2
На Кэте была только замшевая куртка, туфли на шпильках и дешевенький пуловер, под которым судорожно вздымался и опускался ее пышный бюст. В нормальной одежде она казалась невыносимо вульгарной. Ее глупенькое, смазливое личико было серым, губы дрожали.
– Я уж подумала, что жду не там, где надо, что тут есть и другой стог… Или и с вами что-нибудь стряслось.
Вороны каркали над полем. Вороны каркали. Я почувствовал, что у меня немеет все тело.
– И со мной? – едва слышно переспросил я.
Она кивнула, сдерживая слезы, и тут же расплакалась. Я прошептал:
– Шауберг?
Поток слез.
– Что с ним?
– Его арестовали. Сегодня ночью, – выдавила Кэте сквозь рыдания. – Там, в Райнбеке.
– За что?
– Он… он…
Я схватил ее за плечи и встряхнул:
– Ну, говори! Говори же!
– Он совершил кражу со взломом…
– Кражу? Откуда ты знаешь? Как ты вообще попала сюда?
– Отпросилась у фрау Мизере. Я ей сказала, что мне надо встретиться с вами…
Очень мило, подумал я, что ты ей об этом сказала. И заорал на нее:
– Куда он залез?
– На фабрику микстуры от кашля.
На фабрику микстуры от кашля. Микстуры от кашля. Нет, так не бывает. Просто не может быть. Я сошел с ума. Теперь уже окончательно.
– Куда-куда? Повтори!
– На фабрику микстуры от кашля.
– Что это еще за бред собачий?!
– И сделал это ради вас! Я сжал виски ладонями. Чайка. Слон. Лифт. Голоса.
Нет! Нет! Я буду сопротивляться! Я еще не сдаюсь!
– Ради меня он сегодня ночью совершил кражу со взломом на фабрике микстуры от кашля?
– Нет!
– Что «нет»?
– Сегодня ночью его замели. А на фабрику он залез позавчера! – Когда она говорила, из ее рта вырывались клубы белого пара, и все вокруг нее было белое, луга и ветви деревьев, дороги и поле, – белое и словно зачарованное, как в волшебной сказке.
Да еще в какой сказке!
– И все это ради меня? Ради меня?
– Вот именно – ради вас!
– С чего ты это взяла?
– Мне Чарли сказал.
Вороны. Вороны. Они вопят и каркают. А я все же с приветом. Неужели и впрямь?
– Это еще кто такой?
– Тот, кто был с ним вместе.
– А Чарли не замели?
Она шмыгнула носом, за чем последовал новый поток слез.
– Кончай реветь, не то вмажу! – Не помогло. Мне надо было найти подход, который был ей ближе. – Значит, забрали одного Шауберга.
– Да…
– А Чарли?
Хлюпанье носом. Слезы.
– Где Чарли?
Слезы. Хлюпанье.
– Отвечай!
– Вы сказали, что вмажете мне.
– Извини. Я волнуюсь.
– Я не позволю так со мной разговаривать. Я такой же человек, как вы. И у меня есть своя гордость.
– Кэте… Кэте, ну пожалуйста! Где живет Чарли?
– Да не знаю я! Я вообще ничего не знаю! Я его в жизни не видела! В два часа ночи он позвонил фрау Мизере. – И она изобразила голосом разговор двоих: – «Можно позвать к телефону Кэте?» – «Я у аппарата. Кто со мной говорит?» – «Чарли». – «Какой Чарли?» – «Тебе без разницы, придержи язык. Твоего милого только что замели. Кража со взломом. На фабрике микстуры от кашля. Знаешь человека по имени Питер Джордан?» – «Да». – «Ради него он на это пошел. Завтра утром в восемь двигай в Фульсбюттель. Майенвег, за Гинденбургштрассе. Увидишь полевую дорогу, возле нее стог гнилого сена, там будет ждать этот Джордан.
Скажи ему, чтобы послал адвоката к фараонам». – «Чего?» – «Адвоката для твоего милого. И еще – пусть заберет ящик». – «Какой еще ящик?» – «Не задавай идиотских вопросов, Джордан знает какой. Сейчас же пусть заберет. Ящик – это главное».
Я услышал сзади какой-то шум и отскочил. За стогом стояла Шерли. Она явно все слышала, но ничего не поняла. Не знала и двух слов по-немецки.
