Глава 2
От бочки вина до государственной измены
Октябрь, пришедший на смену сентябрю, принес с собой в Испанию долгожданную прохладу. Жгучее южное солнце поблекло. На нежно бирюзовом небе все чаще появлялись облака и по ночам проливались короткими дождями. Земля, иссушенная за лето и первые месяцы осени, ожила и покрылась изумрудным ковром. В воздухе появилась бодрящая свежесть, а морская вода все еще сохраняла благодатное тепло.
В Испании наступило лучшее время года. Миллионы туристов из Центральной и Северной Европы, подобно стаям перелетных птиц, потянулись к благословенному югу. Одни, чтобы насладиться «бархатным летом» и успеть поймать последний загар на знаменитых пляжах Коста Тропикаль и Коста де ла Лус. Другие — почитатели творчества Франсиско де Гойя, Диего Веласкеса, Сальвадора Дали, Пабло Пикассо, устремились в Мадрид и Барселону и часами простаивали в бесконечных очередях у музеев Прадо, Тисенна-Барнемисы, Центра искусств королевы Софии и Дома Мила.
Мадрид, оправившись от изнуряющей жары, расплескался яркими красками жизни. Улицы и площади захлестнули разноголосые, разноликие, пестрые людские реки. Они закручивались бурными водоворотами на входах в развлекательные центры, рестораны, бесчисленные кафе и стороной обтекали правительственный квартал. Видеокамеры, установленные на каждом шагу и неусыпно следящие за редкими прохожими, высокие заборы, за которыми в глубине скверов прятались ухоженные особняки, суровые и немногословные полицейские на входе, не располагали к общению.
Раннее утро третьего октября в этом районе разбудил гул мусороуборочных машин. Они смели пестрый ковер из опавших листьев и скрылись в лабиринте древних улиц. Наступившую сонную тишину изредка нарушал шорох шагов полицейских и любителей бега. Она царила и на улице Веласкеса, перед посольством Российской Федерации, занимающим обширную территорию в исторической части Мадрида. Своими современными архитектурными формами оно напоминало огромный белоснежный айсберг и стало одним из самых больших в Европе, площадь его помещений составила 3539 кв. м. Посольство стало последним своеобразным памятником за рубежом канувшим в лету социализму и Советскому Союзу.
На ухоженной территории размещались административные корпуса и жилой кампус для сотрудников посольства и членов их семей. Здания составляли единый ансамбль. Центральное место в нем занимал представительский корпус. Он выходил фасадом на улицу Веласкеса и служил как бы визитной карточкой новой России. Под его крышей находились банкетный, музыкальный и зал для приемов. Для камерных встреч служили «московская» и «петербургская» гостиные. Их дизайн и художественно-архитектурное оформление доносили до посетителей и гостей особенную и неповторимую атмосферу этих городов. Подлинной жемчужиной представительского корпуса являлись восемь росписей-фресок, выполненных кистью великого мастера — Ильи Глазунова и его учеников. В них ярко и наглядно отражалась история Московского Кремля и Руси изначальной.
До начала рабочего дня оставалось еще больше часа, а некоторые сотрудники уже находились на своих рабочих местах. Легкий ветерок, потягивавший со стороны сквера, шаловливо шелестел листками шифроблокнота и беззаботно гулял по одному из самых засекреченных кабинетов посольства России — резидента военной разведки — Главного разведывательного управления Генерального штаба Министерства обороны России, полковника Николая Сазонова. Для него не существовало временных рамок в работе. Разведку, как и контрразведку невозможно втиснуть в рамки жесткого распорядка дня. Будучи не ремеслом, а искусством, они и их сотрудники живут по своим особенным законам. Их содержание определяется национальными интересами, а результаты зависят от ума, изобретательности и трудолюбия разведчиков и контрразведчиков.
Благостность, воцарившаяся в природе, нисколько не радовала Сазонова. Он стоял у окна, в полную грудь вдыхал бодрящий утренний воздух и не замечал полыхающей сочными красками цветочной клумбы, яркой радуги, огромным коромыслом нависшей над городом, не слышал гомона голубей, гнездившихся под крышей.
Сухое, будто вырубленное топором лицо Сазонова кривили гримасы. Ветер трепал густые длинные волосы, забирался под рубашку и пузырем вздувался на спине. Резидент не обращал внимания, его сосредоточенный взгляд был устремлен в бесконечную небесную высь и словно искал ответ на вопрос, уже не первый день не дававший покоя. Сомнения, которые скорее можно отнести к подозрениям, терзали Сазонова. Под ними не было реальной основы — фактов, но он не обольщался на этот счет. За спиной резидента было более двадцати лет службы в разведке, большая их часть прошла не на «паркете кабинетов», а в «поле». Поэтому с годами Сазонов все больше доверял внутренним ощущениям. Они редко подводили и говорили, резидентура все чаще работает наперекор его воле, а результаты становятся все более эфемерными.
В далекой Москве, но не для Сазонова, состояние дел пока выглядело вполне благопристойно. Агентурная сеть пополнялась перспективными источниками информации. От них и ранее приобретенных агентов поступали оперативно значимые материалы. Более того, за последние месяцы их объем даже возрос, но конечные результаты оставляли желать лучшего. Подтверждение тому Сазонов находил не только в собственных аналитических сводках, а и на совещаниях, проходивших в «Центре» — Москве. Сухие цифры являлись тому убедительным подтверждением. Основные показатели, отражающие конечные итоги работы мадридской резидентуры, в сравнении со швейцарской, парижской и даже римской, выглядели более чем скромно.
