8
– Не стоит бежать, Гарри Д’Амур, – проговорил киновит и освободил Гарри от крюка. – Тебе не укрыться.
– Ты… знаешь моё имя.
– А ты, несомненно, знаешь моё. Поведай мне, Гарри Д'Амур, что за слова, что за шёпот заставил тебя оставить удобства простой жизни и сменить их, как мне рассказывали, на непрестанную борьбу с силами Ада.
– Кажется, ты поймал не того Гарри Д'Амура.
– Меня тошнит от твоей скромности. Хвастайся заслугами, пока есть воздух в лёгких и жизнь в теле. Ты – Гарри Д'Амур, частный детектив и бич Ада.
– Судя по твоим словам, гвозди тебе глубоко вколотили.
– Ты – замечательное клише. И всё же ты сеял надежду в грязи того недостойной. Вопреки всем ожиданиям, она росла, ширилась, и там, где шансы на выживание были ничтожно малы, она процветала – таков твой дар проклятым и отчаявшимся. Дар, который я раздавлю. Безотлагательно.
Киновит шевельнул левой рукой, и из тайника появилась ещё одна цепь с крюком – она зазмеилась по полу, а затем резко бросилась к груди Д'Амура. Гарри почувствовал, как содрогнулись переплетённые узоры талисманов на его коже, и цепь отбросило с такой силой, что она врезалась в противоположную стену, зарывшись крюком в штукатурку.
– Впечатляет, – сказал киновит. – Что ты ещё выучил?
– Надеюсь, мне хватит, чтобы не превратиться в такой жалкий отброс, – огрызнулся Д'Амур, кивнув на распростёртого на полу Феликссона.
– Внешность обманчива. Уж тебе это известно. Ты находишься в присутствии одного из самых прославленных магов вашего мира.
– Что?..
Внезапно слова демона всколыхнули его память. За последние несколько лет умерли самые могущественные колдуны – гибли они систематично, в ритуальных пытках, и никто не знал, почему. Картина начала складываться.
– Феликссон, – проговорил Д’Амур. – Я слышал эту фамилию. Это… Теодор Феликссон?
– Последний из Высшего Круга.
– Что за хрень с ним случилась?
– Я пощадил его.
– Если твоя пощада выглядит так, я пас.
– Война – лишь развитие дипломатии с помощью иных средств.
– Война? Против кого? Кучки изнеженных колдунов?
– Может, ты получишь ответ. А может, и нет. Благодарю, что не миновал приманку и решил головоломку.
– Приманка? Хочешь сказать, это сраная подстава?
– Ты должен быть польщён. И хотя я не вижу, что выделяет тебя на фоне остального сброда, твоя репутация тебя опережает. Предлагаю пройти испытание. Я оставлю здесь Феликссона – пускай он с тобой разберётся. Если Феликссон не справится с заданием, я вернусь к тебе с предложением, которое ты не посмеешь отвергнуть.
Жрец Ада развернулся, чтобы уйти.
– Хочешь, чтобы я дрался с этим искалеченным горемыкой? – переспросил Гарри.
– Как я уже говорил, внешность обманчива.
С этими словами киновит отстегнул от пояса крюк с мачете и бросил их Феликссону – тот быстро подхватил оружие, взвесил его в руках. На распоротом лице заиграла двойная улыбка, казавшаяся ещё более гротескной в своей искренности.
– Крюк! – радостно крикнул он вслед киновиту, направлявшемуся в тайную библиотеку Карстона Гуда. – Вы нихогда… не давали… крюк, – едва выговорил он.
– Победителю я дарую и другие игрушки.
Послышался отрывистый грохот, подобный раскату далёкого грома. Затем звук пропал, а с ним, если Гарри не подвели его чувства, исчез и Жрец Ада.
– Значит, остались только мы, – сказал Гарри.
Не дав Феликссону времени пошевелиться, Д'Амур выхватил пистолет и дважды выстрелил в сердце изувеченной твари. Пули продырявили цель, но не убили мага, и уголки его двойного рта поползли вверх в наглой улыбке.
