– Расскажите мне о девочках, – говорит детектив. – О пропавших. Вы с ними общались.

– Наверное, я их видел. Точно не помню, но должен был.

– Вы общались с кем-нибудь в лагере?

– Разве только случайно. Если мне нужно было пройти, я мог извиниться и попросить их отойти. А так я обычно погружен в работу.

Сидя на детском стуле, он смотрит на нас, подолгу задерживаясь взглядом на каждом. На мне. На Тео. На Флинне.

Мы находимся в здании ремесел и искусств. Столовую на ужин заняли дети и преподаватели. Я заметила, что они заходят внутрь с мрачными лицами. Мы с Тео спешили в здание по соседству. Кто-то плакал. Большинство шло с отсутствующим видом, словно не веря в происходящее. Я заметила это во взглядах. Они подняли глаза, чтобы посмотреть на вертолет, делавший еще один круг над лагерем.

И так мы очутились здесь, в бывшей конюшне, раскрашенной под волшебный лес, залитой светом гудящих люминесцентных ламп. Я стою рядом с Тео, но все же не бок о бок, а на расстоянии метра. Я все еще не до конца ему доверяю. Я полагаю, что он чувствует то же самое по отношению ко мне. Но на данный момент мы союзники. И пускай нам неловко, но нас объединяет подозрение по отношению к человеку, чье полное имя я узнала только что.

Бен Шумахер.

Смотритель. Мужчина, занимавшийся сексом с Вивиан. Он может знать, где находятся Миранда, Кристал и Саша. Я позволяю Флинну говорить и храню молчание. На самом деле мне хочется бить Бена Шумахера до тех пор, пока он не расскажет мне, где девочки и что он с ними сделал.

Мне кажется, что он способен причинить вред. Он выглядит крепким человеком. Он провел большую часть жизни на природе. У него мозоли на руках, а кожа на носу облупилась. Он крупный, его мускулы видны даже под фланелевой рубашкой и белой майкой.

– Где вы были сегодня утром в пять часов? – спрашивает Флинн.

– Наверное, на кухне. Готовился приступать к работе.

Флинн кивком головы указывает на обручальное кольцо на пальце Бена.

– Ваша жена может это подтвердить?

– Надеюсь. Она была вместе со мной. Но до первой чашки кофе она сама не своя.

Бен смеется. Мы молчим. Он откидывается на спинку стула и спрашивает:

– А почему вы мне задаете эти вопросы?

– Чем вы занимаетесь? – игнорирует его Флинн.

– Я смотритель. Я ведь уже сказал.

– Я знаю. Но что конкретно входит в ваши обязанности?

– Все, что потребуется. Стригу лужайки. Ухаживаю за домами.

– То есть вы поддерживаете порядок?

– Ага, – Бен ухмыляется тому, как неучтиво описали его должностные функции. – Поддерживаю.

– И сколько вы работаете на лагерь?

– Я не работаю на лагерь. Я работаю на семью. Иногда я занимаюсь лагерем, а иногда чем-то другим.

– Тогда сколько времени вы работаете на Харрис-Уайтов?

– Около пятнадцати лет.

– Значит, вы были тут первый раз, когда лагерь закрылся?

– Точно.

Флинн помечает информацию в том самом блокноте, куда он записывал все мои бесполезные показания.

– И как вы получили работу?

– За год до того я окончил школу. Работал то там, то сям в городе. Едва держался на плаву. Услышал, что миссис Харрис-Уайт ищет смотрителя, и сразу примчался. С тех пор и работаю.

Флинн поворачивается к Тео, ища подтверждение словам Бена.

– Это правда, – говорит тот.

– Пятнадцать лет – долгий срок для одной работы, – замечает Флинн. – Вам нравится у Харрис-Уайтов?

– Это приличная работа. Хорошая зарплата. Я могу содержать дом и кормить семью. Мне не на что жаловаться.

– А что насчет ваших работодателей? Они вам нравятся?

Бен смотрит на Тео с непроницаемым выражением лица:

– Я же сказал, жаловаться не на что.

– Но вернемся к общению с девочками, – меняет тему Флинн. – Вы уверены, что не вступали с ними в контакт? Возможно, вы что-то делали в коттедже.

– Он ставил камеру у «Кизила», – говорит Тео.

Флинн и это помечает в блокноте.

– Как вы знаете, мистер Шумахер, это коттедж, в котором жили пропавшие девочки. Вы видели кого-то из них, когда ставили камеру?

– Нет.

– А что скажете насчет старшей? Ее зовут Миранда. Мне сказали, что другие работники знали ее. Она выделялась.

