Часть 4

В ресторане «Статхолдергорден» наступило время обеда. На улице под окнами молодой музыкант согрел дыханием пальцы и начал играть. Одинокий и невидимый, подумал Сон Мин, глядя на него, но ему было не слышно, что именно исполняет этот парень и хорошо ли он играет. Возможно, музыканты более почтенного возраста, распоряжавшиеся в центре Осло, отправили беднягу сюда, на улицу Киркегата, где он, конечно же, заработает меньше денег.

Ларсен поднял глаза на официанта. Он махнул салфеткой так, что та хлопнула, как флаг на ветру, а потом белая камка опустилась на колени Александры Стурдза.

– Надо было мне принарядиться, – рассмеялась она.

– Мне кажется, вы и так достаточно нарядная, – улыбнулся Сон Мин и откинулся назад, пока официант проделывал аналогичную манипуляцию с его салфеткой.

– Вы об этом? – Она указала на плотно облегающее платье. – Это моя рабочая одежда. Просто я не одеваюсь так неформально, как мои коллеги. А вот вы расфуфырились, словно на свадьбу.

– Я пришел прямо с похорон, – ответил Сон Мин и заметил, как Александра вздрогнула, будто он дал ей пощечину.

– Конечно, – тихо сказала она. – Прошу прощения. Речь о Бьёрне Хольме, не так ли?

– Да. Вы его знали?

– Очень мало. Он работал криминалистом, поэтому мы иногда перезванивались. А это правда, что он покончил с собой?

– Да, – сказал Сон Мин.

Он ответил «да», а не «судя по всему», потому что сомнений действительно не было. Машину Бьёрна обнаружили рядом с гравийной дорожкой на небольшой возвышенности, откуда открывается вид на крестьянские угодья Тутена, неподалеку от места, где он вырос. Двери автомобиля были заперты, ключ находился в зажигании. Довольно странно, конечно, что Бьёрн Хольм сидел на заднем сиденье и что он выпустил себе в висок пулю из пистолета с незарегистрированным серийным номером. Но вдова, Катрина Братт, объяснила, что именно на заднем сиденье умер кумир Хольма, какой-то там Уильямс. К тому же нет ничего невероятного в том, что криминалист имеет доступ к незарегистрированному оружию. На похороны пришло множество народу: родственники и коллеги как из Полицейского управления Осло, так и из Крипоса, ведь Бьёрн Хольм работал в обеих организациях. Катрина Братт держалась молодцом, Ларсену даже показалось, что вдова владела собой гораздо лучше, чем когда они в последний раз встретились у водопада Нурафоссен. Когда очередь соболезнующих иссякла, она подошла к нему и сказала, что слышала, якобы он не слишком ублаготворен своей нынешней работой. Это словечко из бергенского диалекта она использовала время от времени. Надо же: «ублаготворен». И добавила, что предлагает ему перейти в свой отдел, поскольку там как раз образовалась вакансия. Ларсен сперва даже не сообразил, что она имеет в виду освободившееся место Харри Холе. Сон Мин подумал о том, что с ее стороны было вдвойне неподобающе говорить о работе на похоронах мужа и предлагать ему место человека, который до сих пор числился всего лишь пропавшим без вести. Скорее всего, Катрина просто цеплялась за любую возможность не думать о тех двух мужчинах. Сон Мин обещал подумать над ее предложением.

– Надеюсь, Крипос оплатит вам расходы, – произнесла Александра, когда официант поставил на стол первое блюдо и, указав на тарелки, сообщил, что это морские гребешки под майонезом с черным перцем и кресс-салатом в соевом соусе. – Представляю, сколько стоят подобные изыски.

– Надеюсь, информация, о которой вы мне говорили по телефону, действительно не разочарует.

Накануне вечером ему позвонила Александра Стурдза. Она без всякого вступления заявила, что у нее имеются важные сведения по делу Ракели, которые могут все в корне изменить, и она решила обратиться именно к Ларсену, поскольку после их первой встречи решила, что ему можно доверять. А потом добавила, что предпочла бы не обсуждать это по телефону.

Сон Мин предложил пообедать вместе и заказал столик в ресторане той ценовой категории, которая, как справедливо подметила Александра, явно выходила за рамки бюджета Крипоса. Ларсен понимал, что придется заплатить за все из своего кармана, но он уверял себя, что в интересах службы необходимо наладить и поддерживать контакты с Институтом судебной медицины. Мало ли что, вдруг ему, например, потребуется сделать анализ ДНК вне очереди. Словом, Сон Мин внушал себе, что это вполне разумная инвестиция. Однако в глубине души подозревал, что дело не только в этом. А в чем? У него не было времени на обдумывание. Сон Мин взглянул на разыгравшегося уличного музыканта. Люди равнодушно проходили мимо него, им было неинтересно.

