– А дальше?

Грегори недоговаривал, ограничивался намеками, опасаясь, что услышат его коллеги, но мне и так было все ясно. Я сидел в чистеньком бюро фрау Мизере, прижимая трубку к уху обеими руками, и был абсолютно спокоен, неестественно спокоен, словно меня совершенно не касалось то, что рассказывал Грегори.

– Они доставили нас в участок на бульваре Уилшир. Вместе со всеми остальными. В четыре часа туда приехал мой адвокат. В шесть нас отпустили – под залог.

– И что теперь?

– Все женщины были еще раньше подвергнуты медицинскому осмотру.

– Понимаю. – Значит, теперь полиции известно, что Шерли беременна.

– Через четыре недели они должны опять явиться для освидетельствования. И еще один раз. Ты понимаешь, что это значит?

– Да. – Это значило, что Грегори уже не сможет помочь Шерли и что в Америке ни один врач не сможет ей помочь.

– Против того человека, у которого мы были, будет начато судебное дело. С привлечением свидетелей. Понимаешь?

– Да.

– Полицейские хотели позвонить Джоан…

– Джоан?!

– …но потом отказались от этой мысли. Мой адвокат сказал им, что я… что это я… – Что он был отцом ребенка Шерли.

– Я понял.

– Я, разумеется, не знаю, сколько времени это продлится и удовлетворятся ли они этим. Мой адвокат считает, что в любой день к Джоан может кто-то прийти…

В любой день все может быть кончено.

– Вот почему я и советую тебе немедленно предложить Шерли и Джоан лететь к тебе в Гамбург.

– Но если Шерли надо явиться… И если будет суд…

– Мой адвокат считает, что сможет все уладить, покуда я здесь и беру все на себя. Но какое-то время вы должны побыть в Европе. В Европе может произойти много такого, что отсюда нельзя проверить. Понимаешь меня?

– Да, Грегори. Спасибо.

– Позвони Джоан сегодня же. Важен каждый час. Я промолчал.

– Сейчас я передам трубку Шерли. Пока, Питер. Всего хорошего.

– Спасибо.

– Питер?

Детский голосок Шерли звучал совсем слабо. Услышав его, я понял, какое ужасное преступление я совершил. И, заговорив, запинался на каждом слове:

– Моя бедная… девочка… Верь мне… Я тебя люблю… И сегодня же… позвоню Джоан… Вы приедете… ко мне… Как можно скорее…

– Да, Питер.

– Мы еще успеем с этим…

– Да, Питер.

– Все будет хорошо.

– Да, Питер. – И добавила еле слышно: – Но теперь все надо делать быстро. Я больше не могу.

– Через несколько дней мы будем вместе.

– Да, Питер. Да. Пожалуйста.

Потом я сидел перед телефоном, уставясь в одну точку. И не мог придумать ничего мало-мальски разумного. Теперь еще и это. Перебор. Полицейские могли явиться к Джоан в любую минуту. Может, уже явились. Может, она уже все знает.

– …с вами, мистер Джордан? – Я услышал только конец вопроса. Передо мной стоял Шауберг в своем потертом коричневом костюме и с тревогой всматривался в мое лицо. – Trouble?

– Да. Нет. Да.

– Послушайте, надо взять себя в руки! Через полчаса вас будет обследовать врач страховой компании.

– Да-да, конечно…

– Черт вас побери! Приспичило вам именно нынче утром туда звонить?

И я вдруг завопил как безумный:

– Так точно, приспичило, с вашего разрешения!

– Не устраивайте спектакля, дорогой мистер Джордан, – презрительно процедил он сквозь зубы, достал из кармана пиджака металлический портсигар и вынул из него шприц и большую ампулу. – Снимите пиджак. Засучите рукав. – Он сделал мне в руку укол и помассировал немного это место. – Я сделал для вас все, что мог. Дальнейшее зависит уже от вас. Буду ждать вашего звонка после обследования. Во второй половине дня приезжайте в лагерь.

– Почему не раньше?

– Должен же я наконец купить себе обновки! Джоан приедет в Гамбург. Шерли приедет в Гамбург. Ко всему прочему еще и это. А через четыре дня я должен быть на съемках. Неприятностей становилось все больше. И все хуже. На меня катилась лавина. Сталкивала меня в море безумия, в котором я утону. У меня больше не было сил сопротивляться. Я не мог сражаться с бедами, подступающими со всех сторон. Я слишком слаб. Слишком болен. Лучше всего будет, если я сейчас сдамся, если страховая компания откажет мне в страховке. Нет!

Она должна согласиться. И Джоан с Шерли должны приехать! Я должен идти вперед, только вперед. Назад пути нет, думал я, пока Шауберг вынимал из кармана две большие пробирки с кровью.

– Вы помните, что должны сделать?

– Да.

Он дал мне небольшую бутылочку.

– Это моча. Ее подменить еще проще. – Он взглянул на часы. – Вам пора ехать. Здесь я за все расплачусь, потом рассчитаемся. – Он похлопал меня по плечу. – Удачи в благородном деле, – сказал доктор Шауберг.

Я осторожно рассовал по карманам пробирки с кровью и бутылочку. Потом пошел на Реепербан, где стояла моя машина. Дворники сметали в кучи мусор. В солнечных лучах все предметы имели ясные, четкие контуры.

Я обещал Шаубергу и самому себе не пить перед обследованием. Но, плюхнувшись на водительское сиденье, сразу понял всю тщету своих благих намерений. Я был раздавлен. Разговор с Грегори и Шерли лишил меня последних сил. Даже машину, казалось, я не мог уже вести. Мне полегчает, если немного выпью. Только один глоток. Я открыл черную сумку. Это было 29 октября 1959 года в 8 часов 45 минут.