Глава 5. Безмолвные рифы
«…Чаще всего серый человек грустит в одиночестве у окна, но иногда он лежит в полной темноте и смотрит в потолок. В эти минуты я могу чувствовать пустоту и боль, что живут у него внутри. Я стараюсь пробиться сквозь невидимую стену и помочь ему, но он не хочет меня видеть… Я думаю, он ненавидит меня, но я не понимаю, почему…»
Из дневника Г. М.
1
Я проснулся от того, что грубый мужской голос выругался, а затем произнес имя Господне. Я повернул голову и ощутил, как в шее под кожей пульсирует острая боль. Я провел ночь, сидя на полу, и теперь занемевшее тело старалось отомстить мне прострелами в позвонках.
– Что случилось? – хрипло выдохнул я.
Это была первая ночь за очень долгое время, когда я смог крепко уснуть без пары бокалов спиртного. Уж не знаю, пошла ли мне на пользу доверительная беседа накануне, но, несмотря на тянущие спазмы между лопатками, я отлично выспался и чувствовал себя непривычно бодрым.
– Да ты погляди, – проговорил капитан, сунув мне в руки какие-то изрисованные бумаги.
Я присмотрелся внимательнее к неумелым художествам. Рисунки явно были сделаны рукой ребенка – корявые, нелогичные и местами слишком карикатурные, они одновременно внушали потусторонний ужас. На первом листе я увидел морское побережье – оранжевый месяц завис над спокойной гладью, зарисованной черно-серым грифелем. Однако сквозь воду просвечивали лишенные зрачков глаза. На втором рисунке размытые очертания фигуры, отдаленно похожей на человеческую, виднелись на темной аллее среди мирно спящих домов. Третий рисунок не понравился мне больше всего. Белесые глаза аморфного, похожего на туман человека, заглядывали в темнеющее окно, и казалось, что они буравят меня своими водянистыми зрачками. Но самым неприятным и зловещим было то, что и призрачная фигура, и эти глаза казались мне отдаленно знакомыми.
– Что это такое?
– Пока ты спал, я еще раз обошел дом и нашел это в детской комнате, – ответил моряк.
Я с трудом поднялся на ноги и расправил плечи. Что-то в глубине моей спины громко хрустнуло, а затем ноющая боль внезапно прошла. Я с удовлетворением пошевелил лопатками и протянул Хересу странные детские рисунки. Тот попятился и замахал руками:
– Не хочу снова на это смотреть.
– Сколько сейчас времени?
Старик нахмурил брови и стал чесать затылок, взъерошив свои густые космы. Затем он бросил короткий взгляд в окно, пытаясь разглядеть за ним что-то в пасмурном небе.
– Думаю, около девяти утра.
– Тогда стоит поспешить, у нас сегодня будет насыщенный день.
Я многозначительно улыбнулся, отметив помрачневшее лицо верзилы. Должно быть, он рассчитывал на то, что мы вернемся в таверну и отдохнем после не слишком удобного ночлега, съедим яичницу с поджаренными овощами и выпьем крепкого кофе.
Мы оставили заброшенный дом и вышли на свежий воздух. Улицы встретили нас уже привычной для моего глаза пустынностью. Ни души, никаких звуков, ни даже навязчивого лая собак. Полная тишь, разбавляемая только далеким плеском волн и шумом ветра в скользких ветвях деревьев.
Повсюду валялся мусор, куски сломанных досок, осколки черепицы, а где-то – даже поваленные корявые столбы. Ураган вовсю порезвился этой ночью, оставив после себя жуткий беспорядок. На обочине дороги я заметил дохлого кота – бедное животное раздавило обвалившимися с фасада сарая кирпичами.
У многих домов, попадавшихся нам по пути, блестели разбитые окна, а где-то даже чернели прорехи на чердаке, откуда шторм сорвал шиферные листы. Но не думаю, что эти напасти слишком беспокоили местных жителей, если учесть, что добрая половина участков оказалась оставленной людьми.
– С каждым днем мне здесь нравится все меньше и меньше, – заметил я, когда мы обогнули улочку и вышли к пабу.
– Мне казалось, тебе не понравился остров сразу, как ты на него попал.
– Так и есть.
Таверна приветливо выпускала дымок из кухонной печи, который, источая вкусный аромат, растворялся в свинцовых тучах бледным туманом. Когда я вошел, дряхлец обернулся на звук отворившейся двери и с возгласом радости ринулся вперед, широко раскинув руки. Ему понадобилось несколько минут, чтобы преодолеть ту пару метров, что отделяли меня от кухонного стола, а потому я успел увернуться и подставить вместо себя зазевавшегося Хереса.
– Как я рад, что вы живы! – сентиментально дребезжал хозяин паба, повиснув на шее капитана. – Разыгралось такое ненастье, и я всерьез было решил, что вы уже не вернетесь…
– Да, нам повезло. Мы укрылись в заброшенном доме неподалеку и пересидели там ураган, – смущенно пролепетал моряк, сбитый с толку таким радушным приемом.
– На всякий случай я приготовил вам завтрак… – начал было дряхлец, указывая на столик у окна.
– Увы, – резко оборвал я его, – нам придется спешно вас покинуть. Не знаете ли, где я могу ненадолго разжиться лодкой? И машина на ходу бы мне тоже совсем не помешала.
– Как жаль, что вы торопитесь… Лодка? Да, конечно! У меня есть лодка. На причале, в старом сарае. Можете взять ее, вот ключ.
Старец резво вытащил откуда-то из недр своего домашнего халата связку ключей, сорвал с нее один и сунул мне в ладонь. Затем он еще раз добродушно улыбнулся, растянув сухие сморщенные губы, и отправился убирать со стола.
– А машина? – бросил я ему вдогонку.
Дряхлец остановился и обернулся, непонимающе буравя меня своими выцветшими глазами, а затем вдруг радостно хлопнул себя по коленям:
– Машина, конечно!.. Знаете, память меня подводит все чаще и чаще… Как и слух. Да и вообще, я уже так откровенно стар. Раньше…
– Так что там с машиной? – прервал я зарождающуюся череду воспоминаний владельца таверны, за что незамедлительно заслужил презрительный взгляд капитана.
– Машину вы можете взять у моего соседа, его дом прямо здесь, за углом, – дряхлец махнул высушенной ладонью в сторону. – Постучите и скажите, что вы пришли от меня, он вам отдаст ключи без лишних вопросов. Сам он давно не садится за руль – бедняга почти ничего не видит…
– Пошли, – велел я.
Моряк с грустью окинул взглядом остывающий завтрак и вышел вслед за мной. На главной аллее разрушений оказалось меньше, если не считать мусора и разбросанных по дороге газет. В некоторых домах я даже заметил светящиеся окна – несмотря на вереницу странных исчезновений и витающий в воздухе дух недобрых перемен, здесь еще оставались какие-то жители.
На углу аллеи приютился малозаметный с улицы одноэтажный дом, вокруг которого раскинулись сухие и корявые деревья. На фоне его отсыревших сизых стен старенький проржавевший автомобиль выглядел особенно жалко.
– Есть кто-нибудь? – прокричал я в дверную скважину после того, как на вежливый стук в дверь никто не отозвался.
Хотя в одном из окон здания горел свет, хозяин не спешил нам отворять, так что я уже подумывал над тем, чтобы начать барабанить со всех сил носком ботинка, как вдруг до меня донесся старческий скрипучий голос:
– Кто там?
– Доброго утра, мы пришли от… от…
– От Герольда, – подсказал моряк.
– Да, от него самого. Нам бы воспользоваться вашим автомобилем…
Дверь открылась с протяжным визгом, и мой взгляд уперся в сгорбленную фигуру настоящей столетней мумии. Удивительно, но сосед хозяина паба оказался еще более древним на вид, чем он сам. А это казалось мне невозможным.
– А-а, у старины Герольда снова начали бывать гости, – проскрежетала мумия беззубым ртом.
– Вообще-то мы здесь по делу, и нам нужна машина.
– У меня есть машина, – протянул старец, и в его голосе я отчетливо уловил нотки гордости.
Затем он сделал шаг вперед, выставив одну стопу в разношенном тапке на крыльцо, и махнул полулысой головой в сторону своей позаброшенной металлической развалины.
– Это прекрасно, – сухо ответил я. – Так вы дадите нам ключи?
– Конечно. Только я не помню, куда я их положил… Я уже лет десять не садился за руль, представляете?
Горбун принялся копошиться в многочисленных карманах своего длинного пиджака, пока мы терпеливо стояли на крыльце, обдуваемые ледяными порывами ветра.
– Я думаю, вернее было бы сказать, лет сто, – не удержавшись, шепнул я.
– Почему ты так ненавидишь стариков? – гневно прошипел Херес.
– От них сильно пахнет. К тому же, сам погляди на него – даже если эта развалюха потеряет собственную голову, то не сразу это заметит. Он мог засунуть эти чертовы ключи в свой бутерброд и сжевать их вставными челюстями. Могу поспорить, что о машине нам придется забыть…
– Ах, да вот же они! – неожиданно воскликнул старец с радостным сипением.
Он вытянул вперед сморщенную кисть, в которой что-то громко побрякивало. Капитан с надменной усмешкой поглядел на меня, словно празднуя невольную победу, но уже спустя мгновение его торжествующая ухмылка померкла.
– Это не ключи, у вас в руке сломанная железная птица… У меня в детстве была такая, – добавил я зачем-то.
