Глава 38

Никогда в жизни Волков не радовался так появлению попов как в тот день. Когда Ёган пришёл снизу и сказал, что во дворе видел знакомых попов из Ланна, тут же кавалер кинулся вниз. Сам хотел взглянуть.

И был рад неимоверно, когда увидал внизу дюжину монахов на трёх телегах, и среди них отца Николаса. Того самого, с кем недавно был в городе Альке где выявили навет.

Монах был не спесив и тоже радовался кавалеру. Они обнялись как старые друзья:

– Рад я, что вы приехали. Рад, что аббат и архиепископ вас благословили.– Говорил Волков.

– Как получили ваше письмо, так сразу засобирались, думаем, уж кавалер врать не будет. Ведьмы будут.

– Будут, будут, – обещал кавалер, – у меня целая тюрьма этими бабами набита, вам на неделю хватит. Как хорошо, что аббат вас отпустил.

– А он нас не отпустил,– с улыбкой сообщил брат Николас, и добавил заговорщицки, – он тут, с нами приехал, ждёт вас.

– Приехал?– Удивился кавалер.– Сам казначей его Высокопреосвященства тут?

– Тут, тут,– кивал брат Николас,– а как же ему не приехать, если о вас и ваших делах только и разговоров в Ланне.

– Откуда ж про мои дела Ланне знают?– Удивился Волков.

– Уж не волнуйтесь – знают, – многозначительно сообщил монах,– и следят с интересом. Архиепископ обо всём знает и нас лично в дорогу благословил.

– А где же аббат?

– Пошёл покои себе и нам смотреть.– Сообщил брат Николас.

Волков сразу его заметил и удивился. Был он в большой обеденной зале.

Обычно казначей его Высокопреосвященства был одет в грубую монашескую одежду, старые стоптанные сандалии, носил деревянный крест на груди. А тут он стоял и говорил с распорядителем Вацлавом. Был он в великолепной одежде алого шёлка, пояс пурпурный широкий, широкополая шляпа, золотые перстни и распятие золотое, не иначе как простой аббат сан имел кардинальский. Вацлав пред ним стоял полусогнувшись. А как увидел брат Илларион Волкова, так руки ему протянул, заулыбался.

Кавалер руки ему целовал обе, а потом и сам аббат кавалера расцеловал как друга старого и приговаривал:

– А вот и герой наш любезный. Наш Аякс бесстрашный.

– Вы ищите покои для себя,– произнёс Волков, – я могу уступить вам свои, они здесь лучшие.

– Что вы, сын мой, что вы,– махал рукам аббат,– королям да князьям мирским здесь стоять по карману. А мне и братии моей, то большая обуза и грех. Нет, я себе сыщу приют у отцов местных,– он понизил голос и улыбался,– бесплатно побуду, местные отцы богаты, приютят авось. А братьев помещу в местный монастырь, там им и постель будет и стол, нечего деньги на ветер кидать.

«Да,– думал Волков,– с этим монахом не забалуешь! Уж этот жареных поросят есть не станет, не отец Иона покойный».

– Но то после,– продолжал брат Илларион, – а сейчас у меня к вам разговор, и такой, что лучше бы нас никто не слышал больше.

Это ему сразу не понравилось, и как оказалось, предчувствие его не обмануло.

Волков и брат Илларион уселись в покоях Волкова за стол, Ёган принёс им вина, и пока монах удивлённо оглядывал роскошь, кавалер всё пытался угадать, о чём пойдёт речь. Долго ему гадать не пришлось, казначей его Высокопреосвященства отпил вина, поболтал его в стакане, поглядел через него на свет, и сказал:

– А неплохо живут рыцари божьи.

Ещё чуть помолчал и начал:

– Вы как уехали из Ланна, так и хорошо вам, а нунций папский нашего сеньора изводит ежедневно. Видит он в вас угрозу Матери Церкви, о чём и говорит непрестанно. Говорит, что вы грабитель храмов, хуже, чем еретики. Да ещё требует вернуть раку, что вы из кафедрального собора Фёренбурга увезли. Извёл уже архиепископа своими стенаниями и укорами. Требует вас изловить.

И наказать примерно.

Да, уж, приятного в словах аббата было мало. И кавалер продолжал слушать.

– Да только знаем мы, что это всё вздор,– продолжал брат Илларион,– не за тем он у нас сидит всю зиму. Хочет он папскую десятину, говорит, что мы Святому Престолу с прошлого лета не шлём серебра.– Аббат чуть придвинулся и усмехнулся лукаво,– и то верно, не шлём. Потому как нету, и до лета не будет.

