Глава 24

Взглянув на наручные часы, Алекс прикинула, что до конца смены осталось чуть больше часа и еще сорок минут до времени назначенного сеанса. То есть, если в отделении все будет спокойно, она вполне успеет быстро принять душ, освежить макияж и глотнуть чайку.

Хотя такое спокойствие казалось неслыханным для середины декабря. В это время года отделения «неотложки» обычно бывали забиты под завязку, и во многих из них все каталки занимали пожилые люди. Наиболее частыми причинами их поступлений становились травматические падения, легочные инфекции и гипотермия, а еще, как ни печально, иногда болезни провоцировало полнейшее одиночество, длинные и сумрачные дни одинокой жизни. Слабея и теряя присутствие духа, одинокие старики порой забывали о временны́х реалиях, забывали о еде и питье и даже о приеме необходимых им лекарств.

За две недели до Рождества некоторые из них начинали грустить, задумываясь о своем одиночестве, представляя одинокое сидение за столом с доставленным рождественским ужином и питая легкие надежды на то, что барышня из благотворительной фирмы «Обед на колесах» не убежит сразу, а хоть ненадолго составит им компанию. Так что встреча Рождества в больничной палате, где есть с кем перекинуться словом, была хорошей причиной для поступления на лечение в середине декабря.

Скрестив на груди руки, Алекс попыталась отмахнуться от этих гнетущих мыслей – у нее хватало своих неприятностей. Ее терзали тревожные предчувствия. Она устала, оттого что ей никто не верит, от скрытых насмешек и явной жалости. Устала от собственных бесконечных размышлений и болезненно острых вопросов. Неужели она сошла с ума? Неужели той ночью у нее была галлюцинация? И значит, все увиденное и услышанное было жуткой иллюзией? Ей все привиделось? Неужели она больше не властна над собственным разумом? Может, иллюзией были и угрозы по телефону субботней ночью? Они с Фионой сообщили о звонке какому-то молодому констеблю, однако пока еще не дождались никакого ответа из полиции. И лишь сегодняшний сеанс у психоаналитика, возможно, прояснит проблему.

Алекс волновалась из-за предстоящего сеанса и вспоминала напутственные слова Фионы, сказанные после прощальных объятий в воскресенье утром.

– Да, в прошлом году на твою долю выпало хреновое испытание. Но ты, детка, довольно быстро пришла в себя. Может, ты все еще страдаешь из-за этого в глубине души. Возможно, если б мы сообщили куда следует, прижали бы этого козла, тебе стало бы легче. И жизнь тогда у тебя наладилась бы.

Алекс внимательно выслушала подругу, но задала лишь один вопрос: не рассказывала ли та о том происшествии кому-нибудь еще?

– Нет, разумеется, нет, – заверила ее Вудс. – О нем знаем только мы с тобой и Кэролайн, да еще, конечно, тот агент, что подсунул нам эту скотину. Просто чтобы избавиться от него, Кэролайн и сообщила агенту. А больше, детка, я никому не говорила. Мы же сами так решили.

Так решила сама Алекс. Все равно не было ни свидетелей, ни доказательств. Только ее слово против его слова, и ей не хотелось рисковать. Ведь она родилась и выросла здесь, в Бате, вернулась сюда после учебы, чтобы нормально жить и работать, а в будущем выйти замуж, если ей все-таки повезет встретить настоящего мужчину. Поэтому в прошлом году она решила не обращаться в полицию, не желая рисковать своим будущим.

Возможно, не обсуждая ни с кем ее прошлое, Фиона тем не менее ясно выразилась, что думает о нынешней проблеме. И Алекс подозревала об этом с самого начала. Ее лучшая подруга не верила в случившееся.

Психоаналитика звали Ричард Сиккерт. Набрав его имя в поисковой строке «Гугла», Алекс сразу встревожилась, прочитав, что человек по имени Уолтер Ричард Сиккерт считался новоявленным Джеком-потрошителем. Этот Уолтер Ричард Сиккерт, художник, написал четыре картины, основываясь на реальном убийстве проститутки, совершенном в тысяча девятьсот седьмом году в лондонском Кэмден-тауне. Умер он в Бате в сороковых годах двадцатого века. Алекс задумалась о том, не предстоит ли ей встреча с его потомком.

Он встретил ее в обычном домашнем наряде – синей клетчатой рубашке и черных вельветовых брюках; правда, вместо тапок на нем были светло-коричневые туфли вроде тех, в которых ходят гольфисты. Его темные волосы влажно блестели, словно он недавно принял душ.

На носу психоаналитика поблескивали очки с продолговатыми линзами в модной черной оправе. О его возрасте судить было трудно – возможно, около пятидесяти или даже пятьдесят с хвостиком, хотя он мог быть и моложе, учитывая гибкость и живость его движений.

