Глава 2

Кит Лэм, Розали Лэм и Лили Денджер сидели у паба на бревне, заменявшем скамью на веранде. Там же, где обычно. Все знали, что это их место, и никто на него не посягал. Чудика послали за выпивкой, но он еще не вернулся.

– Ну и жарища, – сказала Лили. – В трейлере сегодня ночью будет адское пекло. Надо бы перебраться спать в хибарку, там рядом река, немного прохладнее.

Кит промолчал. Лили знала, почему они никуда не переберутся. Хибарка – территория Тревора и Розали. Еще с давних времен. Отец отдал ее близнецам, когда они были детьми, а сама хибарка – развалюхой с протекавшей крышей. По мнению матери, такой она и осталась, хотя со временем стала почти пригодной для житья. С электричеством.

– Этот сарай стоит пустым уже пять лет. Летом мы плавимся, а зимой околеваем, – добавила Лили.

– А с завтрашнего вечера больше пустовать не будет, – неожиданно для самого себя произнес Кит и залпом опустошил стакан, чтобы не сказать лишнего.

Он не понимал, зачем Лили вообще прицепилась к этой хибарке. Киту казалось, что там до сих пор воняет кровью, хотя мать и Розали отдраили все внутри дочиста. Так однажды Кит и сказал Лили, а она обозвала его тряпкой. Слюнтяем. Но она же не видела того, что увидел он там в кухне пять лет назад.

Трев видел. И решил вернуться туда. Да еще сразу. Так он и заявил им в разговоре по телефону сегодня днем, после того как объяснил, что Джуд, адвокат, который его вытащил, привезет его завтра домой, а потом про него снимут передачу.

Его голос они не слышали несколько лет. И теперь он казался чужим. Звучал по-другому. Трев говорил как профессор какой. Велел Розали записать то, что он сказал, словно боялся, что если они не запишут, то забудут, чего он от них хотел.

Может, все оттого, что он окончил колледж прямо там, в тюрьме. Или научился, болтая с этим Джудом Грегоряном, который обещался довезти его до дома. Похоже, они крепко скорешились за эти годы. А у Джуда – Святого Джуда, как назвали его в какой-то газете, – был как раз такой ученый и важный голос.

Еще несколько лет назад они о Джуде Грегоряне и не слышали. И вдруг он объявился в Хоупс-Энде с письмом от Трева. В письме сказано, что этот Джуд адвокат и хочет вытащить Трева из тюрьмы. Так что пусть поговорит с ними, это ничего. Поначалу казалось, что эта задача Джуду не по зубам. Вряд ли он процветал – тощий такой тип, с виду иностранец, но все они с ним потолковали. Деньжат заплатить за выпивку у него хватило. Потом он уехал, а они на время забыли о нем. До тех пор, пока Трев не прислал Розали ту самую книжку – «Агнец на заклание». Ее Джуд Грегорян написал про Трева. В письме Трев объяснил – мол, Джуд считает, что книга поможет.

Они прочитали эту книжку. Даже мать. Смешно читать про то, что знаешь, – про людей, места, про то, что случилось, и все это напечатано в книге. Их имена тоже были там. Даже про мальца, Джейсона, напечатали, потому что он находился с Розали и Грейс, когда они услышали, что Трев разбился на машине, а Дафна мертва. Но все это поместилось в первых нескольких главах. А дальше было уже не продраться. Сплошная болтовня про время, отпечатки пальцев, орудия убийства, всякий хлам, который проверили – думали, будто им убили Дафну, а оказалось, что ошиблись. И еще куча всего про другие убийства, когда копы сажали невиновных. Кит дальше и читать не стал. Всем известно, какие они, эти копы. Им бы только виноватых найти, это для него не новость.

Зато сразу было ясно, к чему клонит этот Джуд, даже дочитывать книгу не надо. И сзади на обложке написали то же самое, под его фотографией. Он считал, что Трев не убивал Дафну, значит, его нужно выпустить. Послушать Джуда, так судья и присяжные упрятали за решетку Трева только потому, что он им не приглянулся. Мать говорила то же самое с тех пор, как упекли Трева.

В то время Лили разорялась, что этот Джуд Грегорян – пустое место. А Трева он использует, желая прославиться и разбогатеть. Ведь тем, кто сочиняет книги, за них платят. И сколько бы он ни вешал на уши Треву лапшу, никакими книжками не вытащишь из тюрьмы бедолагу, которого засадили туда на двадцать лет за убийство.