– Ах, как жаль… Тогда я не представляю, как вам помочь. Разве что вы сами поищите в доме, возможно, вам улыбнется удача…
Горбатый старец пригласил нас войти, после чего кое-как добрел до пыльного кресла, стоящего посреди гостиной, больше похожей на свалку или лавку старьевщика, и опустился в него с громкими вздохами. Я подал моряку сигнал, исполненный брезгливости, и жестами объяснил, что не собираюсь копошиться в плесневелом барахле хозяина дома. Поэтому поиском ключей занимался Херес, а я остался стоять неподалеку от входной двери, издалека разглядывая небогатый интерьер горбуна.
На полках громоздились большие стеклянные банки с множеством мелких деталей – пружинками, гвоздями, блестящими шариками и сложными механизмами. А внизу, прямо на полу, покоились несколько огромных деревянных ящиков с карманными металлическими птичками. Многие, если не все из них, были сломаны, о чем явно свидетельствовали торчащие из железных крыльев пружины и паутина ржавчины, плотно опоясывающая каждую игрушку.
– Зачем вам все это? – не удержавшись, поинтересовался я.
Я любил свою поющую механическую птичку, которую мне однажды подарили в детстве. Я все еще отчетливо помнил, как искрились ее тонкие стальные перья на солнце, как громко она щебетала, открывая острый отполированный клюв, если к ней прикасалась рука человека.
Несколько десятков лет назад эти игрушки стоили целое состояние, но были сделаны так искусно и изящно, что становились предметом вожделения каждого ребенка, научившегося ходить и говорить. К сожалению, моя механическая птица оказалась безнадежно сломанной после того, как упала на каменный пол.
– Это ты о птичках? – внезапно оживился горбун.
– Да, у вас здесь настоящее кладбище. Вы занимались ремонтом механических игрушек?
– Что ты, я их сам мастерил, – с гордостью проскрипел старец. – Мои говорящие птички продавались по всему миру… Да-а, дети очень любили их.
– Вы?! Это вы делали железных птиц? – опешил я.
Горбун мечтательно улыбался, утопая в своем безвкусном кресле. Должно быть, даже одно воспоминание о деле всей его жизни согревало старческую душу и возвращало назад, в счастливые, давно минувшие времена.
– Да, – внезапно подал голос моряк, – однажды я тоже покупал такую птицу для… для подарка.
Косматый громила внезапно смутился и умолк, продолжив беззвучно рыскать в многочисленных шкафах и ящиках в поисках ключей.
– В вашем доме осталась хоть одна исправная птица? – спросил я, повернув голову к дряхлому хозяину дома.
– У меня где-то была особенная, – заговорщицки подмигнул мне горбун. – Я настроил ее так, чтоб она не просто пела, когда ее берешь в руки, но и могла летать.
– Неужели? – вновь подал голос Херес.
Я только присвистнул. Увидеть диковинную игрушку родом из далекого детства, которая не просто щебечет трели, но и взмывает ввысь – это настоящее чудо. Вот только я сомневался, что сгорбленный старец сумеет отыскать ее в своей пыльной мастерской.
– Да-а, она лежит в шкатулке на полке, на самом верху… Я потратил на нее почти семь лет…
– Но я не помню такой модели, – возразил я.
– Конечно, – согласился горбун. – Я ведь никогда не продавал ее. Это не просто птица из пружинок и стальных деталей, как все остальные. У нее есть душа!
– Это как? – не понял я.
Капитан даже забыл о поиске связки ключей для автомобиля, за которой мы пришли, – он застыл на месте с распахнутым ртом и жадно прислушивался к разговору. Время от времени он с интересом косился на дальнюю полку, что висела под самым потолком, и даже невольно сжимал ладони, словно представляя, как он вынимает из коробки волшебную игрушку.
– Эта птица гораздо больше, чем забава. По правде… – старец вдруг понизил голос. – По правде, я ее немного побаиваюсь.
– Почему? – выдохнул моряк, предусмотрительно сделав шаг назад.
– Однажды ночью она выбралась из шкатулки и попыталась улететь. Я услышал шум, вышел из спальни и схватил ее. Видите, окно внизу треснуло? Это она попыталась разбить стекло своим клювом.
– Вы что, серьезно? – разочарованно протянул я.
Седой капитан непонимающе посмотрел мне в лицо, а я поспешил изобразить вполне доходчивый для его интеллекта жест. Горбун явно был не в ладах с собственной головой, очевидно, тяготы одиночества, старость в безвестности и чрезмерно долгая жизнь отразились на его душевном здоровье. Я бы еще мог поверить в то, что механическая игрушка способна взмыть под потолок, но его рассказ откровенно отдавал старческим бредом.
– Вы же не думаете, что я лгу? – насупился он вдруг, а затем неловко поднялся на ноги. – Знаете, забирайте ее. Я отдам вам ее просто так. Я уже не в тех годах, чтобы охотиться посреди ночи на собственные изобретения.
– Думаешь, стоит ее брать, детектив? – осторожно поинтересовался Херес, когда я без долгих раздумий ринулся к заветной полке, подпрыгнув на ходу и стащив запылившуюся деревянную коробку.
– Это же подарок, горбун расстроится, если мы не заберем птицу, – вполголоса ответил я.
Капитан поджал губы и с опаской покосился на запертую шкатулку. Он явно не пылал желанием заглядывать внутрь или, тем более, таскать с собой такой сомнительный презент.
– А мне кажется, он просто хочет от нее избавиться, – прошептал он, указывая длинным пальцем на крышку коробки.
– Да прекрати, Херес, неужели тебя не разбирает любопытство?
Но он не успел ответить – я провернул тонкий ключик в миниатюрной скважине. Раздался громкий щелчок, а затем шкатулка резко раскрылась. Я ожидал и даже рассчитывал увидеть нечто удивительное или хотя бы просто необычное, но внутри оказалась обыкновенная механическая птица. Разве что цвет у нее был немного другой – темнее и без металлического блеска, как у игрушек из моего детства. Она безжизненно сидела в своей деревянной клетке, подогнув железные лапки и глядя в никуда круглыми черными глазами.
– Посмотри, детектив, – суеверно передернувшись, произнес моряк.
Он хмурил густые темные брови и указывал на внутреннюю сторону крышки шкатулки – она вся была исполосована царапинами и выбоинами, словно кто-то усердно старался выбраться из нее наружу, расковыривая дерево. Но я не обратил на это внимания – рядом с тускло поблескивающей птицей внутри лежало еще кое-что.
– Ключи! – с ликующим воплем я выудил связку из шкатулки, нечаянно задев крыло игрушки.
– Ты видел? Ты видел, детектив? – прогремел голос Хереса, исполненный неприятного удивления и даже ужаса.
– Что? Что ты там бормочешь, старик? Я нашел ключи, идем, мы больше не можем терять времени зря!
– Разве ты не видел? Когда ты дотронулся до птицы, она… она ожила и посмотрела на тебя… Богом клянусь!
– Послушай, давай будем рассказывать друг другу страшные истории позже, когда вернемся в паб, где нас наверняка уже будет поджидать вкусный ужин. Всего доброго и спасибо за помощь, – я простился с горбуном на ходу, схватил Хереса за рукав и потащил к выходу. – Закрой уже эту чертову шкатулку, пока игрушка не промокла на улице. Ты же не собираешься свести впустую семилетние усилия этой скрюченной мумии?
К моему удивлению, дряхлый автомобиль завелся с первой же попытки, сердито и надрывно заурчав. Я развернул машину, не преминувшую тут же выпустить во влажный воздух клубы густого дыма, взобрался на аллею и неспешно тронулся вдоль мрачных домов.
– Ты ведь хорошо знаешь остров? – поинтересовался я у капитана, когда мы вытащили хлипкую лодку из деревянного сарая и спустили ее на воду.
Проржавевшая машина полуслепого мастера игрушек осталась на насыпной дороге, уходящей в небосвод петляющей серой лентой.
– Хочешь отправиться к тем рифам, о которых говорила Карла?
– Да. Не помешало бы там все рассмотреть. Быть может, нам повезет в этот раз, и удача окажется на нашей стороне.
Он кивнул. Мы залезли в лодку, промочив ноги, отчего у меня тут же испортилось настроение. Внизу, у воды, было еще холоднее, чем наверху в переулках. Я не учел этого, и теперь мне предстояла долгая прогулка по морю под аккомпанемент собственных лязгающих зубов.
– Давай подведем итоги, – начал я, наблюдая за тем, как моряк лихо перебирает веслами. – Что нам известно? Люди пропадают с поверхности земли едва ли не целыми охапками, и особенно это заметно здесь, на острове…
– Оставшиеся жители ведут себя странно, – заметил старик. – Словно они что-то знают и молча ждут неминуемой развязки.
– Я думаю, дело в коллективной тихой панике, Херес. Страх парализует людей и делает их безвольными.
– Не сомневаюсь, что им есть чего бояться, детектив, – мрачно заметил капитан.
Мне было тяжело ему возразить. Пусть в суеверные нелепицы я верить был и не склонен, но отрицать того, что миром завладела необъяснимая психологическая пандемия, я не мог. Если до отплытия на остров всю вину за происходящее я готов был повесить на приспешников Единого Правительства, теперь я сомневался даже в том, что они вообще имели какое-то отношение к происходящему.
– Меня больше беспокоит другое. Куда деваются все тела? Это ведь не один десяток пропавших…
– Тела?
Херес вдруг вздрогнул и отрешенно поглядел вдаль. На секунду он перестал грести и будто вошел в транс или неприятное оцепенение, но затем взял себя в руки и вновь стал махать веслами.
Я понял, отчего он впал в ступор – я произнес то, о чем он предпочитал не думать, и озвучил слова, которые пугали его с момента прибытия на Сорха. Мы оба в глубине души надеялись на счастливый финал истории, но прекрасно осознавали безнадежность таких фантазий. И исчезнувшие младенцы, и без следа испарившиеся жители острова – все они наверняка давно были мертвы.
