Глава 8
В участке
Околоточный надзиратель Свинцов дул чай у самовара и прислушивался к разговорам за столами, пытаясь определить, где дельце поинтересней. Своего места в участке у него не было, поскольку службу надзирателю надлежало исполнять на улице, но Свинцов после утреннего обхода несших постовую службу городовых, по обыкновению, закатывался в участок, где располагался у чайного стола в ожидании какого-нибудь приключения, способного развеять скуку. Свой план по охранению порядка он выполнял после обеда, когда Спасская часть окончательно просыпалась и начинала колобродить. По обыкновению, дневной улов состоял из двух-трех извозчиков, которые вечно прут напролом, переворачивают возки, кареты, пролетки, давят товар, сбивают велосипедистов и пешеходов. К этим Свинцов привычно добавлял такую же порцию нарушителей по 42-й статье Устава о наказаниях − «За появление в публичном месте пьяным до беспамятства или в безобразном от опьянения виде». Ну и иногда к привычному садку удавалось присовокупить рыбу поинтересней. Так, вчера около шести вечера Свинцов поспешил на крики в доме три по Кирочной улице, где застал разъяренного офицера, наносившего удары портному Пяткину вынутой из ножен шашкой, а тот парировал их аршином. Оказалось, отставной офицер явился за мундиром и нашел заказ исполненным не по его вкусу.
Из кабинета участкового пристава доносились возгласы недовольства в связи со слабо поставленной работой по заполнению карточек задержанных. В частности, Троекрутов отчитывал Облаухова за нелепые описания в разделе особых примет.
– Что, что это за дикость, скажи мне, Облаухов, на милость? «Волосы носит большие, иногда стрижет их коротко». Что из этой чихни можно понять о человеке?..
Свинцов обменялся взглядом с фон Штайндлером, опрашивавшим благообразного дворецкого с белыми бакенбардами из дома князей Данишевских. Оба гривуазно ухмыльнулись. Когда господину приставу бывала нужда отругать кого-либо по службе, обыкновенно для этого случая использовался Облаухов. Из-за невеликих способностей ума и добродушной натуры он давно слыл в участке объектом для безответных насмешек и розыгрышей. Как-то однажды он встретил пристава сообщением, что бронзовый бюст государя, установленный при входе на специальной колонне, с утра замироточил. Плечо государя действительно было отмечено влажным пятном, но быстро выяснилось, что причиной чуда послужила прохудившаяся крыша. В тот раз Троекрутов почему-то пришел в неописуемый гнев, жутко ругался и кричал, что у эдакого дурака и лавки в кутузке скоро замироточат, смахнул в припадке керосинку со стола и ушел в церковь.
− Или вот, − продолжал распекать Облаухова начальник участка, − «нос долговатый в пенсне, а походка интеллигентная». Где здесь особые приметы, я тебя спрашиваю?
− Виноват, ваше высокоблагородие! – отозвался чиновник.
− Может, тебе в юмористический журнал устроиться, Облаухов? Над нами же весь департамент смеется! Вот что это за нелепица? «Имеет сзади головы небольшую лысину, а спереди лицо чистое с угрями».
Свинцов пошел прогуляться в приемный зал. Там молодой чиновник Пилипченко принимал у бойкой бабы заявление о пропаже супруга. По ее словам выходило, что ушел он из дому неделю назад.
– А что ж вы только сейчас заявляете? – резонно удивился Пилипченко.
Баба поджала губы и тихо произнесла, глядя в окно:
– Жить без него не могу. А он шляется…
– Получка небось сегодня? − предположил Свинцов.
Баба не стала отпираться: получка тоже имела значение.
За соседним столом у полицейского чиновника Африканова немолодой почтмейстер с обвислыми щеками в жидких бачках скорбел о пропаже бумажника.
− Пишите заявление, будем искать, − сказал Африканов и протянул почтмейстеру бумагу.
− Не могу, никак не могу, − замахал руками старик.
− Почему это еще?
− Его уже внук нашел.
Свинцов заинтересовался парадоксальным ходом мысли потерпевшего:
− Зачем же ты в участок пришел, дядя? – спросил он.
− Так там денег-то нет! – признался посетитель.
− А мы-то что можем?
− Не стану же я на родного внука заявление писать!
− Ну так не пишите.
Африканов хотел было выбросить в корзину испорченный бланк и подозвать из очереди следующего, как вдруг почтмейстер произнес тоном, с которого обычно начинаются скандалы в присутствии:
− Что ж вы, отказываетесь розыск учинить?
Cвинцов оставил Африканова с почтмейстером и сел за стол Облаухова, который все еще терпел наставления в кабинете начальства. Околоточный взглядом указал на стул крестьянке, закутанной в платок по самые глаза.
− Так… – Свинцов отхлебнул чаю. – На что будем жаловаться?
− Муж колотит, − подсев, угрюмо произнесла тетка.
− Вот те раз… – Свинцов сделал еще глоток, отставил стакан и придвинул к себе письменный прибор. – Ну, давай составлять протокол. Как мужа зовут?
Крестьянка посмотрела на рыжую бороду и отвернулась, уставившись на бюст императора.
Свинцов подождал.
− В молчанку будем играть?
− С тобой говорить не стану.
− Это еще почему?
− Подожду, пока тот придет.
− А я чем же плох?
Свинцов погладил пышную бороду.
−Ты на него рожей похож…
−На кого?
−На мужа моего! Ишь, бородищу распустил. Такая же, наверное, скотина…
Свинцов хотел было окоротить глупую бабу, но тут вернулся Облаухов, и околоточный надзиратель отправился обратно в зал. Там дворецкий князей Данишевских излагал фон Штайндлеру обстоятельства смерти горничной.
− Как она выпала-то? – Старший помощник обмакнул перо в чернила.
− Да как… Мыла, стало быть, окно. И хлопнулась.
− Упала Аню-та в окно почемю-та, − скаламбурил Свинцов.
Фон Штайндлер c осуждением взглянул на шутника. Свинцов кашлянул и вернулся к самовару долить в стакан кипяточку.
− Паспорт-то у нее есть? – продолжил опрос фон Штайндлер.
− А как же!
Дворецкий протянул картонную книжечку, потом огляделся и наклонился через стол.
− Ваше благородие, а нельзя ли без расследования схоронить? – доверительно поинтересовался старик. − Их сиятельство были бы премного благодарны.
Между страниц паспорта фон Штайндлер обнаружил красненький кредитный билет. Он уже хотел было незаметно сбросить его в выдвинутый ящик стола, как вдруг раздался голос Ардова:
− Преступник установлен!
