Примерно у Мотт-стрит в Чайна-тауне Хан, наконец притормозив, покатился по инерции с одной ногой на педали и остановил велик напротив какого-то магазина. Поспешил по ступенькам ко входу, приговаривая “прошу” и жестом призывая Эмер следовать за ним. Провел ее на зады заведения – как оказалось, просторного склада всякой азиатской дребедени из 99-центовых лавок, то ли “Азума”, то ли “Зума”, они прут в Нижнем Ист-Сайде как грибы. Отмахиваться от всей этой бросовой керамики и чепухи легко, но Эмер всегда казалось, что все эти безделушки отвечают глубинной человеческой потребности заполнять пустоты красотой, на какую любой надеется, или чем-то вроде красоты, скорее, неким пластиковым симулякром понятия о красоте – и чтобы по карману. Словно всякая заваль способна держать ужас в узде.

Эмер пробралась мимо едва ли не тысяч фарфоровых кис, масляных ламп, спиночесалок и УФ-плакатов – сквозь этот нильский разлив шлака – к тайной задней комнате, где обустроили походный класс.

За столами в сумрачном полусвете сидели десять-пятнадцать молодых китайцев, а у доски мужчина – видимо, учитель, предположила Эмер – пылко и назидательно вещал на родном языке. Увидев Эмер, учитель умолк. Протянул ей мелок, показал на доску и произнес:

– Учите.

– Учить чему?

Учитель глянул на Хана – дескать, ты уже должен был это уладить.

– Учить Богу. Иисусу. Иуде. Распятию. Перерождению. По полной программе.

– Зачем?

– Я потом объясню. Сейчас учите.

Теперь уже Эмер глядела на Хана, тот повернулся к ней с улыбкой – дескать, мы же об этом и договаривались, давай. У сидевших в классе были тетради, как у школьников, ручки наготове.

Эмер взялась сжато импровизировать на темы христианства. Иисус, облегченный вариант. Она и не подозревала, что Библия в виде “Ридерз дайджест” хранится у нее в мозгу, но вот поди ж ты. Сама себе удивилась, столько всяких подробностей вспомнила. Получилась религиозная версия “Дисков необитаемого острова. «Кто следующий». «Да неважно». «Триллер»” (танцевать-то на острове надо). На необитаемый остров Бога единственного прибыли: Непорочное зачатие, Бог тройственный, Иудин поцелуй, изгнание менял из Храма, подстановка другой щеки (первый пункт без списочной точечки перед ним).

Тройственный Бог – до чего трудно это впитать и усвоить. Отец, Сын, Святой Дух – без сомнения, уступка и отход к многобожию. Так, что ли, это преподносить? Дух – слово для этих людей слишком нагруженное: в их мире духи были очень деятельны и нередко злы, а потому она решила именовать его Дыханьем Божьим.

Эмер увязла в догматах веры – в спорах о пресуществлении и соприсутствии, сама ли облатка есть Иисус или же она его символизирует (что, миры правда воевали из-за этого?), и предметы эти уж такие мудреные, что она через миг потеряла нить повествования; все равно что зачерпывать воду ладонями. Рисовала диаграммы, играла словами, но игр этих никто не понимал, однако, что бы Эмер ни говорила, эти ученики одаряли ее своим полнейшим вниманием. Казалось, они записывают каждое ее слово, будто стенографируют допрос. Эмер почувствовала себя так, будто сдает экзамен, к которому она готовилась не один десяток лет. Сегодня она была священником. Жрицей Чайна-тауна.

Прошло не меньше часа, Эмер, судя по всему, не собиралась тормозить, и тут учитель встал и, хлопая и кивая, двинулся к ней; ученики последовали его примеру – тоже встали и аплодировали минуты две точно. Эмер пёрло, несло, она решила завершить все это шуткой – любимой с самого ее детства:

– Спасибо-спасибо, и еще одно, о чем вы, наверное, не спросите, но все же: откуда нам известно, что Иисус был евреем? Вот как: он не уезжал из отчего дома, пока ему не стукнуло тридцать три, мать считала, что он Сын Божий, и он пошел по отцовой части. – Тут она заметила, что все принялись конспектировать. – Нет, это не надо записывать. Это не… ну ладно… спокойной ночи, Чайна-таун, я вас люблю, не забывайте о чаевых официанту. Спокойной ночи!

Послушные ученики мгновенно собрали свои тетради и прочие пожитки и оставили Эмер с Ханом и учителем одних. Учитель открыл кошелек и протянул Эмер вроде бы пару сотен баксов. Эмер отказалась, но Хан робко принял половину предложенного.

– Ладно, теперь объясните. Что это за чертовщина была? – спросила она у учителя.

– Убежище от Китая.

– Правда?

Учитель глянул на Хана, словно спрашивая, мол, она своя? Хан кивнул. Учитель вручил Эмер карточку с именем – карточку юриста.

– Меня зовут Дэйв, – произнес он. – Убежище от религиозных преследований. Америка спасет этих людей, но им предстоит отвечать на вопросы о том, за что их преследуют на родине. Религиозное преследование лучше всего – и проще всего. Навязанные аборты, навязанная стерилизация – это все против христианства. Мы преподаем им краткий курс христианина, чтобы они остались и жили здесь. Им нужно всего лишь ответить на несколько дурацких вопросов. Христианство для “чайников”. Моя лучшая преподавательница в прошлом месяце уволилась – замуж вышла и переехала в пригород.