– Прости, приятель. Я… – я замялся, не зная, что говорить дальше.
Херес отпустил одно весло и молча отмахнулся. Возможно, ему стоило начинать привыкать к мысли о том, что он больше никогда не увидит своего мальчика. А мне к тому, что у этого расследования не будет счастливого конца. Едва ли кто-то мог спрятать столько живых людей и удерживать их в одном месте, чтобы это не просочилось и не стало явным. Это просто невозможно. А если бы все они оставались живы, то рано или поздно это бы тоже выяснилось.
– Я знал это с самого начала, детектив, – сглотнув ком, ответил вдруг моряк. – Еще в тот раз, когда я шел на «Тихой Марии» с этими проклятыми ящиками… Я чувствовал, что детей нет в живых. Понимаешь?
Он взглянул на меня из-под своих косматых сизых бровей, и я заметил, как из его глаз выкатились крупные прозрачные слезы. Старику было тяжело принять правду, я опрометчиво разрушил одной фразой его ложные надежды, которые он лелеял где-то в глубине. И теперь он больше не мог притворяться, что все будет хорошо.
Я молча кивнул. Что я мог ему ответить? Кто угодно бы согласился с тем, что спустя столько времени найти пропавших младенцев живыми – это не просто дикая удача, это было бы настоящим даром небес. И пусть Херес свято верил в высшие силы, но здесь они помочь нам не могли.
– Я видел все это еще тогда, давно… Кровавое море… Я знал.
Я отвернулся, чтобы не смущать капитана своим пристальным взглядом. Он тихо плакал, жадно заглатывая воздух, и от его рыданий хлипкая лодка сотрясалась на волнах, резко покачиваясь в стороны. Мне нечего было ему сказать, и я не понимал, чем можно утешить человека в такой горький момент. Это был неправильный мир, неправильные времена. Все исказилось вокруг, напоминая ужасающий театр со страшными уродами на сцене. В хорошем мире такого не могло произойти. В правильном мире таких вещей не случается.
– Мы сделаем все, что сможем, Херес. Если есть то, что я смогу изменить, то так и будет. Мы бросим все свои силы и остановим это безумие.
После нескольких минут тишины я решился нарушить молчание. Краем глаза я видел, что моряк часто закивал, а затем утер глаза и рот краем своей рубахи. Он поднял голову и вновь стал резво работать веслами. Мы уже почти обогнули остров, преодолев половину пути.
– Я собирался найти Джеду подходящую семью, – проговорил он вдруг. – Мальчик бы пошел в школу, завел себе друзей. У него могла быть настоящая счастливая жизнь и детство, о котором бы он вспоминал с радостью…
– Не думаю, что ты мог дать ему нечто лучшее, – возразил я. – Мальчишка был счастлив на корабле и вряд ли бы захотел другой жизни.
– Спасибо…
Моряк с благодарностью посмотрел мне в глаза, и я понял, что именно терзало его душу. Он размышлял о том, что пристрой он вовремя юнгу, сейчас бы тот мог оставаться жив и находиться вдали от «Тихой Марии» и берегов Сорха. А в моей собственной памяти невольно всплыли слова, которые твердила Грейси в недавнем ночном кошмаре… Что, если я должен был послушать ее? Что, если мальчишку можно было спасти?
Мы пристали у захиревшей пристани на другой стороне острова спустя полчаса. Здесь было не так ветрено, а потому я перестал зябко отбивать ногами чечетку по дощатому полу лодки. Впереди на песчаной кромке я не заметил ничего, кроме обломков деревьев и старого, почти свалившегося в море причала и парочки проломленных сараев. Я выкарабкался на сушу, стараясь не ступать ботинками в ледяную воду, а затем огляделся:
– Здесь никто не живет?
Капитан молча покачал головой. Вдали лишь сиротливо виднелся неумело сколоченный частокол из заостренных сучьев. Наверное, там в прежние времена пасли скот. Других следов пребывания человека я не обнаружил.
– Почему? – я непонимающе взглянул на спутника. – Сорха и без того не выдается размерами, зачем пропадает столько свободного места?
– Ну, если меня не подводит память, когда-то и здесь приставали корабли. Но обратный берег острова быстро снискал дурную славу. Позже отсюда ушли все жители, а местность стали использовать для разведения коров и свиней. Наверху, за этой чащей, еще недавно находилось несколько ферм.
Я обернулся и посмотрел в том направлении, куда указывал моряк. Назвать эти сухие корявые деревья чащей мой язык бы уж точно не повернулся. Жалкое подобие природы и растительности. Здесь витали такое уныние и безжизненность, как будто в часе пути не было обосновавшихся на другом берегу людей. Мне даже на мгновение показалось, что мы высадились не у Сорха, а каким-то чудным образом промахнулись, набредя на необитаемый серый островок.
– Что же они ушли отсюда? – повторил я свой вопрос.
– Поговаривают, что дела здесь не слишком ладились, – проговорил Херес, внезапно резко подернув лопатками. – Море на этой стороне суши приносило местным одни неприятности. Здесь то и дело тонули корабли, а если забрести слишком глубоко в воду и сойти с отмели, то легко можно было не вернуться на берег… Люди устали жить в страхе и покинули эту часть Сорха.
– Да-да, – мечтательно протянул я, запрокинув голову к графитовым низким тучам. – Все как обычно, в добрых старых традициях. Суеверия, потусторонние злые силы и проклятые местечки. Меня уже начинает подташнивать от этого.
– А чего ты ждал, детектив? – Херес равнодушно пожал широкими плечами. – Если забираешься в глушь и оказываешься вдали от Континента, то будь готов встретиться лицом к лицу с монстрами, чудовищами и необъяснимыми силами природы.
– Очень сомневаюсь, что природа вообще имеет к этому какое-либо отношение. Начнем с того, что ее здесь даже нет.
Я пнул носком ботинка плоский белый камень, валявшийся на влажном песке. Вокруг правила совершенная тишина, если не брать во внимание навязчивый шепот моря. Ни крика птиц, суетливо метающихся в осеннем небе, ни далеких звуков, напоминающих о том, что мы стоим сейчас не на пустой земле, затерянной на водных просторах, а на обжитом атолле.
За тяжелым небесным настилом бледного солнца нельзя было разглядеть, и весь залив окрашивался в неестественный синеватый оттенок. Это раздражало взор и дезориентировало разум – мне постоянно казалось, будто над Сорха витало не позднее утро, а сгущались вечерние сумерки. Пока я рассматривал эти неприглядные пейзажи, Херес бродил вокруг меня, изучая побережье.
– Как странно…
Я обернулся. Моряк держал тот самый белый камешек, который я недавно отправил в полет ловким пинком ноги. Он вертел его в своих безразмерных жилистых кистях, поворачивая то одной стороной, то другой, а затем даже зачем-то поднес к своим большим ноздрям.
– Ты что делаешь?
Он подошел ко мне. Хотя на дворе стояла глубокая осень, а уходящий год вдобавок выдался на редкость холодным и ветреным, капитан «Тихой Марии» продолжал ходить по свету в тонкой рубахе и своем затертом жилете, словно под кожей в венах у него бегала не человеческая кровь, а кипящее масло.
– Этот камень, – здоровяк сунул находку в мою ладонь. – Он гладкий, как будто отполированный. И теплый. Ты чувствуешь?
– Да, – согласился я, – словно его недавно вынули из печи.
– На улице очень холодно, – проговорил моряк.
– Я заметил.
– …Не припоминаю, чтобы я когда-то вообще находил такие камни на песке. Я думаю, его смыло сюда этой ночью во время шторма.
Он отобрал у меня камешек и еще какое-то время вертел его в руках, внимательно присматриваясь к ровной поверхности. Находиться дальше в заливе было бессмысленно. Здесь не было ничего, что могло бы мне помочь, а к тому же, с моря внезапно подул пронизывающий сырой ветер. Я вновь продрог до костей и ощутил себя совершенно несчастным. Если что-то и может быть хуже, чем холодная осень, так это холодная осень на умирающем острове.
– Ладно, старик, не будем больше терять времени. Пора нам отыскать тот риф, о котором говорил этот…
– Рэй, – напомнил моряк.
– Точно. Вернемся в лодку, поплывем к скалам, рассмотрим их как следует, поищем какие-то…
Мои слова оборвались и зависли в стылом воздухе. Все краски с лица капитана «Тихой Марии» мигом исчезли, и он стал почти таким же белым, как гладкий камень, который он все еще сжимал в ладони.
Мы оба услыхали то, отчего сердце, на мгновение замерев, начало биться во сто раз сильнее. Детский плач. Тихий, едва различимый, он все же сразу нарушил безмолвную идиллию пустынного берега и очернил его привкусом полной безысходности.
– Ты слышал? – моряк подрагивал, округлив свои испуганные глаза. – Это снова повторяется… Оно не отпустит нас!..
– Давай не будем поддаваться панике, – тихо проговорил я. – Звук идет не с моря. Прислушайся… Это где-то за чащей.
– Ты же не хочешь пойти и посмотреть? Умоляю тебя, детектив! Разве ты забыл, чем все закончилось в прошлый раз?
Капитан схватил меня за рукав и посмотрел мне в глаза сверху вниз, нависая над моей головой. Я понимал, что больше всего он жаждет в это мгновение запрыгнуть обратно в лодку, навалиться на весла и грести отсюда как можно быстрее, чтобы отойти подальше от залива.
– Я все помню, Херес. Но теперь с нами нет твоего юнги. И терять нам уже совершенно нечего… Если не брать в расчет наши потрепанные шкуры.
– Но…
– Послушай, – грубо оборвал я его, – если мы продолжим бегать от своих ночных кошмаров, прикрывая голову руками и заползая под диван, то можем сразу сесть в твою старушку «Марию», развернуться и уплыть прочь от острова с пустыми руками.