Кит видел Джуда Грегоряна по телевизору. Один раз тот говорил о Треве, остальные – о другом. Из того, что он наболтал, половину никто бы не понял. Неясно, с какой стати его вообще разобрало. Так Кит решил при первой встрече с ним и с тех пор оставался при своем мнении.

Но, похоже, в столицах народ отнесся к нему иначе. В конце концов все получилось так, как и говорил адвокат Треву. Люди вдруг возмутились тем, что Трев мотает срок, а его вина даже не доказана. Кроме местных, разумеется. В округе все давно решили, на чьей они стороне, и никакие книжки придурковатых столичных юристов не заставили бы их передумать. Как и передачи по телевизору, как и статьи в газетах. И всякие там запросы в парламент тоже.

По радио сказали, что был устроен большой сбор подписей. В Хоупс-Энде никто ничего не подписывал. В последний раз сбор подписей организовал здесь Лес Хьюит десять лет назад, чтобы построили новый мост. Только толку от этих подписей было как от козла молока. Городские власти лишь прислали пару рабочих, чтобы покрепче сколотили гвоздями старый мост. А он опять начал разваливался, не прошло и полгода. Дерево-то сгнило. Того и гляди совсем провалится под кем-нибудь. Может, хоть тогда зашевелятся.

А вот со сбором подписей в защиту Трева все получилось. Да еще как. В общем, насчет Джуда Грегоряна Лили ошиблась. Он не просто языком трепал. Правда, несколько лет понадобилось, но все-таки его книга, разговоры, подписи, передачи по телевизору вытащили Трева из тюрьмы. И завтра Джуд привезет его обратно в Хоупс-Энд.

Распоряжения Трев отдал не просто так: он хотел, чтобы они договорились насчет комнаты для Святого Джуда в местном пабе на одну ночь. А еще одну комнату, отдельную, чтобы сняли для какой-то дамочки из Эй-би-си, которая приедет что-то готовить к съемкам и пробудет тут несколько дней.

Джуд Грегорян и Верити Бердвуд. Одно имечко чуднее другого! Откуда такие? Трев продиктовал их Розали по буквам. Потом заставил ее прочитать, будто без этого никак нельзя. Розали справилась только с четвертой или пятой попытки. Цикаде Бейкеру плевать на то, как их там зовут, лишь бы по счету заплатили. Мать расстроилась. Она-то ждала, что Трев поживет в старом доме с ней, Чудиком, Розали и детьми. Хотя бы недолго. Но, похоже, поняла, почему он так решил.

– Тянет его на прежнее место после стольких лет, – вздохнула мать. – Вот такие они. И отец ваш был таким. Сами знаете, как бывает, когда возвращается Бретт. Спать в дом его не загонишь. Ему бы в свой прежний угол на веранде. Хотя там москиты. Его место, и точка. Только это и помнит.

Розали сказала, что все равно не понимает, как Трев решился на подобное. Ее от одной только мысли о хибарке выворачивает наизнанку. Вместе с матерью ей пришлось наводить там порядок, когда уехали копы. И с тех пор больше ноги ее там не было. Как и ноги Кита. Обычно крови он не боялся. Ему случалось резать ягнят, сразу по много голов. Не только резать, но и свежевать туши, и потрошить. Одно время Кит даже работал на скотобойне, когда был женат. Ивонн заставила, пристала как с ножом к горлу. Говорила, ей обрыдло сидеть на пособии по безработице. Осточертело жить в старом доме с матерью и остальными. В общем, пару месяцев Кит проработал по колено в крови и кишках. Против этого он не возражал, лишь бы его каждый день не поливали дерьмом. Если бы им не помыкал как хотел брюхастый мерзавец, который ни в грош его не ставил. А в остальном работа как работа, бывает и хуже. Ну, ягнята умирают. Вонь, шум. Кровь ручьем льется с ободранных туш ему на сапоги. Для этого и растят скот. Просто работа.

Но Дафна, лежавшая с проломленной головой на полу кухни, и кровь, вязкая лужа, медленно впитывавшаяся в старые половицы… нет, это совсем другое. Трев тоже видел все это. И все-таки решил вернуться. Снова жить в хибарке. Будто ничего и не произошло.

