Глава 25
Ежегодный благотворительный бал и аукцион Молодежной лиги Джексона был известен всем, проживающим в радиусе десяти миль от города, как просто «Праздник». Прохладным ноябрьским вечером, к семи часам, гости соберутся в баре «Роберт Э. Ли Отель» на коктейль. В восемь часов распахнутся двери в бальный зал.
Зеленые бархатные шторы украшены букетиками живого падуба. Вдоль окон расставлены столы со списками предметов для аукциона и призами. Лоты преподнесены членами Лиги и местными магазинами; ожидается, что в этом году на аукционе удастся собрать более шести тысяч долларов, на пятьсот долларов больше, чем в прошлом. Все собранные средства отправятся «бедным голодающим детям Африки».
В центре зала, под гигантской люстрой, накрыты двадцать восемь столов, на девять персон каждый. Далее в стороне, напротив подиума, с которого Хилли Холбрук будет произносить речь, место для танцпола.
После обеда предполагаются танцы. Некоторые из мужчин, наверное, будут навеселе, но, разумеется, не мужья членов Лиги. Каждая из этих дам считает себя хозяйкой бала, ответственной за мероприятие, и они непременно станут бесконечно терзать друг друга вопросами «Все нормально? Что сказала Хилли?». Всем известно, что это вечер Хилли.
Ровно в семь в дверях появляются гости, вручают шубки и пальто чернокожим лакеям в серых костюмах. На Хилли, которая здесь с шести вечера, длинное ярко-малиновое платье из тафты. Гофрированный ворот охватывает шею, плотная ткань скрывает все тело. Узкие рукава оставляют открытыми лишь наманикюренные пальцы.
На некоторых из дам чуть более непринужденные вечерние наряды, но длинные перчатки подчеркивают, что они намерены продемонстрировать лишь несколько дюймов эпидермиса. Каждый год, конечно, находится гостья, рискнувшая намекнуть на существование ног или изобретение декольте. Впрочем, не о чем говорить. И эти особы все равно не члены Лиги.
Селия и Джонни Фут прибыли позже, чем планировали, в семь двадцать пять. Вернувшись с работы, Джонни застыл в дверях спальни, зажмурившись от вида собственной жены.
— Селия, тебе не кажется, что это платье немного слишком… э-э… открыто сверху?
Селия подтолкнула его к ванной:
— Ах, Джонни, вы, мужчины, ничего не понимаете в моде! Собирайся скорее.
Джонни сдался, даже не попытавшись убедить Селию. Они и так уже опаздывали.
В двери они вошли следом за доктором и миссис Болл. Боллы отступили влево, Джонни — вправо, и получилось так, что на миг Селия в своем розовом безобразии осталась под падубами в одиночестве.
Все вокруг замерло. Мужья с бокалами виски в руках застыли на середине глотка. Они смотрели, но не верили своим глазам — пока. Но как только реальность стала очевидной — настоящие ноги, настоящее декольте, — лица постепенно начали проясняться. Все, казалось, подумали об одном: наконец-то… Но тут в мужские руки впиваются ноготки жен, тоже уставившихся на это явление, и мужские лбы тут же хмурятся. В глазах, впрочем, сожаление — по поводу неудачного брака (она никогда не позволяет мне повеселиться), воспоминаний о юности (и почему я не поехал в Калифорнию тем летом?), о первой любви (Роксанна…). Все это занимает не более пяти секунд, а затем остаются лишь пристальные взгляды.
Уильям Холбрук проливает свой мартини на чужие лаковые туфли. Внутри обуви — ноги крупнейшего спонсора его избирательной кампании.
— О, Клэрборн, простите моего неуклюжего супруга! — восклицает Хилли. — Уильям, подай свой платок!
Но мужчины не реагируют. Не предпринимают никаких попыток загладить неловкость.
Проследив за их взглядами, Хилли замечает Селию. Открытая миру полоска кожи на шее тоже становится ярко-малиновой.
— Вы поглядите на эту грудь, — выдыхает старикан. — В такие моменты забываешь, что тебе уже семьдесят пять.
Его супруга, Элеонор Косуэлл, основательница Лиги, мрачнеет.
— Грудь, — заявляет она, прижав ладонь к собственному недоразумению, — для спальни и вскармливания детей. Но не для светских раутов.
— И что прикажешь ей делать, Элеонор? Оставить дома?
— Я считаю, она должна прикрыть. Их.