Он молча кивнул. Ему потребовалось несколько минут, чтобы набраться храбрости. Херес сложил ладони перед массивной грудью, прикрыл глаза и принялся молча молиться, изредка нашептывая что-то себе под нос. Затем он перекрестился, открыл глаза и произнес:
– Идем.
Именно в это мгновение детский плач оборвался, и залив вновь погрузился в непроницаемую тишину, нарушаемую только робким плеском воды. Капитан с мрачным видом посмотрел поверх редких голых деревьев, откуда раньше доносились рыдания ребенка:
– Я попросил, чтобы Всевышний помог нам.
– Чудесно, Херес. Теперь-то уж точно нам нечего бояться.
Я хлопнул старика по плечу, а затем сделал первый шаг. Отчего-то у меня не было дурных предчувствий – то ли я просто устал тревожиться и теряться в невеселых догадках, то ли всерьез обрадовался тому, что хотя бы что-то, наконец, произошло с нами с того момента, как с корабля пропал мальчик. Я ринулся вперед, подстегиваемый жаждой действия. Моряк не отставал, тяжело ступая позади моей спины и вспахивая сырой песок рельефными подошвами своих сапог.
2
– Ты не против, если мы поговорим о Господе, пока будем идти к тому месту, где, скорее всего, умрем?
– Приятель, ты что, всерьез полагаешь, что вера в безосновательные чудеса может облегчить страдания? – поинтересовался я.
Мы уже пересекли берег, оставив позади неспокойное море. Теперь под нашими ногами хрустел гравий, а мокрые комья земли налипали на подошвы, отчего идти становилось тяжелее. Когда мы миновали заросли сухих деревьев, капитан внезапно снова начал волноваться, отчего к нему мигом вернулась неукротимая религиозность.
– А ты не веришь в чудеса? – спросил он, все так же следуя позади.
– Я привык доверять фактам. Если бы я наблюдал своими глазами хотя бы один пример необъяснимого волшебства, то, возможно, мог бы предположить его существование.
– А как же книга?
– Книга?
– Хватит переспрашивать, детектив, ты прекрасно понял, о чем я говорю.
Конечно, я знал, что он хочет сказать. Когда-то давно, в те счастливые времена, когда над всем миром еще не нависло угрожающее иго Единого Правительства, человечество охотно следовало древним канонам и заповедям, заставляющим уверовать в жизнь после смерти, бессмертие души и прочую чушь. Но затем времена изменились. Властям Континента, к примеру, было совершенно наплевать на эти высокие трактаты. Как и большинству людей по всему миру.
Такие как Херес – тревожащиеся за свою выдуманную душу и ожидающие судного часа, стали настоящей редкостью, почти вымирающим видом живых существ. И хотя повсюду находились те, кто пытался вернуть религию, отстраивая церкви и собирая юных послушников, эти начинания не увенчались успехом. Люди отвернулись от книги, забыв даже о ее существовании.
– Это было так давно, старик. Думаю, даже тебя тогда на свете еще не было. Кто знает, настоящая ли она вообще? – ответил я.
За моей спиной капитан «Тихой Марии» возмущенно закашлялся, а затем прошипел сквозь зубы:
– Я прощаю тебе эти слова, детектив. Потому что ты вскоре сам поймешь, как сильно ошибался.
У меня не было времени вступать с ним в праздные дискуссии. Мы пересекли пустынные угодья для выпаса скота и оказались перед несколькими заброшенными фермами. Одна из них красовалась темной черепицей, сорванной ночным штормом во многих местах. Другая стояла поодаль, выкрашенная в тусклый зеленый цвет. Последний дом околачивался вдали, за чередой голых вспаханных полей.
– Плач исходил определенно отсюда. Осталось проверить дома изнутри и понять, какой из них скрывает от нас свою тайну.
– Не все тайны следует раскрывать, – поежившись, проворчал моряк.
– Это ты тоже вычитал в своей книге? – поинтересовался я.
– Нет. Это мое личное мнение…
Я остановился и внимательно осмотрел фермерские угодья. Здесь все находилось в тихом запустении. Корыта, заменявшие животным поильники, давно забились доверху пылью и грязью, а в некоторых успели прорасти колючие сорняки. Черная земля упиралась в небосвод на горизонте, раскидывая свою оголенную и безжизненную поверхность на многие мили вокруг. На фермах никто не появлялся год, а может даже и больше, если учесть, как сильно захирели и сами дома, и угодья возле них.
– Теперь понятно, отчего прежняя торговля с Сорха прекратилась, – протянул я, окинув взглядом это запустение. – Отсюда возить на Континент уже нечего.
– Сорха захирел всего за три года… Я помню, детектив, когда здесь все было иначе. Мы таскали на корабли мясо и дешевую рыбу, паковали мешки с лекарственными травами… Крошечный остров умудрялся давать столько наживы, что оставалось с лихвой даже мелким контрабандистам вроде меня, – капитан громко выдохнул, нахмурив густые брови. – Теперь здесь все мертво… Даже земля выглядит так, будто лишилась души.
– Тогда я надеюсь, что мы успеем остановить это разложение, и оно не уничтожит остальной мир.
Я решал, в какой из покосившихся домов нам стоит войти в первую очередь. Тот, что стоял неподалеку с прорехами на чердаке, отчего-то приковывал все мое внимание, и я подумал, что именно отсюда стоило начать поиски. Хотя я и не вполне представлял себе, что вообще я надеюсь найти.
– Однажды один мой старый знакомый сказал, что острова – это сердце планеты. Они скрываются вдали, таятся от чужих глаз и остаются невидимыми. Но стоит хотя бы одному из них исчезнуть, как начнет рушиться все вокруг.
– Один из тех знакомых, которые составляли тебе компанию в «Синем быке»?
– Какое это имеет значение? – вспылил моряк. – Посмотри, что стало с этим местом. Не замечал ли ты ничего похожего на Континенте?
Я не успел ответить. Внезапно я понял, отчего ферма впереди манила меня, словно тусклый свет таверны уставшего путника. Прямо у ссохшейся деревянной двери сарая я заметил лежащую на земле куклу. Брошенная игрушка выглядела слишком чистой и опрятной на фоне разбитых пыльных окон и некогда белых стен, ныне пестрящих грязными разводами. Повсюду поблескивали лужи, наполненные дождевой водой, почва размокла под ногами и норовила проглотить ботинки вместе со щиколотками, громко чавкая при каждом неосторожном шаге. Но на платье куклы не было ни грязи, ни сырых пятен, а белая шляпка выглядела такой свежей, будто игрушку бросили сюда совсем недавно.
– Эй, – шепнул я старику, призывая его говорить тише. – Погляди.
Я кивнул в сторону сарая. Сначала капитан ничего не понял и просто переводил взгляд с фермы на меня и обратно, на хилое строение. Но потом он заметил валявшуюся на земле игрушку и тут же напрягся.
– Думаешь, это здесь? – спросил старик.
– Смотря что ты имеешь в виду под словом «это», – ответил я.
Я неспешно подошел к двери сарая. Должно быть, о нашем присутствии уже узнали, если внутри, конечно, кто-то был. Я не слишком осторожничал, полагая, что эта часть острова необитаема. Теперь приходилось надеяться на то, что я не повстречаю на своем пути неожиданных опасностей. Я медленно отворил сарай, отчего заржавевшие петли жалобно скрипнули.
Внутри было не слишком темно – тусклый дневной свет просачивался сквозь щели в стенах и потолке. Широкий сарай был доверху забит лопатами, шлангами для полива, старыми снастями, ведрами и прочей утварью. В дальнем углу я заметил высокую кучу сена.
Капитан прошмыгнул в сарай вслед за мной, стараясь не шуметь и ступать неслышно. Но он не учел, что потолок у заброшенного строения был ниже, чем его рост, а потому уже спустя мгновение старик с гулким стуком врезался лбом в деревянную балку, и со стен на каменные плиты пола посыпались банки с гвоздями, молотки и мотки медной проволоки.
– Чудесно, Херес.
– Прости, я… Эй!
Моряк внезапно завопил и указал на дальний угол. Небольшая тень мелькнула стрелой за стог сухой травы. Мы переглянулись. Не похоже, что это был свирепый преступник или таинственные силы зла, которых больше всего опасался суеверный капитан.
– Кто там? Выходи! – приказал я.
Мы напряженно ждали, вглядываясь в полумрак. Но никакого движения у дальней стены сарая не было. Встревоженный незнакомец отсиживался в спасительном сене.
– Покажись, иначе я…
– Хватит, – оборвал меня старик.
Я непонимающе посмотрел на него. Капитан «Тихой Марии» протянул мне брошенную куклу в нежном платье со шляпкой… Конечно, если его догадка верна, и в сарае скрывается маленькая испуганная девочка, то просить выйти ее стоило немного иначе.
– Иди сюда, милая. Мы не сделаем тебе ничего плохого.
Голос старика звучал мягко и завораживающе. Я даже на секунду подивился тому, как вообще такой верзила способен ловко манипулировать интонациями своего тембра. Обычно его речь напоминала рычание раненного медведя, в берлогу которого заглянул неудачливый охотник.
– Меня зовут Мегрисс. Этот тощий невоспитанный человек – детектив Том Колд. Мы не хотели тебя напугать…
– А я и не боюсь.
Девочка вынырнула из темноты с такой резвостью, что я отшатнулся назад. Моряк попятился, но затем вовремя спохватился и расплылся в широкой улыбке. Не думаю, что этот звериный оскал мог расположить к себе потерявшегося ребенка, но наша неожиданная гостья сделала шаг вперед.