Тревор всегда был злым и резким, словно при рождении ему досталась вся жесткость, а его сестре-близняшке Розали – мягкость. Вот и сейчас она сидит таращится на реку, точно впервые видит ее. Вечно она витает в облаках, эта Розали. Непонятно, как вообще забеременеть умудрилась. Да еще дважды. И оба ребенка у нее – безотцовщина. Может, отцы у них и были, только Розали даже их имена не смогла назвать. Лили как-то сказала, что Розали, наверное, даже не помнит, кто ее обрюхатил. Небось оба раза все продрыхла.

Вспомнив об этом, Кит усмехнулся. А тогда чуть не вспылил. Кто дал Лили право оскорблять его сестру? Да, умом она обижена, зато сердце у нее золотое.

– Надо было нам все это время жить в хибарке, – продолжала Лили, встряхивая головой так, что крошечные золотые крестики, свисавшие с мочек ее ушей, заплясали, касаясь края нижней челюсти. Она всегда трясла головой, когда злилась. – Нужно было приказать этой жирной корове, твоей матери, чтобы заткнула пасть. Сказал бы, что мы переезжаем, и дело с концом. Мы могли бы устроиться там. Обжиться.

– Поздно уже, – проворчал Кит.

– Почему? Можно и сегодня въехать, пока не объявился Тревор. А что он сделает – выкинет нас?

– Да, – ответил Кит.

Лили презрительно и недоверчиво усмехнулась. Она не знала Тревора. Думала, будто знает, а на самом деле понятия не имела, какой он. Трев вел себя приличнее, чем обычно, пока знакомился с Лили в пабе в тот день, когда она явилась в город в обнимку с плешивым водилой грузовика с комбикормом, который подвез ее.

С этим малым Лили сразу разругалась. И никуда с ним не поехала. Заявила, что в пабе ей больше нравится. А как же! Все как раз получили пособие по безработице, да еще у работников на фермах был день получки. Весь день и весь вечер за ее выпивку платили другие.

Трев тоже приударил за Лили, как остальные. Наверное, старушка Сью Суини ему поднадоела. Лили же молодая. Совсем девчонка. Растрепанные и колючие блондинистые пряди с черными корнями, короткие шортики в обтяжку, врезавшиеся между ягодицами, куцая майка, под которой торчат соски, и татушка с синей птичкой на запястье. А когда паб уже закрывался, выяснилось, что денег у нее вообще нет. И ночевать ей негде. Лили повезло. Кто ее только не зазывал к себе – пока Цикада не разрешил занять кровать наверху, если хочет. Он ничего не терял: комнаты пустовали, как обычно. А Лили привлекала клиентов.

На расспросы она отвечала, что ей шестнадцать, но с виду была еще моложе. Даже теперь, через пять лет, Кит не знал толком ее возраст. Лили почти не изменилась, разве что появилась пара мелких морщинок под глазами да новая татуировка, какую она набила в Ганбаджи года два назад. Еще одна синяя птичка. На сей раз изнутри на щиколотке.

О том, сколько ей лет, Лили так ни разу ему и не сказала. И откуда приехала – тоже. Говорила, мол, хочет забыть. Все, что Кит знал о ней наверняка, – это имя: Лили Денджер. Оно ей подходило, но порой ему казалось, что имя она себе тоже выдумала.

Ее будто и не существовало до того момента, как она появилась в Хоупс-Энде. А потом Лили просто возникла здесь, немного осмотрелась, прилипла к Киту, вильнула хвостом да и влезла к нему в душу. Но все это было уже после Трева. Лили так и не успела узнать, какой мерзкий он с теми, с кем не собирается переспать. Дафну убили в первую ночь, которую Лили провела в городе. На следующий день Трева арестовали и увезли. Лили так и не поверила, что Дафну убил он. Только в этом она соглашалась с матерью и Розали.

– Ты боишься Тревора, что ли? Хотя он на шесть лет моложе тебя? Ровесник Розали? Может, в нем осталось чуток жизни. А я выбрала не того братца. Что скажешь? – по-кошачьи улыбнулась Лили, трогая рукой свои по-мальчишески коротко стриженные волосы.