«Хэнк, – вдруг всплыло в памяти у Ларсена. – Вот как звали кумира Бьёрна Хольма. Хэнк Уильямс. Надо будет почитать про него в Википедии».

– Я провела анализ крови Харри Холе с брюк, которые были на нем в ночь убийства, – сказала она. – И обнаружила, что там содержится рогипнол.

Сон Мин перевел взгляд с улицы на Александру.

– В количестве, достаточном для того, чтобы вывести человека из строя на четыре-пять часов, – продолжала она. – И тогда я призадумалась относительно времени убийства. Наши судебные медики считают, что оно произошло в промежуток от десяти вечера до двух часов ночи. Но это предположение основано на температуре тела погибшей. Однако есть и другие показатели, например степень бледности трупных пятен, которые указывают, что, возможно… – Александра вытянула длинный указательный палец, который казался еще длиннее из-за выкрашенного лиловым лаком ногтя, – я повторяю, возможно, убийство произошло раньше.

Сон Мин вспомнил, что во время их первой встречи маникюра у девушки не было. Неужели она сделала его специально ради похода в ресторан?

– Поэтому я обратилась в энергетическую компанию и попросила их снять показания счетчика в доме Ракели Фёуке. Выяснилось, что потребление электричества выросло на семьдесят киловатт в промежутке между двадцатью и двадцатью четырьмя часами. А это свидетельствует об усиленном отоплении, и если топили в гостиной, то, по словам энергетиков, температура там могла подняться на пять градусов. Судмедэксперт утверждает, что если так и было, то смерть наступила в промежутке между восемнадцатью и двадцатью двумя часами.

Сон Мин растерянно заморгал. Он где-то читал, что человеческий мозг обрабатывает только шестьдесят килобит информации в секунду. Тогда получается, что наш мозг – на удивление медленный компьютер. Однако мы соображаем довольно быстро, и это связано с организацией уже имеющихся в мозгу данных. При большинстве умозаключений люди задействуют готовые шаблоны, вместо того чтобы искать новые пути. Возможно, именно поэтому Сон Мину пришлось надолго задуматься. Ему надо было найти новый путь, совершенно новый. Казалось, голос Александры доносится откуда-то издалека:

– Исходя из того, что Уле Винтер сообщил газетчикам, Харри Холе пробыл в баре до двадцати двух часов. Не так ли?

Сон Мин взглянул на рака на своей тарелке. Тот без всякого интереса смотрел на него.

– Поэтому вы должны задать себе вопрос: не находился ли в поле вашего зрения кто-нибудь еще? Некто, кого вы, возможно, отпустили, потому что у него имелось алиби на предполагаемое время смерти Ракели. Но теперь необходимо проверить: а есть ли у этого человека алиби в промежуток между восемнадцатью и двадцатью двумя часами?

– Извините меня, Александра. – Сон Мин поднялся и обнаружил, что забыл о салфетке, соскользнувшей на пол. – Оставайтесь и спокойно доедайте. Мне надо… У меня есть срочные дела. Мы… вы и я… давайте встретимся в другой день…

По ее улыбке он понял, что вполне может на это рассчитывать.

Отдав метрдотелю свою визитку и попросив направить счет ему, Ларсен вышел на улицу. Музыкант играл песню, которую Сон Мин слышал раньше, что-то об автокатастрофе, машине «скорой помощи» и Риверсайде, но он не интересовался музыкой. Названия песен, тексты, имена исполнителей – все это по какой-то причине не закреплялось в его памяти. Зато он помнил каждое слово, каждую привязку по времени из записи допроса Свейна Финне. Тот прибыл в родильное отделение в 21:30. Другими словами, у Свейна Финне было три с половиной часа на то, чтобы убить Ракель Фёуке. Проблема в том, что никто не знал, где сейчас находится Финне.

Ларсен с удивлением заметил, что он бежит. Почему?

Да потому, что так быстрее.

Но к чему скорость? Свейна Финне давно пытаются найти, однако до сих пор это никому не удалось.

Ну и ладно, а вот Сон Мин его непременно отыщет, потому что он лучше остальных. Ничего, он всем им еще покажет.

Уле Винтер, этот падальщик, скоро подавится своей великой командной победой.