Волков начинал понимать, куда клонит казначей архиепископа. Но всё ещё не догадывался, чем всё закончится для него. Он думал, что речь пойдёт об имуществе ведьм и всех кто с ними знался. А всё оказалось ещё хуже.

– Думаете: а что же от меня нужно этому монаху? – Смеялся брат Илларион.– Я скажу вам. Божьим промыслом известно стало нам, что у бургомистра вы изъяли сундук серебра. И то малый сундук, а в приюте для женщин так и вовсе большой нашли. Всё себе взяли.

Волков опешил, едва сил хватило, чтобы рта как дураку не раскрыть, но вот не ёрзать на стуле и не теребить стакан сил не было. А монах видел всё, да усмехался:

– Полноте вам. Вы же умный человек, вы ж понимали, что вам его не оставят. То не ваше, обер-прокурор да казначеи герцога всё одно забрали бы всё у вас. А так Матерь наша Церковь себе в помощь возьмёт.

Всё это было говорено так, как будто и не просит монах ни о чем, а просто объясняет, почему серебро забирает. Сказано тебе, деньги не твои, а церкви, и смирись на том. Вот и всё.

Волоков помрачнел. А брат Илларион продолжал, говорил так, словно дело уже решено:

– Серебро посчитаем, если не хватит – всё одно отвезём нунцию, авось угомонится. Не так рьян будет. Остальное возьмём с имущества ведьм, надобно ему алчному тридцать тысяч собрать, и тогда дело ваше будет закрыто. А как нунций уедет, в город Фёренбург синьор наш пошлёт своего человека. Там епископская кафедра свободна. Без нунция оспаривать нашу кандидатуру некому будет. А как там наш епископ станет, так и решит он ваш вопрос.

Спорить было бессмысленно. Кавалер только и сказал:

– У меня сто шестьдесят шесть человек на содержании, не считая моих людей.

– Ну, так возьмёте сто талеров,– милостиво согласился казначей Его Высокопреосвященства.

– Сто шестьдесят шесть человек, средь них три офицера и восемь сержантов, – требовательно выговаривал Волков.– Триста монет мне на месяц нужно.

– И двухсот довольно будет,– твёрдо отвечал аббат.– Скажите, чтобы умерили алчность.

Так твёрдо сказал, что и не поспоришь с ним.

– Хотите взглянуть на серебро?– Спросил Волков, уже попрощавшись с ним.

– Всю жизнь на него гляжу,– отвечал монах-кардинал вставая,– век бы его не видеть. Я братьев своих пришлю, пусть они смотрят.

Пришедшие монахи, шестеро пришло их, были ловки на удивление. Тут же, в покоях, рассыпали серебро на большие рогожи, раскидали монеты мелкие к мелким, большие к большим, старые в отдельную кучу. Тут же считали его проворно, в мешки складывали, сургучом запечатывали. Ёган, Сыч и Волков оглянуться не успели, как всё уже сосчитано было, сложено, верёвками обвязано, сургучом залито. Монахи кланялись и ушли, даже сундуки не оставили, с собой уволокли.

– Какие же проворные до денег люди!– Восхищался Ёган.

– Попы, одно слово,– вздыхал Сыч. – По проворству до денег они даже проворнее менял будут.

А последний монах, старший среди них, выложил пред Волковым кошель с деньгами и бумагу, просил расписаться. Оказалось, что это расписка о получении двух сотен талеров. Волков мрачнее тучи был, подписывая это бумагу. Смешно, с него требовали расписку за то, что он получил жалкую часть из денег которые он уже считал своими.

– А сколько же всего денег было?– Спросил он у монаха, который прятал расписку в кожаную сумку для бумаг.

– Двенадцать тысяч шестьсот сорок два талера разыми монетами,– сообщил монах. И ушёл.

Кавалер же погрузился в траур. Пришёл в себя и заорал:

– Ёган, а ну зови монаха нашего.

Ёган бегом кинулся бежать и вскоре брат Ипполит перепуганный стоял пред кавалером.

– Ты кому-нибудь пишешь?– Спросил Волков, едва разжимая зубы от злости.

– Письма?– Спросил юный монах.

– Письма.

– Только настоятелю Деррингхофского монастыря. Отец Матвей духовник мой. И как…

– Про деньги ему писал?