– Завтра узнаем, – отозвался Кит, отвернулся и увидел, что возвращается Чудик с выпивкой. Он заорал, подгоняя его, и ссутулился от ехидного смеха Лили.

Розали Лэм потягивала пиво и смотрела на пыльную дорогу, серые доски моста и медленно текущие воды реки. Она слышала, как препираются рядом Кит и Лили, как ее дочь Грейс хихикает и болтает с каким-то типом, поджав ногу и прислонившись к столбу веранды, как Чудик смеется в голос над какой-то шуткой в пабе у двери. Будто мухи жужжат. Нудно, привычно и бессмысленно.

Завтра домой возвращается Тревор. Прошло пять лет, и скоро он будет дома. А она уже думала, что больше никогда не увидит его. Двадцать лет представлялись вечностью. Розали даже вообразить не могла, как Тревор вновь появится в Хоупс-Энде через двадцать лет – седой мужчина в годах. А она, наверное, к тому времени будет похожа на маму. Разве что зубы сохранит. Без разницы, если потеряет остальное.

Розали перевела взгляд на свои голые ноги, вытянутые вперед. Ниже старых клетчатых шортов, края которых врезались в ляжки, образовались мягкие бугры плоти. На одной икре отчетливо проступала паутина мелких синих вен. Это пятно появилось у нее, когда она носила Джейсона. Еще одна вена вылезла сбоку на правом бедре, но ее не видно под шортами. И растяжек не заметно. Джейсон родился крупным, не то что Грейс. Вот она была совсем крохой. Маленькой, изящной и стройной, как куколка.

Розали повернула голову, чтобы взглянуть на дочь. Грейс навивала на палец свои блестящие черные волосы, выгибала спину, касаясь плечами столба веранды, и ее маленькие грудки отчетливо вырисовывались под тонкой тканью короткого, слишком откровенного платья. Голый до пояса парень, с которым она болтала, не сводил с нее жадных глаз, его джинсы сидели низко на бедрах, стакан с пивом нагревался в кулаке. Скоро и у нее все начнется, если еще не началось, мелькнула у Розали смутная мысль. Надо бы принять меры. Резинки. Про них она знает, в школе рассказали. И таблетки для надежности, что бы там ни твердила мать. «Как же рано все-таки: всего четырнадцать. А я была лишь годом старше, когда ждала ее. Но у меня все по-иному».

– Вон мать с Джейсоном, – услышала Розали голос Кита.

– Ну, начинается… – произнесла Лили, как всегда, кислым тоном.

Сучка Лили. Розали не понимала, почему Кит до сих пор с ней. Или, если уж на то пошло, почему Лили с ним. Она даже не притворялась никогда, что любит Кита или он ей хотя бы нравится. По крайней мере, прилюдно. А что там между ними творилось, когда они запирались на ночь в трейлере, – другое дело.

– Она держит его за яйца, – говорила мама, когда по вечерам Кит и Лили вдруг вскакивали из-за стола и убегали, а остальным приходилось убирать и мыть за ними грязную посуду.

Чудик ухмылялся и похлопывал себя по ширинке.

– За яйца! – эхом повторял он.

Джейсон и Грейс фыркали и покатывались со смеху.

– Хватит смеяться над родным дядей, мелюзга! – ворчала мама, делала вид, будто сейчас даст им подзатыльник, и промахивалась на целую милю. – А ну марш убирать кухню! Живо!

Конечно, никуда дети не ушли. Никто и не ждал, что они послушаются.

– Сучка она, каких мало, – зло сплевывала Розали, исходя ненавистью к угловатому личику Лили, мальчишеской обесцвеченной стрижке и подтянутому тонкому телу. Пять лет она терпела Лили – на целых пять лет дольше, чем хотела. И презирала Кита за то, что тот спутался с ней.

Мама пожимала плечами, допивала свой стакан и наливала заново.

– Ну да. Бедняга Кит. Но ему же нужен кто-то.

– Почему? – удивлялась Розали. – У меня же никого нет. И у Чудика тоже.

– За Чудика ты не беспокойся. Он о себе сам позаботится – верно, детка? – Энни Лэм подмигнула своему младшенькому, который нерешительно усмехнулся в ответ, обгладывая кость.

– А как же я?

– Женщины – другое дело. И вообще у тебя дети, – отвечала Энни так, словно этим все и было сказано.

Но сказано было далеко не все. Не для Розали.