На вид ей было около десяти. Она куталась в не по размеру большое пальто и мужские рукавицы. Длинные темные волосы спутались и торчали во все стороны. Она выглядела худой и даже изможденной – посиневшие костлявые ноги, высовывавшиеся между полами плаща, сразу бросались в глаза. Я понял, что девочка давно голодает.
– Как тебя зовут, милая?
Капитан опустился на одно колено и жестом подозвал девочку к себе. Она послушно побрела вперед, но остановилась на полпути, все еще с опаской поглядывая в мою сторону.
– Дженни.
Голос у нее был звонкий и резкий, и я бы даже мог сказать – бесстрашный. Она буравила темными глазами мое лицо, лишь изредка переключая свое внимание на старика. Должно быть, я не вызывал у нее теплых доверительных чувств. И было глупо отрицать, что эта неприязнь являлась взаимной.
– Ты что, живешь здесь одна? – мягко спросил моряк.
Он все еще упирался коленом в холодный пол, подзывая девочку к себе. Она коротко кивнула, но осталась стоять на прежнем месте. Внутри сарая было не намного теплее, чем на улице снаружи, и я подивился тому, как ей удалось не замерзнуть здесь насмерть в одну из последних стылых ночей.
– А где твои родители, Дженни? – поинтересовался хозяин «Тихой Марии».
– Они исчезли.
– Почему ты не ушла отсюда и не попросила помощи в городе? – допытывался я.
– Потому что я никому не нужна.
Слышать такие слова от ребенка было слишком странно. Я умолк, зато капитан тут же принялся кудахтать, как сердобольная старушка. Он поднялся на ноги, схватил девочку за худые запястья, притянул к себе, а затем закутал ее в длинное пальто, обхватив одной рукой и оторвав от земли.
– Ты что делаешь? – воскликнул я, когда он вышел из низких дверей сарая, пригнув голову.
– Дети не должны ютиться в хлеву, как крысы, – выпалил он. – Мы не оставим это бедное дитя здесь, мы заберем ее с собой.
– Ты что, спятил? Херес, мы сюда не за детьми приехали!
Я быстро шел за ним, пытаясь привести его в чувство, но старика невозможно было переубедить – упертый моряк отказывался вернуть девочку на место. А та, переброшенная через могучее плечо капитана в своем теплом импровизированном коконе, молча сверлила меня глазами.
– Мне казалось, что именно за этим мы и прибыли сюда, детектив, – разъяренно прорычал старик, остановившись у череды сухих деревьев.
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – вспылил я. – Это не тот ребенок…
– Так значит, у тебя есть список с теми детьми, которых спасать можно, и теми, которых нужно бросить в пустом сарае, чтобы они померли с голоду?
Я понял, что мне придется смириться с тем, что громила утащит девочку вместе с нами. Хотел я этого или нет, но наш визит за рифы неожиданно сорвался. Старик и слушать ничего не хотел о нашем задании, он желал как можно быстрее доставить ребенка в таверну, чтобы накормить досыта и уложить в чистую постель.
– Давай накормим ее и отдадим в больницу, – предложил я.
Лодка шустро отчаливала от залива, и я тоскливо наблюдал за тем, как растворяется во влажном густом тумане гряда темных скал. Девочка сразу же уснула, свернувшись калачиком на дне лодки и уложив обветренные ладони себе под впалую щеку.
– Матерь Божья! – тихо прошипел капитан, стараясь не разбудить ребенка. – У тебя что, совсем сердца нет?
– У нас сейчас нет времени возиться с сиротами, Херес, у нас и без того проблем выше головы. Ты не забыл об этом? Пока ты будешь шить куклам платьица и печь пирожки, надежда остановить всю эту череду исчезновений станет еще более далекой.
– Господь послал нам это дитя, чтобы мы спасли его от смерти. Неужели ты не понимаешь этого? Почему ты противишься и стремишься все делать наперекор судьбе?
Капитан смерил меня грозным взглядом, нахмурившись и с новыми силами взявшись за весла. Жилы на его руках вздулись от тяжелой работы, но он ни на секунду не бросил грести.
– Потому что нет никакой судьбы, Херес, как и нет никакого провидения. Все это существует только в твоей голове и в твоем промытом мозгу, – резко бросил я.
– Ты прибыл сюда, чтобы спасать невинные детские души. И я тоже следовал за тобой только поэтому. И вот сейчас перед тобой ребенок, нуждающийся в спасении. Так что же с тобой такое?
– Если ты не желаешь помогать мне, то можешь оставаться в таверне. Высадимся на причале, заберешь девочку, а я один пойду на рифы, – едва сдерживая подступающее раздражение, произнес я.
Остаток пути мы провели в гробовой тишине. Капитан рассекал морскую гладь веслами, а я с разочарованием погрузился в собственные тяжелые мысли. Не знаю почему, но мне казалось, что старик только что предал меня, ловко увернувшись от этого расследования. Словно он просто прикрывался ребенком, удачно встретившимся ему на пути.
Я сидел на другом конце лодки, отвернувшись и мрачно наблюдая за поверхностью воды. Круги, расходившиеся в стороны от весел, мелко дрожали и расширялись, отплывая куда-то вдаль и медленно теряясь в беловатой мгле. Хотя было немного за полдень, небо уже принялось тускнеть.
Капитан тоже хранил молчание – несколько раз краем глаза я замечал, как он бросает на меня короткие взгляды, но он тут же поворачивал голову в другую сторону, делая вид, что пристально следит за греблей. Девочка проснулась, когда мы уже подошли к пристани. Впереди сгущающийся туман прорезывали желтые уличные фонари порта. Море, оставленное позади, казалось темным и пугающим, и я с радостью вновь ступил на твердую землю.
– Ты не замерзла?
Старик поплотнее закутал ребенка в заношенное пальто. Девочка молча покачала головой. Она была на удивление немногословной. Я привык к тому, что дети зачастую не умолкают ни на мгновение, но этот ребенок предпочитал не забрасывать посторонних надоедливыми вопросами и не встревать в беседы. Хотя разговаривать мне сейчас уже было не с кем.
– Хорошо, Дженни, – ласково произнес Херес. – Сейчас мы пойдем в таверну, где я угощу тебя горячим ужином, а на десерт мы попросим печенье с чаем и вареньем. Договорились?
Девочка согласно кивнула.
– Ты поживешь с нами, а потом мы решим, что дальше делать, ладно? Обещай, что ты не будешь расстраиваться и плакать.
– Я никогда не плачу, – коротко возразила она.
– Я слышал, как ты ревела на ферме, – не удержался я. – Потому мы тебя и нашли.
Она смерила меня презрительным взглядом. Моряк неодобрительно покосился в мою сторону, но ничего не стал говорить.
– Всю ночь на улице шумел ураган. Я смогла уснуть только утром. Когда вы вошли в сарай, я спала и испугалась грохота. Я не плакала.
Я равнодушно пожал плечами. Капитан вновь подхватил девочку на руки, хотя та могла прекрасно дойти до паба своими ногами. Затем он обернулся ко мне:
– Пойдем, детектив. Отдохнем, поедим, а утром вернемся к рифам.
– Нет, Херес, – возразил я.
– Не глупи! Скоро стемнеет, а ходить по ночам в море опасно, тем более – на той стороне острова.
– Тебе нечего опасаться, приятель. Вы будете в тепле и в безопасности.
Я развернулся и побрел к лодке, качающейся на холодных волнах. Когда я отходил от пристани, мощная фигура старика со свертком в руках поднялась вверх по пустой дороге, а затем скрылась среди домов. Меня окружила густая мгла и полное безмолвье. Я знал, что пока вернусь назад и догребу до рифа, пройдет не менее пары часов, а потому на месте я окажусь с наступлением темноты. Моряк отличался недюжинным здоровьем и хорошо развитыми мускулами, для меня же гребля – не самое привычное и простое занятие, потому я потрачу на дорогу гораздо больше времени.
Что-то внутри меня рвалось бросить весла, выскочить на берег и вернуться в таверну. Но я прекрасно осознавал, что не стану этого делать. Так что я лишь поглубже закутался в тонкий плащ и покрепче ухватился за деревянные поручни.
Я совсем забыл, что темнота над морем сгущается быстрее, чем в городе над освещенной фонарями сушей. Хотя я огибал остров сбоку и постоянно различал очертания берега за слоем белой дымки, меня не покидало ощущение того, что я оказался совсем один посреди пустой планеты.
Сейчас мне, как никогда раньше, захотелось включить погромче телевизор и услышать монотонный голос ведущего вечерних новостей, а затем отправиться на старый мягкий диван, чтобы в полной темноте вылавливать доносящиеся снизу голоса соседей и их громкую брань. Я всегда считал, что моя жизнь после смерти Грейси стала совершенно одинокой и пустой. Но настоящее одиночество я прочувствовал только сейчас. Посреди бескрайней глади ледяной воды, сидя в хлипкой деревянной лодке, с трудом передвигая тяжелыми веслами и продрогнув насквозь.
Сейчас я бы обрадовался даже просунутым под дверную щель счетам за электричество или навязчивому жужжанию залетевшего в распахнутое окно комара. Но меня окружала полная пустота. Беззвучная, тяжелая и давящая, она как будто старалась пробраться внутрь меня, просочиться сквозь рот, заполнив тело доверху и растворив его во мгле.
Пока я размышлял об этом, покрепче сводя зубы, лодка внезапно качнулась в сторону, словно кто-то забрался в нее. А потом я увидел впереди сидящую фигуру.
– Привет, Грейси.
Она молча поглядела на меня, устало опустив голову набок. Она всегда делала так, если я приходил домой слишком поздно и будил ее стуком входной двери.