Дагни Йенсен вышла из метро на станции «Борген». Она немного постояла, оглядывая Западное кладбище. Но Дагни не собиралась на него заходить, она не была уверена, что теперь вообще когда-нибудь сможет зайти на кладбище. Она двинулась по улице Скёйенвейен и далее по улице Монолитвейен, с которой свернула вправо. Миновала белые деревянные виллы, скрытые за заборами из штакетника. Виллы казались пустыми. Ну конечно, будний день, до обеда еще далеко. Все работают или учатся, активно участвуют в жизни, действуют. Сама же она оказалась временно припаркованной – сидела на больничном. Дагни не просила об этом, идея принадлежала ее психологу и директору школы. Они предложили ей несколько дней отдохнуть, собраться и понять, как она на самом деле себя чувствует после нападения в женском туалете. Надо же такое придумать!

Ну, теперь она, по крайней мере, знала, насколько ей, черт возьми, плохо.

Дагни услышала, как в сумке зазвонил телефон, достала его и увидела, что это опять Кари Бил, ее телохранительница. Они потеряли ее. Дагни сбросила звонок и набрала эсэмэску:

Двадцать минут назад они с Кари Бил находились в центре города, потому что Дагни заявила, что хочет купить тюльпаны. Она настояла, чтобы сотрудница полиции подождала на улице, а сама зашла в цветочный магазин, где имелся второй выход на другую улицу. Оттуда Дагни быстро дошла до станции метро возле здания стортинга и села на первый поезд в западном направлении.

Она посмотрела на часы. Он велел ей прийти около двух, сказал, на какую скамейку сесть, а также велел одеться не так, как обычно, чтобы ее было трудно узнать. И объяснил, куда ей следует смотреть.

Это сумасшествие.

Именно так. Он позвонил ей с незнакомого номера. Она ответила и не нашла в себе сил прервать разговор. И сейчас против своей воли, словно бы находясь под гипнозом, Дагни точно следовала инструкциям того, кто прежде уже использовал ее и обманул. Как такое возможно? Она не могла ответить на этот вопрос. Просто в ней было что-то, о чем она не подозревала. Страшная звериная тяга, инстинкт. Да, именно так. Дагни была плохим человеком, таким же плохим, как и этот мужчина, а теперь еще она позволила ему потянуть ее за собой вниз. Сердце забилось чаще. О, ей уже так хотелось туда, где она пройдет очищение огнем. Но придет ли он? Он должен прийти. Дагни слышала, как ее каблуки стучат по асфальту все громче и громче.

Через шесть минут она сидела на той скамейке, где было велено.

Без пяти два. Она смотрела на пруд Сместаддаммен. По поверхности воды скользил белый лебедь. Его шея и голова выглядели как вопросительный знак. Зачем это все ей нужно?

Свейн Финне спокойно двигался размашистым шагом. Идти так, в одном направлении, час за часом, вот чего ему больше всего не хватало все те годы, что он провел в тюрьме. Ладно, больше всего ему не хватало другого.

Дорога от дачного домика, который он нашел в Сёркедалене, до центра Осло заняла у него чуть меньше двух часов, но он думал, что большинство людей проделали бы этот путь за три.

Домик находился на вершине отвесной скалы. Поскольку в склон были вмонтированы скобы, а внутри Финне нашел карабины и веревку, он предположил, что домиком пользуются альпинисты. Но земля все еще была покрыта снегом, а по красно-серо-черной гранитной плите на солнце бежали ручейки талой воды, и никаких альпинистов он не видел.

Зато он обнаружил следы медведя. Причем настолько близко к домику, что купил все необходимое для ловушки и сделал капкан из растяжки и взрывных материалов. Когда сойдет последний снег и начнут появляться скалолазы, он найдет местечко подальше в лесу и построит себе типи. Станет жить в лесной чаще, охотиться, ловить рыбу в озерах. Будет добывать только самое необходимое, то, что может съесть. Отбирать лишние жизни – это уже не охота, а он ведь не убийца. Он уже предвкушал, как хорошо будет летом.

Финне миновал серый, провонявший мочой туннель под транспортной развязкой Сместадкрюссе, вышел на свет и направился в сторону пруда.

Он увидел ее, как только вошел в парк. Нельзя сказать, что Свейн Финне, несмотря на острое зрение, разглядел лицо женщины с такого расстояния, но он узнал ее по тому, как она сидела – вся в ожидании. Конечно, она немного напугана, но больше возбуждена.

Он направился к скамейке не прямо, а в обход, чтобы удостовериться, что поблизости нет полиции. Точно так же он поступал, когда навещал могилу Валентина. Финне быстро определил, что с этой стороны пруда никого, кроме нее, не было. Правда, на скамейке с другой стороны сидел какой-то человек, но Свейн рассудил, что он находится слишком далеко, а потому не сможет ни слышать, ни видеть почти ничего из того, что произойдет, и уж в любом случае не успеет вмешаться. Потому что все случится очень быстро. Все готово, декорации установлены, и Финне ликовал.

– Привет, – произнес он, подойдя к скамейке.