Селия крепко держит Джонни под руку. Она чуть покачивается при ходьбе, но непонятно, виной тому алкоголь или высокие каблуки. Они обходят зал, беседуя с гостями. По крайней мере, Джонни беседует; Селия только улыбается. Пару раз, покосившись на свое декольте, она заливается краской.
— Джонни, тебе не кажется, что я немножко неправильно одета? В приглашении было сказано «официально», но все дамы одеты так, будто собрались в церковь.
Джонни ласково улыбается в ответ и не шипит: «Я же тебе говорил», а шепчет:
— Ты выглядишь роскошно. Но если вдруг замерзнешь, то можешь набросить мой пиджак.
— Я не могу надеть мужской пиджак поверх вечернего платья! — возмущенно округляет она глаза, а потом тихонько вздыхает: — Спасибо, дорогой.
Джонни нежно сжимает руку жены, приносит ей выпить — для нее это уже пятый бокал, но он-то не в курсе — и советует:
— Попробуй с кем-нибудь познакомиться. Я сейчас вернусь. — И направляется в мужскую комнату.
Селия остается в одиночестве. Слегка подтягивает платье, просевшее в талии.
«А в ведерке дырка, дорогая Лиза, дорогая Лиза…» — напевает она себе под нос старинную деревенскую песенку, притопывая ногой, и оглядывает зал в поисках знакомых лиц. Приподнявшись на цыпочки, радостно взмахивает рукой:
— Эй, Хилли, хэй-я!
Хилли отвлекается от беседы с несколькими семейными парами. Улыбается, машет в ответ, но стоит Селии двинуться в ее сторону, как тут же скрывается в толпе.
Селия остается на месте, отхлебывает из бокала. Вокруг нее люди собираются группками, болтают, смеются — о всяческих пустяках, полагает она, как обычно на вечеринках.
— Ой, привет, Джулия, — окликает Селия. Они познакомились на одной из тех вечеринок, куда Селию и Джонни приглашали, когда они только поженились.
Джулия Фэнуэй с улыбкой оглядывается.
— Я Селия. Селия Фут. Как поживаете? Ой, какое чудесное платье. Где вы его купили? В «Джуэл Тейлор Шоп»?
— Нет, мы с Уорреном несколько месяцев назад побывали в Новом Орлеане… — Джулия нервно озирается, но поблизости нет никого, кто мог бы ее спасти. — А вы сегодня выглядите очень… стильно.
Селия придвигается поближе:
— Да, я спросила Джонни, но вы же знаете, каковы эти мужчины. Вам не кажется, что я чуточку неправильно одета?
Джулия хохочет, но потом заверяет, глядя прямо в глаза Селии:
— Нет, что вы. Вы просто идеально одеты.
Подружка из Лиги подхватывает Джулию под локоток:
— Джулия, ты нам нужна на секундочку. Простите.
Они удаляются, голова к голове, и Селия вновь остается одна.
Пять минут спустя распахиваются двери в обеденный зал. Толпа начинает двигаться. Гости разыскивают свои места, сверяясь с карточками в руках, от столов с лотами для аукциона доносятся ахи и охи. На продажу выставлены серебряные вещицы, рубашечки для младенцев, сшитые вручную, хлопковые носовые платки, полотенца с монограммами, детский чайный сервиз производства Германии.
Минни, в дальнем конце зала, протирает бокалы.
— Эйбилин, — шепчет она, — погляди. Вот она.
Эйбилин оборачивается и узнает женщину, месяц назад приходившую к мисс Лифолт.
— Им сегодня стоит внимательно присматривать за своими мужьями, — бормочет она.
Минни яростно трет очередной бокал.
— Скажи мне, если увидишь, как она разговаривает с мисс Хилли.
— Ладно. Я сегодня весь день истово молилась за тебя.
— Смотри-ка, а вот и мисс Уолтер. Старая крыса. И мисс Скитер.
Скитер сегодня в черном бархатном платье с длинными рукавами и небольшим вырезом, волосы собраны в аккуратную прическу, губы накрашены. Она пришла одна, и вокруг нее уже образовалось пустое пространство. Скучающим взглядом она окидывает зал, встречается глазами с Эйбилин и Минни. И все трое тут же спешат отвернуться.
К столику подходит одна из темнокожих помощниц, Клара, берет несколько бокалов.
— Эйбилин, — шепчет она, но смотрит в сторону, — ты видела ее.
— Кого — ее?
