Убранство Дворца Неснедаемого было таким же безликим, как и его фасад. Вестибюль полнился инфернальными бюрократами в серых костюмах, скроенными так, чтобы не стеснять проклятых, подвергнутых физическим увечьям. У одного из демонов на спине росло кольцо опухолей – каждая из них была с футбольный мяч, но ткань плотно прилегала к окружностям пульсирующих выпуклостей. Некоторые чиновники носили капюшоны, низводившие черты их лиц к двум прорезям для глаз и горизонтальным прямоугольникам на месте ртов. Ткань украшала вышивка из сигил, чьё значение было за пределами знаний Феликссона.

Однообразные коридоры освещались большими голыми лампами, но излучаемый ими свет никак не мог выровняться и постоянно мигал – нет, скорей вибрировал – так, словно источник сияния был живым существом. Они прошли шестью коридорами (Феликссон запоминал каждый поворот) и очутились в месте, которое поражало своим великолепием. Феликссон уж было решил, что весь дворец являл собой лабиринт из безликих проходов, но он ошибся. Перед их глазами предстало открытое, залитое ярким светом пространство, которое оказалось внутренностью металлической трубы с зеркальной поверхностью. Она была десять футов в диаметре и такой высокой, что потолок терялся вдали.

Киновит указал на тьму в вышине и промолвил единственное слово:

– Туда.

Взбирались они по широкой спиральной лестнице, размещавшейся внутри зеркальной трубы. Ступеньки были приварены к центральной металлической колонне. Но даже в таком изящном сооружении чувствовался адский замысел: ступеньки крепились к ядру не под прямым углом, а каждый раз под другим наклоном – девяносто семь, сто или сто пять градусов… и все они несли одно и то же послание: нельзя быть ни в чем уверенным; опасность на каждом шагу. Архитектор не предусмотрел перил, напротив – вся конструкция лестницы была призвана сделать подъём таким головокружительным, насколько это вообще возможно.

Однако киновит был неустрашим. Вместо того, чтобы жаться к колонне и утешаться хотя бы иллюзорной безопасностью, он держался открытой стороны лестницы, словно искушая саму судьбу. Иногда ступеньки наклонялись под опасным углом, и для того, чтобы взобраться на следующую, приходилось делать огромные шаги, однако Жрец Ада подымался с непринуждённым достоинством, и Феликссону приходилось карабкаться следом, отчаянно цепляясь за колонну. На полпути к верху искалеченный маг принялся считать ступеньки. Прежде чем киновит исчез с поля зрения, он дошел до трёхсот восьмидесяти девяти.

Запыхавшийся Феликссон не отступал и вышел, наконец, к арке в два его роста высотой. Киновит уже прошел внутрь и удивился, что на пороге его не встретила охрана – по крайней мере, глаза его ничего не приметили. Феликссон последовал за хозяином, склонив голову так низко, что не мог видеть комнату, в которую его завел повелитель. Он рискнул поднять глаза и увидел, что они находятся в обширном куполе высотой в самое меньшее двести футов, хотя при таком беглом осмотре сложно было сказать наверняка. Помещение изваяли из белого мрамора, и камень пронзал голые стопы калеки ледяным холодом. Феликссон изо всех сил старался не шуметь, но купол подхватывал любые, даже самые тихие звуки, и они эхом носились по помещению, в конечном итоге присоединялись к сборищу шепота, шагов и тихого плача, стелющихся по полу в дальнем конце купола, точно скорбные нечистоты.

– Дальше можете не идти, – послышались чьи-то слова, которые тут же разлетелись вокруг тысячью затухающих эхо.

С центра зала дохнуло нестерпимым жаром. Единственным объектом в круглом помещении был трон таких необычных пропорций, что для него следовало бы придумать более подходящее слово. Он состоял из монолитных металлических плит толщиной в девять-десять дюймов: одна являла собой высокую спинку, другая – сиденье, еще две – подлокотники, и еще одна лежала параллельно подлокотникам, сразу под сиденьем.

Горючие газы вырывались из шести длинных, широких труб. Две из них высились по бокам трона и еще две виднелись прямо под ним. Они пылали васильковыми огнями, сердцевины которых разгорелись до слепящей белизны, испещренной красными точечками. Пламя высоко вздымалось над троном, слетаясь в огненную колонну высотой футов десять, если не больше. По куполу концентрическими кругами расходились отверстия, в каждом из которых были вмонтированы мощные ветряки, вытягивавшие излишки жара – если бы не они, зной в помещении стоял бы смертельный. Беломраморный свод над троном покрывала чёрная копоть.

Сам трон был раскалён буквально добела, и на нём в церемонной позе сидело существо, чьё безразличие к пламени подарило ему подобающее прозвище – Неснедаемый. О нём говорили лишь шёпотом. Какого бы цвета ни было его тело, оно давно почернело от жара. Его одежда и обувь (если он их когда-то носил), как и жезл власти (если он когда-то его держал), сгорели. Также его тело, лицо и голова лишились всех волос. Однако всё остальное – кожа, плоть и кости – каким-то образом осталось нетронутым.

Жрец Ада замер на месте. Феликссон последовал его примеру и, пускай ему никто этого не приказал, опустился на колени.

– Киновит, знаешь ли ты, зачем тебя вызвали?

– Нет.

– Подойди ближе. Дай мне рассмотреть твоё лицо.

Не выказывая ни малейшего беспокойства о вулканическом жаре, киновит приблизился к трону и остановился на расстоянии в шесть шагов. Даже если демону и было некомфортно, виду он не подал.

– Киновит, расскажи мне о магии, – молвил Неснедаемый голосом, подобным шуму пламени – ровным и чистым, за исключением мерцающих алых точек в его ядре.

– Это изобретение человека, мой Государь. Ещё одно его творение, разработанное с целью приблизиться к божественности.

– Тогда почему оно тебя так интересует? – прозвучал вопрос одного из присутствующих.

Из теней позади трона Неснедаемого появился Настоятель киновитского ордена. Он приближался к ним в медленном, церемониальном темпе, выкрикивая на ходу порицания. В руках он держал жезл Высшего Союза, сработанный под пастушеский посох с крюком. За спиной Настоятеля называли Ящеркой – прозвище он заслужил за бесчисленные, инкрустированные драгоценными камнями серебряные чешуйки, который были приколочены ко всем видимым участкам его плоти. Считалось, что они покрывали всё его тело.

– Жрец, мы нашли твои книги. Похабные тома отчаянных человеческих потуг. Это ересь. Ты – часть Ордена, – говорил Настоятель. – И ты в ответе лишь перед их законами. Почему ты хранил секреты?

– Я знаю…

– Ничего ты не знаешь! – крикнул Настоятель, стукнув посохом по холодному мрамору, и уши киновита пронзило страшным грохотом. – Киновитам надлежит действовать в рамках системы. Тебе же, очевидно, больше по нраву действовать вне её пределов. С этого мгновения ты изгнан из Ордена.

– Да будет так.

– Лично я приказал бы тебя казнить, – не унимался Настоятель. – Но окончательное решение за Неснедаемым…

– … и я не вижу наказания в казни, – сказал Неснедаемый. – Ноге твоей больше не ступать на монастырскую землю. Твоё имущество конфисковано. Ты изгнан в Ров. Что там с тобой случится – не моя забота.

– Спасибо, – ответил Жрец Ада.

Он поклонился, развернулся и направился к арочному выходу. Не проронив больше ни слова, он и его слуга вышли из купола и начали долгий спуск вниз.