– Привет, – ответила она и улыбнулась.

Женщина казалась напуганной меньше, чем он ожидал. Но она ведь не знала, что на самом деле должно произойти. Финне еще раз огляделся по сторонам, чтобы удостовериться, что они одни.

– Он просто немного опаздывает, – сказала Алиса. – За ним такое водится. Ну еще бы, Юхан ведь у нас звезда.

Свейн Финне рассмеялся. Девушка была совершенно спокойна, потому что думала, что сейчас к ним присоединится Юхан Крон. Именно так адвокат объяснил своей помощнице, почему она должна сидеть на скамейке у пруда в два часа: сказал, что у них назначена встреча со Свейном Финне, но, поскольку их клиент в настоящее время находится в розыске, они не могут принять его в офисе. Все это было изложено в письме, которое Юхан Крон прикрепил на клумбу у могилы Валентина при помощи ножа. Кстати, ради такого случая Крон разорился на вполне приличный экземпляр, и Финне спрятал его в карман, решив пополнить свою коллекцию, да и к тому же нож мог пригодиться в дачном домике. Потом он распечатал письмо. Судя по всему, адвокатишка продумал почти все, чтобы и Финне, и он сам остались на свободе. Однако Крон даже не подозревал, что не только лишится своей любовницы, но и никогда больше не будет свободен. Еще бы, ведь он заключил сделку с самим дьяволом, и уж теперь Финне своего не упустит.

Юхан Крон по-прежнему сидел в машине на парковке для посетителей бизнес-центра «Хегнар Медиа». Он приехал слишком рано, он не должен появиться в парке у пруда раньше пяти минут третьего. Юхан достал только что купленный блок «Мальборо голд» и вышел из машины, потому что Фриде не нравился табачный запах в салоне, и попытался зажечь сигарету, но у него так дрожали руки, что он оставил эту затею. Ну и ладно, он и так решил бросить курить. Крон снова посмотрел на часы. Они условились, что все произойдет за две минуты. Они не вступали в прямой контакт – так было безопаснее, но в сообщении Финне говорилось, что ему надо всего две минуты.

Юхан следил глазами за секундной стрелкой. Так. Четырнадцать ноль-ноль. Крон закрыл глаза. Конечно, это ужасно, и ему придется жить с этим все оставшиеся годы, но другого выхода нет.

Он подумал об Алисе, о том, что́ бедняжке придется испытать. Она не умрет, но, конечно же, кошмары будут потом регулярно преследовать ее. А все потому, что он принял решение, но ни слова не сказал любовнице, обманул ее. И вовсе даже не Финне, а он сам поставил Алису в такое положение.

Крон еще раз посмотрел на часы. Через полторы минуты он войдет в парк, сделает вид, что слегка опоздал, утешит ее как сможет, вызовет полицию, изобразит ужас. Маленькая поправка: ему вряд ли придется что-то изображать. Он даст полиции объяснение, которое на девяносто процентов будет соответствовать действительности. И изложит Алисе версию, которая на сто процентов будет ложью.

Юхан Крон посмотрел на свое отражение в боковом окне автомобиля.

До чего же он сейчас себя ненавидел! Почти так же сильно, как и Свейна Финне.

Алиса смотрела на Свейна Финне, опустившегося на скамейку рядом с ней.

– Ты знаешь, зачем мы здесь, Алиса? – спросил он.

Его едва подернутые сединой черные волосы были повязаны красной банданой.

– Только в общих чертах, – ответила она.

Юхан успел проинформировать помощницу лишь о том, что речь пойдет об убийстве Ракели Фёуке. Она сперва предположила, что они будут обсуждать иск против полиции за телесные повреждения, которые Харри Холе нанес их клиенту в бункере в Экеберге. Она задала Юхану вопрос, но он быстро сказал, что нет, дело в каком-то признании, но у него нет времени вдаваться в подробности. В последние дни он вообще не баловал ее вниманием и держался недружелюбно. Если бы Алиса знала Юхана хуже, то решила бы, что он просто-напросто ее разлюбил. Но она видела его в таком состоянии и раньше, в те короткие промежутки времени, когда у него случались муки совести и он предлагал ей порвать отношения – ради семьи, ради фирмы. Да, он пытался это сделать, но она живо пресекла все попытки. Господи, это так легко. Ох уж эти мужчины – они вечные мальчишки. Иногда у нее было чувство, что она старше их всех, что Юхан просто скаут-переросток, который прекрасно разбирается в юриспруденции, однако больше ни в чем не смыслит. И несмотря на то что Юхану нравилось, когда он исполнял роль хозяина, а она рабыни, оба знали, что в действительности все обстоит наоборот. Но она позволяла ему играть эту роль, как мама соглашается изобразить напуганную принцессу, когда ребенок хочет поиграть в тролля.