Операции, проводившиеся Сазоновым и его подчиненными, на первом этапе сулившие весомые результаты, все чаще заканчивались ничем. Он анализировал их ход и пытался понять, где и когда произошел сбой, какая была допущена ошибка и не находил ответов. Противник: испанский Национальный центр разведки (Centro Nacional de Inteligencia), ЦРУ и МИ-6 становились все менее осязаемыми. У Сазонова порой возникало ощущение того, что он и подчиненные ведут бой не с реальным противником, а с его тенью. Тенью весьма искусной и, что самое прискорбное, умело манипулирующей деятельностью резидентуры. Все вместе взятое приводило Сазонова к печальному выводу: среди подчиненных действует предатель. От одной только этой мысли ему становилось не по себе. Подобного провала в работе у него не было за все время службы.
Скрип двери и шум шагов заставил Сазонова встрепенуться. За спиной прозвучало:
— Разрешите войти, товарищ полковник?
— Да, проходите! Присаживайтесь, товарищи! — обронил он, плотно закрыл окно, возвратился к столу и нажал кнопку на пульте управления.
Заработал генератор зашумления и невидимый электронно-магнитный экран надежно защитил кабинет от чужих ушей. Сазонов сел в кресло и тяжелым взглядом пробежался по подчиненным. Перед ним находились наиболее опытные и, как он полагал, самые надежные оперативные сотрудники. Четыре пары обеспокоенных глаз нацелились на Сазонова. Он нервно перебирал пальцами карандаши в подставке и не решался начать трудный, с непредсказуемым результатом разговор. Цена ошибки была слишком велика. Предатель, если он находился в кабинете, мог свести на нет задуманный Сазоновым план его изобличения. Отбросив последние сомнения, резидент поднял голову и встретился взглядом с полковником Сергеем Морозовым.
«…В училище, в казарме четыре года мы спали с тобой голова к голове. Вместе воевали в Афгане. Орденоносец!..
Нет, Серега не предатель! Это все равно что не верить самому себе!»
Сазонов скользнул взглядом по однокашнику по учебе в Военно-дипломатической академии полковнику Сергею Скрипалю.
«…Тоже воевал в Афгане. Крепкий и надежный мужик! Стоишь в резерве на выдвижение. Не сегодня, так завтра будешь назначен на должность резидента. Зачем и ради чего тебе вести двойную игру? Сергей — предатель? Исключено!»
Требовательный звонок телефона нарушил напряженную тишину, царившую в кабинете. Сазонов снял трубку. Тон посла не сулил ничего хорошего. Он с раздражением сообщил Сазонову об очередной неприятности. Накануне его вызвали в МИД Испании и высказали «крайнее неудовлетворение деятельностью ряда сотрудников российского посольства». Своими действиями, по мнению испанской стороны, «они не способствовали налаживанию дружеских и взаимовыгодных отношений между нашими странами». Как оказалась, «не способствовал» им и подчиненный Сазонова. В ответ на справедливые упреки посла ему ничего другого не оставалось, как только заверить, что будут сделаны соответствующие выводы. Опустив трубку на аппарат, Сазонов не сдержался и в сердцах сказал:
— Прокол за проколом!
— Там где тонко, там и рвется, — мрачно обронил Сергей Морозов.
— А точнее течет. Похоже, у нас завелась крыса? — решился высказать горькую мысль ветеран подполковник Сергей Давыдов.
— Сергей Михайлович, вот только с выводами давай не будем спешить, — предостерег Сазонов, а в душе согласился:
«По сути, Михалыч прав! Так кто же предатель?..
Ты?!..
Звезд с неба не хватаешь. Служебную лямку тянешь исправно, правда, лишнего на себя не берешь. Ты — «крот»? Нет! Это не в твоем характере, Михалыч. Испанцам ты не нужен, до дембеля осталось меньше года. С тобой у них нет никакой перспективы. Так кто же предатель?»
Сазонов стрельнул взглядом в Олега Баркова.
«Ты?!..
Поработал в шоколадных местах: в Париже и на Мальте, но порох успел понюхать. Сын генерала, но пашешь как рядовой. Результативный, амбициозный. По-хорошему амбициозный, через товарища, ради карьеры, не переступишь. Нет, среди вас, ребята, не может быть предателя», — заключил Сазонов и открыл совещание:
— Товарищи офицеры, сегодняшний наш разговор должен остаться в стенах этого кабинета! Остальные о нем пока не должны знать!
У опытных разведчиков столь серьезное заявление резидента вызвало вполне объяснимую реакцию. Их лица затвердели. В глазах вспыхнул холодный огонек. Они переглянулись, и общее мнение выразил Морозов:
— Николай Иванович, спасибо за доверие. Но хотелось бы знать, откуда и что прилетит?
— Сам пока не знаю, Сергей Владимирович, — признался Сазонов и, прокашлявшись, начал разговор издалека: — В военной разведке вы давно и находитесь на переднем крае. Против нас действует опытный и коварный противник, и не один. К сожалению, в наших рядах возможны потери. Как говорится: на войне как на войне. Не исключено, они могут появиться и в наших рядах. Вы понимаете, о чем я говорю?
Гробовое молчание надолго воцарилось в кабинете. Все четверо были профессионалами самого высокого уровня и ясно представляли, чем угроза предательства могла обернуться для резидентуры и для каждого из них. Тягостную тишину первым нарушил Морозов.
— Николай Иванович, кто конкретно на подозрении?
— Скорее это не подозрения, я бы назвал их ощущениями, — ответил Сазонов и пояснил: — Всего я не могу раскрыть, но в ряде операций, в том числе, Сергей Владимирович, в той, что ты ведешь, складывается впечатление, нами ловко манипулируют.
— Есть такое ощущение, Николай Иванович, вы не ошиблись. У меня оно появилось, когда информация Хуана оказалась липой, — признался Морозов.
— Аналогичная ситуация складывается в операции с Наследником! Второй год крутимся, и все по кругу, — в сердцах произнес Давыдов.