– Не я. Я всегда занимаюсь своими делами. А лагерь – не мое дело.

– А что насчет того лета? Вы считали так же тогда, пятнадцать лет назад?

– Да.

Флинн хочет записать его ответ в блокнот, но замирает, не касаясь ручкой бумаги.

– Я даю вам второй шанс. Измените свой ответ, чтобы мне не пришлось тратить время и записывать ложь.

– Почему вы думаете, что я лгу?

– Одну из пропавших девочек звали Вивиан Хоторн. Вы, наверное, ее помните.

– Я помню, что ее так и не нашли.

– Мне сказали, что вы вступили в отношения с мисс Хоторн. А это сильно противоречит вашим словам. Вы явно занимались не своими делами. Это правда? Вы встречались?

Я ожидаю, что он будет отрицать. Бен смотрит на нас дерзко и слегка улыбается, а потом говорит:

– Ну да. Хотя я бы не назвал это отношениями.

– Вы вступили в сексуальный контакт?

– Именно. Причем один раз.

Бен ухмыляется еще сильнее. Я едва держусь, чтобы ему не врезать, и произношу:

– Ей было всего шестнадцать. Вам это известно, да?

– А мне – всего девятнадцать, – отвечает он. – Мне казалось, что разница в возрасте не очень-то большая. Кроме того, ничего незаконного в этом нет. Сейчас у меня три своих дочери, и я очень хорошо знаю законы о связи с несовершеннолетними.

– Но вы понимали, что это плохая идея, – говорит Флинн. – В противном случае вы бы признались кому-то после исчезновения мисс Хоторн и ее подруг.

– Я был в курсе, что копы обвинят меня. Ведь дело в этом, да? Вы стоите тут и думаете, что я имею отношение к тому, что случилось с бедняжками.

– А вы имеете?

Бен вдруг резко поднимается на ноги, а стул отъезжает назад. На его висках вздуваются вены, руки сжаты в кулаки. Он будто хочет ударить Флинна.

– Я отец. Я бы сошел с ума, если бы мои девочки пропали. Мне плохо делается от одной мысли. Вы должны их искать, а не спрашивать меня о всякой чуши, которую я делал пятнадцать лет назад.

Он замолкает, выбившись из сил. Его грудь ходит ходуном, но он опускает руки. Становится видно, что он ужасно устал. Он находит откатившийся стул и снова садится.

– Вперед, задавайте свои чертовы вопросы. Я отвечу на все. Мне нечего скрывать.

– Тогда вернемся к Вивиан Хоторн, – говорит Флинн. – Как начались ваши отношения?

– Я не знаю. Оно… просто случилось само собой.

– Вы выступили инициатором?

– Вот уж нет. Я сказал, я не хотел попасть в неприятности. Да, я видел ее в лагере. Ее трудно было не заметить.

– Она казалась вам привлекательной?

– Конечно. Она была очень сексуальной, и она сама это знала. Но она отличалась от других девушек. Она была уверенной и другой.

– Поясните.

– Остальные были гордыми. Они не смотрели на меня. Будто меня не существовало. Задирали нос. Вивиан была не такой. В самый первый день она подошла и представилась. «Я не помню тебя, тебя не было тут в прошлом году». Вот что она мне сказала. Она спросила про мою должность, сколько я тут. Проявила дружелюбие, и это было здорово. Такая крутая девушка обратила на меня внимание.

Он и в самом деле описывает поведение Вивиан. Она была мастером обольщения. И она не видела разницы между девятнадцатилетним смотрителем и тринадцатилетней девочкой. Она знала, что именно сказать и сделать, чтобы ты чувствовал себя в центре внимания, даже если ты сам не знал.

– Мы немного общались в первые дни. Она подходила ко мне во время обеда и болтала по несколько минут. И я узнал, чего она хочет. Она не особенно смущалась.

Флинн записывает это и все делает долгую паузу:

– Сколько раз вы вступали в половую связь?

– Один.

– Вы помните число?

– Это было четвертое июля, – отвечает Бен. – Я вкалывал допоздна, хотел хорошенько стрясти с миссис Харрис-Уайт за переработку. Все девочки пошли на костер, а я уже собирался домой. И тут появилась Вивиан. Она ничего не сказала. Просто подошла ко мне и поцеловала. А потом пошла прочь, поглядывая на меня. Я пошел за ней.

Он не расписывает подробности. Не то чтобы они мне были нужны. Я знаю остальное.

Я все еще не понимаю причин.

– В ночь на пятое июля мисс Хоторн и остальные исчезли.

– Я знаю, – кивает Бен. – Не стоит напоминать.

– И что вы сделали, когда все закончилось?