Ни крыльцом, ни входной дверью этот дом не выделялся из ряда стандартных домов, и у Алекс сложилось впечатление, что Сиккерт здесь и жил. При входе не наблюдалось медной таблички с его именем и родом занятий, и она подумала, что он намеренно не афиширует свою деятельность, чтобы пришедшие на сеанс клиенты, во избежание любопытных взглядов, не стремились как можно скорее юркнуть в дом.

Кабинет, не считая письменного стола с телефоном и папками, напоминал вполне уютную гостиную. Два кресла, обтянутые дорогой коричневой замшей, стояли на удобном расстоянии друг от друга, дополнительно разделяясь журнальным столиком солидных размеров. На серванте горел светильник, и дальше в углу комнаты имелся еще один источник света в виде традиционной лампы с большим кремовым абажуром, отделанным бахромой.

В этом помещении для релаксации создали атмосферу душевного комфорта, и она особенно подчеркивалась тишиной. Благословенной, спокойной тишиной. Алекс опустилась в одно из кресел и осознала, что с удовольствием просидела бы здесь весь сеанс, не произнеся ни слова.

Ричард взглянул на нее с мягкой улыбкой, словно прочитав ее мысли, и тихо сел в другое кресло, не нарушив ее размышлений.

Время шло, и, побуждаемая мыслью о том, что надо что-то сказать, Тейлор произнесла наиболее естественные слова:

– Спасибо, что согласились принять меня.

– Вы можете молчать, если хотите. Я вполне доволен тем, что вы спокойно отдыхаете, – ответил хозяин кабинета. – Нет ни малейшей спешки, и если вам хочется провести часок в спокойном молчании, то, пожалуйста, можете молчать. Доктор Филдинг – полагаю, с вашего разрешения – ознакомила меня с тем, что с вами случилось, поэтому, как я уже сказал, нет никакой спешки.

Алекс прижалась затылком к удобному мягкому подголовнику.

– Я думала, что у вас будет полно вопросов.

– Нет. Это не мой метод работы. Чтобы ум выдал или отфильтровал накопленную информацию, ему нужно время на успокоение. Обычный тихий отдых с непринужденно блуждающими мыслями зачастую бывает наиболее действенным. Своего рода свободный полет мысли.

– Мой мозг, похоже, не хочет отключаться; скорее, он резко активизируется, как только я собираюсь отдохнуть или лечь спать.

– А вы не хотели бы немного рассказать о себе? И чисто для проформы – вы позволите мне завести, скажем так, историю болезни?

– Пожалуйста, – добродушно отозвалась Алекс, слегка пожав плечами.

Сиккерт взял со стола планшет с уже закрепленным на нем листом машинописной бумаги. Потом, щелкнув шариковой ручкой, привел ее в состояние рабочей готовности.

– Начнем с чего-нибудь простого. Каких-нибудь детских болезней, кроме простуды, бронхита и прочих тривиальностей…

– Никаких. Исключительно здорова вплоть до четырнадцати лет, когда заразилась мононуклеозом. Что ослабило меня на пару месяцев, однако после этого не было никаких осложнений, выздоровела полностью.

– Затяжные депрессии?

– Ни разу не диагностировали, – Алекс покачала головой. – Однако какое-то время в прошлом году я провела в подавленном состоянии, и последний месяц, разумеется, тоже не принес мне радости.

– Значит, вы не пытались выяснить мнение специалиста или нормально подлечиться?

– Пожалуй, нет… – Алекс, смутившись, почувствовала, как покраснела ее шея. – Наверное, я просто… пыталась сама как-то справиться со своими проблемами. Или, скорее, отрешиться от них.

Ричард начал быстро делать какие-то заметки, а доктор Тейлор подумала, догадался ли он, что она не особенно честна с ним. Она же принимала диазепам, как раз рекомендуемый в случаях стресса или депрессии. Ей даже подумалось, не написал ли Сиккерт слово «лгунья».

– Итак, не считая мононуклеоза и ряда возможных депрессий, никаких других медицинских проблем? Ни одной черепно-мозговой травмы? – уточнил он.

– Нет. – Алекс опять покачала головой и, помедлив, добавила: – То есть вплоть до того недавнего случая, несколько недель тому назад. В больнице сказали, что я, возможно, получила легкую контузию от удара упавшей с дерева ветки.

– Насколько я понял, вы полагаете, что как раз в тот вечер вас похитили?

– Верно.

– И вы не согласны с их диагнозом?

– Не знаю, – она в отчаянии тряхнула головой, – я уже больше ничего не понимаю. Все мои ощущения говорят о реальности тех воспоминаний. О настоящем ужасном похищении. По-моему, такое невозможно выдумать. Оно… оно… – Ее дыхание участилось, и Алекс почувствовала, как сильно забилось сердце.