— Если бы только одно это, Сергей Михайлович. За последнее время бесследно исчезли наши два источника ценной информации. Где они, не знают даже близкие, — с горечью произнес Сазонов и решительно заявил: — Товарищи, так дальше продолжаться не может! Надо действовать! Предатель, если он проник в наши ряды, должен быть нейтрализован в кратчайшие сроки! Какие есть предложения?
Их поступило несколько. Сазонов, взвесив все за и против, остановился на оперативной комбинации. В центре ее находилась военно-воздушная база США «Морон». Интерес к ней со стороны резидентуры ГРУ, вне всякого сомнения, не остался бы без внимания как испанской, так и американской спецслужб. В оперативной комбинации предполагалось задействовать агента Хорхе, заподозренного в двурушничестве — связи с Национальным центром разведки Испании (Centro Nacional de Inteligencia).
На третий день после совещания у Сазонова о нем уже знали в мадридской резидентуре МИ-6. Ее агент Оракул сообщил об этом Стронгу. Тот не преминул воспользоваться ситуацией, чтобы направить Сазонова по ложному следу. После доклада своих предложений Спеддингу, к операции подключилось ЦРУ. Объектом ее провокации стал сотрудник резидентуры ГРУ подполковник Грошев. Бросить на него тень подозрения не составило большого труда. С его репутацией, подмоченной пьянством, достаточно было на глазах русской наружки вступить с ним в контакт.
Сазонов, не подозревая, что стал игрушкой в руках американских и британский спецслужб, продолжал разыгрывать перед своими подчиненными задуманную оперативную комбинацию. Помощником ему выступал Морозов. Они, подыгрывая друг другу, дозированно допускали утечки информации об «операции», проводящейся с участием Хорхе и его связей на военной базе «Морон».
Прошло некоторое время, и, как казалось Сазонову, его замысел удался. Первой на оперативную комбинацию отреагировала испанская спецслужба, а затем из ее тени выступило ЦРУ. Вскоре засветился и «предатель». Две короткие встречи Грошева с сотрудником американской разведки Диком Хейли не оставляли у Сазонова сомнений в его двурушничестве. Что привело Грошева на путь измены — зависть к более успешным коллегам, склонность к спиртному, с этим уже предстояло разбираться контрразведке. Не поднимая шума, его под благовидным предлогом откомандировали в Москву.
Нейтрализовав угрозу, исходившую от резидентуры ГРУ, Стронг, Идальго-Миллер и Пристли сосредоточились на создании вербовочной ситуации в отношении Немедленного. И здесь важную роль они отводили агенту — Луису Гонсалесу. В прошлом капитан ВВС Испании, он сохранил тесные связи не только с бывшими однополчанами, но что еще более важно для интересов русской военной разведки, и с офицерами военно-воздушной базы США «Морон». По расчету Стронга, Немедленный не мог пройти мимо столь привлекательной кандидатуры в разведывательную сеть резидентуры ГРУ как Гонсалес. Тем более, у агента имелся весомый мотив для сотрудничества — глубокая обида на чиновников в погонах. В результате их закулисных игр он — один из главных претендентов на полет в космос, остался на земле и, оскорбленный в своих чувствах, ушел не только из отряда космонавтов, но и со службы.
Найти место и предлог для вывода Гонсалеса на Немедленного для Стронга и Идальго-Миллера не составило большого труда. Сотрудники российского посольства в поисках деловых связей для барахтающейся в тяжелейшем экономическом кризисе России не пропускали ни одной дискуссионной площадки и делового форума. В последнее время на них зачастил Немедленный. Пришло время подключать к его разработке Гонсалеса. Опытный агент, он с полуслова понял Идальго-Миллера, что от него требуется, и активно взялся за выполнение задания. Полторы тысячи долларов, выделенные по статье специальных расходов, добавили ему прыти.
28 октября 1994 года Гонсалес принял участие в научно-практической конференции, посвященной путям развития российско-испанских экономических отношений. Его соседом оказался Немедленный — полковник ГРУ Сергей Скрипаль. Общительный, с хорошим чувством юмора, сносно владеющий русским языком и стремящийся открыть бизнес в России, Гонсалес вызывал у разведчика как человеческий, так и профессиональный интерес. Бывший капитан ВВС Испании, да еще с широкими связями среди военных, со временем мог сталь источником ценной разведывательной информации. Скрипаль не преминул воспользоваться ситуацией, чтобы закрепить контакт с Гонсалесом, и после завершения конференции пригласил его в бар.
Непринужденная атмосфера, царившая в зале, приятная музыка, несколько бокалов прекрасного испанского вина, и они уже на короткой ноге. Гонсалес, проникшись доверием к «русскому другу», довел до него легенду, отработанную на встречах с Идальго-Миллером и Пристли. Она вызвала у Скрипаля профессиональный интерес. Он возрос вдвойне, когда Гонсалес обмолвиться о своих связях на американской военной базе «Морон». Одна из самых крупных в Европе, она представляла первоочередной интерес для резидентуры ГРУ. Скрипаль, рассчитывая с помощью Гонсалеса добраться до ее секретов, обращался к его воспоминаниям о подготовке в отряде космонавтов, о службе и осторожно выяснял характер связей на базе «Морон». Испанец, «не подозревая» об истинных намерениях «друга Сергея», охотно рассказывал о них. Среди его знакомых оказались как летчики, так и штабные офицеры. Скрипаль загорелся, через них перед ним открывался доступ к секретам, и стал искать основу для закрепления отношений с Гонсалесом. Придумывать ее не понадобилось. «Друг Луис» намеревался продвигать свой бизнес в Россию. Скрипаль воспользовался этим и упомянул, что «в Москве может поискать подходящих партеров». Гонсалес клюнул на наживку, и они договорились «подробно обсудить вопрос» при следующей встрече.
