Глава 3
Отец Николас встретил его у дверей, бодрый и радостный увидал ведьму – заговорил:
– Привезли? Какова! Ишь, глянь-ка на неё, и красива ещё.
Он прямо-таки хотел начать побыстрее.
– Думаете, она ведьма?– Спросил кавалер, скидывая плащ и стягивая перчатки.
– Посмотрим-посмотрим,– улыбался монах,– а как вы думаете, раз пригожа и красива и на вид благочестива – значит не ведьма?
Волков пожал плечами, ну ни как он не мог поверить, что эта перепуганная до смерти женщина зналась с Сатаной.
Гертруду Вайс вывели в центр зала, поставили перед большим столом, за которым сидели святые отцы. Позади её была скамейка, но сесть ей не дали. Молодой монашек писарь, положил пред отцом Ионой бумагу. Тот заглянул в неё и начал:
– Так начнём, милостью Господа наше расследование, сиречь инквизицию. Дочь моя, я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай на них, и говори, как говорила бы перед Господом нашим всемилостивым, без подлости отвечай и без лукавства, хорошо?
– Да, господин, – отвечала женщина.
– Не господин я тебе, я тебе отец, святой отец, так и зови меня, а я буду добр и милостив к тебе, как подобает истинному отцу. Поняла?
– Да, святой отец.
– Говори. Ты ли Гертруда Вайс, что живёт в городе Альк и имеет сыроварню и трёх сыновей?
– Да, это я, святой отец.
–А муж твой где?
– Первого мужа я схоронила шестнадцать лет назад, его бык в бок ударил, он помер на шестой день. А второй муж уехал сыр продавать, на ярмарку в Вильбург, и там помер от чумы.
– А, так ты двух схоронила,– уточнил брат Иоганн. По его тону Волков понял, что это отягощает дело вдовы.
Волков сел на лавку, вытянул ногу.
– Так в том нет моей вины, я обоих мужей, что Бог дал, любила всем сердцем.– Говорила женщина.
– Конечно-конечно.– Соглашался брат Иоганн.
– Веруешь ли ты в Спасителя нашего, веруешь ли ты в непогрешимость папы и святость Матери Церкви нашей?– Заговорил брат Николас.
– Верую, святой отец, верую.– Кивала вдова.
– Ходишь ли к причастию? Исповедуешься?
– Да, хожу каждую неделю. Исповедуюсь, наш поп… отец Марк, скажет вам, если спросите. Спросите у него, пожалуйста.
– Спросим, спросим, не сомневайся. Позовём пастыря вашего и спросим с него,– обещал отец Иона.– Ты, дочь моя, вот, что мне скажи, только без лукавства говори, знаешься ли ты с Сатаной.
– Господи, прости, Господи прости,– вдова стала истово креститься с показной рьяностью.
– Отвечай,– настоял Отец Иона.
– Нет, Господь свидетель, клянусь вам душой своей бессмертной.– Она почти рыдала.– Поверьте мне, поверьте.
– Читала ли ты чёрные книги, творила зелья, смотрела, как кто другой творит такое?
– Нет, нет, клянусь, нет! Я не грамотная, не читаю книг, никогда не читала.
– Говорила ли ты проклятья, сулила ли беды, призывала ли болезни для скота и для детей, чьих-либо? Или для людей?
–Нет, нет, нет. Никогда.
– А приходил ли к тебе во снах человек с лицом чёрным, или о рогах, или о копытах, или о языке длинном.– Спрашивал Брат Иоганн.– Говорил ли тебе добрые слова, трогал груди твои, целовал уста твои, живот и лоно твоё? Сулил злато? Приглашал с ним идти? Обещал ли любовь?
– Нет-нет, никогда такого не было. Никогда.
– Ну, хорошо,– продолжал отец Иоганн,– а слушала ты проповеди лжеправедных отцов, что воздвигали хулу на папу, и на Матерь Церковь, и говорили от лица, сына Сатаны, Лютера?
– Нет, да что вы!– Вдова старалась говорить искренне. Складывала молитвенно руки.– Да разве это не грех? Да и нет у нас в городе еретиков.
– Не плевала ли ты на иконы, не читала ли молитвы на простом, грешном языке, не ругала отцов святых Церкви дурными словами, и не требовала от них покаяния сатанинского и реформации?
– Никогда, никогда.
– Палач, добрый человек, выйди.– Сказал отец Иона.
Вдова, услышав это заплакала. Оглядывалась.
Сыч и с ним два солдата из людей Брюнхвальда, что подвязались помогать палачу за серебро, вышли и низко кланялись Трибуналу.
