Глава 67

Я неплохой друг, – сообщила Фрэнсис своему адвокату Хизер. – Можете сказать об этом. – Она пожевала ноготь. – Я помню все дни рождения.

– А я в этом смысле никуда не гожусь, – сказала Хизер.

На самом деле она была еще и никудышным другом, а после смерти Зака вообще не видела смысла в дружбе. Друзья означали снисхождение к себе.

Фрэнсис поморщилась:

– Вообще-то, я абсолютно забыла о дне рождения одной хорошей подруги в этом году, но это случилось потому, что я попалась на интернет-разводку и в тот день была в таком раздрае, а потом уже за полночь я подумала: «Боже мой, Моника!» Но набирать сообщение оказалось слишком поздно, так что…

– А ваша семья? – оборвала ее Хизер, прежде чем Фрэнсис принялась рассказывать историю жизни Моники.

Хизер посмотрела поверх плеча Фрэнсис на свою собственную семью. Зои и Джессика сидели, склонив друг к другу головы, точно две подружки, делящиеся секретами. Наполеон и Бен разговаривали на ходу: Бен внимательно слушал и уважительно кивал, как если бы был одним из лучших учеников Наполеона. Она не знала, что в этот момент происходит с ее мужем. Ей казалось, будто это какой-то самозванец идеально играет роль Наполеона. Говорил он и вел себя точь-в-точь как Наполеон, и придраться было почти не к чему, но что-то все же было не так.

– Да, – сказала Фрэнсис. – У меня есть семья. – Она посмотрела на Хизер неуверенным взглядом. – Я, пожалуй, не очень близка с ними. Мой отец умер, а мать вышла замуж еще раз и уехала за океан. На юг Франции. У меня есть сестра, но у нее забот полон рот. Если бы я исчезла, это никак не повлияло бы на их жизни.

– Да нет же, повлияло бы! – возразила Хизер.

– Понимаете… – Фрэнсис метнула взгляд на темный экран. – Я же не говорю, что они стали бы танцевать на моей могиле.

Хизер удивленно посмотрела на нее. Эта женщина казалась искренне напуганной.

– Вы и в самом деле считаете, что находитесь в камере смертников? Эта маньячка просто решила поиграть в демонстрацию силы.

– Ш-ш-ш, – прошипела Фрэнсис. – Она может подслушивать.

– Мне все равно. – Хизер беззаботно махнула рукой. – Я ее не боюсь.

– Я все же посоветовала бы вам бояться. – Фрэнсис снова стрельнула беспокойным взглядом в экран.

– Да нет, конечно, я буду ей подыгрывать. – Хизер поспешила успокоить несчастную женщину. – Я не думаю, что вас следует казнить.

– Огромное спасибо, – произнесла Фрэнсис.

– Так что еще мне сказать?

– Взывайте к ее эго, – посоветовала Фрэнсис. – Начните с того, что, да, жизнь Фрэнсис мало что значила до этого времени, но теперь, побывав в этом пансионате, она перевоспиталась.

– Перевоспиталась, – повторила Хизер.

– Верно. – Фрэнсис нервничала, как наркоманка. – Обязательно используйте слово «перевоспиталась». Чтобы ей стало ясно, что я поняла свои ошибки, свою самовлюбленность. Я собираюсь упражняться. Есть чистую еду. Никаких консервов. Буду ставить себе цели.

– Доброе утро, мои солнышки! – Машин голос загремел в комнате, а ее изображение опять замигало на экране.

Фрэнсис охнула и выругалась, схватив Хизер за руку.

– Время пришло! – крикнула Маша, глубоко затянулась сигаретой и выпустила дым из уголка рта. – Пришло время поиграть в «Смертный приговор». Постойте. Мы же дали ему другое название. Пора сыграть в «Камеру смертников». Это название гораздо лучше! Кто его придумал?

– Но время еще не пришло! – Наполеон посмотрел на часы.

Хизер уставилась на экран. Маша курила. Хизер не знала, что так удивило ее после всего случившегося, но сам факт курения шокировал и напрягал. Хизер словно увидела, как монахиня поднимает на себе мантию, чтобы продемонстрировать нижнее белье.

– Вы курите! – обвинительным тоном проговорила Джессика.

Маша рассмеялась и еще раз глубоко затянулась.

– Я курю, Джессика. Иногда, в напряженные моменты, я курю.

– Вы накачались наркотой, – устало и печально произнес Бен, его голосом словно говорили годы обманутых надежд, пережитых родней наркоманки.