Она состоялась через неделю в ресторане отеля «Милья Кастилья». Гонсалес не ударил лицом в грязь перед «другом Сергеем». Стол ломился от изысканных блюд и коллекционных вин. Деятельный и щедрый испанец вызывал у Скрипаля все большую симпатию и все больший профессиональный интерес. У Гонсалеса имелось все, чтобы стать ценным агентом резидентуры ГРУ: связи среди военных и политиков, гибкий ум и способность располагать к себе собеседника. А главное, как полагал Скрипаль, у Гонсалеса был серьезный мотив для сотрудничества с российской военной разведкой — глубокая обида, что в космос полетел не он, а другой. Немаловажное значение имело и то, что он намеревался открыть свое представительство в России и вести там дела. В последующем общении эта тема стала занимать все большее место.
Ее обсуждение со Скрипалем давало богатую пищу для Идальго-Миллера и Пристли. Анализ суждений, высказанных им о ситуации в России и перспективах развития, укреплял уверенность британских разведчиков в том, что они находятся на пути к своей цели — вербовке. От прошлых коммунистических убеждений российского военного разведчика не осталось и следа. В минуты откровенности он не стеснялся поносить нынешнюю кремлевскую власть и рассуждал о бесперспективности жизни в России. В его речи все чаще звучали меркантильные мотивы, они проявлялись в мелочах. Скрипаль не возражал, когда Гонсалес брал на себя оплату застолий. На последней встрече, она традиционно проходила в ресторане отеля «Милья Кастилья», он прямо предложил «другу Луису помочь с продвижением бизнеса в Россию».
Для Идальго-Миллера и Пристли это послужило сигналом, пришло время переходить от общих рассуждений к втягиванию Скрипаля в вербовочную ситуацию. В средине декабря Гонсалес пригласил «друга Сергея» на «деловую встречу». Она состоялась все в том же ресторане при отеле «Милья Кастилья». На этот раз разговор носил предметный характер. Скрипаль пообещал Гонсалесу найти «надежных бизнес-партнеров в Москве», тот, в свою очередь, взялся выяснить «каким образом можно одному знакомому устроиться на работу на базу «Морон».
На следующий день Скрипаль по результатам встречи с кандидатом на вербовку «Космо» подготовил отчет. В нем подробно изложил содержание бесед с Гонсалесом, оценку его личных качеств, особый акцент сделал на связях среди американских военных на базе «Морон» и отметил лояльность к России. После обеда, когда Сазонов освободился, Скрипаль поднялся к нему в кабинет. Резидент находился в хорошем расположении духа. Провал в работе с Грошевым остался в прошлом, а последние разведывательные материалы, добытые резидентурой, получили высокую оценку в «Центре». Бодро поздоровавшись, Сазонов спросил:
— Чем порадуешь, боец невидимого фронта?
— Есть чем, Николай Иванович, на нем прорезается еще один штык.
— Это хорошо, но давай, Сергей Викторович, не будем торопиться, а то как бы не наколоться.
— Не думаю, Николай Иванович. С Гонсалесом я работаю больше двух месяцев. Есть хорошая перспектива. От него получено два представляющих оперативный интерес материала по связям на базе «Морон». К России лоялен.
— Помню, читал. Вот только давай раньше времени не будем обольщаться на его счет. Лояльно относиться — одно, и совсем другое — работать на чужую разведку.
— Николай Иванович, у Гонсалеса есть серьезный мотив для сотрудничества!
— Ты имеешь в виду обиду на то, что он не стал космонавтом?
— Да, собственно, из-за этого Гонсалес и ушел со службы.
— Обиды рано или поздно проходят, а вот интересы остаются. Какой у него к нам интерес, ты можешь сказать?
— То, что не идеологический или духовный, так это точно.
— Ну, про идеологию, Сережа, давно пора забыть. Она умерла не в августе 1991, а еще раньше, когда Сталина вынесли из мавзолея. Духовная основа, но какая? Ответ на этот вопрос могут подсказать разве что на небесах. Но мы же туда не торопимся?
— Я, так точно, — с улыбкой ответил Скрипаль и пояснил: — Гонсалесом, как бизнесменом, движет материальный интерес. На этом я и рассчитываю выстраивать наши отношения.
— Допустим, а что мы сможем ему предложить?
— Самое простое, вывести на коммерсантов в России. Кой-какие связи среди них у меня есть. Однокашники по военному училищу.
— Ох, Сережа, скользкая эта дорожка. Не заметишь, как начнешь им подыгрывать, и потом один только черт знает, чем все закончится.
— Николай Иванович, я не собираюсь рулить делами Гонсалеса, выведу на связи в Москве, а там пусть сам крутится.
— Не знаю, не знаю, Сергей. Я пока не вижу особых перспектив с Гонсалесом. Другое дело, если бы он служил.
— А его связи, особенно среди американцев на базе «Морон»? Если их проработать и выйти на вербовку агента, то получим такой источник информации, о котором можно только мечтать.
— Мечтаешь о своем суперагенте? По мне, так лучше иметь парочку удачливых агентов.
— Николай Иванович, но одно другому не помешает! Отказываться от Гонсалеса неразумно! Он очень перспективен! — настаивал Скрипаль.
— Ладно, Сергей, вижу, лавры Зорге не дают тебе покоя?
Скрипаль хмыкнул и с иронией ответил:
— А если лавры пустят корни в голову? Нет, она мне еще нужна.
— Ха-ха! — рассмеялся Сазонов. — Ну, какие твои годы, Сережа! У тебя все впереди, не сегодня, так завтра назначат на должность резидента.
— Спасибо, Николай Иванович, за такую оценку моего труда. Так ведь это же вы будете писать представление к назначению на должность?