– Про деньги?– Удивился брат Ипполит.

– Про деньги, про серебро.

– Нет, а зачем же?

– Не писал?– Злился Волков.– Точно?

– Душой своей бессмертной клянусь, и не надобно отцу Матвею про то знать, не интересно ему.– Убеждал кавалера монах.

– Ступай.– Сказал Волков.

– Господин, – не ушёл монах,– бумаги, те, что из казначейства города прислали, их подписать нужно.

Он выложил счета, те, что вчера Волков подписывать побоялся. Теперь же он их, не раздумывая подписывал. Теперь после приезда Трибунала он уже не был самозванцем. Ещё раз просмотрев счета он произнёс:

–Этого всего мало будет, пусть городской совет ещё денег даёт, у нас теперь не только в тюрьме людишки сидят, но и на барже. Всех кормить нужно, всем палачи нужны.

Монах сел писать бумагу, а кавалер сидел рядом всё ещё мрачный и думал о том, как попы узнали про его деньги. А тут его Ёган позвал:

– Господин, идите поглядеть, тут нашёл я кое-что.

– Не до тебя, – холодно сказал Волков.

– Да идите, взгляните.– Настаивал Ёган.– Авось получшеет вам.

Удивлённый такой настойчивостью слуги Волков встал и пошёл в свою спальню, куда звали его. Там Ёган откинул верхнюю перину, а затем и нижнюю, а под ней, на досках кровати…

Валялись золотые монеты, много монет.

Волков уставился с немым вопросом на слугу: Откуда?

– Так вы мне велели деньги сторожить, думаете легко было сидеть тут целыми днями. Тут от безделья с ума сойти можно было, дай думаю, деньги посмотрю. Открыл и вижу среди серебра нет-нет, да и попадётся золотой, вот я и стал их выбирать. Все выбрал. Сюда кидал. Как знал.

– И сколько тут?

– Семьдесят одна, да все монеты разные. Все с разными королями.

Волков обнял за плечи слугу, заулыбался, от сердца печаль сразу ушла:

– Возьми себе две, три бери, любые Молодец ты.

Ёган тут же стал себе монеты брать, и приглянулись ему огромные дублоны. Но Волкову было не жаль. Сам же сказал любые брать. А уж как Ёган был счастлив. Он уже видел злую морду Сыча, когда он ему такую знатную деньгу покажет.

Кавалер договорился с братом Николасом и братом Иоганном начать дело сразу же после завтрака. Показать им тюрьму, залу для бесед, и ввести их в курс дела. А также познакомиться с третьим монахом входившим в Трибунал. Звали его брат Марк.

Но как только он сел завтракать, так пришёл барон фон Виттернауф. И не здороваясь, заговорил:

– Решили вы вопрос?

– Нет,– сказал Волков, он отложил вилку, всем видом давая барону понять, что он не вовремя,– бежал он.

– Бежал?– Переполошился барон.– Да куда же? Как?

– Бежал, не застал я его.

Барон без приглашения сел на стул напротив кавалера и зашептал, склоняясь над столом:

– Искать надобно. Найдите его.

– Попробую,– врал Волков,– он из Хиршей, где-нибудь да объявится.

– Ищите, денег на то не жалейте.

Кавалер поморщился, вопрос денег в это утро с ним было лучше не поднимать. Да барон этого не знал.

– Хорошо, только вот что я скажу вам: Раз он сбежал, значит испугался, а раз испугался, значит знает за собой грех, и молчать будет.

Барон на мгновение задумался, а потом покачал головой, не соглашаясь и продолжил:

– На волю случая полагаться нельзя, бумаг не нашли, так хоть тех кто их видел надобно успокоить. Нужно начать розыск банкира.

– Вы позволите мне хотя бы позавтракать?– Не без едкой доли спорил кавалер.

– Ах, да, конечно-конечно,– барон встал,– но пообещайте мне, что найдёте его.

– Обещаю, что поищу,– заверил его Волков.

Не собирался он его искать, ну если только банкир обещанных денег не пошлёт. Уж за триста монет кавалер не поленился бы. А сейчас его больше интересовал Трибунал. И в частности, матушка Кримхильда. Он прекрасно помнил, как она являлась к нему в тяжких видениях. Во хвори его. И теперь хотел ей об этом напомнить. При помощи палачей. Ведь он обещал ей.

После завтрака он поспешил в тюрьму, чтобы заняться уже делом.