ГЛАВА 4

После завтрака я отправилась на поиски Дженкинса и миссис Эртон. Перед тем как заводить разговор с Виолой, намеревалась напрямую расспросить кого-нибудь из них двоих. Понимала, что, скорее всего, ничего конкретного не услышу, но попытаться стоило.

В конце концов, не может ведь быть, чтобы, выполняя распоряжения лорда Баррингтона, они совсем ничего не знали о его намерениях. Особенно дворецкий, так бесцеремонно ворвавшийся в мою жизнь и кардинально ее изменивший.

Я обошла комнаты первого этажа, надеясь застать кого-нибудь из прислуги за работой, затем поднялась на второй, но так никого и не нашла. Подниматься на верхний этаж, где находились спальни челяди, я сочла неуместным.

Дом словно вымер, погрузившись в абсолютное безмолвие. Некоторые девушки, пользуясь хорошей погодой, гуляли в саду, а некоторые проводили время у себя. Прислуга же напоминала неуловимых духов, какими пугают непослушных детей. Дядя бы сполна оценил их умение оставаться незаметными — для него это являлось важнейшим критерием. Если слуги исправно выполняют свою работу и при этом не попадаются на глаза — значит, подходят для службы. Впрочем, угодить вспыльчивому лорду не всегда могли даже лучшие работники.

Дядя, дядя, зачем же ты меня сюда отправил?..

Ненадолго зайдя в свою комнату, я положила найденную подвеску в шкатулку с украшениями. Сперва хотела спрятать ее надежнее, но, поразмыслив, решила, что в том нет необходимости.

Перед тем как закрыть крышку, я на несколько мгновений задержала взгляд на крупном ограненном камне. Черный цвет в наших краях всегда ассоциировался с магией, и потому мало кто предпочитал носить черную одежду или украшения. Даже вдовы рядились в темно-вишневые платья, хотя именно черный цвет считался траурным.

Найденная вещь вызывала смешанные ощущения, но очень сильные. Я не могла определить, что именно испытывала, держа ее в руках. Казалось, под холодным металлом и камнем скрыто нечто горячее, похожее на тихие негаснущие искры.

В отличие от дворецкого и экономки Виола довольно быстро отыскалась в небольшой оранжерее, пристроенной к южной части дома. Здесь царило то же запустение, что и во всем поместье. Некогда ухоженные апельсиновые деревца, выращивание которых уже больше десяти лет считалось очень модным, засохли. Та же участь постигла карликовые лимоны и некоторые цветы. Даже декоративная лоза, ползущая по специальному деревянному каркасу, выглядела довольно жалко. Единственными, кто в буквальном смысле цвел и пах, являлись розы. Помимо красных здесь росли белые и кремовые.

Еще — черные.

Виола сидела на мраморной, местами потрескавшейся скамье и смотрела в одну точку. Рядом лежала раскрытая книга — кажется, любовный роман, один из тех, какие благочестивые родители прячут подальше от своих юных дочерей.

Услышав шум моих шагов, Виола очнулась и, вздрогнув, подняла на меня взгляд. Машинально расправила ссутуленные плечи, и с ее лица мгновенно слетело всякое подобие задумчивости. Зато появилась видимость спокойствия и готовности вести диалог.

Я аккуратно присела рядом с ней и, тронув цветущие рядом розы, спросила:

— Тебе страшно?

— С чего ты взяла?

На Виолу я не смотрела, но почувствовала, что она пренебрежительно усмехнулась.

— Ведь не просто так хотела отсюда сбежать. Как ты вообще здесь оказалась? — Обернувшись к ней, я сделала паузу и добавила: — Если хочешь, можешь не отвечать.

— Почему же, отвечу. — Виола взяла книгу и, закрыв, переложила к себе на колени. — Ехала я сюда в полной убежденности, что стану женой графа. Обо всем договаривался отец, а самого лорда Баррингтона я никогда прежде не видела.

— Полагаю, твой отец тоже не был с ним знаком, — возразила я. — И это более чем странно. Это он сказал, что граф намеревается жениться?

Пальцы Виолы на книжном переплете сжались, и она кивнула.

