Сверхновая Фейнмана
Конец жизни массивной звезды знаменуется грандиозным всплеском светимости. За короткий период времени сверхновая высвобождает колоссальный объем энергии, больше, чем целая галактика. Вспышка состоит из фотонов разных частот, нейтрино, гравитационных волн и материи, выброшенной с поверхности звезды. Фотоны нагревают межзвездный газ в окрестностях и, комбинируясь с выброшенным материалом, он создает красочные остатки сверхновой.
Подобные взрывы – явление нечастое, если мыслить масштабами одной галактики. Такие катастрофические события, произошедшие достаточно близко, чтобы увидеть их с Земли невооруженным взглядом, случаются раз в несколько столетий. Поэтому астрономы оказались воодушевлены, когда 23 февраля 1987-го они отметили вспышку в Большом Магеллановом Облаке, галактике-спутнике Млечного Пути. Через несколько часов после того, как вспышка света достигла нашей планеты, начался дождь из невидимых нейтрино. Для того чтобы улавливать последние, используются размещенные глубоко под землей специальные сооружения, и тот год стал началом эры нейтринной астрономии.
Джо Вебер, собиравший данные в университете Мэриленда, и физик Эдоардо Амальди, работавший в Риме, оценили ситуацию так, что они обнаружили доказательство существования гравитационных волн, источником которых был взрыв. Оба исследователя заявили, что отметили одинаковые сигналы в одно и то же время. Однако другие астрономы возразили, что их инструменты недостаточно чувствительны, и результаты оказались не приняты научным сообществом.
Если бы LIGO уже существовала в то время, ей нашлось бы чем заняться.
Вскоре после взрыва сверхновой, читая начальную лекцию курса физики для первокурсников в Калтехе, Фейнман сказал: «У Тихо Браге была своя сверхновая, у Кеплера – своя. Потом их не видели четыреста лет. А вот теперь у меня есть собственная»148. Вероятнее всего, он имел в виду, что чувствует себя везунчиком, что он застал такое редкое событие, да еще и находясь не так далеко от смерти.
Карьера Фейнмана была не взрывом сверхновой, он постоянно и ярко светил много десятилетий. Но в то время напряжение от возвращающегося, распространяющегося рака начало сказываться. В октябре 1986-го он перенес еще одну операцию, но прежней формы так и не вернул. Всего за несколько лет он значительно постарел, и все же сохранил оптимизм и бодрость духа, он даже не отказался от планов совместного с Лейтоном путешествия в Туву.
Последняя и самая тяжелая операция состоялась в октябре 1987-го.
После удаления значительного количества злокачественной ткани, Фейнмана отказали почки и ему потребовался диализ. После этого для него стало настоящим вызовом поддержание обычной активности, поскольку боли не прекращались, и одолевала слабость. Тем не менее он счел себя обязанным прочитать назначенный ему курс теории элементарных частиц.
Несмотря на операцию, рак вернулся через несколько месяцев и уже в неоперабельной форме. 3 февраля 1988-го Фейнмана в плохом состоянии доставили в медицинский центр Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Ричард понимал, насколько плохи его дела, поэтому он отказался от дополнительного лечения, попросил только о комфортабельном завершении жизни. Фейнман чувствовал, что уже сделал все, что мог, для мира, и более долгая жизнь не имела смысла. Только что был завершен второй том его юмористических воспоминаний – первый сразу стал бестселлером – и это сфокусировало его мысли на прошлом.
К нему в больницу пришли Жирайр Зортян с женой, и Фейнман, обычно насмешливый, чувствовал слишком сильную боль. Вернулись воспоминания о последних годах Арлайн, настолько яркие, что Ричард заплакал. Зортян только и смог, что попрощаться со старым другом, но тот сумел справиться с эмоциями и пожелать гостям «неплохо повеселиться».
Через несколько дней, 15 февраля 1988-го, Фейнман провел свои последние часы с Гвинет, сестрой Джоан и двоюродным братом Френсисом Левиным. Как стало известно, вице-президент Академии наук СССР149 только что прислал Ричарду приглашение посетить СССР и Туву, но оно пришло слишком поздно.
После визита Зортянов Фейнман то впадал в забытье, то выходил из него, и в очередной короткий период прояснения, едва имея силы говорить, он медленно прошептал: «Мне бы не понравилось умирать дважды. Это так скучно»150.
В тот день студенты Калтеха повесили большой баннер на высоком здании библиотеки Милликана: «Мы любим тебя, Дик». Он был для них легендой, героем, Гудини от науки, и, возможно, они надеялись, что он неким магическим образом разорвет путы времени и появится в кампусе здоровым, как он однажды по волшебству очутился на сцене мюзикла.
Если бы только кто-то сумел раскрыть секрет выживания вопреки всему…