– Я так рад, что ты здесь…
– Меня здесь нет, Том, – тихо прошептала она, едва шевеля губами.
Я покачал головой. Она всегда говорила, что найдет способ быть рядом, даже если умрет раньше. Мы часто шутили об этом, гуляя по ночным проулкам и разглядывая мерцающие вывески. Я не понимал, отчего теперь она ведет себя иначе.
Я смотрел ей в лицо, замечая все те черты, которые врезаются в память навечно, если дороже больше никого нет. Но сейчас она будто стала совершенно другой внутри. Это причиняло невероятную боль, которую можно сравнить с тем, когда самый близкий некогда человек не узнает тебя больше, встречая в переулке.
– Мне так одиноко, Грейс…
– Я знаю… Но я должна многое рассказать тебе, Том.
– Ты снова собираешься твердить о вещах, которых я не понимаю? Почему мы не можем поговорить о чем-нибудь другом?
– Потому что я прихожу лишь для того, чтобы помогать тебе. Ты же сам это знаешь…
Все, что происходило дальше, спуталось в один сплошной ком. Я вспылил и вышел из себя, после чего выпал за борт. Нахватавшись ледяной воды и вымокнув до нитки, я едва как сумел ухватиться рукой за весло, болтающееся в море, вскарабкался по нему и забрался обратно в хлипкое суденышко.
Дрожа всем телом и переживая недавний ужас, я прокручивал в памяти мгновения, когда мне казалось, что я иду ко дну и уже не сумею выплыть наверх. Все это время Грейси молча наблюдала за мной, сложив руки на коленях.
– Тебе пора просыпаться, Том, – проговорила она наконец, и я ощутил, как меня сковывает смертельный холод.
Я открыл глаза. Над морем нависла тяжелая безлунная ночь. Мне повезло, что с обратной стороны острова редкие фонари отбрасывали длинные блики на воду – я мог ориентироваться и различать, где нахожусь. Лодка прибилась к мокрым скалам и мерно ударялась о черный риф.
3
По своим ощущениям, я потратил больше часа на то, чтобы обойти по кругу виднеющийся атолл. Мое кратковременное забытье, полное разочарования и душевных мук, не принесло мне бодрости и новых сил, так что я едва мог управляться с веслами. Завершая петлю и возвращаясь к тому месту, откуда я принялся исследовать морские глыбы, я неловко взмахнул левой рукой, и весло выскользнуло из моей закоченевшей ладони. Где-то за бортом черные воды тихо всхлипнули, а затем я остался с последним веслом наперевес.
Не знаю, на что я надеялся, проявляя неуместную настойчивость и отправляясь в одиночку в это ночное странствие по безмолвным волнам. Наверное, мне хотелось увидеть, что недалекий капитан предпочтет мое общество и охотнее решится оставить девочку, чтобы помочь мне добраться до этих чертовых скал. Но он выбрал не меня.
Теперь я беспомощно болтался у берегов острова, не имея возможности быстро вернуться назад. Я был голоден, обессилен и раздавлен, и невольно мне пришлось признаться самому себе в том, что моя затея с сокрушительным грохотом провалилась. Практически в полной темноте, без специального снаряжения или хотя бы карманного фонарика, без помощника, без элементарных физических сил я очутился один на один перед мокрыми камнями, ни на шаг не приблизившись к заветной разгадке.
Пока я старался придумать, что мне теперь стоит предпринять – оставаться здесь до рассвета и двинуться в путь с первыми лучами нового серого дня, загребая одним веслом, или же рвануть обратно прямо сейчас, сразу признав свое поражение, на воде впереди меня возник зыбкий проблеск. Я сразу определил, что источник света находится неподалеку, а к тому же быстро приближается.
Через несколько минут приветливый оранжевый огонек стал еще ярче и больше, и до меня донесся привычный глухой бас:
– Детектив! Детектив!..
Я молча наблюдал за тем, как капитан «Тихой Марии» гребет в мою сторону, размашисто работая веслами. Когда старик поравнялся с моей лодкой, он ловким рывком подтянул мое промокшее корыто, а затем затащил меня к себе на борт, схватив обеими руками за плечи.
– Какого черта ты…
– Слава Богу! Детектив… Господи, какое счастье!..
Здоровяк сдавил меня в своих объятиях, грозясь выжать остатки жизненных сил. Он то отодвигал меня подальше от себя, пристально вглядываясь в мое лицо и словно не доверяя своим глазам, то вновь в порыве чувств принимался сжимать мои ребра своими грубыми ручищами.
– Что на тебя нашло, Херес?
Я все же смог отстраниться от него и перевести дух. Казалось, что он успел сломать мне пару ребер, пока рьяно демонстрировал свое дружеское расположение. Наверняка утром под рубашкой я обнаружу несколько фиолетовых кровоподтеков.
– Я привез тебе поесть, детектив… И вот еще теплый плед, это жена Рэя передала, – тараторил он, что-то выуживая из большого мешка, сваленного справа от его ног.
– Очень мило с твоей стороны, Херес, – процедил я сквозь зубы.
Хотя от теплой пищи я бы сейчас не отказался – не знаю почему, но я ощущал такой зверский голод, словно не ел ничего несколько суток, я решил не проявлять излишней взаимности. Безусловно, внезапное возвращение моряка несказанно обрадовало меня и вернуло угасающие зачатки оптимизма в мою душу, но я пока не мог определиться с тем, стоит ли мне его так быстро прощать.
– Я обошел весь остров! Где же ты был, детектив?!
– Здесь.
– Я проходил здесь и вчера, и сегодня. Но лодки не видел… Господи, я уж было решил, что ты утонул и отправился на дно, – он машинально перекрестился, воздев свою увесистую ручищу. – Я даже выслал твоему другу на Континент сообщение перед тем, как вновь отправиться на поиски!..
Он накинул на мои плечи толстое шерстяное покрывало, заботливо укутав меня в него, словно простывшего ребенка. А затем сунул в руки термос с горячим кофе и еще теплые булочки. Я жадно набросился на еду, не придавая большого значения ворчанию и возгласам старика. А тот все участливо хлопотал, то набрасывая обратно на мою спину сползший угол пледа, то зачем-то поддерживая снизу металлическую чашу с бодрящим напитком, словно не доверяя, что такая ноша мне по силам.
– Так где ты пропадал?
– Мне, конечно, льстит, что ты настолько истосковался по мне за эти несколько часов, Херес…
– Несколько часов?! – взревел капитан. – Тебя не было целые сутки!
– Что ты несешь?
Я быстро прикончил и согревающий кофе, и свежую выпечку. В животе раздалось довольное урчание, а я ощутил, как по всему телу разливается приятное тепло. Наконец-то я смог укрыться от ноябрьской сырости и холодного морского ветра.
– Я отправился следом за тобой почти сразу же. Отнес Дженни к трактирщику, попросил его присмотреть за девочкой, а потом взял у Карлы лодку ее мужа и поспешил тебе на помощь. Но я не смог разыскать тебя. Затем я сошел на берег и сообщил Гарри Баррисону о том, что ты исчез. Я следовал по одному и тому же маршруту всю ночь, а следом – и весь день… От отчаяния я даже решился выйти на старушке «Марии», чтобы оглядеть море за бухтой!
– Это какая-то чушь, Херес. Я отправился к этим рифам сегодня на закате и пробыл здесь не более четырех часов.
– Тебя не было больше суток, – гневно произнес моряк.
– Это невозможно, – отрезал я.
Он мрачно сверлил своими темными серыми глазами мое лицо. Его свинцовые брови сдвинулись у переносицы, будто он над чем-то усиленно размышлял и выстраивал сложные логические цепочки в своей лохматой голове. Я решил просто наслаждаться нежданно нагрянувшим теплом и уютом, расположившись прямо на отсыревших досках и завернувшись в толстый плед практически до кончика носа.
– Что ты помнишь? – внезапно спросил громила.
Навалившись всем весом тела на весла, он резво орудовал ими, быстро отплывая прочь от черных скал. Напоминавший продырявленную тыкву, на корме лодки приветливо искрился большой оранжевый фонарь, озаряя волны своим бледным светом. После булочек и кофе меня стало клонить в сон.
– Я отплыл от берега, когда ты бросил меня там одного. Затем греб, пока не устал. Наверное, я ненадолго погрузился в сон… После этого я очнулся, обогнул риф и увидел твою лодку.
– Ты проспал целые сутки?
Моряк выглядел озадаченным. Блики пузатой лампы плясали в его расширенных зрачках, отбрасывали на грубую кожу дергающиеся тени. То, что он говорил, казалось полностью абсурдным и невозможным. Однако я улавливал нутром его искреннее беспокойство и даже какой-то отеческий испуг, а потому понял, что он не сомневается ни на секунду в том, что утверждает.
– Нет, всего несколько часов.
– Прошел целый день, детектив…
– Это маловероятно, старик.
Херес промолчал. Он старался грести как можно быстрее, чтобы сойти на берег и оставить неясную тревогу и пережитый день позади, как и это неспокойное, ледяное море.
– Что тебе снилось? – неожиданно спросил он.
– Она, – немного замявшись, ответил я.
– Ты все еще не можешь смириться с этой утратой…
– Это не утрата, Херес. Это катастрофа.
– Мы все порой теряем людей, которые нам дороги…
– Да брось, – резко прервал я его, поморщившись. – Ты же не собираешься снова ударяться в философские рассуждения о религии и тщетности бытия?
– Я вижу, что ты страдаешь.
– Ничто в этом мире не способно избавить меня от этого. Даже твои боги.
– Ты напрасно так считаешь, – не согласился капитан.