— Поездка сюда должна была стать знакомством с женихом. Меня с самого начала удивляло, что предстоит жить в одном доме с мужчиной, имея рядом одну только горничную. Еще больше удивило, что отец с легкостью согласился. Впрочем, — ее губы сложились в кривую улыбку, — круглая сумма явилась определяющим фактором. Действительно ли отец не знал, для чего меня сюда отправляет, или просто мне соврал, я не имею представления. Лорд Баррингтон уже давно не посещает столицу и не выходит в свет. С тех самых пор как скончалась жена, он ведет образ жизни отшельника. Еще лет десять назад его дела процветали, а состояние росло. Но, судя по теперешнему виду поместья, либо граф его промотал, либо он, ко всему прочему, еще и жаден.

— Либо настолько погрузился в собственное горе, что не замечает ничего вокруг, — дополнила я, вспомнив об одном виконте, ситуация которого была схожа.

Только у того умер ребенок, и после этого мужчина мало того что не расставался с бутылкой, так еще и неоднократно пытался свести счеты с жизнью.

— И все-таки почему ты решилась на побег? Да, все оказалось не совсем так, как себе представляла, но для такого шага нужны веские основания. Ведь не домой же ты собиралась возвращаться?

— Это вышло спонтанно. Просто это место… — она замялась, подбирая слова, — не знаю, как объяснить. Вначале разговора ты спросила, страшно ли мне. Да, страшно. Особенно ночами. Сверху постоянно доносятся какие-то странные звуки, миссис Эртон не отвечает ни на один из задаваемых ей вопросов, а Дженкинс вообще напоминает ожившую мумию. Мне кажется, — несколько побледнев, она понизила голос до шепота, — здесь присутствует… магия.

Знала бы она, насколько верны ее предположения!

Сейчас Виола совсем не походила на ту надменную аристократку, какой предстала передо мной вчера. За налетом избалованной леди скрывалась обычная девушка, не чуждая простых человеческих страхов. И если уж она, по всей вероятности не имеющая дара, ощутила в поместье магию, значит, мои ощущения от этого места более чем верны. А если приплюсовать к этому наше здесь заточение и таинственного лорда, чьи мотивы неясны, картина вырисовывалась более чем тревожная.

В следующую минуту в оранжерее раздались приближающиеся шаги. Синхронно посмотрев в сторону входа, мы с Виолой увидели молодую женщину, по форменному платью которой стало понятно, что она горничная. Светловолосая, чуть полноватая, с открытыми чертами лица, горничная производила приятное впечатление. В сравнении с той же экономкой и дворецким женщина обладала подкупающим обаянием, источаемым даже без слов.

— Ох, леди! — Заметив нас, она поспешно присела в реверансе. — Прошу прощения, не думала, что здесь кто-то есть.

В ее руках находились ведро и лейка, красноречиво говорящие о том, для чего она пришла. Вот только почему оранжереей занимается не садовник?

Я сдержанно улыбнулась:

— Вы нам не помешаете.

Виола хотела было возразить, но я предупреждающе сжала ее руку. Робко улыбнувшись, горничная приблизилась к кустам роз и принялась за работу. Оранжерею наполнил звук журчащей воды, чья мелодия казалась необычной, но приятной колыбельной. Да и сами движения женщины были подобны податливой воде — мягкие, размеренные.

— Как тебя зовут? — спросила я.

На миг оторвавшись от занятия, она снова сделала реверанс, взявшись за край форменного платья, и ответила:

— Оливия, миледи.

— Оливия, — мягко продолжила я, вслушиваясь в звучание этого имени, — как давно ты здесь работаешь?

Показалось, что женщина несколько напряглась, утратив присущую ей мягкость, а голос ее прозвучал натянуто:

— Пятнадцать лет. Как пришла в дом графа шестнадцатилетней девчонкой, так здесь и осталась.

— И тебя все устраивает? — Я старалась осторожно подбирать слова. — Насколько мне известно, помимо тебя, горничных в поместье больше нет.

Теперь звучание моего голоса напоминало неспешное, обволакивающее течение воды, и женщина несколько расслабилась. Видимо, она подумала, что мой вопрос связан с тем, что дом по большей части находится в запустении.