– Вивиан ушла первой. Я помню, что она спешила. Она сказала, что кто-нибудь заметит ее отсутствие. Она оделась и ушла.

– Тогда вы видели ее в последний раз?

– Да, сэр. – Бен замолкает и чешет затылок, задумавшись над вопросом. – Вроде того.

– Так вы видели ее еще раз?

– Ее не видел, – поясняет Бен. – Видел кое-что, что она оставила.

– Не понимаю, – Флинн озвучивает наши мысли.

– Я вышел из душевых следом за Вивиан. По дороге домой, в машине, я понял, что потерял ключи. Связку от лагеря.

– А конкретнее?

– У меня были ключи от всех зданий. От Особняка. От столовой. От сарая. От душевых.

– И от коттеджей?

Бен снова слегка ухмыляется:

– Думаю, вы бы этого хотели. Все оказалось бы так просто. Нет, у меня не было ключей от коттеджей.

Флинн смотрит на Тео, снова ища подтверждения слов Бена. Тот кивает:

– Он говорит правду.

– Я думал, они выпали у меня из кармана в душевых, – продолжает Бен. – Или где-то еще. Когда я приехал на работу следующим утром, девочки уже пропали. Тогда никто не волновался. Их не было пару часов, все думали, что они вернутся. Я пошел искать ключи. Они были в сарае за Особняком. Дверь оказалась открыта. Ключи были в замке.

– Вы думаете, их там оставила мисс Хоторн?

– Да. Я думаю, она взяла их у меня, когда мы были в душевых.

– Что хранилось в сарае?

– Всякое оборудование. Газонокосилка. Цепи для колес на зиму. Всякое такое.

– Зачем ей нужно было в сарай?

Вопрос заставляет Бена пожать плечами:

– Черт его знает.

Я знаю. Вивиан брала лопату. Ту самую, которой она уже рыла тайник для дневника.

– Ты должен был нам все рассказать, – говорит Тео. – Все. Но ты умолчал. Мы не можем тебе больше доверять.

Бен смотрит на него жестко. В его глазах горит плохо замаскированное раздражение.

– Не смей мне такое говорить, Теодор, – выплевывает он ожесточенно, словно имя Тео имеет дурной привкус. – Ты думаешь, что лучше меня? Только потому, что богачка забрала тебя из приюта? Да ты просто везучий.

Тео бледнеет. Я не понимаю, от шока или от гнева. Он открывает рот, чтобы ответить, но тут снаружи раздается все нарастающий звук. Кто-то кричит. Голос отражается от поверхности воды.

– Я что-то вижу!

Тео в панике оборачивается ко мне:

– Это Чет.

Мы выбегаем из здания ремесел и искусств. Первым несется Флинн, и я удивляюсь тому, насколько он быстр. Из столовой выбегают девочки. Они толкаются и хватаются друг за друга. Некоторые из них плачут от страха, хотя никто не понимает, что происходит. Чет стоит на берегу озера и показывает на предмет в воде.

Каноэ.

Не у пристани. На плаву.

Оно покачивается в сотне метров от берега, слегка завалившись набок. Сразу ясно, что им никто не управляет.

Я вбегаю в озеро и несусь, высоко поднимая ноги, пока вода не достигает бедер. Я падаю вперед и плыву, гребя все быстрее и быстрее по направлению к каноэ. За моей спиной то же самое проделывают Тео и Чет. Я вижу их за своим плечом, когда делаю небольшую паузу, чтобы перевести дыхание.

Я первая добираюсь до каноэ. За мной следует Чет, потом – Тео. Каждый из нас хватается за бортик одной рукой, а другой начинает грести к берегу. Это дается с трудом. Мокрые пальцы соскальзывают с каноэ, гребем мы не в такт, из-за чего оно раскачивается из стороны в сторону.

Почти добравшись до суши, мы встаем и вытягиваем каноэ на берег. К тому моменту нас поджидает целая толпа. Флинн, Бен Шумахер. Дети с вожатыми. Минди, Лотти и Френни наблюдают за нами с задней террасы. Я смотрю в каноэ, и у меня слабеют ноги.

Оно пустое.

Нет ни весел, ни спасательных жилетов, ни людей.

На дне лежит только пара очков. Они скручены, словно выжатая тряпка, одно из стекол покрыто паутиной трещин.

Флинн достает их из каноэ, не касаясь пальцами. Он использует платок.

– Кто-нибудь знает, чьи они?

Я смотрю на красную оправу и все еще стою на ногах. Хотя должна снова упасть в обморок. Я с трудом киваю и тихо говорю:

– Это очки Саши.