Сил у него действительно было хоть отбавляй – вскоре я заметил вдалеке заветный берег и пустующий причал. А в небе над холодным заливом уже разворачивался новый безжизненный день, разливая по округе поблекший рассвет. Отсюда, со стороны равнодушной ряби волн, в обрамлении густых влажных туч, остров Сорха казался особенно унылым и даже зловещим.
Седовласый верзила резво греб, не забывая бросать на меня тревожные взгляды, словно он то и дело проверял, на месте я и не испарился ли в белесом мороке. Я впервые ощутил к нему какую-то зыбкую благодарность. За то, что он не оставил меня одного в этом безмолвном море. И за то, что он верил в меня и не сомневался в том, что мы все делаем правильно.
– Моя жизнь мало чем походила на то, что обычно называют этим словом другие люди, – начал я, мрачно разглядывая ледяную воду за кормой. – Чтобы не оставаться ночами в одиночестве, я стал отправляться в парк. Укладывался там прямо на лавку, заворачивался в плащ и прислушивался к звукам вокруг.
Я невольно мысленно перенесся в один из этих прожитых моментов и даже ощутил кожей спины холод уличной скамьи. Обычно в это время над моей головой шумел остатками желтых листьев каштан – нередко влажный туман оставлял на них крупные капли, и тогда они падали на мою одежду и лицо, но я продолжал неподвижно лежать, глядя в ночное небо.
– Пока город тихо плескался во мраке угасшего дня, я с жадностью ловил каждый его звук… Я слышал, как в доме напротив часто хнычет маленький ребенок. Вслушивался в тихие разговоры парочек, которые шастали теплыми ночами по аллее неподалеку от скамейки. Мне хотелось просто прикоснуться к этому миру, где живут глупые и наивные люди, слепо верящие в то, что кто-то их любит, что они существуют не просто так. И я лежал под кроной дерева, возвращаясь в это место снова и снова. В одну из таких ночей ко мне подошла Грейси…
– Я понимаю, какая пустота гложет тебя изнутри, детектив, – с искренней жалостью произнес капитан.
– Едва ли, дружище.
– Мир всегда кажется слишком жестоким. Сперва он дает тебе что-то, а потом так же неожиданно отбирает, оставляя душу растерзанной. Но на самом деле…
– На самом деле этот мир еще хуже, чем кажется, – оборвал я его. – И если ты внимательно приглядишься, то сможешь увидеть это. Здесь люди, не разгибая спины и работая до кровавого пота на благо Континента, едва выживают в своих норах и спасают детей от голода. Здесь кругом одни пьяницы и сумасшедшие. Каждый день толпы городских жителей сводят счеты с жизнью, но это стало настолько привычным явлением, что об этом уже не пишут в газетах. Люди в этом мире несчастны, Херес. Потому что весь он не такой, каким должен был быть.
– Боль будет существовать всегда, детектив, – спокойно возразил капитан «Тихой Марии», причаливая к пристани. – Это люди наполняют мир страданиями. Они носят их в себе и заражают всех вокруг отчаянием, потому что не умеют с ним бороться.
– На этой планете каждый ком грязи пропитан отчаянием. От него нет спасения.
Моряк бросил на меня тяжелый взгляд исподлобья. Он уже пришвартовал хлипкое суденышко и намотал канат на деревянный кол причала, ловко вскочив на скользкие доски. Затем он остановился на мгновение, приподняв большую косматую голову с угольно-серыми волосами, и глянул куда-то ввысь, поверх гряды темнеющих холмов Сорха.
– Ты думаешь, ты один хлебнул горя в этой жизни, детектив? Мы все на этом острове кого-то потеряли, но вынуждены жить дальше, постоянно борясь с разрастающейся пустотой внутри.
– Я хотел у тебя кое-что спросить, Херес…
– Если ты собираешься разузнать обо мне побольше или жаждешь выяснить, что приключилось со мной, то сейчас для этого не самое подходящее время.
– Да нет, – отмахнулся я. – Меня интересует другое. Почему ты никогда не называешь меня по имени?
– Что? – опешил моряк.
– Ты всегда обращаешься ко мне, называя детективом.
– Я… я не знаю. Это что, имеет какое-то значение? – раздраженно спросил старик.
– Да нет, просто любопытно.
– В таком случае, можешь считать, что ты просто не слишком похож на человека с именем Томас.
– Это еще почему? – удивился я, по-прежнему сидя в лодке и прячась в плед от пронизывающего ветра.
– При звуках этого слова представляешь себе кого-то дородного, уважаемого и интеллигентного. А ты похож на оголодавшего бродячего кота…
– У меня хронический невроз, Херес. Люди с таким диагнозом редко щеголяют с надутыми щеками.
– …И этот кошмарный плащ на тебе. Я не ошибусь, если сделаю робкое предположение, что именно в нем ты коротал ночи в парке? – продолжил он.
– Тебе не нравится мой плащ?
– Он на два размера больше и болтается на тебе, словно пончо. К тому же на улице давно ноябрь, так какого черта ты притащился в нем на остров?
– Потому что у меня кроме этого плаща больше ничего нет, дружище. Я не слишком люблю забивать дом под завязку ненужными вещами. Но твоя забота мне приятна.
– Я думаю, тебе не помешает начать нормально питаться, детектив. На тебя больно смотреть. Как раз этим мы и займемся в ближайший час.
– Вообще-то я собирался…
– Послушай, Том, – с коротким смешком прервал меня капитан, – я сутки проболтался у берегов Сорха в надежде найти твою лодку и тебя в ней живым. И я полагаю, мы оба заслуживаем несколько часов отдыха под теплой крышей в сопровождении домашнего сытного завтрака.
Я решил не спорить. Черт знает, что вообще пережил этот сердобольный верзила, пока на протяжении многих часов окунал в воду раз за разом свои весла. Должно быть, старик всерьез переживал за мое тщедушное тело, а вдобавок мучился чувством вины за то, что отпустил меня в море одного.
– Ладно, как скажешь, – я покорно кивнул. – Только пусть завтрак приготовит дряхлец, я не хочу умереть в муках, попробовав снова твоей стряпни.
– Этого дряхлеца зовут Герольд, – заметил здоровяк.
– Серьезно? – удивился я.
Но я не успел даже закончить фразу, прежде чем набор букв навсегда покинул задворки моей памяти.
– Да. Ты слышал его имя уже как минимум пару-тройку раз.
– Ты сказал, его зовут Бельмо? – робко поинтересовался я.
– Его зовут Герольд.
– Бельмо звучит гораздо диковиннее и подходит ему намного лучше, согласись.
Херес устало закатил глаза, а затем вернулся к краю причала и выдернул меня из лодки. Я мягко опустился на подошвы ботинок и окинул взглядом с высоты пристани безлюдную бухту. На другой стороне залива, позади спящих слепых окон «Тихой Марии», громоздился еще один корабль.
– Судно Континента? – спросил я.
– Похоже на то. Когда я спускал лодку Рэя на воду этой ночью, корабля еще не было.
Мы медленно двинули вверх, плутая меж облезлых холмов по привычно пустынной дороге. Голодный пес, рыскавший на обочине в ворохе сваленного мусора и веток, пугливо поджал хвост и бросился прочь, скрывшись где-то между приземистых темных домишек.
Ветер немного утих, и теперь его промозглые порывы больше напоминали зловещий потусторонний шепот. Графитовая небесная пелена становилась все гуще и нависала над умирающим островом все ниже с каждым новым днем, суля скорый приход суровой зимы. Однако моему спутнику до невзгод погоды не было никакого дела, и его по-прежнему ничуть не беспокоили ни сырость, ни холод, хотя он был одет ничуть не теплее, чем я.
– Знаешь, детектив, – внезапно разоткровенничался капитан, – я никак не могу отогнать прочь твои слова о том, что никого из пропавших людей уже нет среди живых.
– Тебе не стоит думать об этом, Херес. В конце концов, это лишь мои собственные догадки. А я нередко, как показывает сама жизнь, совершаю ошибки.
– И все же мне теперь все больше неспокойно и тревожно на душе, – мрачно проговорил моряк.
– Мне кажется, дружище, что сейчас всем вокруг тревожно. Вся эта чертовщина имеет слишком уж внушительный масштаб, никогда раньше ни с чем подобным я даже не сталкивался. И если Единое Правительство начинает метаться в панике, осознавая собственное бессилие, то простому народу остается лишь молиться горстке божков и уповать на то, что все закончится так же неожиданно и необъяснимо, как и началось.
– Я никогда не смогу смириться с этим и просто жить дальше, если не узнаю, что случилось с Джедом… Даже если мальчик мертв, я должен знать, почему это произошло и кто в этом виновен.
– Думаю, что такая задача нам уже по силам.
Я хлопнул старика по плечу, горько улыбнувшись ему. Самое ужасное, что может произойти – это иметь рядом с собой человека, для которого ты не можешь сделать совершенно ничего, чтобы облегчить его страдания.
Для тех, кто внезапно и несправедливо лишился близких, безвестность – самая жестокая кара. Потому что тебя день и ночь терзает несбыточная надежда, вслед за которой неизбежно наступает черед самых черных догадок. Это существование на грани полного отчаяния и слепой веры истощает изнутри, подтачивает силы и изъедает душу насквозь, причиняя неописуемые мучения.
– Ты погляди, детектив, – внезапно проговорил капитан.
Я выскользнул из мира своих размышлений и очутился перед входом в таверну дряхлеца. Неподалеку от ворот топтался знакомый полицейский – тот самый, который сопровождал Барри в его прошлый визит на Сорха.
– Неужели этот усатый круассан притащился сюда вновь? – воскликнул я с нескрываемым разочарованием.
– Наверное, он получил мое сообщение…
– Черт тебя дернул, Херес, рассылать весточки всем подряд! Теперь нам не отделаться от общества этого бесполезного ломтя сала, который будет следовать по пятам, как дворовой пес.