— Ту, что собирает рассказы про чернокожую прислугу. Зачем она это делает? Какой ей в том интерес? Я слышала, она ходит к тебе каждую неделю.
Эйбилин опускает голову:
— Слушай, мы должны держать все в секрете.
Минни старательно отворачивается. Никто, кроме участников затеи, не знает, что она тоже в деле. Всем известно только про Эйбилин.
Клара кивает:
— Не волнуйся, я никому ничего не скажу.
Скитер делает пометку в блокноте — наброски к статье о Празднике. Оглядывает зал, отмечает зеленый бархат, падуб, красные розы и сухие листья магнолии в качестве украшения столов. Взгляд задерживается на Элизабет, роющейся в сумочке, — всего-то в нескольких футах от нее. Элизабет родила лишь месяц назад и выглядит крайне изможденной. Скитер смотрит, как к Элизабет приближается Селия Фут. Элизабет вскидывает голову, понимает, что она в западне, нервно кашляет, подносит руку к горлу, будто пытаясь защититься от неожиданной атаки.
— Некуда бежать, да, Элизабет? — иронически осведомляется Скитер.
— Что? А, Скитер, как поживаешь? — судорожно улыбается Элизабет. — Я… здесь так жарко. Мне нужно подышать свежим воздухом.
Скитер провожает взглядом Элизабет и Селию Фут, в своем диком платье спешащую следом. «Вот это настоящий сюжет, — размышляет Скитер. — Не украшения из цветов и не количество складок на платье Хилли. В этом году главная тема — Модная Катастрофа Селии Фут».
Мгновение спустя звучит приглашение к обеду, гости рассаживаются по местам. Селия и Джонни оказались за столом с несколькими парами, живущими за городом, — друзья друзей, а по сути, не ведомые никому люди. Скитер — с кем-то из местных, но на этот раз ни с Президентом Хилли, ни даже с Секретарем Элизабет. Гул голосов, восторги по поводу вечера и шатобриана. После основного блюда Хилли поднимается на трибуну. Взрыв аплодисментов. Она улыбается собравшимся.
— Добрый вечер. Искренне благодарю вас за то, что пришли сегодня. Всем понравился обед?
Кивки и гул одобрения.
— Прежде чем начнется аукцион, я бы хотела поблагодарить тех, кто способствовал успеху сегодняшнего вечера. — Не поворачивая головы, Хилли жестом указывает влево, где выстроились дюжина чернокожих женщин в белой униформе, а позади — дюжина чернокожих мужчин в серо-белых смокингах. — Давайте поаплодируем обслуживающему персоналу за чудесную еду, которую они приготовили и подали, и за десерты, которые изготовлены специально для аукциона. — Здесь Хилли подносит к глазам листок и продолжает: — Они по-своему помогают Лиге в осуществлении ее цели — накормить бедных голодающих детей Африки. Цели близкой, я уверена, и их собственным сердцам.
Белые за столами аплодируют прислуге. Некоторые из чернокожих сдержанно улыбаются в ответ. Но большинство равнодушно смотрит поверх голов публики.
— Далее мы хотели бы поблагодарить тех, кто, не являясь членом Лиги, предоставил ей свое время и помощь, — вы значительно облегчили наш труд.
Жидкие аплодисменты, обмен прохладными улыбками между членами и нечленами Лиги. «Какая жалость, — думают, вероятно, члены Лиги. — Как стыдно и неприятно, что вам, дамы, не хватает благородного происхождения, чтобы стать членами нашего клуба».
Хилли продолжает, произнося благодарности хорошо поставленным патриотическим голосом. Подают кофе, но все женщины, в отличие от своих мужей, не сводят восторженных глаз с Хилли.
— …Спасибо «Скобяным товарам Бун»… не позабудем и «Магазин Бен Франклин»… — И завершает список: — И разумеется, мы выражаем признательность анонимному сотруднику информационного бюллетеня за, хм, оборудование для проведения Санитарной инициативы.
Отдельные смешки, но почти все головы поворачиваются к Скитер — посмотреть, хватит ли у нее нахальства признаться.
— Я хотела бы, чтобы вы, отринув стеснительность, вышли вперед и приняли нашу благодарность. Без вашей помощи мы, честно говоря, не смогли бы произвести столь значительный объем работ.
Скитер, с абсолютно непроницаемым лицом, не отводит взгляда от трибуны. Хилли ослепительно улыбается.
