты сумеешь незаметно извлечь из чужих карманов.

– Обижаешь, – хмыкнул Мелифаро. – Меня сам сэр Кофа учил. Ремесло карманника – азы нашей работы. Это только ты у нас такой гений, что Миры создавать научился прежде, чем стрелять из бабума, а рыться в Щели между Мирами тебе проще, чем в чужих карманах.

– Да, я у нас гений, – скромно подтвердил я. – Ладно, валяй. Кидай к моим ногам чужие кошельки, я не рассержусь.

Но согрешить нам так и не привелось. Судьба решила во что бы то ни стало оберегать нашу нравственность, и без того сомнительную, от разлагающего влияния насущной необходимости. Мое внимание привлекла яркая надпись над кассой ближайшего аттракциона (тот факт, что и язык, и алфавит оказались знакомыми, меня обрадовал, но совершенно не удивил): «Купите себе пять минут удовольствия. Для женщин – 8 фриков, для детей – 3 фрика, мужчины сегодня и всегда – БЕСПЛАТНО».

– Смотри-ка, – восхищенно сказал я Мелифаро. – Кажется, мы с тобой попали в славное местечко. Нас здесь любят.

– Ну хоть где-то нас любят, – рассеянно отозвался он – очевидно, уже сосредоточился на выборе жертвы. Потом прочитал объявление, и рот его приоткрылся, как у деревенского дурачка на экскурсии по химической лаборатории. – Во дела! – восхищенно сказал Мелифаро. – Что же это за мир такой замечательный?

– Иди, покатайся на карусельке, радость моя, – посоветовал я. – Разбираться потом будешь.

– Или не буду вовсе, – согласился он. – А ты? Составишь мне компанию?

– Не сейчас. Очень хочу полюбоваться на это зрелище со стороны. Когда еще доведется увидеть грозного сэра Мелифаро верхом на зеленой лошадке!

– Никаких лошадок, – горделиво возразил он. – Сколько себя помню, всегда катался на драконах. А здесь они тоже есть.

Дождавшись, пока карусель остановится, Мелифаро беспрепятственно поднялся на помост (объявление над кассой не было шуткой, чего я в глубине души слегка опасался), оседлал дракона, розовые бока которого были украшены аляповатыми разноцветными ромашками, и с блаженным лицом кружился под незатейливую, но очаровательную мелодию – так мог бы играть деревенский музыкант, которому в детстве довелось послушать Вивальди.

Я не столько любовался этим незабываемым зрелищем, сколько осматривался. Мне было чертовски интересно, куда нас на сей раз занесло? Некоторые догадки уже зародились в моей голове. Иногда упомянутый предмет не столь бесполезен, как может показаться, и дальнейшие наблюдения подтвердили мою правоту.

Хозяева аттракционов, обещавшие мужчинам бесплатное катание, не рисковали разориться: мужчин здесь было мало. Гораздо меньше, чем женщин и детей. Что касается детей, мальчики среди них тоже встречались не так часто, как девочки. Впрочем, с детьми бывает непросто разобраться, особенно если почти все они коротко острижены и одеты в разноцветные шорты и футболки. Зато мужчину от женщины можно было отличить с первого взгляда, на любом расстоянии. Наш брат мужик в этом жизнерадостном Мире отличался пристрастием к пышным прическам, нарядным рубахам, пижонским узким брюкам, немилосердно подчеркивающим их, с позволения сказать, первичные половые признаки, и, что потрясло меня больше всего, – декоративной косметике.

Справедливости ради следует отметить, что тем представителям мужского пола, которых я успел разглядеть, это было вполне к лицу. Ребята вовсе не напоминали расфуфыренных трансвеститов, скорее уж – хорошо загримированных актеров, подобранных на главные роли в каком-нибудь телесериале о большой и страстной любви. Мне, конечно, довольно трудно судить о мужской красоте, но я был готов спорить на что угодно: именно такие физиономии и сводят с ума истосковавшихся по пылким отношениям домохозяек. На их фоне мы с Мелифаро в своих походных костюмах и растоптанных ботинках явно были не на высоте.

Зато местные женщины выглядели более чем скромно: с короткими мальчишескими стрижками, в просторных брюках и не менее просторных рубахах, отчего их фигуры казались бесформенными, в туфлях на низком каблуке, на лицах – ни капли макияжа. И все же было в них нечто необъяснимо привлекательное, почти завораживающее. Уже позже, задним числом, я понял: в них ощущалась неописуемая сила и уверенность в себе.

«Наверняка тут у них матриархат, – решил я. – Что ж, будем надеяться, что нас не примут за… мальчиков легкого поведения».

Когда Мелифаро покинул декоративное седло на спине розового дракона, я уже приблизительно сформировал стратегию нашего поведения: тихонько наслаждаться жизнью и не выпендриваться. Авось сойдет.

– Пошли еще где-нибудь покатаемся, – потребовал он. Я кивнул, поскольку понял, что здорово соскучился по простым радостям бытия, испытать которые может только беззаботный посетитель луна-парка или ярмарки – как бы ни называлось это воистину волшебное место.

Неприятностей нам вроде как не светило, скорее уж наоборот. Женщины, проверяющие билеты у аттракционов, смотрели на нас с дружелюбной симпатией; женщины, с которыми мы оказывались соседями во время катания, проявляли к нам не слишком ярко выраженный, но все же ощутимый интерес; женщины, с которыми мы сталкивались в толпе, окидывали нас оценивающими взглядами, но никаких грубых замечаний, хвала Магистрам, не отпускали.