Бен был прав. Маша смотрела остекленевшими глазами, застыв в странной, напряженной позе, как если бы ее голова не была прикреплена к телу и она беспокоилась, чтобы та не скатилась на пол.

Маша держала пустой стакан из-под фруктового коктейля.

– Я предприняла шаги, чтобы достичь более высокого уровня сознания.

– Что с Яо? – спросила Хизер. Она пыталась говорить уважительно, хотя ненависть обжигала ей горло. – Не могли бы мы увидеть его, пожалуйста?

Объектив камеры, казалось, в этот раз был направлен под другим углом. Маша стояла, вероятно, перед окном своего кабинета, хотя снаружи было темно и сказать точно было невозможно.

– Сейчас он не ваша забота, – заявила Маша. – Вам пора выступать с защитительными речами. Что будет с вашими клиентами – умрут они или останутся жить? Я думаю, это упражнение очень стимулирует и заставляет подумать.

– Сейчас три ночи, Маша! – Наполеон постучал пальцем по циферблату своих часов. – Еще не рассвело. Вы сказали, что мы займемся этим на рассвете.

Маша резко приблизилась к экрану и ткнула сигаретой в направлении Наполеона:

– Гости не должны носить часы в пансионате!

Наполеон отпрянул, обхватил пальцами свое запястье:

– Они все время были у меня на руке. Никто мне не сказал, что я не должен носить часы.

– Часы следовало сдать вместе с другими запрещенными предметами! Кто был вашим консультантом по велнессу?

– Это моя вина, Маша. Ответственность я беру на себя. – Он отстегнул часы.

– Это был Яо, да? – вскрикнула Маша.

Вид у нее стал демонический. Ее крики, казалось, сотрясали стены кабинета. Капли слюны брызнули на экран.

– Господи Исусе, – тихо произнес Тони.

Зои подошла к Хизер и взяла ее за руку, чего не делала с тех пор, как перестала быть маленькой девочкой. Все в комнате, казалось, затаили дыхание.

Хизер сжала руку Зои, и впервые с момента их заточения ею овладел настоящий страх.

Она подумала о случаях в ее работе, когда атмосфера в палате накалялась добела, потому что жизнь матери или младенца повисала на волоске, и весь персонал знал: следующее решение должно быть правильным. Вот только для данного случая у нее не было ни подготовки, ни опыта, на которые можно было бы опереться. Она жаждала действия, но чувствовала себя беспомощной, и это гнетущее ощущение напомнило ей о тех жутких мгновениях, когда она нашла Зака, когда пыталась нащупать пульс, заранее зная, что его уже нет.

– Яо очень сильно меня разочаровал! – бушевала Маша. – Это была непростительная ошибка. Я непременно сообщу в отдел кадров! В его личном деле появится запись. Он получит письмо о неполном соответствии!

Наполеон, держа свои часы за ремешок, показал их Маше:

– Я их снимаю.

Зои конвульсивно сжала руку матери.

– Прошу прощения. Это была моя ошибка, – сказал Наполеон медленным осторожным голосом человека, который пытается успокоить взбесившегося преступника с автоматом. – Я их сейчас уничтожу.

Он бросил часы на пол и с силой наступил на них каблуком.

Маша сменила тон:

– Да прекратите эту мелодраму, Наполеон, вы могли порезать пятку!

Она весело взмахнула сигаретой, словно вела оживленный разговор на вечеринке с бокалом в руке.

Хизер услышала, как прерывисто дышит Зои, и страх за дочь вызвал у нее желание сделать больно этой сумасшедшей.

– Я не из тех, кто слишком уж блюдет бюрократические правила. Я гибкая! Я оцениваю ситуацию в целом! – Маша сделала глубокую затяжку. – По типологическому тесту личности Майерс – Бриггс я командир! Думаю, вы не удивились, услышав это.

– Это плохо. – Ларс смотрел на экран через растопыренные пальцы.

– Она рехнулась, – пробормотал Тони.

– Ничто не вечно, – ни к селу ни к городу сказала Маша. – Не забывайте об этом. Это важно. Так кто выступает первым? – Она огляделась, словно в поисках чего-то. – У всех есть кофе? Еще нет? Не волнуйтесь. Далила об этом позаботится.

Она улыбнулась и вытянула руки, словно сидела за столом для совещаний.

От неожиданного ощущения всеподавляющего страха Хизер пробрала дрожь. «Она галлюцинирует», – поняла она.