— Напишу, можешь не сомневаться.
— Спасибо. Поэтому мне нужен весомый результат, чтобы было не стыдно смотреть вам в глаза. А с Гонсалесом он будет. Через пару месяцев выйду на его вербовку, а там пойдут серьезные оперативные материалы.
— Ладно, убедил, Сергей Викторович, — согласился Сазонов, но предостерег: — Только будь осторожен, особенно с нашими бизнесменами. По ним, по каждому второму тюрьма плачет.
— Я себе не враг, мне еще семь лет до дембеля. Все будет нормально, Николай Иванович! — заверил Скрипаль и покинул кабинет.
Заручившись поддержкой резидента, он через свои связи в Москве занялся поиском деловых партнеров для Гонсалеса. Среди бывших однополчан нашлось несколько, кто вел солидный бизнес. В конце декабря 1994 года Скрипаль организовал телефонный разговор Гонсалеса с одним из них, из дочерней компании «АЛК-М». Обе стороны высказали заинтересованность в сотрудничестве. Накануне новогодних праздников между ними начались переговоры, после Рождества возобновились и завершились заключением договора.
Гонсалес не знал, как благодарить Скрипаля, перед ним открывался гигантский российский рынок винной продукции. Успех они отметили застольем в ресторане при отеле «Милья Кастилья». Контракт с «АЛК-М» на поставки бочек и винной продукции из Испании в Россию сулил миллионные обороты. Луис находился на седьмом небе от счастья и пел «другу Сергею» восторженные дифирамбы. Скрипаль слушал и в душе радовался двойному успеху. Под кандидата в агенты ГРУ ему удалось подвести солидную деловую основу, а карман пиджака приятно оттягивал подарок Гонсалеса — коробочка из красного дерева, а в ней наручные швейцарские часы. Ресторан они покидали довольные собой, а еще больше результатом, каждому было, что доложить: Скрипаль — Сазонову, а Гонсалес — Идальго-Миллеру.
До начала марта 1995 года британская разведка через Гонсалеса продолжала подбрасывать Скрипалю дезинформацию по базе «Морон». Он, в свою очередь, лоббировал его интересы в дочерней компании «АЛК-М». Весной, когда все финансовые и таможенные проблемы были устранены, состоялась первая сделка. Гонсалес продал в Россию винные бочки, получил шесть тысяч долларов и щедро поделился с «другом Сергеем», отдал больше половины. Она составила зарплату полковника за пол года. О деньгах и подарке — часах, Скрипаль, как положено, не доложил по команде резиденту Сазонову.
В тот день алчность убила в нем военного разведчика. Он принялся торопить Гонсалеса с новой сделкой. Но Идальго-Миллер не спешил и продолжал искусно разжигать денежные аппетиты Скрипаля. Новый бизнес-проект сулил уже не тысячи, а десятки тысяч долларов. Деловые партнеры Гонсалеса готовы были войти в него с серьезным капиталом. В последний момент сделка сорвалась.
Скрипаль было загрустил. Но Гонсалес не терял оптимизма и на каждой встрече предлагал все новые проекты. Проходили дни, недели, а они, так и оставались проектами. В самый последний момент сделка срывалась. Наступившая осень, казалось бы, поставила окончательный крест на их бизнес-мечтах. У Гонсалеса возникли серьезные проблемы, они отразились на Скрипале и его связях в компании «АЛК-М». Ее руководство было близко к тому, чтобы расторгнуть контракт. Выход из ситуации нашел Гонсалес и предложил подключить к бизнес-проекту одного из своих партнеров. Скрипаль колебался. Лишние свидетели занятия коммерцией ему были не нужны. В случае утечки информации к Сазонову он мог расстаться не только с должностью, а и вылететь со службы. Гонсалесу пришлось пустить в ход все свое красноречие, чтобы развеять опасения Скрипаля в надежности будущего партнера и убедить в перспективности делового сотрудничества.
Со слов Гонсалеса, Антонио Альварес де Идальго — испанец по происхождению, а по убеждениям чуть ли не коммунист, родился в Испании, в семье, не принявшей фашистский режим Франко и иммигрировавшей в Великобританию. Идальго приняли ее подданство, но не забыли свои исторические корни, после смерти Франко часть бизнеса перенесли в Испанию.
Визитной карточке самого Антонио можно было позавидовать. Выпускник престижного Кембриджского университета, участник торгов на Лондонской и Нью-Йорской товарно-сырьевых биржах, член наблюдательного совета ряда компаний и совета директоров концерна «Альбатрос», представлялся Скрипалю более чем серьезной фигурой. Он принял предложение Гонсалеса и согласился встретиться с Идальго.
Встреча состоялась в начале сентября 1995 года, в зале для VIP-персон в ресторане отеля «Милья Кастилья». Богатый стол и сам Идальго, внешностью и манерами напоминавший британского лорда, произвели впечатление на Скрипаля. На его фоне потерялся Гонсалес. Он напоминал мелкого лавочника, стал суетлив, угодлив и как-будто уменьшился в росте.
После нескольких минут общения с Идальго Скрипалю казалось что они уже давно знакомы. Тот обладал способностью легко находить контакт с собеседником и делать общение увлекательным и интересным. Этому способствовало не только блестящее знание русского языка; он не просто говорил, а и думал по-русски. Кроме того, Идальго хорошо владел экономической ситуацией в России и наряду с серьезными проблемами видел наличие уникальных возможностей для ведения бизнеса. По его мнению, они позволяли получать такие прибыли, которые были немыслимы ни в Испании, ни в Великобритании.