– Я думаю, он прибыл сюда потому, что беспокоится о твоей судьбе…
– Прекрати видеть добро во всех людях на земле, – грубо оборвал я громилу. – Однажды Барри уже продемонстрировал свое беспокойство, отправив меня на принудительный отпуск в застенки лечебницы для умалишенных. И чаще всего от его заботы и желания помочь в моей жизни только прибавляется проблем.
Я говорил громко и даже не пытаясь скрыть своего нарастающего раздражения, так что наше присутствие не осталось незамеченным для тех, кто ютился за стенами паба. Сперва из отворившейся двери таверны высунулась причесанная и вымытая голова девочки. Заметив старика, ребенок с радостным визжанием бросился к нам навстречу, обхватив мощную шею здоровяка тоненькими ручками и повиснув на ней всем весом. Моряк озарился ласковой отеческой улыбкой, после чего сгреб девочку в охапку на своей груди.
А вслед за этим на пороге показался и сам Барри.
– Том! Том!..
Толстяк изо всех своих сил засеменил ко мне, пыхтя и поддерживая круглый живот, торчащий далеко вперед. Полицейский, топтавшийся на крыльце, не обратил на это никакого внимания. Должно быть, я ему совсем не нравился.
– Помедленнее, Барри, я не уверен, что твое сердце способно выдержать такие нагрузки.
– Том, ты жив! Слава небесам, Том! Мы так переживали с Лизой…
Он вперевалку добежал до меня и принялся комкать мой плащ короткими пальцами, словно не решался заключить в свои объятия.
– Жив и вполне здоров, так что можешь прямо сейчас отправляться обратно.
– Нет, Том. Я больше никуда не поеду и не оставлю тебя одного!
Пухлое лицо инспектора внезапно стало серьезным и полным решительности. Мы стояли на обочине дороги, переглядываясь между собой, пока старик медленно брел к таверне с громко щебечущей девочкой на своей шее.
– Ты мне здесь не нужен, Барри. Уж извини, но у меня не так много времени, чтобы возиться еще с твоей дряблой шкурой.
– О, Том, – с укором произнес он, печально подернув усами, – ты зря так думаешь обо мне…
– Поезжай домой. Тебе здесь делать нечего, – повторил я.
– Я приехал не с пустыми руками, Том.
– Ты что-то разнюхал?
Я сразу оживился. Если у Барри имеется важная информация или даже свидетели, чьи слова могли бы, наконец, пролить свет на все происходящее, то это могло оказаться для меня сейчас не просто полезным, а даже спасительным.
– Нет, я привез тебе теплые вещи и ботинки на меху. Лиза передала тебе…
– Да чтоб ты провалился, Барри!
Я в сердцах пнул ногой валявшийся на земле сырой камень, а затем ринулся в паб, громко захлопнув за собой дверь. Инспектор плелся позади на расстоянии, опасаясь попасть под мою горячую руку, и робко бубнил глупые оправдания себе под нос.
В центре зала я сразу увидел щедро накрытый стол, и мое настроение немного улучшилось. Очевидно, хозяин таверны, заметив нас в окно, решил приготовить праздничный завтрак. Моряк и девочка уже вовсю лакомились угощениями. Я опустился на табурет напротив, пододвинул пустую белоснежную тарелку и на секунду замешкался, решая, что из всего этого изобилия мне следует на нее положить в первую очередь.
– Я рада, что ты жив, – неожиданно проговорил ребенок.
Я молча кивнул, всецело увлеченный пережевыванием мясного пирога и поджаренных овощей. Сейчас, когда девочку отмыли, накормили и привели в порядок, она перестала вести себя так настороженно и дико, как при первой нашей встрече. Но я все еще не ощущал к ней никаких теплых чувств и не разделял восторга старика. Так что в мои планы не входило любезничать с ней или, тем более, становиться хорошими приятелями.
Я уже прикончил второй ломоть пирога, когда обнаружил, что у меня нет под рукой чистого стакана и мне некуда налить ягодный морс из кувшина, чтобы протолкнуть поглубже в глотку свой завтрак. Встав из-за стола, я отправился на кухню, где вовсю над очагом трудился дряхлец, помешивая что-то в большом чане.
– Доброго утра, Том Колд, – добродушно проговорил он.
– И вам того же.
– Я очень рад, что с вами все хорошо. Мегрисс очень переживал, когда вы пропали в море.
– Да, я так и понял.
Я уже обзавелся пустым бокалом и готовился вернуться за стол, но внезапно хозяин таверны вцепился своими сухими пальцами в мой рукав и тихо прошептал:
– И эта девочка – это такая удача! После смерти дочери бедняга никак не мог прийти в себя…
– Смерти дочери? – переспросил я.
– О, это давняя история, – вздохнул дряхлец. – В юные годы Мегрисс нередко появлялся здесь, и однажды у него завязался роман с молодой торговкой из лавки на берегу. Но в планы ветреной девушки не входила забота о потомстве, поэтому она отдала новорожденную девочку Мегриссу и покинула остров. Захария любил малышку и был готов ради Лауры на все, несмотря на то… На то, что далеко не все были уверены, что он настоящий отец ребенка… если вы понимаете, о чем я.
Белоголовый старец тактично кашлянул и окинул меня многозначительным взглядом. Судя по всему, большая часть островитян считала капитана «Тихой Марии» абсолютным простофилей и глупцом, чем умело воспользовалась коварная торговка.
– И чем же закончилась эта история?
– Однажды Лаура исчезла. А спустя несколько дней ее тело нашли в море, на другой стороне острова. С тех пор Мегрисс сильно изменился…
– Что ж, – произнес я в ответ, – теперь мне понятно его неукротимое стремление заводить себе маленьких подопечных.
– Надеюсь, этот ребенок сумеет заглушить старую боль его утраты… – мечтательно протянул дряхлец, вновь переключив свое внимание на булькающее содержимое чана.
Я вернулся к столу. Барри уже был здесь, как ни в чем не бывало орудуя вилкой в своей забитой до краев тарелке. Сделав вид, что я его не замечаю, я наклонился над кувшином, налив себе морса, опустошил залпом бокал и произнес:
– Я иду наверх. Мне нужно отдохнуть и поспать пару часов, и тебе, старик, советую сделать то же самое.
Моряк молча кивнул в ответ, после чего я повернулся к присутствующим спиной и взлетел по лестнице. Уже на верхней ступеньке до моего слуха донесся удрученный голос Барри:
– Каждая наша встреча заканчивается вот так…
– Оставьте его в покое, инспектор. Ему просто нужно отдохнуть, – прогремел голос капитана «Тихой Марии».
– Том всегда относился ко мне плохо, Мегрисс. Хотя я не сделал ему ничего плохого и всегда считал его едва ли не своим братом…
– Он потерял любимую женщину. Обычно такое горе меняет натуру, и не в лучшую сторону.
– О какой женщине ты говоришь? – внезапно насторожился Барри.
– О Грейси.
На несколько мгновений зависла неловкая пауза. Я слышал, как зазвенела вилка, неуклюже брошенная полицейским в пустую тарелку.
– Послушай, Мегрисс… Том – не совсем обычный человек. И вещи, о которых он говорит, не всегда являются реальными…
– Что ты хочешь сказать? – сухо спросил моряк.
– Я говорю о том, что никакой Грейси никогда не существовало, Том ее сам выдумал. Никто не видел этой женщины, и никаких упоминаний о таком человеке не было даже в городских архивах, которые я перерыл вдоль и поперек…
– Детектив верит в то, что он говорит.
– Да, я знаю это. Но, увы… Том всегда был несколько… странным человеком. И порой эти странности выливаются в самые неожиданные образы, которые порождает его голова.
– Я говорю не об этом, инспектор.
– А о чем же? – непонимающе переспросил Барри.
И тут я услышал фразу, которая навсегда врезалась в мою память и заставила взглянуть на капитана «Тихой Марии» совершенно другими глазами:
– Я ему верю.
– Что? – воскликнул Барри. – Говорю тебе, он сам придумал Грейси! Мы проверили все, что могли, – никто никогда ее не видел, никаких следов этой женщины не было в его квартире!
– Я прекрасно это понимаю. Но если он верит в то, что он видел, то у меня нет ни единой причины сомневаться в том, что он говорил мне правду, – отрезал моряк.
– Но правда такова, что…
– Никто не может наверняка знать о том, что это, – оборвал толстого инспектора седой громила. – Для каждого человека мир вокруг выглядит так, как он его видит. И если ты не можешь заглянуть в чью-то душу и вывернуть ее наизнанку, то это не доказывает того, что то, что в ней сокрыто, не является такой же истиной, как все остальное.
Херес согнул руку в кулак и легко стукнул ей по столешнице, словно желая добавить весомости своим словам, после этого он вновь повернулся к Барри и произнес:
– За свою жизнь я успел повидать немало вещей, в существование которых не поверил бы ни один здравомыслящий человек. Никогда нельзя быть уверенным в том, что все, что ты видишь перед своими глазами – это чистая правда. Как и не стоит утверждать обратного… В конце концов, никто на земле до сих пор не может внятно объяснить, чем вообще является истина.
Я не стал дальше подслушивать их разговор. Сделав несколько шагов к запертой двери номера, я выудил из кармана плаща ключ, провернул его в замочной скважине и вошел внутрь. Мои ладони взмокли и немного подрагивали, когда я прикрывал за собой дверь. Несколько мгновений назад в самую кошмарную историю из моего прошлого впервые поверили. Поверили в то, о чем я говорил, несмотря на то, насколько странно все это было. Несмотря на доводы толстого следователя. Несмотря ни на что.