Нельзя отрицать, что у Юхана имелись хорошие качества, конечно имелись. Он был добрым. Заботливым. Преданным. Это так. Алиса знала мужчин, которые колебались значительно меньше, чем Юхан Крон, прежде чем изменить жене. Однако в последнее время Алиса все чаще задумывалась: а что же она сама получала от отношений с ним? Нет, у нее не имелось никакого подробного плана, когда она вступила в связь с Юханом, все было не настолько цинично. Молоденькая выпускница юридического факультета, конечно, испытывала пиетет перед отличником, который получил право работать в Верховном суде до того, как начал бриться, и являлся партнером лучшей адвокатской фирмы города. Но Алиса также совершенно четко отдавала себе отчет в том, что́ она, типичная хорошистка, могла предложить адвокатской фирме, а также понимала, что́ молодая и красивая девушка могла предложить мужчине. В общем, at the end of the day (Юхан не только перестал исправлять ее англицизмы, но постепенно и сам начал их копировать), именно сумма рациональных и очевидно иррациональных факторов побуждает человека вступать в отношения с другими людьми. (Вот тут Юхан исправил бы Алису и сказал, что факторы дают продукт, а не сумму.) Ах, сумма, продукт – не все ли равно? Главное, Алиса больше не была уверена в том, что баланс складывается в ее пользу. Возможно, ей предоставили кабинет чуть больше, чем у остальных служащих ее уровня; возможно, ей давали немного более интересные дела, поскольку она работала на Юхана. Но премия по итогам года оказалась такой же символической, какую получали все прочие рядовые сотрудники. Да и по карьерной лестнице она нисколько не продвинулась. Так каковы же перспективы? Алиса, разумеется, знала, чего стоят обещания женатых мужчин развестись. Да, кстати, Юхан никогда ничего подобного ей и не обещал.

– В общих чертах, значит, – повторил Свейн Финне и улыбнулся.

Коричневый налет на зубах, отметила она. Но он не курил, ведь он сел так близко к ней, что она чувствовала на своем лице его дыхание.

– Двадцать пять лет, – произнес Свейн. – Ты хоть п-понимаешь, что твой золотой детородный возраст близится к концу?

Алиса уставилась на Финне. Откуда он знает, сколько ей лет?

– Лучший возраст – это от конца подросткового и до того, как тебе исполнится двадцать четыре, – продолжал Финне, скользя по ней взглядом.

Да, именно скользя, подумала Алиса. Она буквально ощущала этот его взгляд физически, как слизистый след, который оставляет за собой улитка.

– А потом возрастает риск для здоровья и повышается возможность выкидыша, – пояснил Свейн, заворачивая рукав фланелевой рубашки. Он нажал кнопку на электронных наручных часах. – А вот качество мужского семени, в общем-то, не меняется на протяжении всей жизни.

Да ничего подобного, подумала Алиса. Она читала, что у мужчин старше сорока лет в пять раз меньше шансов оплодотворить женщину по сравнению с ее ровесниками. И риск, что от него родится ребенок с какой-либо патологией вроде аутизма, тоже в пять раз выше. Она изучила этот вопрос. Недавно Алиса получила приглашение от Франка поехать с ним и с другими их бывшими однокашниками за город. Когда они с Франком встречались, он слишком любил вечеринки, у него не было четких целей в жизни, да и учился он плохо, так что Алиса списала его со счетов, рассудив, что этот парень – типичный папенькин сынок, не обладающий стремлением выбиться в люди. Как выяснилось, она ошиблась: Франк на удивление успешно работал в адвокатской фирме своего отца. Но она еще не ответила на приглашение.

– Воспринимай это как наш с Юханом Кроном подарок тебе, – сказал Финне, расстегивая куртку.

Алиса непонимающе смотрела на него. У нее в мозгу промелькнула мысль, что этот тип собирается напасть на нее, но она быстро прогнала ее прочь. Юхан вот-вот придет, да и к тому же они находятся в общественном месте. Правда, в непосредственной близости от них никого не было, но она, во всяком случае, видела, что на другой стороне пруда, метрах в двухстах, сидит на скамейке какой-то человек.

– Что… – начала Алиса, однако закончить не успела.

Левая рука Свейна Финне железной хваткой сомкнулась у нее на горле, а правая отвела в сторону фалды куртки. Она попыталась сделать вдох, но не смогла. Эрегированный член был слегка изогнутым до самой головки, как лебединая шея.

– Не бойся, я не такой, как другие, – произнес Финне. – Я не собираюсь тебя убивать.

Алиса попробовала подняться со скамейки, попыталась оттолкнуть его руку, но та, подобно когтистой лапе, крепко держала ее за горло.