Их масштаб вызвал смятение в душе Скрипаля. Участие в проекте, которое предлагал Идальго, сулило не тысячи, а десятки тысяч долларов. Но он и концерн «Альбатрос» были далеки от интересов российской военной разведки, и потому Скрипаль испытывал большие сомнения в том, что Сазонов даст согласие на оперативную разработку очередного «делового партнера». Они отражалось на его лице, и не остались незамеченными Идальго. Он не стал углубляться в тему делового сотрудничества, взял паузу и предложил многозначительный тост.
— За взаимопонимание!
К нему присоединился Гонсалес и добавил:
— За взаимопонимание, которое движет дело!
— За взаимопонимание! — поддержал Скрипаль.
Они выпили, и инициативу в разговоре взял на себя Гонсалес. Он рассказал анекдот. Не столько его содержание, сколько забавный акцент в речи вызвал дружный смех. Обстановка за столом становилась все более непринужденной, Идальго снова вернулся к бизнес-плану концерна «Альбатрос» и предложил Скрипалю:
— Сергей, а давайте не будем замыкаться на формальностях.
— Каким образом? — уточнил Скрипаль.
— Ведь ничто не мешает, чтобы ваше сотрудничество с нашим концерном носило форму консультации, не так ли?
— Формально, таких препятствий нет, но у моего руководства на этот счет есть свой — негативный взгляд.
Идальго улыбнулся и заметил:
— Несмотря на этот, как вы говорите, негативный взгляд, некоторые ваши коллеги успешно сотрудничают и не только с нашим концерном.
— Сергей, фамилия Коноваленко вам что-нибудь говорит? — спросил Гонсалес.
— Говорит, а что? — насторожился Скрипаль.
— Так вот он…
— Луис, такие подробности ни к чему! — перебил его Идальго и снова обратился к Скрипалю. — Сергей, давайте посмотрим на возможное наше сотрудничество под другим углом?
— И каким же?
— Здравым. Вы и ваши коллеги участвуете в конференциях и деловых встречах, в том числе и в тех, что проводит «Альбатрос». Во время дискуссий даются оценки процессам, происходящим в различных сегментах российской экономики. А что мешает вам высказывать их, так сказать в приватном порядке?
— В общем-то, ничего. Но, видите ли, Антонио, здесь присутствует один этический момент, — мялся Скрипаль и не решался принять предложение.
— Какой?
— Здесь прозвучала фамилия Коваленко. Я его хорошо знаю, для меня это крайне неприятно.
Идальго бросил колючий взгляд на Гонсалеса; тот заерзал по стулу и поспешил заверить:
— Сергей, в «Альбатросе» умеют хранить тайны!
— Надеюсь. Поэтому я бы хотел, чтобы наши отношения не стали достоянием посторонних лиц, — подчеркнул Скрипаль.
— Конечно! Мы не меньше вас заинтересованы в сохранении их конфиденциальности.
— Хорошо! В какой сфере предполагаются консультации?
— В нескольких. Насколько нам известно, радиоэлектронная промышленность в России испытывает определенные трудности?
— Да, это так, особенно в области элементной базы.
— О! Мы уже говорим с вами на одном языке! Так вот, концерн «Альбатрос» готов подключиться к решению данной проблемы. Но для этого требуется понимание ситуации. И здесь мы рассчитываем на вашу помощь.
— Не знаю, не знаю, насколько я буду полезен. Это не совсем моя сфера деятельности.
— Сергей, не будем загадывать, давайте попробуем! Сколько вам потребуется времени на подготовку материала?
— Недели две-три.
— Я не тороплю, — не стал наседать Идальго и предложил: — Результаты вашего исследования желательно отразить в документальной форме, чтобы облегчить работу нашим специалистам, а также более полно оценить ваш вклад в, так сказать, денежном эквиваленте.
— Хорошо, — помявшись, согласился Скрипаль и предупредил: — Только не в письменном, а в электронном виде.
— О'кей, как посчитаете нужным, — не стал настаивать Идальго.
Для него уже не имело значения, в какой форме и в каком виде будущий агент передаст информацию. Он добился главного — Скрипаль своим согласием, как разведчик, сжег за собой все мосты. Чтобы не заострять на этом внимания опытный вербовщик Идальго перевел разговор на другую тему. С легкой иронией он рассказывал о своих летних приключениях на французской Ривьере. В ярких и сочных красках перед Скрипалем предстала совершенно иная жизнь. Она разительно отличалась о той, которой жил полковник ГРУ и той, что ждала его через семь лет после увольнения: нищенская пенсия и прозябание в двухкомнатной хрущевке. Идальго продолжал говорить. Скрипаль слушал этого баловня судьбы, и в его душе мутной волной поднимались зависть к нему и ненависть к начальникам и самой стране — СССР (а теперь России), службе которой было отдано без малого двадцать три года.
Встреча с Идальго и Гонсалесом измотала Скрипаля. Ссылаясь на усталость, он покинул ресторан и в смятенном состоянии возвратился домой. Профессиональный опыт подсказывал ему, сегодняшняя беседа выходила за рамки обсуждения очередного бизнес-проекта. Манера поведения Идальго и то, как он вел беседу, напоминали военному разведчику Скрипалю прием из собственного вербовочного арсенала. Не давало покоя и будущее «исследование» для концерна «Альбатрос», от него попахивало шпионским душком. Предполагал ли Скрипаль, что этот документ ляжет в досье будущего агента Немедленного и станет тем самым «камнем» на шее, что потянет его в омут предательства? Вероятно, да. Несмотря на это, у него еще оставался шанс выбраться из ловушки, подготовленной британской разведкой. Скрипалю требовалось сделать только одно — доложить резиденту Сазонову о содержании разговора с Идальго.
Корысть и представления о будущей богатой и сытой жизни, которую описал испанский британец, заставили полковника Скрипаля забыть о присяге и пересилили страх. Тайком от коллег, используя материалы из служебных документов, он подготовил первое шпионское донесение. Спустя три недели, они: Скрипаль, Гонсалес и Идальго, встретились в ресторане отеля «Милья Кастилья».