– Глупый Да Мор. Не убичь Феликшона. Никогда!
– Ты так говоришь, будто это что-то хорошее.
– Лушее!
– Как ты неправ, – покачал головой Д'Амур.
– Чши умрёшь. Узнай, кто неправ.
Феликссон хлестнул цепью, точно кнутом. Затем он указал пальцем на Д'Амура, пригнулся к крюку и неразборчиво забормотал. Оружие вылетело из его руки, ринулось к Гарри и прошило нежную плоть на внутренней стороне его бедра – две раны по цене одной.
Гарри взвыл от боли.
Феликссон дернул цепь на себя, и крюк вырвался из ноги детектива. Как только оружие вернулось к нему, колдун запустил его ещё раз. Крюк пронзил второе бедро.
– Шлавно, – проговорил Феликссон. – Ешё раж вжик-вжик и прошшай, крошка Да Мор.
Не успел Гарри отреагировать на угрозу кастрации, как его внимание приковала к себе дверь в коридор. Она так тряслась, словно в неё ломилось стадо лошадей.
– Там што? – спросил Феликссон, также повернувшись к дверям.
– Без… дупля, – процедил Гарри, из последних сил стараясь не потерять сознание.
Было очевидно, что при таком избиении дверь долго не выстоит. Дерево вокруг петель и дверной ручки трескалось, во все стороны летели щепки и отслоившаяся краска.
– Кто там? – спросил Феликссон. – Убью Да Мора. Ешли войдешь.
Он зарычал и дернул цепь к себе, одним чётким движением вырвав крюк из бедра детектива. На шеё Д’Амура вздулись вены, и он издал горловой, клокочущий стон.
– Слышать?! – крикнул Феликссон в сторону дверей, нежно поглаживая смертоносный изгиб окровавленного крюка.
Он протараторил третье заклинание, и, нацелив голову-крюк на промежность Д'Амура, цепь зазмеилась к нему, точно ленивая кобра. Сквозь ужас, царивший в голове детектива, пробился лихорадочный коллаж связанных с сексом образов: мастурбация за школьным спортзалом с Пайпером и Фрэдди; девушка (как её звали? Дженет или Дженис?), которую он поимел на ночном автобусе до Нью-Йорка; зарёванная прелюбодейка, которая не намеревалась оставить адюльтер и предложила Гарри двойную оплату – всё это и сотня других воспоминаний пронеслось в его мыслях, пока смертоносное орудие неспешно приближалось к его мужскому достоинству.
А затем, без всякого предупреждения, цепь бросилась вперед. Гарри не собирался отдать оружию Феликссона часть своего тела без боя. Он выждал, пока крюк не очутился в дюйме от ширинки, схватил его правой рукой, а левой стиснул железные звенья. Цепь тут же дико забилась, пытаясь вырваться из его пальцев.
– Дурак! – заорал Феликссон. – Делачь хуже!
– Заткнись нахуй! – крикнул Гарри в ответ. – Жополиз хренов!
– Убичь Да Мора! – рыкнул Феликссон извивающейся цепи.
Понемногу Гарри терял хватку. Ещё несколько секунд, и острие вонзится в него. Крюк всё приближался к его промежности – подводили скользкие от пота ладони. Кастрации было не избежать. Мысленным взором Гарри увидел, как крюк впивается в его член.
Собрав остатки сил, он сжал окровавленную цепь и испустил первобытный, возмущенный вопль. В тот же миг, словно требовалась лишь его команда, дверь поддалась. Замок отлетел, и дверь отбросило в сторону – она грохнулась о соседнюю стену с такой силой, что с потолка пыльным градом посыпались крупные куски штукатурки. Гарри почувствовал, как в лицо ему ударил порыв холодного воздуха. Оказалось, что дверь выломал его друг Стринг Ярт, и теперь они снова были вместе. Но Гарри почувствовал, что дух пришел не один.