— И наконец, отдельная благодарность моему мужу Уильяму Холбруку — за то, что пожертвовал выходными в охотничьем лагере. — Улыбнувшись супругу, она добавляет, чуть понизив голос: — И не забудьте, избиратели. Холбрука — в сенат штата.
Доброжелательные смешки в ответ на прозрачный намек Хилли.
— Что, Вирджиния? — Хилли подносит руку к уху. — Нет, я не баллотируюсь вместе с ним. Но, конгрессмены, присутствующие среди нас сегодня, — если вы не разберетесь с проблемой раздельного обучения, имейте в виду, я явлюсь к вам и все организую сама.
Очередной взрыв смеха. Сенатор и миссис Уитворт, сидящие за первым столом, весело кивают. Скитер не смотрит в их сторону. Они встретились чуть раньше, за коктейлем. Но миссис Уитворт утащила сенатора прежде, чем он успел во второй раз обнять Скитер. Стюарт не появился.
Обед и речь завершились, мужья перешли к бару, некоторые отправились танцевать. За аукционными столами началась суета из-за последних предложений. Две бабушки вступили в бой за антикварный детский чайный сервиз. Кто-то пустил слух, что сервиз принадлежал королевской семье и был контрабандой вывезен в повозке через всю Германию, пока в итоге не оказался в антикварной лавке «Магнолия» на Фэйрвью-стрит. Цена в мгновение ока взлетела с пятнадцати долларов до восьмидесяти пяти.
В углу, у барной стойки, зевает Джонни. Селия хмурит брови:
— Поверить не могу, что она говорила о помощи нечленов. А мне сказала, что в этом году им не нужна никакая помощь.
— Ничего страшного, поможешь в следующем, — утешает Джонни.
Заметив, что толпа, окружающая Хилли, почти рассосалась, Селия говорит:
— Джонни, я сейчас вернусь.
— А потом давай выбираться отсюда. Устал я от этой идиотской бессмыслицы.
Тут рядом возникает Ричард Гросс, приятель Джонни по охотничьему клубу, и дружески хлопает его по плечу. Мужчины беседуют, смеются, разглядывают толпу гостей.
Селии удается почти подобраться к Хилли, но та скрывается за трибуной. И Селия отступает, словно боится места, где всего несколько минут назад Хилли предстала во всей мощи собственной власти.
Как только Селия удаляется в дамскую комнату, Хилли вновь оказывается на арене.
— О, Джонни Фут! — радостно приветствует она и подхватывает его под руку. — Удивительно видеть тебя здесь. Всем известно, что ты терпеть не можешь шумные сборища.
— Ты же знаешь, завтра открывается охотничий сезон, — вздыхает Джонни.
Хилли ласково улыбается ему. Цвет помады настолько идеально подходит к цвету платья, что, видимо, его подбирали несколько дней.
— Как я устала слышать от всех одно и то же. Неужели ты не можешь пропустить один день, Джонни Фут? В прошлом ты был способен на это, ради меня.
Джонни устало закатывает глаза.
— Селия ни за что не пропустила бы сегодняшнее мероприятие.
— А где же твоя жена? — Хилли еще крепче вцепляется в руку Джонни. — Продает хот-доги на футбольном матче?
Джонни мрачнеет, хотя они с Селией действительно познакомились именно так.
— Ой, брось, ты же понимаешь, я просто шучу. Мы ведь достаточно давно знакомы, чтобы я могла подшучивать над тобой, верно?
Ответить Джонни не успевает, поскольку кто-то окликает Хилли и она с хохотом уплывает к следующей семейной паре. Джонни лишь вздыхает.
— Отлично, — заметив в толпе Селию, обращается он к Ричарду, — можно ехать домой. Мне вставать, — взгляд на часы, — через пять часов.
Ричард глаз не сводит с Селии. Она останавливается, наклоняется поднять упавшую салфетку, предлагая роскошную панораму своего декольте.
— Знаешь. Джонни, пожалуй, замена Хилли на Селию оказалась чертовски верной.
Джонни кивает:
— Как будто всю жизнь провел в Антарктике, а потом внезапно переехал в Майами.
Ричард весело хохочет.
— Ага, как будто лег спать в духовной семинарии, а проснулся в «Оле Мисс», — подхватывает он, и теперь смеются оба.
Чуть понизив голос, Ричард продолжает:
— Как ребенок, который впервые попробовал мороженое.
— Ты говоришь о моей жене, — предупреждает Джонни.
— Прости, — опускает глаза приятель, — не имел в виду ничего дурного.
Разочарованная Селия уже рядом.