После обмена дежурными любезностями, Скрипаль, спеша избавиться от опасного груза — «письменных предложений для концерна «Альбатрос», передал их Идальго. Тот отметил оперативность в работе, но не стал вникать в детали «предложений», для него важнее было не экономическое изыскание будущего агента, а сам факт наличия документа. Теперь, когда на руках имелся серьезный компромат, казалось бы ничто не препятствовало вербовке Скрипаля. Но опытный вербовщик Идальго не стал форсировать события и решил до конца разрушить прошлые коммунистические убеждения и моральные устои российского офицера. После завершения застолья он и Луис затащили Скрипаля в стриптиз-клуб.
Полумрак, царивший в зале, сизые клубы табачного дыма не стали помехой для скрытых видеокамер, запечатлевших осоловелую физиономию Скрипаля на фоне пышных форм стриптизерш. В то время как он замаслившимися глазками пожирал их, Идальго и Гонсалес напевали в оба уха о его исключительности и тех неограниченных возможностях, что вскоре откроются перед ним в Испании или Британии. Скрипаль поплыл, но в последний момент взбрыкнул, вызвал такси и отправился под надежный бок жены.
Побег Немедленного из «медовой ловушки» потрепал нервы Идальго. Он с тревогой ждал очередной встречи со Скрипалем. Она была назначена все в том же ресторане отеля «Милья Кастилья». На нее Идальго отправился один. «Мавр» — Луис Гонсалес, свое дело сделал и мог удалиться. Истекло время, а Скрипаль так и не появился. Стрелки перевалили далеко за 19:00, когда он возник на входе в зал. Идальго с облегчением вздохнул. Причина задержки оказалось прозаической, в российском посольстве проходил прием. Прежде чем сесть за стол он, ссылаясь на необходимость срочных консультаций, вручил Скрипалю подарок, по тем временам дорогую новинку — сотовый телефон стоимостью в несколько тысяч долларов. С той минуты все переговоры будущего агента не составляли секрета для мадридской резидентуры британской разведки. В дальнейшем, за ужином Идальго не уставал нахваливать: «очень содержательный анализ Сергея, который дал богатую пищу для размышлений». Завершилась беседа очередной просьбой «друга Антонио» «помочь разобраться с вопросом, кто и чем занимается в российском посольстве в Мадриде и может способствовать продвижению бизнеса концерна «Альбатрос» в Россию».
До конца 1995 года они провели еще две встречи. Перед Рождеством Идальго выступил в роли Санта Клауса, по поручению совета директоров концерна «Альбатрос» «наградил» Скрипаля «премией» и передал 10 000 долларов наличными за «удачную реализацию одного из предложений Сергея». Приняв очередной шпионский аванс, теперь уже бывший сотрудник ГРУ, когда-то рвавшийся в разведку, чтобы защищать интересы Отечества на тайном фронте, в тот день в Скрипале окончательно умер. Нет никаких сомнений в том, что он хорошо знал, чем должна закончиться следующая встреча — вербовкой. Перед тем, как сделать последний шаг к предательству, он, видимо, искал оправдание. И, вероятно, находил в том, что такой страны как СССР, на верность которой курсант Скрипаль давал присягу, уже нет. Август девяносто первого, в его представлении, похоронил ее навсегда и сделал свободным от прошлых обязательств.
Покидал ресторан Скрипаль с новым «поручением» и 10 000 долларов в кармане. Но вряд ли они грели его мелкую душонку. В тот предновогодний день она была продана дьяволу. Сам искуситель в лице Идальго в Мадриде не задержался и на вторые сутки вылетел в Лондон для доклада. Ему было что доложить Мистеру Си — Дэвиду Спеддингу. Несмотря на рождественские каникулы, тот находился на рабочем месте и после рассмотрения материалов досье на Скрипаля принял одного из лучших своих учеников.
Согрев Идальго-Миллера теплой улыбкой, Спеддинг пригласил занять место у камина. Антонио склонил голову в поклоне и присел в кресло. Рядом расположился Спеддинг. Пламя весело потрескивало поленьями и теплыми бликами играло на лицах разведчиков. В воздухе ощущался еле уловимый запах горящей древесины — бука. Идальго-Миллер глубоко вдохнул, и на его лице появилась блаженная улыбка. Она не осталось без внимания Спеддинга.
— Нам дым отечества так сладок и приятен, не так ли, Пабло? — с улыбкой спросил он.
— Да, сэр. Для меня и моей семьи Британия давно стала родиной.
— Если бы у нее было больше таких сыновей как ты, Пабло, то ее величие оставалось бы непоколебимо.
— Спасибо, сэр. Я делаю все, что в моих силах.
— Предстоит сделать еще больше. Мы возродим былое величие Британии на обломках нашего извечного врага — России и за ее счет! Сегодня нам выпал исторический шанс и надо его использовать! Само название — Россия, должно навсегда исчезнуть из истории и с географических карт!
— Сэр, если мне не изменяет память, такой шанс был сто лет назад. Но все закончилось появлением чудовищного монстра — советской России.
— Шанс покончить с коммунистической заразой и Россией был еще раз — весной 1945 года!
— Как?!.. Это когда советские орды стояли у стен Берлина? — опешил Идальго-Миллер.
— Да! Да! Сэр Уинстон Черчилль со всей своей решимостью намеревался использовать этот исторический шанс!
— Какой?!
— В начале апреля 1945 года в его резиденции состоялось строго конфиденциальное совещание с участием членов Объединенного штаба планирования военного кабинета. Он поручил разработать план операции по нанесению внезапного удара по СССР. Операция получила кодовое название «Unthinkable» — «Немыслимое».