– При условии, что ты будешь делать то, что я говорю, – уточнил Финне. – Сначала посмотри.

Он по-прежнему держал ее всего одной рукой и сидел, широко расставив ноги и обнажившись, как будто хотел, чтобы она увидела, представила себе, что ее ожидает. И Алиса увидела. Увидела белую лебединую шею с кровеносными сосудами и красное пляшущее пятнышко, перемещающееся вверх по члену.

Что это? Что это такое?

А потом головка члена взорвалась, и она услышала глухой звук, словно бы по куску мяса слишком сильно ударили молотком. Она почувствовала теплый дождь на лице, в глаза ей что-то попало, их пришлось закрыть, и над их головами раздались раскаты грома.

В какой-то момент Алисе показалась, что она закричала, но когда девушка вновь открыла глаза, то поняла, что это орет Свейн Финне. Он держался за мошонку обеими руками, между его пальцами текла кровь, и он смотрел на нее большими, черными от ужаса глазами, смотрел обвиняюще, как будто это она с ним сделала.

А потом красное пятнышко появилось снова, на этот раз на его лице. Оно скользнуло по его морщинистой щеке к глазу. Алиса видела красную точку на белке глаза. Похоже, Финне тоже это заметил. Во всяком случае, он прошептал что-то, но она не разобрала, и он повторил:

– Помоги.

Сообразив, что сейчас произойдет, Алиса зажмурилась и успела прикрыть рукой лицо, а потом снова услышала звук, на этот раз прозвучавший как удар кнута. И потом с запозданием, как будто выстрел был произведен издалека, – тот же раскат грома.

Руар Бор смотрел в оптический прицел.

Последний выстрел в голову отбросил цель назад, человек сполз со скамейки и остался лежать на гравийной дорожке. Он перевел прицел, увидел, как молодая женщина бежит в сторону бизнес-центра «Хегнар Медиа» и бросается в объятия мужчине, торопливо шагающему ей навстречу. Он увидел, как мужчина вынул телефон и начал набирать номер, как будто заранее знал, что надо делать. Может, и так; что было известно Бору?

Не больше, чем он сам хотел знать.

Не больше, чем Харри рассказал ему двадцать четыре часа назад.

Холе нашел того, кого Бор искал все эти годы.

Харри сказал, что в разговоре с человеком, чье имя он обязан сохранить в тайне, Свейн Финне сознался, что много лет назад изнасиловал в Мэррадалене дочь епископа Бора.

По этому делу, разумеется, уже истек срок давности.

Но у Харри имелось, как он выразился, «решение проблемы».

И он сообщил Бору ровно то, что ему надо было знать, не больше. Ну совсем как в былые времена в Е14. Время и место. В два часа у пруда Сместаддаммен, на той же скамейке, где сидели Пиа с Харри.

Руар Бор передвинул прицел дальше и увидел с другой стороны пруда быстро уходящую женщину. Насколько он понимал, она была вторым свидетелем случившегося. Он закрыл окно подвала, отставил винтовку в сторону и посмотрел на часы. Бор дал Харри Холе слово, что все закончится через две минуты после появления цели, и он выполнил свое обещание, хотя и не удержался от соблазна дать мерзавцу прочувствовать собственную смерть, когда тот обнажился. Но Бор пользовался так называемыми хрупкими пулями, не содержащими свинца, которые растворяются и остаются в теле убитого. В результате у полицейских экспертов не будет ни пули, которую можно привязать к оружию, ни следов от удара пули о землю. Баллистики не сумеют определить ее траекторию и обнаружить, откуда произведен выстрел. Короче говоря, они будут стоять и беспомощно смотреть на склон холма с несколькими тысячами домов, не имея ни малейшего представления о том, где начинать поиски.

Дело сделано. Он застрелил хищника. Наконец-то отомстил за Бьянку.

Руар почувствовал, что вернулся к жизни. Да, только так он мог назвать это. Он запер винтовку в оружейный шкаф и направился в душ. Но по дороге остановился, вынул из кармана телефон и набрал номер. Пиа ответила после второго звонка:

– Что-то случилось?

– Нет, – рассмеялся Руар Бор. – Просто хотел спросить: а не поужинать ли нам сегодня в ресторане?

– В ресторане?

– Мы так давно никуда не ходили. Я слышал много хорошего про «Лофотенах», это рыбный ресторан на Тьювхольмене.

Чувствовалось, что жена находится в замешательстве. Сперва у нее явно возникли подозрения, но потом она, видимо, подумала: «А почему бы и нет?» И сказала:

– Хорошо. А ты?..

– Да, я забронирую столик. В восемь тебя устроит?