Увы, высаженная дверь не отвлекла мясницкий крюк от его задачи. Орудие намеревалось вырезать его пах, и пускай Гарри держал его хваткой, от которой у него побелели костяшки, цепь мало-помалу подбиралась всё ближе. Д’Амур чувствовал, как дух кружился вокруг его рук приятной прохладой. Холодок освежил его усталое тело, высушил ладони и вернул силы мускулатуре. Гарри оттолкнул змеистую цепь на целых шесть дюймов, а затем швырнул её наземь и прижал крюк коленом.
– Получи, срань! – крикнул он.
Цепь вовсе не обрадовалась своему положению. Даже будучи придавленная всем весом Д'Амура, металлическая змея пыталась выскользнуть на волю, и Гарри понимал, что счёт шёл на секунды: раны на бёдрах обильно кровоточили, и остатки сил быстро заканчивались. Но присутствие фантома успокоило и ободрило его. Он сражался не в одиночку – у него были союзники, просто он их не видел. Однако у Феликссона зрение оказалось получше. Он таращил глаза, наклонял разрезанную голову то к левому, то к правому плечу, вертелся на месте, пытаясь оценить силы новых противников, и разговаривал с ними.
– Феликссон вас поймачь и съесчь!
Он крутился вокруг своей оси, размахивал руками и бормотал проклятия или заклинания (возможно, и то, и другое), пытаясь схватить хотя бы одного из невидимых, круживших по комнате духов.
Поскольку внимание её хозяина отвлекли, цепь постепенно утратила спесь и затихла. Действуя очень осторожно, Гарри убрал колено с крюка и поднял оружие Феликссона. Как только он пошевелился, адреналиновый шок развеялся, и у него закружилась голова. Ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Однако на помощь Д'Амуру подоспел один из прохладных призраков – очевидно, почувствовав его плачевное состояние, дух бесплотным бальзамом пролетел сквозь его тело.
Боль не уменьшилась, но призрак увёл от неё мысли Д'Амура, и разум детектива очутился в какой-то неизведанной камере его души. Это место полнилось тайнами и загадками, тут же очаровавшими измученное болью тело.
А затем невидимая сущность заговорила. «Приготовься», – послышались в голове Д’Амура его слова. Последний слог фразы эхом прокатился по телу детектива, развеяв целебную негу, и Д’Амур вернулся в серую комнату. В это было невозможно поверить, но Феликссон озверел пуще прежнего. Он придавил к противоположной стене невидимого противника и рвал его на куски. Жертва испускала пронзительный, агонизирующий вопль.
– Шкажачь мерчвые дружжя! – крикнул Феликссон – его речь деградировала по мере того, как мага охватывало неистовство. – Шкажачь все мерчвы как тшы. Шкажачь Феликшон ими срачь! Лезь в джела Ада? Никогда! Шлышачь? Шкажачь!
Он провернул пальцы в воздухе, и голос его зазвучал на октаву громче: «Не слышачь говоричь!»
Пускай Гарри не видел фантомов, он чувствовал их возбуждённое присутствие. Казалось, приказы Феликссона их только разозлили. Вся комната затряслась. Старые половицы выскакивали со своих мест и ударялись в стены, кроша штукатурку.
На глазах у Гарри его союзники выломали с потолка несколько кусков шпатлёвки – они упали, и детективу показалось, что он увидел фантомов в клубах поднявшейся пыли. Или, по крайне мере, их размытые силуэты. По потолку побежали зигзаги трещин. Голая лампочка болталась туда-сюда, и тень Феликссона заметалась по стенам. Фантомы носились вокруг, и в воздухе чувствовалась буквально осязаемая жажда уничтожить эту комнату вместе с Феликссоном. Стало ясно, что призраки собирались разобрать помещение на куски. Пыль от штукатурки заволокла комнату белым туманом.
Феликссон вернул взгляд на Гарри.
– Виничь Да Мора я! Он заплачичь!
Феликссон схватил цепь, и на глазах у Гарри туман из штукатурки расступился – вниз сиганул фантом, и его движения дублировал второй призрак, спускавшийся с противоположной стороны. Их траектории пересекались на цепи, и звенья, на которых встретились два призрака, разлетелись на куски, оставив на крюку металлический обрывок длиной в восемнадцать дюймов. От удара на лбу Феликссона открылась рана. Маг был к такому не готов. Он чертыхнулся и вытер натёкшую в правый глаз кровь.