— Неужели такое было возможно?! — поразился Идальго-Миллер.
— Да. Свыше 200 наших, американских и французских, а также 15 отборных немецких дивизий, интернированных в Шлезвиг-Гольштейне и Южной Дании, только и ждали приказа, чтобы загнать русского медведя в берлогу.
— А что помешало, сэр?!
— Позиция Рузвельта. Он не поддержал сэра Черчилля, — с горечью произнес Спеддинг и заявил: — Теперь этот шанс появился у нас! Мы должны использовать историческую возможность и стереть Россию с лица земли! Но на пути к этой цели осталось последнее препятствие — ее ядерный арсенал.
— Да, сэр, это проблема, — согласился Идальго-Миллер.
— Россия напоминает обезьяну с гранатой. Но дело в том, что эта граната ядерная. Поэтому ее ядерные арсеналы надо поставить под международный контроль и затем уже делить территорию и ресурсы.
— Каким образом?
— Необходима информация, что у русских нет ни сил, ни средств обеспечить надежную защиту ядерных арсеналов и ракетных пусковых установок от террористов и сепаратистов, действующих на Северном Кавказе.
— А ее могут предоставить Оракул, Немедленный и другие агенты! — предположил Идальго-Миллер.
— Да, Пабло!
— Сэр, я готов хоть сегодня вылететь в Мадрид и провести вербовку Немедленного!
— Не спеши! Выдержим паузу. Нельзя исключать того, что твои контакты с Немедленным не остались без внимания русской контрразведки.
— Но КГБ уже нет, а нынешняя ФСК лишь бледная его тень.
— Ошибаешься, Пабло. КГБ вечно, пока существует Россия. Смертны лишь его названия, — остудил пыл Спеддинг и предложил: — Отдохни, ты по праву это заслужил! Работу по Немедленному продолжит Стронг и Пристли!
Идальго-Миллер не преминул воспользоваться этим предложением. Рождественские праздники провел в Лондоне, а затем отправился на юг, к морю. В то время как он отдыхал, мадридская резидентура МИ-6 наблюдала за Немедленным — Скрипалем. Их результаты ложились на стол Стронгу и не давали оснований для беспокойства.
Мистер Си — Дэвид Спеддинг, руководитель СИС с 1994 по 1999 год. Креатура консерваторов: премьер-министра Джона Мейджора и министра иностранных дел Дугласа Хэрда, он стал последним в длинном списке руководителей британской спецслужбы, имена которых хранились в глубокой тайне. После принятия «Закона о разведслужбах» («Intelligence Services Act») в 1994 году, руководитель СИС был выведен из тени и стал публичной фигурой.
Спеддинг не слишком жаловал прессу и журналистов, но то, что им удалось раскопать, не оставляло сомнений, в его лице к руководству британской спецслужбой пришел опытный профессионал.
Окончив в 1967 году Оксфордский университет, он, прежде чем приступить к оперативной работе, прошел специальную подготовку, но не в тиши и прохладе кабинетов на Воксхолл-кросс, 85 (Vauxhall Cross, 85), а в одной из самых горячих точек того времени — Ливане. В Центре по изучению арабского языка, располагавшегося в пригороде Бейрута — Шемлане. В нем Спеддинг осваивал азы разведки в условиях близких к боевым.
После завершения подготовки он под прикрытием второго секретаря посольства Британии в Бейруте приступил к работе в качестве оперативника-агентуриста в составе станции (резидентуры) МИ-6. Ее интересы распространялись не только на Ливан, а на весь Ближний Восток. В этом «кипящем котле» Спеддинг не только выжил, но и сумел создать широкую агентурную сеть среди арабских террористических организаций и добыть ценную информацию.
В конце 60-х, начале 70-х годов между террористами и британской резидентурой развернулась война не на жизнь, а на смерть. Спеддинг принимал в ней непосредственное участие и ходил по лезвию бритвы. В руководстве СИС решили не рисковать его жизнью. Он был отозван в Лондон и после короткой передышки направлен на другой опасный участок работы — в Чили.
Там, при поддержке СССР, президент Сальвадор Альенде устанавливал социалистический режим. Возникла угроза, вслед за Чили Латинская Америка перекрасится в красные цвета. В Вашингтоне и Лондоне не могли допустить этого, и тогда ЦРУ вместе с СИС приступили к осуществлению плана государственного переворота. 11 сентября 1974 года при штурме мятежниками президентского дворца Альенде погиб. К власти на штыках пришел генерал Пиночет. Не последнюю роль в этой операции сыграл Спеддинг, и очередное повышение по службе не заставило себя долго ждать.
Он снова возвратился на Ближний Восток в состав резидентуры со штаб-квартирой в Абу-Даби (Объединенные Арабские Эмираты), а затем в Аммане (Иордания). Большой опыт специальных операций, блестящее знание арабского языка и особенностей менталитета народов этого региона, быстро выдвинули Спеддинга в центр самых острых событий. Он принимал активное участие в операции по снабжению оружием правительственных войск Ирака, ведущих войну против ненавистного США и Британии режима аятоллы Хомейни в Иране.
В 1992 году Спеддинг возглавил Оперативное управление СИС. Оно, занималось глобальной разведывательной деятельностью. С этой задачей он также успешно справился и достиг того, о чем мечтает каждый британский разведчик. В 1994 году Спеддинг удостоился чести называться Мистером Си. Ему же выпала участь выйти из тени, предстать перед широкой публикой и оказаться под прицелом вездесущих журналистов.
Спеддинг одним из первых из числа руководителей спецслужб НАТО понял, на руинах СССР и КГБ рождается новый монстр в лице спецслужб ГРУ, СВР и ФСК. Интересы его и СИС все больше смещались от Ближнего Востока к России.