— Привет, Селия, как поживаете? — здоровается Ричард. — Потрясающе выглядите.
— Спасибо, Ричард. — Селия громко икает, прикрывает салфеткой рот.
— Ты что, опьянела?
— Она просто веселится, верно, Селия? — вступается Ричард. — Знаете, давайте-ка я принесу коктейль, который вам точно понравится. Называется «Алабамская тюрьма».
— Но потом домой, — хмурится Джонни.
Три «Алабамские тюрьмы» спустя объявляют победителей аукциона. Сюзи Пернелл стоит на трибуне, гости толпятся около бара с напитками, курят, танцуют под песни Гленна Миллера и Фрэнки Вали, болтают, стараясь перекричать микрофон. Звучат имена, и победители получают свои призы с таким восторгом, будто это настоящее состязание и награда досталась им совершенно бесплатно, а не была куплена в три, четыре, пять раз дороже реальной стоимости. Наибольшую прибыль принесли скатерти и ночные рубашки с кружевами ручной работы. Очень популярны оказались и никчемные серебряные штуковины вроде ложек для фаршированных яиц, приспособлений для извлечения начинки из оливок и разбивания перепелиных яиц. Затем пришло время десертов: пироги, пласты пралине, пастила. И разумеется, фирменный торт Минни.
— …И всемирно известный шоколадный торт Минни Джексон достается… Хилли Холбрук!
Аплодисменты после этого объявления чуть громче, но вовсе не потому, что Минни настолько знаменита, — просто имя Хилли в любом случае вызывает всплеск энтузиазма.
Хилли отвлекается от беседы:
— Что? Назвали мое имя? Но я не участвовала в аукционе!
«Никогда не участвуешь», — думает Скитер, сидящая в одиночестве за столиком.
— Хилли, вы только что выиграли торт Минни Джексон! Поздравляем, — произносит дама слева.
Хилли, злобно прищурившись, внимательно оглядывает зал.
Минни, услышав свое имя и имя Хилли, вздрагивает и замирает. В одной руке у нее чашка из-под кофе, в другой — серебряный поднос.
Только теперь Хилли замечает ее, но тоже не двигается, лишь едва заметно улыбается.
— Надо же, как мило. Кто-то, должно быть, внес мое имя в список.
Она не сводит глаз с Минни, и та поспешно составляет на поднос чашки и стремительно скрывается в кухне.
— Поздравляю, Хилли! Я и не знала, что вы так любите торты Минни! — пронзительно вскрикивает Селия, возникая откуда-то из-за спины Хилли.
Розовое платье Селии цепляется за ножку стула. Вокруг раздаются смешки. Хилли спокойно наблюдает за ее приближением.
— Селия, это что, шутка?
Скитер подходит поближе. Ей до смерти наскучил этот предсказуемый вечер. Она устала от смущенных лиц старых друзей, опасающихся подойти и заговорить. Единственный интересный персонаж сегодня вечером — Селия Фут.
— Хилли, — Селия хватает Хилли за локоть, — я весь вечер пыталась поговорить с вами. Думаю, между нами существует некоторое недопонимание, и, полагаю, если я объясню…
— Что ты делаешь? Отпусти меня… — шипит сквозь зубы Хилли.
Но Селия вцепилась как клещ.
— Нет, постой! Погоди, ты должна выслушать…
Хилли отстраняется, но Селия и не думает отпускать ее. Хилли дергается сильнее, еще сильнее — и тишину разрывает треск рвущейся ткани.
Селия растерянно смотрит на малиновый лоскут — в руках у нее осталась манжета от платья.
Хилли медленно проводит ладонью по обнажившемуся запястью.
— Чего ты добиваешься? Это черномазая подговорила тебя? Но что бы она тебе ни наплела, что бы ты ни выболтала кому бы то ни было…
Вокруг них быстро собирается толпа. Публика, сочувственно глядя на Хилли, старается не пропустить ни слова.
— Выболтала? Не понимаю, о чем ты…
— Кто тебе рассказал? — уже во весь голос орет Хилли, хватая Селию за руку.
— Минни. Теперь я понимаю, почему ты не хочешь дружить со мной. — Тут Сюзи Пернелл объявляет в микрофон следующего победителя, и Селии приходится повысить голос. — Я знаю, ты думаешь, мы с Джонни встречались за твоей спиной, — почти кричит она, перекрывая гомон, смех, аплодисменты. Короткая пауза, пока Сюзи Пернелл заглядывает в свои записи, и в этот момент раздается громкий голос Селии: — Но я забеременела после того, как вы расстались!