В этот момент внимание Маши привлекла сигарета, зажатая между ее пальцами. Шли минуты, а она продолжала разглядывать ее.

– Что она делает? – прошептала Кармел.

– Это ЛСД, – тихим голосом сказал Ларс. – Она не может поверить, что никогда прежде не замечала присущую сигаретам красоту.

Наконец Маша оторвала взгляд от сигареты.

– Кто выступает первым? – спокойным голосом спросила она и стряхнула пепел с сигареты на подоконник.

– Я, – ответил Тони.

– Тони! Отлично! Кого вы защищаете?

– Кармел. – Тони показал на Кармел, которая сделала странное, неловкое движение, словно не могла решить – поклониться ей или спрятаться за Ларса.

– Начинайте, Тони.

Тони откашлялся. Он стоял, сцепив руки, уважительно глядя на экран:

– Я сегодня защищаю Кармел Шнейдер. Кармел тридцать девять лет, она разведена, у нее четыре маленькие дочери. Их жизнь зависит от нее. Еще она очень близка со своей старшей сестрой Ванессой и родителями – Мэри и Реймондом.

На лице у Маши появилось скучающее выражение. Она шмыгнула носом.

Голос Тони задрожал.

– У Мэри проблемы со здоровьем, и Кармел обычно возит ее по врачам. Кармел говорит, что она просто обычный человек, который делает все, что в ее силах, но я думаю, что женщина, воспитывающая четверых детей, очень даже особенная. – Он нервно подергал ободок своей футболки, словно поправлял галстук. – Еще Кармел работает волонтером в местной библиотеке, преподает английский эмигрантам. Она делает это раз в неделю, начиная со своего восемнадцатилетия, и я думаю, это очень впечатляет. – Тони сложил руки перед собой и добавил: – Спасибо.

Маша театрально зевнула:

– И это все?

Тони вспыхнул:

– Да бога ради, она же молодая мать! Что еще вы хотите услышать? Она определенно не заслуживает смерти.

– Но где же ваше УТП? – спросила Маша.

– УТП? – растерянно проговорил Тони.

– Вы забыли основы, Тони! Каково ваше уникальное торговое предложение? Что делает Кармел уникальной и особенной?

– Ну, – с отчаянием проговорил Тони, – она очень особенная, потому что…

– Еще меня удивляет, почему вы не начали с базового анализа сильных и слабых сторон, возможностей и угроз? Это же не бином Ньютона, люди! А где визуальные средства! Я не вижу наглядного материала! Простой показ слайдов с помощью PowerPoint мог бы подкрепить ваши аргументы.

Хизер пересеклась взглядом с Наполеоном: «Что будем делать?» Она увидела смятение и страх на его лице, отчего ее паника усилилась, потому что если ответа не было у Наполеона, значит они попали в серьезную переделку. Она вспомнила времена, когда они с Заком долго сидели в комнатах ожидания в отделении скорой помощи, пока не понимали, что имеют дело с непрошибаемой дежурной сестрой. Они тогда переглядывались поверх головы сына и оба понимали, что нужно делать и что говорить, чтобы защитить своего ребенка. Но в данном случае они имели дело с абсолютным отсутствием логики.

– Прошу прощения, – робко сказал Тони. – Очевидно, что PowerPoint подкрепил бы мои аргументы. Вы правы.

– Извинения делу не помогут! – рявкнула Маша.

– Могу я выступить следующей? – Громкий голос неожиданно наложился на голос Маши.

Хизер, вздрогнув, увидела, что это Кармел с высоко поднятой головой и немигающими глазами.

– Я приготовила стратегический анализ в защиту Зои Маркони и предложение насчет того, что мы должны делать… э-э-э… чтобы двигаться дальше, и мне бы очень хотелось, чтобы вы, Маша, согласовали его.

Лицо Маши разгладилось. Она подняла руку:

– Продолжайте, Кармел.

Кармел вышла на середину комнаты, расправила на себе воображаемый жакет, хотя на ней были тренировочные штаны и розовая майка, украшенная вышитым блестками словом «ГАВАЙИ».

– Я знаю, вы хотели, чтобы я сделала детальный анализ и подошла к делу нетривиально.

Трудно было поверить, что эта уверенная в себе женщина и Кармел, которая всего несколько часов назад жалобно умоляла отпустить ее домой, – одно лицо. А теперь на ней чуть ли не появился деловой костюм. Неужели она была актрисой? Или она вспомнила навыки своей прежней профессии? Что бы это ни было, она производила сильное впечатление.