– Да, – ответила Пиа. – Вполне.

Когда они закончили разговор, Руар Бор разделся, залез в душ и включил воду. Надо согреться. Он хотел принять горячий душ.

Дагни ушла из парка тем же путем, что и пришла. Вот теперь она поняла, что чувствует на самом деле. Она сидела слишком далеко, для того чтобы разобрать подробности происходящего на другой стороне пруда, но увидела достаточно. Да, Дагни в очередной раз позволила гипнотической воле Харри Холе управлять собой, но на этот раз он ее не обманул. Свейн Финне действительно исчез из ее жизни. Дагни Йенсен вспомнила глубокий хриплый голос Холе в телефоне, как он объяснял ей, что произойдет и почему она никогда, никогда не должна никому об этом рассказывать. И несмотря на то что она уже тогда почувствовала удивительное возбуждение и поняла, что не сможет ему сопротивляться, Дагни все-таки спросила инспектора, по какой причине он приглашает ее туда, уж не потому ли, что считает, будто она принадлежит к тому типу людей, которые восхищаются прилюдными казнями.

– Дело вовсе не в этом, – возразил он. – Просто, помнится, вы сказали, что вам недостаточно увидеть Финне мертвым и знать, что он не придет к вам домой. Вы должны увидеть, как он умирает. Я в долгу перед вами после всего, что произошло. Так что воспользуйтесь этой возможностью или откажитесь от нее.

Дагни вспомнила похороны мамы, молодую женщину-священника, которая сказала, что ни у кого нет точного ответа на вопрос, что находится по другую сторону смерти, и все, что мы знаем: никто из переступивших этот порог не вернулся обратно.

Да, теперь Дагни Йенсен знала, как она себя чувствует на самом деле. Финне мертв, она убедилась в этом собственными глазами.

Не сказать чтобы она чувствовала себя превосходно.

Но ей определенно стало лучше.

Катрина Братт сидела за письменным столом и смотрела по сторонам.

Она давно уже закончила все дела, однако не торопилась уходить. За Гертом присматривали родители Бьёрна, которые остановились в их квартире, и, разумеется, любая хорошая мать на ее месте наверняка как можно скорее отправилась бы домой. Но Катрина хотела еще немного подождать. Еще немного подышать. Продлить эту паузу, прежде чем вновь погрузиться в атмосферу удушающего горя, вернуться к вопросам без ответов и мучительным подозрениям.

С горем было легче бороться в одиночестве, когда она чувствовала, что за ней не наблюдают, и ей не приходилось следить за собой, чтобы не рассмеяться от какого-то пустяка – от того, что сделал Герт, от того, что она радовалась приходу весны. Нет, родители Бьёрна вовсе не осуждали невестку, они были умными людьми и все понимали. Да, они были просто чудесными людьми. В отличие от нее самой. Катрина испытывала горе, но она умела отгонять его, когда рядом не было других, постоянно напоминавших ей о том, что Бьёрн умер. Что Харри умер.

То невысказанное подозрение, которое окружающие испытывали, но не показывали: она каким-то образом стала причиной самоубийства Бьёрна. Однако Катрина знала, что это не так. С другой стороны, должна ли она была понять, что с Бьёрном что-то не так, когда муж полностью сломался после гибели Харри? Хотя, конечно, было что-то еще, Бьёрн страдал от чего-то большего, от глубокой депрессии, которую скрывал, держал в тайне, и смерть Харри стала последней каплей: вода не просто перелилась через край, а прорвала дамбу. Что, в сущности, человеку известно о том, с кем он делит постель, кров и стол? Меньше, чем о самом себе. Это неприятная мысль, но мы создаем в своем мозгу образы окружающих нас людей, и это всего лишь образы, думала Катрина.

Она подняла тревогу, когда Бьёрн привез Герта, но не захотел поговорить с ней.

Катрина вернулась после той ужасной пресс-конференции с Уле Винтером в пустую квартиру и недоумевала, куда это на ночь глядя подевались Бьёрн с Гертом, ведь муж даже не оставил ей никакой записки. И вдруг раздался звонок в дверь. Она сняла трубку домофона, услышала плач Герта, подумала, что Бьёрн забыл дома ключи, и просто нажала на кнопку. Но она не услышала звука открывающейся двери, только плач ребенка, как будто его подносили к микрофону. Она несколько раз позвала Бьёрна по имени и, не дождавшись ответа, спустилась по лестнице.

Детское сиденье «Макси-Коси» с Гертом стояло на тротуаре прямо перед дверью.

Катрина осмотрела улицу Нурдала Брюна, повернулась направо и налево, но Бьёрна нигде не увидела. В темных подворотнях на другой стороне улицы она тоже никого не разглядела, хотя это, конечно, и не означало, что там, во мраке, никого не было. И у нее появилась шальная мысль: в дверь звонил не Бьёрн.