– What happened? Who is that girl?
– I told you to stay in the car!
У Кэте сразу сдали тормоза, и она взвизгнула:
– Меня в это дело не путайте! И вообще, меня тут нет!
– Заткнись! – заорал я на нее. И, обернувшись к Шерли, тем же тоном: – Leave us alone!
– If you don't tell me right away what happened, I'll start scream!
– For Christ's sake, I don't know myself what happened! Now will you get back into that car and wait?
Наверное, в этот момент вид у меня был страшный, ибо Шерли отшатнулась от меня, как испуганная собака. Я посмотрел ей вслед. Она шагала по мерзлой земле, спотыкаясь и едва не падая, и наконец скрылась в машине.
– Разве это не… У вас было фото… – начала Кэте.
– Слушай внимательно! Мне сейчас надо ехать на студию.
– А как же ящик! И адвокат!
– Дай договорить! Сейчас мне необходимо явиться на студию. Тут рядом! А ты вытрешь слезы и вообще немного приведешь себя в порядок, чтобы на тебя не оглядывались, а потом пойдешь назад в город по правой обочине. Я нагоню тебя через четверть часа. Я не ориентируюсь в Гамбурге. Так что тебе придется мне помочь. Вот и ящик нести поможешь. О'кей.
Она хлюпнула носом и кивнула.
А я повернулся и, скользя и чуть не падая, поспешил назад к машине. Я плюхнулся на водительское сиденье. Повернул ключ зажигания. Включил заднюю скорость. Муфту сцепления. Газ! Машина полетела к шоссе. Шерли сидела рядом со мной, не двигаясь. Сзади, по тропинке, ковыляла на своих шпильках Кэте. Она опять рыдала в три ручья.
Дуреха. Не реви! Не то первый встречный заподозрит неладное. Не реви, дуреха! Высморкайся как следует!
Но белокурая Кэте продолжала рыдать и спотыкаться, ковыляя по мерзлой земле, одинокая, беззащитная и совсем потерявшая голову.
Машина выскочила на шоссе. Я рванул руль и переключил скорости. Скаты взвизгнули. И «мерседес» понесся к киногородку. Я произнес, не повернув головы и не отрывая глаз от дороги:
– Врач арестован. Это его подружка. – (Шерли залилась истерическим хохотом.) – Что тут смешного?
– Врач арестован? Как, и этот тоже? Вот, значит, для чего я приехала в Гамбург? – Она задыхалась от смеха.
– Я должен ему помочь.
– Чтобы и тебя арестовали?
– Он сидит за другое! Потом все тебе объясню. Обещаю обязательно все тебе объяснить.
Она вдумчиво посмотрела на меня и пожала плечами.
– Никогда ты не скажешь правду, – одними губами прошептала она. – Теперь я это знаю.
– Что ты теперь знаешь?
– Что ты попал в какую-то грязную историю. Очень-очень грязную. Бедный Питер.
– Шерли, клянусь тебе… – начал я. Но потом плюнул. Нет времени. Ящик. Кэте. Адвокат. Мне необходим Шауберг. Что мне делать без него?
Впереди вынырнули ворота студии «Альгамбра». Я посигналил. Сторож поднял шлагбаум. Я въехал в ворота, не снимая ноги с педали газа, мимо таблички с надписью: «Скорость не выше 10 км».
Сторож закричал мне вслед.
С боковой дорожки вышли два «эсэсовца» в черных мундирах, высоких сапогах и фуражках с серебряной кокардой в виде черепа. Одного я слегка задел, второй с руганью отскочил. То были статисты, направлявшиеся в павильон № 11, где немецкая кинофирма все еще снимала фильм о войне.
В последний момент я нажал на тормоз. Руки мои дрожали, когда я опускал стекло и просил извинения у них обоих. Они меня узнали и сразу заулыбались, приветливо и почтительно. Таких, как они, называли исполнителями второстепенных ролей, если им доставались одна-две фразы, а может, эти двое были из массовки, таким вообще не полагалось ни слова. Так, во всяком случае, мне показалось. Я сунул в руку одному из них банкнот, и он щелкнул каблуками и отдал честь.
– Спасибо, шеф! – Своему напарнику он бросил: – Двадцать монет.
– Как это понимать, дружище? – ухмыляясь, откликнулся второй. – С тех пор как на нас эта одежда, все стали с нами куда любезнее!
