На автомобиле «мерседес-бенц» с шофером Макс отправил меня забрать Хильди и привести ее в отель «Эксельсиор», где, как он сказал, мы сможем жить столько, сколько нам будет нужно. Хильди грустно было расставаться с Графиней, которая провозилась с ней весь день, позволяла примерять свои лучшие платья и пробовать любую косметику. На прощание она крепко обняла Графиню.

– До свидания, тетя Берти.

– До свидания, принцесса Хильдегард, – отозвалась Графиня своим обычным фальцетом. – Вот, возьми на память.

Она протянула Хильди маленькую перламутровую пудреницу, в одной створке которой помещалась ярко-красная пудра, а в другой – круглое зеркальце.

– Это мне?

– Тебе.

– Я не могу ее взять.

– Нет уж, дорогая, бери, или я обижусь. Настоящая дама просто обязана иметь при себе пудру – а то мало ли что.

– Большое вам спасибо, – сказал я и пожал Графине руку.

Она привлекла меня к себе и заключила в объятия. В первую нашу встречу я не позволил ей даже потрепать себя по щеке, а сейчас тоже ее обнял.

– Ты хороший человек, Карл. Уверена, твой отец тобой гордится.

Когда мы сели в автомобиль, Хильди спросила:

– Почему он столько для нас делает?

– Он?

– Ну да. Он.

– То есть ты догадалась?

– Карл, я же не дура. Так почему он нам помогает?

– Они с папой были вместе на фронте, и папа спас ему жизнь. Наш папа – герой, ты это знаешь?

– Раньше не знала, – сказала Хильди. – И здорово, что сейчас узнала.

Она улыбнулась, но потом лицо у нее посерьезнело. Всю дорогу она смотрела в окно и игралась с пудреницей, открывала и закрывала ее, щелкая крохотным замочком.

Шофер подъехал к заднему входу в отель. Макс поджидал нас у площадки, на которую работники отеля выгружали с грузовиков разнообразные припасы. Когда мы вышли из автомобиля, Макс огляделся по сторонам и провел нас в служебный вход.

– Добро пожаловать в отель «Эксельсиор», – он торжественно поприветствовал Хильди.

– Danke, герр Шмелинг, – ответила она.

– Простите, что не пригласил вас пройти через главный вестибюль – это могло вызвать лишние подозрения.

– Ничего страшного, – сказал я.

– Сюда.

Длинный и темный коридор привел нас к большому металлическому служебному лифту, у которого нас ждал уборщик. При нашем приближении он поднял тяжелую стальную решетку, заменявшую лифту дверь.

– Спасибо, Герман, – сказал Макс.

Когда мы вошли в лифт, уборщик с громким лязгом опустил решетку и потянул за рычаг. Кабина поехала вверх. Поднимались мы молча.

– Седьмой этаж, – объявил уборщик, поворотом рычага остановил кабину и поднял решетку.

Мы вышли, а Макс повернулся к Герману, чтобы пожать ему руку и, как я успел заметить, тайком сунуть ему в руку несколько бумажек.

– Еще раз спасибо, – сказал Макс.

– Всегда рад, герр Шмелинг, – отозвался уборщик и быстрым движением убрал банкноты в карман.

Остаток утра Макс провел на телефоне, пытаясь напасть на след наших родителей. Но ни в полиции, ни в муниципалитете никто ничего не знал. В конце концов он отправился навести справки в полицейский участок, один из сотрудников которого был ему хорошо знаком.

– Из номера не выходите, – сказал он перед уходом. – Чем меньше народу будет знать про вас, тем лучше.

Мы с Хильди устроились в гостевой спальне и стали послушно ждать. Около полудня дверь номера открылась и женский голос позвал:

– Тук-тук. Уборка номеров.

Мы переглянулись. Глаза у Хильди стали круглыми от ужаса.

– Тук-тук? Герр Шмелинг? – снова раздался тот же голос.

– Никого нет, – негромко сказала другая женщина. – Вот и замечательно.

Горничные включили в гостиной радиоприемник и принялись за уборку, время от времени переговариваясь в полной уверенности, что, кроме них, в номере никого нет.

– Что будем делать? – шепотом спросила Хильди.

Макс велел нам никому не попадаться на глаза, поэтому ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы нас обнаружили. Тем более что теперь, после того как мы сразу не отозвались, наше присутствие в номере показалось бы совсем уж подозрительным. Незаметно выскользнуть из номера было невозможно, потому что для этого пришлось бы пройти прямо мимо горничных. Да и выбравшись из номера, мы не знали бы, куда пойти.

– За мной, – прошептал я и взял Хильди за руку.

Выглянув в приоткрытую дверь и убедившись, что путь свободен, я повел Хильди в главную спальню, располагавшуюся в глубине номера, подальше от того места, где убирались горничные. В спальне я огляделся, соображая, где лучше спрятаться. За занавесками? Под кроватью? И там, и там горничные точно будут наводить чистоту. Открыв дверь, я заглянул в гардеробную и увидел несколько рядов вешалок с одеждой, полки с дорогой мужской и женской обувью, высокий бельевой шкаф и громадного размера дорожный кофр, украшенный наклейками гостиниц и транспортных компаний всего света.

Я поднял крышку. Кофр был пуст.

– Полезай, – сказал я Хильди.

– Я в нем не задохнусь?

– Не бойся. Я оставлю щелку для воздуха.

– А ты сам?

– Не волнуйся, я что-нибудь придумаю. А ты сиди тихо, как мышь. И что бы ни случилось, пока я не скажу, ни за что не вылезай.

Я помог Хильди забраться внутрь, аккуратно опустил крышку, оставив узкую щелочку, чтобы ей было чем дышать, и еще раз осмотрелся в гардеробной. Соорудить, что ли, бруствер из Максовых костюмов и спрятаться за ним? Нет, это не подходит. Я открыл шкаф – из-за полок там не оставалось для меня места.

Голоса горничных звучали уже совсем близко. Поэтому я, не мешкая ни секунды, по полкам, как по ступенькам, забрался на шкаф, закрыл дверцы и, свернувшись калачиком, притаился. Оставалось надеяться, что меня снизу не видно за карнизом, украшавшим верхнюю часть шкафа над дверцами. На шкафу было полно пыли, от нее у меня засвербело в носу.

Ожидание тянулось мучительно долго, но в конце концов горничные все-таки добрались до спальни. Сквозь гудение пылесоса до меня доносились обрывки их разговора.

– … утром ехала на автобусе через еврейские районы.

– Я тоже.

– Там такой кавардак.

– Поделом им.

– У меня раз была напарница-еврейка. Дурного о ней сказать нечего.

– Еврейская прислуга? Не часто такое встретишь.

Я был весь мокрый от пота. Холодные капельки скатывались по носу, падали с него и смешивались с пылью. Вдобавок мне страшно хотелось чихнуть.

Одна из горничных открыла дверь гардеробной и принялась пылесосить пол. Потом она открыла бельевой шкаф и навела порядок на полках, аккуратно складывая небрежно брошенные вещи. А я все ждал, что рано или поздно пот, стекавший у меня с носа, капнет и на нее.

Наконец горничная закрыла дверцы шкафа и вышла из гардеробной, но мне пришлось еще полчаса пролежать без движения. Только окончательно убедившись, что все ушли, я спустился со шкафа и выпустил из кофра Хильди, которая сразу растянулась на полу – от нехватки воздуха у нее кружилась голова.

Через час вернулся Макс. Ничего нового о наших родителях он не узнал. Когда я рассказал, что произошло, он вслух отругал себя за то, что не попросил персонал подождать с уборкой.