Что касается мужчин, они вовсе не обращали на нас внимания. Ребята с полной самоотдачей стреляли глазками, призывно улыбались прекрасным дамам, что-то шептали, уткнувшись губами в нежную мочку уха собеседницы, а порой демонстрировали совершенно непристойные жесты – впрочем, не без известного изящества. Дамам все это, надо думать, нравилось, но бросаться в объятия искусителей они, кажется, не слишком торопились.

Впрочем, все эти наблюдения я сделал, пользуясь исключительно боковым зрением – не до того было. Мы с Мелифаро кружились, кружились и кружились, всеми возможными и невозможными способами, словно бы подрядились испытать все аттракционы в этом царстве развлечений, а потом написать объективный отчет.

Наконец мы ощутили приближение первого приступа морской болезни и сочли за благо взять тайм-аут. Не сговариваясь, начали оглядываться в поисках какого-нибудь уличного кафе, такого, чтобы попасть туда можно было, не пересекая роковую черту дверного проема. Очень уж нам не хотелось покидать это замечательное местечко. В глубине души я опасался, что на весь бесконечный Лабиринт Мёнина другое такое не отыщется: мало того что нас здесь никто не хочет убить, так еще и на каруселях бесплатно катают.

Уличных кафе здесь оказалось полным-полно. Они располагались на некотором расстоянии от аттракционов, как бы очерчивая периметр этой страны незамысловатых чудес. В каждом нас встречало традиционное объявление: «Для мужчин – бесплатно», везде звучала простая, но мелодичная музыка. Какое-то время мы бродили между разноцветными столиками, выбирая музыкальный фон, который удовлетворил бы наши, не столь уж схожие, вкусы.

Наконец мы опустились в удобные мини-шезлонги заведения, каковое гордо именовалось «Королевский Приют», поскольку великодушно решили: что подходит королям, то и нас худо-бедно устроит.

К нам тут же подошла хозяйка, на удивление привлекательная дама средних лет. Ее очарование совершенно не портила бесформенная одежда; даже легкий пепел седины, припорошивший темные волосы, был ей к лицу.

– Нечасто к нам заходят женатые мужчины! – одобрительно заметила она. – Ваши жены сущие ангелы, мальчики, если позволили вам развлекаться без них. Уж не удрали ли вы из дома, проказники?

Мелифаро открыл было рот, чтобы высказать все, что он думает по этому поводу. Одна только мысль о том, что кто-то может позволить или не позволить ему делать все, что заблагорассудится, способна довести парня до бешенства. Но я предусмотрительно наступил ему на ногу под столом: дескать, молчи, сам разберусь. К счастью, он чертовски понятлив – иногда.

– Мы хорошо себя вели, – скромно сказал я этой приветливой леди.

Она, к моему величайшему восторгу, понимающе кивнула. Воодушевленный столь теплым приемом, я осторожно спросил:

– А как вы догадались, что мы женаты?

– Вот глупенький! – рассмеялась она. – Были бы вы такими скромниками, если бы жены за вами не присматривали, как же! Знаю я вашего брата. Мой муженек до сих пор норовит глаза подкрасить, а ведь как я за ним слежу. Да и одежда на вас домашняя. Сразу видно хорошо устроившихся в жизни мальчиков.

– Да, я как-то не подумал, что у нас все на лице написано, – опустив очи долу, пролепетал я. – Какой же я недогадливый, право.

На самом деле меня распирало от смеха, но я дал себе слово сдерживаться. Очень уж не хотелось подниматься из-за стола и искать место для отдыха на противоположном конце парка аттракционов. Мелифаро, кажется, пребывал в глубочайшем шоке. Я-то, признаться, полагал, что его способность наблюдать и анализировать все еще при нем и парень сделал примерно те же выводы о здешнем общественном устройстве, что и я. Но, кажется, я недооценил его способность самозабвенно отдаваться развлечениям. Мой друг не заметил ничего, кроме огней, музыки и прочих атрибутов праздника, гостями которого мы столь неожиданно оказались.

– Что вам принести, милые? – радушно спросила хозяйка. – Подумать только, женатые мужчины у меня в гостях! Вот уж мои конкурентки обзавидуются. Заказывайте, не стесняйтесь, для вас мне ничего не жалко.

– Если ничего не жалко, принесите нам что-нибудь на ваш вкус, – решительно сказал я. Меньше всего на свете меня сейчас прельщал интеллектуальный труд над местным меню. – Немножко выпивки, немножко закуски – все, что требуется, чтобы скоротать время за приятной беседой.

– Ах ты мой золотой, как же ты доверяешь моему вкусу! – восхитилась она. Подмигнула Мелифаро и нежно спросила: – А ты согласен со своим приятелем, господин молчун?

Надо отдать должное парню: он не взорвался, хотя, судя по его покрасневшей физиономии, дело к тому шло. Но Мелифаро молча кивнул, изо всех сил изображая смущение.

– Такой молоденький, и уже женат, – ласково бормотала женщина, отправляясь на кухню. – Каких только шуток любовь с людьми не шутит!

Мы остались одни, и Мелифаро уставился на меня дикими глазами. Все его существо сейчас истекало одним немым вопросом: «Что здесь происходит?!»

– Где же твоя хваленая наблюдательность? – укоризненно спросил я. – Неужели ты еще не понял? Здесь матриархат. Причем очень ярко выраженный. А ты думал, почему нас бесплатно кормят и развлекают? На моей родине, например, существуют ночные клубы, где мужчины платят за вход, а женщины – нет. Думаю, здесь тоже начиналось с чего-то в таком роде.

– Как ты сказал? Матохерат? А что это такое? – ошеломленно спросил мой друг.

Я принялся объяснять. Мелифаро удивленно качал головой и вообще производил впечатление человека, изрядно сбитого с толку.

Назад: Белые камни Харумбы

Дальше: Тихий город