– Знание всего этого христианином человека не делает.

Тут Дэйв содрогнулся от смеха.

– Вы это скажите ИТП.

– Стало быть, вы юрист, Дэйв? Дэйв-юрист, юрист Дэйв.

– Да, – гордо подтвердил учитель.

– Вы этих людей обдираете. Это незаконно.

– Я спасаю им жизни. Ради этого закон нарушу запросто. И деньги запросто приму. Им в Китае ничего не светит. А я им дарю свет.

Хан, все это время куривший себе тихонько, шагнул теперь в сторону и сказал:

– Моя дочь. – Позади него оказалась хорошенькая девушка лет двадцати – может, она сидела в “классе”. – Моя дочь теперь живет хорошо, – сказал Хан. – Она быть в Нью-Йорке, ответить вопросы Иисусы как надо.

– Отец, Сын и Святой Дух, – улыбаясь, произнесла девушка. – Вода в вино. Подставить щеку.

Благодарность была такой искренней, что Эмер тоже пришлось улыбнуться и пожать протянутую ей мягкую ладонь. Она переставала стесняться того, что проделала этим вечером, но тут ее схватила за руку густо накрашенная молодая китаянка и потянула к себе, как на поводке:

– Незачем вам тут оставаться, среди этих голодранцев.

Эмер спешно попрощалась с Ханом и юристом Дэйвом, воздержавшись от обещаний приехать еще и повторить все это на будущей неделе.

Женщина повела Эмер обратно, через мир побрякушек, на улицу.

– Вот что вам нужно, – сказала она, вручая Эмер карточку. На карточке значилось: “Мэй Вонг. Отворот любовниц”.

– “Отворот любовниц”? – переспросила Эмер, все еще витая в облаках.

– Я избавляю от другой женщины.

– Какой другой женщины?

– Да, если ваш мужчина колобродит с другой женщиной, мы делаем ей предложение получше, чтобы она отстала.

– Предложение получше?

– Деньги, работу, другой город – даже другого мужчину. Любой ценой. Составляем план. Применяем “ПауэрПойнт”.

– Настоящий бизнес, значит?

– Только бизнес.

– Но у меня нет мужа.

– Это временно.

– Правда?

– Возможно. Я отваживаю любовниц, а не будущее предсказываю. – Улыбнулась.

– Вы этот подкат уже использовали.

– Никогда. Только на вас.

– То есть будь у меня муж, а у мужа – интрижка, вы бы нашли эту женщину и сказали ей: “Эй, может, поработаешь в Сан-Франциско пару лет?” В таком духе?

– Да, в таком. У вас оно выходит так, будто это просто. А нет. Я профессионалка. Обученная. Мы все общаемся. Вы заказываете отвод любовницы – это не просто наем Мэй Вонг, это наем целой сети, которой можно доверять.

– Не очень романтично.

– Одиночество тоже.

– И этот ход вы уже применяли.

– Никогда. Только к вам.

– Вы работаете за пределами Чайна-тауна?

– Нам бы хотелось расширяться, распространять франшизу. Поэтому-то я с вами и разговариваю.

– “Старбакс” отваживания любовниц.

– Ваши слова – да Богу в уши.

– Чего бы и нет.

– Вот да, чего бы и нет. Хороший бизнес, все довольны. Муж, жена, любовница, дети. Все довольны-довольны-довольны.

– И никто не наказан?

– Не моя работа.

– Никто не извлекает уроков?

– Уроков о чем?

– Об обмане.

– Не моя работа.

– Складно излагаете.

– Складно живу. Шампанские грёзы. Титьки я себе сама покупаю. – Она хорошенько тряхнула устрашающе надставленным бюстом, тот гордо запрыгал. Мэй продолжила: – Может, если заведете титьки – заведется и мужчина. Мужчины любят титьки.

– Слыхала, да. Советы вы даете в широком диапазоне.

– Потрогайте мою титьку. Хороша на ощупь. Как настоящая. – Она стиснула грудь и подалась к Эмер.

– Нет, спасибо.

– У меня тот же врач, который делал Ким Кардашьян.

– Да ладно.

– Откуда вам знать?

– Ну, для начала, она живет в Эл-Эй.

– Вы с ней знакомы?

– Нет, сужу по ее шедеврам.

– Тогда откуда вам знать?

– Вы правы. Неоткуда.

– Он ей и задницу делал.

– Нет. Хватит.

– Он ей титьку в задницу загнал. Или что-то типа того.

Эту последнюю фразу Эмер не смогла не вообразить зрительно – в отрыве от медицинской процедуры, как несуразное половое взаимодействие, что ли. Принялась истерически хохотать.

– Он ей титьку в задницу загнал? Убиться можно.

– Оставьте себе карточку.

Мэй Вонг отправилась прочь со своими поддельными титьками, в красном шелковом платье и на пятидюймовых каблуках, вычисляя и обходя ямы в тротуаре Чайна-тауна, словно у нее в каблуках имелись локаторы. Эмер ощутила слабость, будто надвигался очередной припадок, а может, он уже был в разгаре: она ощутила нелепую возвышенность души, что стремительно пролетела бумерангом от Христа к Кардашьян. Хотелось сесть, да побыстрее, а потому она опустила зад прямо посреди улицы, в руке – карточка специалистки по отводу любовниц. И ни Хана Со-ло, ни поездки домой, прочь от этой странной ночи, не предвиделось.