Она поднялась с Гертом в квартиру и набрала номер мужа, но ей ответили, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Уже тогда она поняла: что-то не так, и позвонила родителям Бьёрна. И уже одно то, что Катрина инстинктивно связалась с ними, а не с кем-нибудь из живущих в городе коллег или друзей Бьёрна, означало, что она испугалась.

Свекор со свекровью утешали ее, говорили, что муж, конечно, скоро объявится и все объяснит, но Катрина слышала, что мама Бьёрна обеспокоена. Возможно, она тоже заметила, что в последнее время с сыном творится неладное.

Казалось бы, следователь из отдела убийств должен научиться принимать тот факт, что существуют нераскрытые дела и вопросы, на которые никогда не найдется ответа, и надо просто двигаться дальше. Но кое-кому это не удается. Например, Харри. Или ей самой. Катрина не знала, как расценивать это с профессиональной точки зрения – как преимущество или как недостаток, но в одном она была уверена: в повседневной жизни это очень вредит. Она уже страшилась предстоящих недель и месяцев, которые проведет без сна. Не из-за Герта: малыш хорошо спал по ночам в своей кроватке. Нет, ее мозг будет напряженно искать во тьме истину, и она не сможет этому противиться.

Катрина застегнула молнию на сумке, где лежали папки с делами и бумаги, которые ей надо было взять домой, прошла к двери, выключила свет и уже собралась выйти из кабинета, как вдруг у нее на столе зазвонил стационарный телефон.

Она сняла трубку.

– Здравствуйте, это Сон Мин Ларсен.

– Добрый день, – бесцветным голосом ответила она. Нет, она хорошо относилась к Ларсену, просто если он хотел принять ее предложение перейти на работу в отдел убийств, то сейчас было не совсем подходящее время это обсуждать.

– Я звоню, потому что… Извините, я не спросил: вы можете говорить?

Катрина выглянула в окно на парк Бутспаркен. Голые деревья, коричневая, пожухлая трава. Очень скоро на деревьях появятся листочки и цветы, а трава зазеленеет. А потом, после этого, наступит лето. Как утверждают.

– Да, – ответила она, отметив, что это прозвучало не слишком любезно.

– Произошло просто удивительное совпадение, – произнес Ларсен. – Сегодня днем я получил сведения, проливающие новый свет на дело Ракели. А минуту назад мне позвонил Юхан Крон. Это…

– Я в курсе, кто такой Крон.

– Он сказал, что находится у пруда Сместаддаммен, где они с ассистенткой должны были встретиться со своим клиентом Свейном Финне. И что Свейна Финне только что застрелили.

– Что?

– Уж не знаю, почему Крон позвонил именно мне, он пообещал, что все объяснит позже. В любом случае это дело попадает под юрисдикцию Полицейского управления Осло, поэтому я решил связаться с вами.

– Я передам информацию дежурному, – сказала Катрина. Она увидела, как по коричневой равнине перед Полицейским управлением в сторону тюрьмы Бутсен крадется какой-то зверь. Она немного подождала. Ее собеседник тоже молчал. – А о каком совпадении вы говорили, Ларсен?

– Я имел в виду – удивительно, что Свейна Финне застрелили всего через час после того, как я получил информацию, что Финне вновь стал подозреваемым в деле об убийстве Ракели.

Катрина выпустила сумку из рук и села в кресло за письменным столом.

– Вы хотите сказать…

– Ну да, именно, у меня имеются сведения, которые указывают на невиновность Харри Холе.

Катрина почувствовала, как забилось ее сердце. Кровь заструилась по жилам, покалывая кожу. Она словно бы разом пробудилась и встрепенулась.

– Если я правильно понимаю, Ларсен, вы еще не поделились этой информацией со своими коллегами. Так?

– Не совсем. Я поделился ею с вами.

– Единственное, чем вы поделились со мной, так это своим выводом о невиновности Харри.

– Вы сделаете такой же вывод, Братт.

– Вот как?

– У меня есть предложение.

– Я так и думала.

– Давайте встретимся на месте преступления, начнем оттуда.

– Хорошо. Я приеду с дежурной бригадой.

Катрина позвонила дежурному, а потом родителям Бьёрна, чтобы предупредить, что задержится. В ожидании ответа она снова посмотрела на парк. Зверь исчез. Ее покойный отец, Герт, рассказывал, что барсуки очень любопытные звери. И еще у них очень силен охотничий инстинкт. И что в некоторых следователях живет такой барсук, а в некоторых нет. И Катрина почувствовала, как дремавший в ней барсук очнулся от зимней спячки.