Ее слова разносятся по залу. На несколько секунд воцаряется абсолютная тишина.
Дамы морщат носики, некоторые хихикают.
— Жена Джонни на-дра-лась, — произносит кто-то.
Селия озирается, вытирает пот, внезапно выступивший на ее щедро напудренном лбу.
— Я не осуждаю тебя за то, что ты меня недолюбливаешь, если думаешь, что Джонни изменял тебе со мной.
— Джонни никогда бы…
— …и прости, я думала, тебе приятно выиграть этот торт.
Хилли наклоняется, подбирает с пола свои жемчужные пуговицы. Вплотную придвигается к Селии, чтобы никто не расслышал, и шипит:
— Скажи своей черномазой прислужнице, если она разболтает кому-нибудь о том торте, я отомщу. Думаешь, ты такая умная, записала меня на аукцион, да? Думаешь, удастся шантажом пробиться в Лигу?
— Что?
— Ты немедленно расскажешь мне, кому еще растрепала про…
— Я никому не говорила о торте, я…
— Лгунья, — бросает Хилли, но тут же с улыбкой выпрямляется. — А вот и Джонни. Джонни, полагаю, твоя жена нуждается в заботе. — Хилли щурится, словно намекая на шутку, известную только ей и стоящим вокруг дамам.
— Селия, что случилось? — встревоженно спрашивает Джонни.
Селия бросает сердитый взгляд сначала на него, потом на Хилли:
— Она не понимает, она назвала меня лгуньей, а теперь еще обвиняет, что это я записала ее на аукцион и… — И вдруг замолкает, недоуменно глядя на собравшихся. В глазах у нее слезы. Затем, как-то сдавленно икнув, содрогается в конвульсиях. Рвота потоком хлещет на ковер.
— О черт! — Джонни пытается оттащить жену в сторону.
Оттолкнув мужа, Селия несется в туалет, он бросается следом.
Хилли — с пылающим лицом, в тон платью, — сжимает кулаки. Хватает ближайшего официанта:
— Немедленно уберите, пока не начало вонять!
Со всех сторон Хилли обступают дамы — лица потрясенные, руки широко расставлены, будто пытаются защитить ее от неведомой угрозы.
— Я слышала, что Селия борется с алкоголизмом, но теперь еще и проблемы с враньем? — обращается Хилли ко всем сразу. Необходимо пустить этот слух — на случай, если история с тортом когда-нибудь выплывет наружу. — Как это называется?
— Патологическая лживость?
— Вот именно, патологическая лживость. Селия заставила его жениться, утверждая, что беременна. Полагаю, уже тогда она была патологической лгуньей.
После ухода Селии и Джонни вечеринка быстро сходит на нет. Члены Лиги выглядят измученными, они явно устали улыбаться. Разговоры крутятся вокруг аукциона, нянек, но в основном люди обсуждают, как Селию Фут вырвало посреди зала.
К полуночи, когда зал практически опустел, Хилли устраивается на трибуне. Просматривает листы записи на аукцион, но она постоянно отвлекается, задумываясь о чем-то, потом вновь возвращается к спискам, ругаясь, что приходится начинать заново.
— Хилли, я еду к тебе домой.
Хилли поднимает голову. Ее матушка, миссис Уолтер, в праздничном наряде кажется еще более хрупкой, чем обычно. На ней небесно-голубое платье в пол, сшитое в 1943-м. На груди — увядающая белая орхидея. Рядом с ней стоит чернокожая женщина в белой униформе.
— Только не лазай в холодильник, мама. Я не желаю бодрствовать всю ночь из-за твоего несварения. Отправляйся сразу в кровать, поняла?
— И мне даже нельзя попробовать тортика Минни?
— Тортик уже в помойке, — злобно прищуривается Хилли.
— Ну зачем же ты его выбросила? Я выиграла его специально для тебя.
Хилли замирает, начиная понимать.
— Ты? Это ты внесла меня в списки?
— Может, я и не помню собственного имени или в какой стране живу, но ты и тортик — это забыть невозможно.
— Ты… ты… старая, никчемная… — Хилли отшвыривает списки, и листы разлетаются по всему залу.
Миссис Уолтер, прихрамывая, направляется к двери, чернокожая сиделка следует за ней.
— Итак, звони в газеты, Бесси, — ворчит старуха. — Моя доченька в очередной раз на меня разозлилась.