– Безусловно. – Маша одобрительно махнула рукой. – Вот это уже больше похоже на дело. Нам нужно выходить за привычные рамки. Очень впечатляюще, Кармел!

Это выглядело бы забавно, если бы не было так страшно.

– Как я понимаю, перед нами здесь – широкое окно возможностей, чтобы усилить ключевые компетенции Зои и получить… э-э-э… оптимальные практические результаты, – сказала Кармел.

– Хорошая работа, – прошептала Фрэнсис.

– Верно, – кивнула Маша. – Мы всегда должны быть настроены на получение оптимальных результатов.

Странно было видеть, как она положительно реагирует на этот бессмысленный набор корпоративных штампов – так младенец реагирует на голос матери.

– Вопрос состоит вот в чем, – резко сказала Маша, – совпадает ли это с нашими корпоративными ценностями?

– Именно, – согласилась Кармел. – И как только наведем здесь порядок, мы должны задать себе вопрос: поддается ли наша система настройке?

– И что – поддается?

– Безусловно, – ответила Кармел. – Таким образом, нам требуются… – Она запнулась.

– Совместные действия, – пробормотал Ларс.

– Совместные действия! – с облегчением сказала Кармел.

– Совместные действия, – мечтательно повторила Маша, словно произнесла «Париж весной».

– Таким образом, подводя итог, нам нужно решение, выработанное совместными действиями, которое согласуется…

– Я услышала все, что мне требовалось, – живо сказала Маша. – Приступайте, пожалуйста, Кармел.

– Будет сделано, – ответила Кармел.

Маша потушила сигарету о подоконник у себя за спиной и прислонилась к окну.

– Добро пожаловать в «Транквиллум-хаус».

«Боже мой, – подумала Хизер. – Мы снова ее потеряли».

Маша улыбнулась. В ответ ей не улыбнулся никто. Хизер видела: все лица в комнате выражали одновременно уныние, усталость и отчаяние, как лицо женщины, которая добросовестно подготовилась к естественным родам, составила список музыкальных произведений для прослушивания, а через тридцать часов безрезультатных схваток узнала, что ей предстоит экстренное кесарево сечение.

– Я вам обещаю: через десять дней вы будете совсем другими людьми.

– В жопу, – пробормотала Джессика. – В жопу, в жопу, в жопу.

– Это наркотик, – сказал Ларс. – Она сама не понимает, что говорит.

– Проблема не в этом, – отозвался Бен. – Она не понимает, что делает.

Маша опустила голову и прикоснулась кончиками пальцев к вырезу платья.

– Теперь займемся отжиманиями, – сказала она. – Отжимания – идеальное упражнение для тренировки общей выносливости. Это единственное упражнение, которое заставляет работать все мускулы вашего тела. Двадцать отжиманий. Сейчас.

Никто не шелохнулся.

– Вы почему не слушаетесь? – Маша погрозила пальцем. – Отжимаемся. Немедленно. Или я буду вынуждена принять меры!

Какие меры она могла принять? Выяснять они не стали. Как солдаты, все улеглись на пол.

Хизер пыталась поднимать и опускать свое уставшее, голодное тело, вытянув его в одну линию, а Маша считала вслух:

– Один, два, три! Ноги прямые! Никаких прогибов!

Пребывала ли она все еще в мире галлюцинаций, воображая, что они работают на нее? Входило ли в ее планы убить их всех? Хизер вдруг испытала приступ паники. Она привезла в это место свою дочь. Теперь жизнь Зои в руках этой сумасшедшей наркоманки.

Она огляделась. Фрэнсис отжималась по-девчачьи, упираясь в пол коленками. Джессика вскрикнула, когда тоже сдалась и перенесла упор с носков на колени. С Тони, бывшего спортсмена, стекали капли пота – он делал идеальные отжимания почти в два раза быстрее, чем все остальные, несмотря на недавний вывих плеча. Хизер увидела, что ее собственный дорогой муж держит темп.

– Восемнадцать, девятнадцать, двадцать! Расслабились! Отлично!

Хизер упала на живот и подняла голову. Маша так близко поднесла лицо к камере, что они видели только увеличенные очертания ее носа, рта и подбородка.

– Я вот думаю, – сказал этот рот. – Вы еще не чувствуете запаха?

Наполеон своим спокойным, мягким голосом, каким он обратился бы к несмышленому ребенку, уточнил:

– Какого запаха, Маша?

– Дыма.