– Хорошо, – спокойно произнес Сиккерт, – вы отлично справляетесь. Восстановите дыхание и попытайтесь успокоиться.

Она сделала несколько глубоких вдохов и почувствовала, как напряжение в груди ослабло.

– Лучше? – спросил психолог немного погодя.

Алекс кивнула.

– Последние вопросы, и тогда мы сможем пойти дальше. Случаи галлюцинаций, лунатизма или кошмарных сновидений?

– Кошмары? Да. И плохие сны, особенно в последнее время.

– Как насчет алкоголя или приема лекарств?

– Никаких, – решительно ответила клиентка, – никаких лекарств. Алкоголь? Возможно, в последние недели я выпивала немного больше обычного, но не чрезмерно.

Сиккерт опять записал что-то на листе бумаги, и Алекс подумала, не подчеркнул ли он теперь слово «лгунья».

– Отлично. Что ж, с вопросами мы покончили. – Психоаналитик положил обратно на стол планшет с ручкой и улыбнулся. – А теперь расскажите мне немного о себе.

– Я врач… – Алекс пожала плечами. – Врач по призванию, и работаю врачом.

– И?..

– Именно врачом я и хотела быть всю свою жизнь. Это моя жизнь.

Алекс устало вздохнула и закрыла глаза. До нее донеслось бульканье наливаемой в стакан воды, после чего его явно поставили перед ней.

– Спасибо, – глотнув воды, сказала она.

– Как вы чувствуете себя в целом?

– Измученной, – Алекс тяжело вздохнула, – и запуганной. Мой мозг не отключается. В каждом встречном человеке я вижу потенциального похитителя. В кошмарных сновидениях иду по больнице и слышу за спиной его шаги. Начинаю бежать, думая, что смогу спрятаться, если добегу до конца коридора. Но коридоры сменяют друг друга. Исчезают двери и выходы. Никаких табличек, указывающих на выход из отделения, только голые стены. Я в ловушке. Всякий раз, заворачивая за угол, оказываюсь в другом коридоре. А похититель подходит все ближе…

– Вы смогли разглядеть его?

Вопрос Сиккерта прозвучал мягко, и его голос успокоил клиентку.

– Нет. Но я слышу его! Его шаги становятся все ближе! – крикнула она.

– Повернитесь и посмотрите на него. Спросите, что ему нужно.

– Он невидим. Его никто не видит. И никто не верит, что он существует. Но он реален… Он касался меня!

– Когда он касался вас?

– Пока я была без сознания, он раздел меня. Он видел меня обнаженной, и его руки обследовали мои внутренности.

– Как?

– Не знаю. Либо он… – Алекс запнулась и продолжила почти шепотом, полным отчаяния: – Он хотел… он говорил, что собирается сделать, но я не знаю, сделал ли, но он хотел… И я согласилась.

– И вы убеждены, что все это происходило в реальности?

– Да! – воскликнула она, крепко зажмурив глаза. – Происходило! Я лежала там. Я видела его.

– И вы боитесь, что он придет за вами снова?

– Да, – твердо ответила Алекс, – он сообщил, что придет за мной.

Ричард Сиккерт сидел молча, но его спокойный взгляд устремился на нее, и она вдруг почувствовала себя увереннее.

– Я хочу, чтобы вы кое-что сделали, – наконец спокойно произнес он. – Закройте глаза и представьте тот коридор. Его протяженность и высокие стены. Вы там сама по себе. Вы начинаете идти по коридору, а потом слышите его. Теперь медленно начинайте считать каждый сделанный шаг. Вы еще можете слышать его шаги, но они не убыстряются. Они совпадают с вашими шагами. Досчитав до десяти, вы увидите стеклянную дверь. Там есть ручка, и вы можете открыть ее. Сквозь стекло светит солнце. Вы видите яркий свет…

– Он слепит мне глаза. Я не могу видеть его лицо, но слышу его.

– Что он говорит?

– Он говорит мне, что со мной ничего не случилось. Я злюсь и прошу объяснить, что происходит, а он поднимает свои руки в фиолетовых перчатках. Степлер. Он угрожает зашить мне рот и говорит… Он говорит…

Внезапно она резко выпрямилась. Ее глаза широко открылись, пристальный взгляд устремился вперед, и в ее памяти всплыло то, что она ясно слышала: «Алекс!»

– Он назвал меня Алекс, прежде чем я сама упомянула свое имя. – Доктор Тейлор сосредоточенно посмотрела на Ричарда Сиккерта. – Тот человек знает меня! Я – не просто случайная жертва.