Затем еще два призрака нацелились не на остаток цепи, а на державшую её руку. Не успел Феликссон выпустить цепь из пальцев, как фантомы набросились на него. Они врезались в его руку, и во все стороны полетели куски металла, обрывки плоти и обломки костей. Ранив и обезоружив Феликссона, духи решили довести начатое до конца и разрушить логово порока Карстона Гуда. Фантомы набросились на несущие стены, и всё вокруг заходило ходуном. Лампочка, висевшая посреди комнаты, вспыхнула неестественно ярко и перегорела.
Гарри понял, что самое время делать ноги. Он был в двух шагах от двери, когда ещё одна татуировка Кеза, предупреждающая сигила в центре спины, испустила импульс, распространившийся по всему телу Д’Амура. Он развернулся как раз вовремя, чтобы отскочить с дороги Феликссона – тот мчался на него, ощерившись кривыми острыми зубами. Челюсти щёлкнули в воздухе, где две секунды тому назад находилась голова Гарри, и по инерции Феликссон врезался в стену у двери.
Гарри не стал дожидаться, пока Феликссон оклемается. Он выскочил в коридор. Фантомы в исступлении бросались во все стороны. Они врезались в стены, точно невидимые молотки. Осыпавшаяся штукатурка с замазкой оголила деревянные планки. С другого конца коридора доносился шум разрушения – явное свидетельство того, что лестницу разбирали с не меньшим запалом. Тьма с пылью совместными усилиями ограничили поле зрения до одного лишь фута. Несмотря на шум впереди, Гарри решил рискнуть – выбора не оставалось.
Тем временем половицы стонали, выкручивались и плевались гвоздями. Ступать по ним было страшно, однако Гарри миновал комнату с гамаком (пыль полностью заволокла помещение) и двинул дальше, ступая по обезумевшим доскам. Деревянные планки поддавались ударам призрачных молотков ещё быстрее, чем штукатурка. Гарри скрестил руки перед лицом, чтобы защититься от носившихся по воздуху щепок. Он шел вслепую. В третий раз вмешалось прохладное привидение – оно вошло в Гарри и кровью зашумело в его ушах: «Назад! Немедленно!»
Гарри отреагировал молниеносно. Только он отскочил, как мимо пронёсся Феликссон – рот мага был распахнут в леденящем крике. Вопль внезапно оборвался. Лестницы в конце коридора явно не стало. То, как рассеялся вопль Феликссона, подсказало Гарри, что у её подножия разверзлась пропасть, и ручной пёс киновита сиганул прямиком в бездну под домом. Судя по далёкому вою Феликссона, пропасть была глубокой, и, скорей всего, никому из неё не выбраться, или точней, прежде чем весь дом схлопнется и рухнет вниз.
Гарри повернулся туда, откуда пришел, и направился обратно в серую комнату. Двигался он быстро, осторожно и пытался не обращать внимания на уходивший из-под ног пол коридора – половицы провалились и летели в бездну.
К тому времени, как он очутился в комнате, пыли от штукатурки почти не осталось – её засосала вниз огромная пустота. Между Гарри и дырой простирался лишь хлипкий, изрытый язвами пол. Но, по крайней мере, теперь Д'Амур увидел свою последнюю надежду и единственную цель – окно. Доверив ногам их работу, Гарри без проблем пересек комнату. Перед окном сохранился выступ в четыре половицы, и по их виду было ясно, что долго они не продержатся – древесина лишилась почти всех гвоздей.
Гарри потянул закрывавшую окно ткань. К раме её приколотили на совесть, но Гарри решил, что сделали это не один год тому назад: ткань была грубой, но после нескольких сезонов повышенной влажности она прогнила и теперь рвалась, как бумага. Комнату затопил свет из внешнего мира – не прямые солнечные лучи, но сияние довольно яркое, и оно пришлось как нельзя кстати.
