4
Много-много дней назад я сказал как-то в этой своей исповеди, что в Наташе я увидел суть восточных женщин, готовых ради любимого пойти на все, на любые лишения и любую боль, готовых защищать и охранять его своей жизнью – даже если придется совершить преступление. Наташа была на него готова. И даже на большее – вскоре я мог в этом убедиться.
В унылой и холодной комнате совсем стемнело. Буря сотрясала рамы окна, а краны все так же громко капали.
– Я люблю тебя, – сказала Наташа. Ее ладонь лежала на моей руке. – Почему именно тебя? Не знаю. Люблю, и все. Ты сделаешь меня счастливой.
– Не сделаю! Ты сама мне сказала, что человек не может сделать другого счастливым.
– Я сказала: надолго не может. А ненадолго ты сможешь. Этого мне достаточно, на большее я не рассчитываю.
– Наташа, – сказал я. – Я подлец! Я сделал несчастными всех женщин, любивших меня. Двоих довел до смерти.
– Это неправда.
– Это правда!
– Но она мне безразлична.
– А мне нет! Потому что… – Я не договорил. А хотел сказать: «Потому что я тоже тебя люблю». Но разве я имел право это сказать? Разве мог? И было ли это правдой? Разве я кого-нибудь любил в своей жизни кроме себя? И способен ли вообще любить?
Нет. Поэтому я закончил так:
– Потому что не хочу сделать и тебя несчастной. Тебя – ни в коем случае. Именно тебе я не хочу причинить боль. Никогда. Ни за что. Если бы мы познакомились раньше, лет десять назад… Тогда я еще не был таким, как теперь. Теперь слишком поздно…
– Для ненадолго еще не слишком поздно.
– Ты слишком дорога мне для этого! Я тебя слишком люблю, чтобы… – Я не договорил.
– Вот ты и сказал эти слова.
– Но это неправда!
– Это правда!
– Нет. Это неправда. Или правда. Или же нет. Это не совсем правда. Это не совсем честно. Недостаточно честно для тебя.
– Ты все еще не можешь забыть Шерли.
– Да, Наташа.
– Я знаю. Ты с ней разговаривал.
– Когда?
– Когда спал. Два дня. И две ночи.
– И ты все это слышала?
– Ты разговаривал не только с ней. Но и со мной тоже.
– И что… и что я тебе сказал?
– Один раз нечто очень приятное.
– Что именно?
Она покачала головой:
– Это моя тайна.
– Наташа. Наташа, почему мы не встретились раньше?
– Потому что Господь не пожелал.
– Господь?
– А то кто же?
– Это бессмысленно. Я никогда не смогу забыть, что произошло… И все время буду разговаривать во сне…
– А мы и разойдемся в разные стороны, расстанемся, причем скоро. Но короткое время будем вместе и счастливы, Питер.
– Что это такое – короткое время счастья?
– Это – все, – сказала Наташа.
– Это все равно что ничего, – сказал я.
– Короткое счастье – это целая жизнь.
– Но жизнь не кончается, ведь после короткого счастья не умираешь! Зато потом приходят одиночество, грусть и ожесточенность.
– И пусть приходят. Пусть.
– Нет, – сказал я. – Это правда: я тоже тебя люблю, Наташа. И именно поэтому не хочу взвалить на себя вину за твое несчастье. Поэтому хочу остаться одиноким, одиноким навсегда… И мечтать о тебе… И думать, как бы все было, как бы могло быть, если бы мы встретились раньше, на много лет раньше…
– Я люблю тебя. И ты любишь меня.
– Потому что ты мне нужна.
– Это неправда.
– Ты знаешь, до какой степени это правда. Почему ты не захотела больше ставить пластинку с песней «Темно-вишневая шаль»?
Она промолчала.
– Человек любит другого, только пока он ему нужен. Ведь так говорится в песне, правда?
– Но я так рада, что нужна тебе! Пусть ненадолго, ведь я и нужна-то буду тебе лишь очень недолго – пока ты не выздоровеешь! – Ее прохладные красивые руки гладили мое уже испещренное прыщами и нарывами лицо. – Я все знала, знала уже в то утро, когда впервые увидела тебя в отеле…
– Что ты знала?
– Как все у нас с тобой будет. И полюбила тебя сразу. И ты, ты тоже сразу это почувствовал.
– Нет.
– Наверняка почувствовал. Разве забыл… когда ты попытался взять меня силой…
– Так я думал, тебе просто… тебе просто нужен мужчина. Я думал, ты на все готова. Я ошибся.
Она наклонилась ко мне и поцеловала в губы. Я быстро отвернул лицо:
– Не надо. Прошу тебя! Мое лицо сейчас отвратительно.
– Для меня оно прекрасно. Самое прекрасное лицо на свете! – Ее щека прижалась к моей. – Ты тогда не ошибся, Питер. Ты не ошибся. Я тогда и впрямь была готова на все…
Она прижалась ко мне и еще раз страстно, горячо поцеловала меня в губы. Я ответил на ее поцелуй, и руки мои обвились вокруг ее плеч. В дверь постучали.
Наташа поднялась и поправила дужки очков.
– Avanti!
Вошел рассыльный и вежливо поклонился.
– Scusi, signora, il treno a Roma arivera alle sette.
– Grazie, Benito. Facciamo le valigie.
Бенито удалился.
– Пора сложить вещи, – сказала Наташа. – Через час поезд.
О, как громко, как невыносимо громко капало из кранов!