Сыч был чист, выбрит и горд своей миссией. Кланялся ниже всех.
– Сын мой, встань рядом с этой несчастной. И люди пусть твои встанут.
Сыч исполнил приказ незамедлительно.
– Господи, Господи, – запричитала вдова,– зачем это? Святой отец, зачем вы позвали этих страшных людей?
– Дочь моя,– заговорил отец Иона,– по протоколу мы должны тебя осмотреть, надобно, чтобы ты сняла свою одежду.
– Что, всю одежду?– Не верила вдова. Она оглядела дюжину мужчин, что были в зале.
– Дочь моя, пред Святым Трибуналом ты должна стоять, как и перед Господом нашим будешь стоять, ничем не прикрыта. В том не будет тебе укора, коли ты станешь нага здесь.
– Надобно всё снять?– Всё ещё сомневалась женщина.
– Да,– говорил отец Иоганн с суровым лицом,– иначе палач снимет с тебя платье неласково.
Гертруда Вайс стала медленно раздеваться. Рыдая при этом.
– Женщина, не трать время наше, разоблачайся быстрее, – крикнул отец Иоганн,– палач, помоги ей.
Сыч подошел, стал раздевать её. Кидать её одежду на лавку. Волков услышал, как за ним кто-то пошевелился. Он повернулся и увидел монаха брата Ипполита, тот отвернулся, смотрел в жаровню с углями, чтобы не видеть женского тела. Шептал что-то.
А Сыч раздел женщину догола, стянул чепец с головы и снял с неё обувь, всё это он делал с серьёзным, даже злым лицом.
– Распусти волосы ей,– командовал отец Иоганн.
Сыч повиновался.
Волков глядел на вполне себе хорошее женское тело. Несмотря на возраст, женщина была аппетитна, только вот атмосфера, что царила в зале, никак не располагала к любовному настроению.
Женщина выла, ни на секунду не умолкала, пыталась руками прикрыть срам, да Сыч не давал, одёргивал её, чтобы руки не поднимала.
– Вдова Гертруда Вайс, сейчас тебя осмотрят честные люди, один из них монах, что не принадлежит к Святому Трибуналу, брат Ипполит, и добрый человек славный своими подвигами божий рыцарь Фолькоф. Не против ли ты, что они будут свидетелями по твоему делу?– Заговорил отец Иона.
– Нет, не против,– подвывала женщина.
– Брат Иона, – заговорил отец Николас,– надобно ли брату Ипполиту тут свидетельствовать в таком деле, молод он, нужно ли ему видеть женское тело? К чему соблазны такие.
– Ничего-ничего, пусть укрепляет себя и дух свой.– Не согласился брат Иона, и добавил тихо,– да и некогда искать другого, обед скоро.
Брат Николас вздохнул только в ответ.
– Брат монах, и вы господин рыцарь. Подойдите к женщине, поглядите, есть ли на коже у неё родимые пятна, что напоминают рогатую голову, голову пса с пастью, голову козлища с рогами, голову кота?
Волков и краснеющий как пламя брат Ипполит стали оглядывать голую женщину со всех сторон. Никаких родимых пятен у неё не было.
– И под грудями её смотрите.– Настаивал брат Иоганн.
Посмотрели под грудями:
– Нет, святой отец,– произнёс Волков,– ни одного родимого пятна нет. Только родинка большая подмышкой, под левой рукой.
– Палач, добрый человек, посади женщину на лавку, пусть свидетели поглядят, нет ли у неё под волосами на голове таких пятен?
Сыч усадил женщину на лавку, а Волков и брат Ипполит оглядели её голову сквозь волосы:
– Нет, святые отцы, на голове тоже нет таких пятен.– Сказал кавалер.
– Нет, так нет. Хорошо,– начал было отец Иона, но его остановил отец Иоганн, он что-то шепнул Ионе и тот вспомнил и начал кивать головой.– Ах, да, ведьмы бывают очень хитры. Палач, пусть свидетели посмотрят родимые пятна в волосах у женщины под мышками, в волосах у лона её, и в заднем проходе, ведьма и там может прятать образ господина своего. Такие случаи известны.
–Известны,– кивал отец Николас.
Вдова, подвывая, делала то, что ей говорили, а кавалер и залитый краской монах, осмотрели все, что было необходимо, и первый раз, за всю свою жизнь, созерцание красивого женского тела не принесло Волкову никакого удовольствия.
– Мы не нашли у неё никаких пятен, святые отцы,– сказал кавалер.