Гарри выглянул в окно. До земли было высоко, а по сторонам ухватиться не за что. Водосточная труба бы точно не помешала. Да и пожарная лестница позволила бы ему спуститься по-человечески. Но нет, ему приходилось прыгать и надеяться на лучшее. Гарри потянул за раму в попытке открыть окно, однако она не поддавалась. Он нагнулся и вырвал половицу, укоротив и без того крохотный выступ. Д'Амур как раз разворачивался к окну, когда вдруг заметил какое-то движение, оглянулся и понял, что в комнате он уже не один.
Израненный, окровавленный и пыльный, на пороге стоял бешеный пёс Иглоголового – Феликссон оскалил зубы, а его глаза превратились в две яростные щёлки. Как бы глубоко он не провалился, маг выкарабкался наверх в решимости закончить кровавое дело.
– Ну и кашу ты заварил, Д’Амур… – пробормотал Гарри.
Феликссон бросился на него так внезапно, что под ним треснули половицы. Гарри швырнул доску в окно, разбил стекло и полез наружу. На тротуаре у дома собралась толпа зевак. Гарри расслышал отдельные слова – ему кричали, что он свернёт шею, что нужно взять лестницу, матрац или простыню, однако несмотря на все возможные варианты, никто не попытался помочь – вдруг пропустят, как Д’Амур прыгнет?
И через две секунды он бы уже летел вниз, однако Феликссон не собирался упускать свою жертву. Тварь одним прыжком преодолела пропасть и схватила Гарри за ногу, впившись в рану на бедре. Силу пальцев явно увеличивал безжалостный сплав плоти с металлом.
Гарри пронзила адская боль, но он не стал тратить силы на крик.
– Лады, хуйло, – сказал он. – Летишь со мной.
С этими словами он выбросился в окно. Феликссон держался за Гарри, но у подоконника он отпустил свою жертву – возможно, испугавшись быть увиденным.
Гарри врезался в заплатку асфальта. Звук ломающихся костей был ему хорошо знаком, и он сразу понял, что наверняка заработал несколько переломов. Но не успел Гарри попросить кого-то из зевак подвезти его к ближайшей больнице, дом издал протяжный пораженческий стон и рухнул: перекрытия провалились, стены растрескались и сложились, рассыпав вокруг груды кирпича. Это случилось поразительно быстро – всё здание ушло под землю меньше чем за минуту, выпустив под конец густую тучу серо-коричневой пыли.
Стены капитулировали, и тело Д’Амура последовало их примеру. По организму прокатилась дрожь, и в его чувства вновь вторглась пульсирующая пустота. На этот раз она не отступила, наоборот – прижалась к нему со всех сторон. Окружающий мир стиснулся в далекий кружок, через который Гарри смотрел на него, точно в неправильный, противоположный конец телескопа. Боль пульсировала в едином со вторгшимся забвением ритме, а он, в свою очередь, подчинялся биению его грохочущего сердца.
Вдалеке – там, откуда удалялось сознание Д'Амура, – кто-то пробирался к нему сквозь толпу: Гарри увидел какого-то лысого, бледного карлика с таким пронзительным взглядом, что его сила чувствовалась даже на расстоянии в несколько световых лет. Человечек двигался меж людей с невероятной проворностью – так, словно невидимые силы расчищали ему дорогу. Образ незнакомца дал угасающим чувствам Д'Амура причину задержаться и дать отпор подступавшей пустоте, что грозил стереть землю под его ногами. Но давалось это с трудом. Как бы Гарри ни хотелось узнать, кем был тот бравый лилипут, его разум отключался.
Гарри сделал хриплый вдох – он собирался хотя бы назваться. Но оказалось, что нужды в этом не было.
– Нам нужно немедленно уходить, мистер Д'Амур, – сказал незнакомец. – Пока никто не смотрит.
Затем мужчина нагнулся и аккуратно взял Гарри за руку. Когда их пальцы соприкоснулись, по руке Д'Амура промчала волна блаженной теплоты, и боль отхлынула от его ран. Ему стало хорошо, как в материнских объятиях. И на этой мысли мир сменился чернотой.