– Так, что ж, нет пятен, ясно,– произнёс отец Иона.
– Мне можно одеться, господин?– Всхлипывала вдова?
– Зови меня святой отец, а не господин, – терпеливо говорил отец Иона,– а одеваться я тебе ещё не разрешаю. Палач, сын мой, поставь эту женщину на колени, на лавку, и наклони её, что бы свет падал ей на спину в избытке.
Сыч поставил женщину на колени на лавку как просил глава Трибунала, а тот продолжил:
– Добрый рыцарь и ты брат монах, посмотрите, как следует, есть ли у неё на крестце и промеж ягодиц, над задним проходом, шрам как от усечения или как от прижигания?
Волков и монах опять смотрели на вдову, разглядывали на совесть.
Кавалер глянул на монаха, тот только головой помотал и кавалер сказал:
– Нет, шрамов мы не видим.
– Палач, сын мой, а знаешь ли ты как проверять родинку, что на боку у неё?– Спросил отец Иона у Сыча.
Волков был удивлён, но его Сыч это знал.
– Да, святой отец,– отвечал Сыч. Тут же достал из шва рубахи на рукаве большую иглу, показал её монахам.– Могу проверить.
– Так делай, добрый человек.– Благословил монах.
Сыч подошёл к женщине, деловито поднял её руку и сказал:
–Держи, не опускай.
Вдова тонко завыла, а потом и громко ойкнула, когда большая игла вошла ей в родинку на пол фаланги пальца. Затем Сыч вытащил иглу и стал давить родинку, и когда выдавил каплю крови взял её на палец и показал Трибуналу:
– То не отметина нечистого, тут кровь есть.
– Ну, что ж,– отец Иона сложил руки молитвенно, а писари стали складывать свои бумаги и перья,– на сегодня всё. Одевайся, дочь моя. Господин рыцарь, пусть люди ваши проводят её в крепкий дом, до завтра.
– Держат пусть милостиво, без железа,– добавил отец Николас.– Угрозы мы в ней пока не видим.
– Куда, куда меня?– Не понимала женщина, торопливо одеваясь.
– В тюрьму, – коротко отвечал ей Сыч и помогал ей одеться.– Не бойся, велели тебя в кандалы не ковать.
– Так за что же? Разве не убедились, что я не ведьма?
– Святые отцы завтра продолжат Инквизицию,– сказал Волков,– Сыч, проследи, чтобы у вдовы была хорошая солома, и хлеб был.
– Я соломы дам ей из телеги, и рогожу тоже, чтоб не замёрзла за ночь.– Обещал Фриц Ламме по прозвищу Сыч.
– Ну, что ж, братия, – выволакивал своё грузное тело из-за стола брат Иона, – раз хорошо сегодня поработали, будем и есть хорошо.
Брат Иоганн и брат Николас согласно кивали, а монахи-писари и вовсе похватали вещи свои и чуть не бегом кинулись прочь из склада, побежали к телеге, удобные места занимать, а то последнему пришлось бы ногами до трактира идти.
Кавалер был удивлён, день только к середине шёл, а члены комиссии уже закончили дела, но не поучать попов, не спрашивать о том не стал. Он охрана Трибунала, а как вести Инквизицию попы и сами знали. Сел на коня и поехал в трактир с Максимилианом и Ёганом. А Брюнхвальд с Сычом повезли вдову в тюрьму.
В трактире монахи позвали его к себе за стол, он согласился. И трактирщик сам стал носить им еду. Горох с толчёным салом и чесноком, кислую капусту, жареную на сале, с кусками колбас и вымени, и рубец со свежим луком, бобы тушёные с говядиной и много пива чёрного, хлеба. Кавалер смотрел и удивлялся тому, как много могут эти монахи сожрать, уж больше чем солдаты. Тем более, когда еда такая вкусная. А уж сколько ел отец Иона, так троим солдатам хватило бы. Он с хрустом корки ломал свежайшего хлеба, и этим куском загребал из большой миски с бобами жижу и отправлял себе в рот, и ложкой закидывал бобы, и тут же выпив пива, брал пальцами кусок рубца, пальцем же мазал его горчицей с мёдом и кидал вслед пиву. Если монахи о чём-то говорили, то отец Иона на слова времени не тратил, он молча придвигал себе блюдо с капустой, и начинал есть её прямо с общего блюда. И никто ему не возражал.
Кавалеру долго любоваться на всё это не хотелось, как следует поев, он откланялся. Но к себе не пошёл, велел трактирщику греть ванну, хотя нога в этот день его почти не донимала.