— Устраивает, миледи, — кивнула она, слабо улыбнувшись. — Идти мне больше некуда, да и привыкла я здесь. Боялась очень, что выгонят после смерти графини, тогда почти всю прислугу на улицу выставили. Но меня вот пожалели.

Разговор принимал интересный оборот и медленно, но верно уходил в нужное мне русло. После последних сказанных слов возник вопрос о том, случайность ли, что многие слуги потеряли место после смерти графини? Объясняется ли это горем безутешного супруга, рвущего на себе волосы и срывающегося на все и всех, или причина совершенно в ином? Например, в том, что смерть хозяйки поместья была неестественной — что подтверждает наличие в этих стенах призрака.

— Графиня, вероятно, была больна? — спросила я как бы невзначай.

— Она всегда была очень… не знаю, как и слова-то подобрать. Похожей на хрупкую хрустальную вазочку. — Задумчивый взгляд Оливии направился куда-то в пространство, а из наклонившейся лейки побежала вода. — Худенькая, нежная, всегда тихая. Но на здоровье никогда не жаловалась, это только после того как…

Словно опомнившись, горничная резко осеклась, и в ее глазах отразился испуг.

— Простите, миледи, я должна работать.

Из оранжереи она удалилась так же внезапно, как и появилась, а на земле у кустов алых роз осталась лежать полупустая лейка. И мы с Виолой тоже не стали здесь задерживаться и, обменявшись выразительными взглядами, ушли.

Не сговариваясь, вышли в сад, где в этот момент находились некоторые из живущих в поместье девушек. Ина с Дамией сидели на скамье и о чем-то разговаривали, Кэсси бродила по петляющим дорожкам, а Габи стояла, прислонившись спиной к стволу вяза и подставив лицо приветливым солнечным лучам. Сегодняшний день выдался поистине чудесным и сумел оживить нерадостный пейзаж. Свет, заполнивший майский сад, скрадывал страхи и растворял печали, но даже ему было не под силу прогнать тьму, что незримой хозяйкой обитала в поместье.

Тем не менее чистое высокое небо позволило мне вдохнуть свободнее и на несколько мгновений поверить, что все не так плохо. Один философ утверждал, что мы получаем то, во что верим, а вера есть самая великая сила, что может перевернуть целый мир. С этим изречением я была согласна, хотя и редко могла применить знания на практике. Победить собственные страхи и тревоги порой бывает сложнее, чем взвалить на плечи неподъемную ношу.

Знала я и о том, что подобный принцип лежит в основе любой магии. Смотря на фитиль свечи и обладая минимальными задатками дара, достаточно лишь поверить — по-настоящему поверить, что один только взгляд способен ее зажечь, и пламя вспыхнет.

Кажется, просто, но силы веры редко кому хватает.

Осмотрев сад, я заметила Рэда, подстригающего неподалеку кусты. Эта часть двора была единственной, где чувствовалась рука садовника. В очередной раз я обратила внимание на то, что особенно ухоженными выглядят розы. Сочные, пышные, будто ненастоящие…

Осознание накрыло внезапно и стало настоящим открытием. Сейчас ведь только начало мая — слишком раннее время для цветения роз. В этих краях редко бывает жарко и солнечно, а минувший апрель и вовсе был холоднее обычного…

Додумать я не успела.

Умиротворенный солнечный день взорвался громким звоном, заполнившим каждую частицу пространства. Не осталось ничего, кроме этого звука и перекошенных в испуге лиц, обратившихся к верхним этажам дома. Окно на втором оказалось разбито изнутри, мелкие осколки стекла на несколько долгих секунд, будто противясь силе притяжения, зависли в воздухе. Время растянулось, замедлилось, позволив отметить мельчайшие детали и сполна ощутить пробежавший по саду холод. На солнце нашли облака, унесшие последнее тепло, и тут же захотелось обхватить себя руками, спрятаться, надеть несколько теплых манто, только бы не подпустить холод близко к себе. Защититься.

А затем я снова услышала его.

Шипение — то же, что раздавалось вчера во время осмотра дома с миссис Эртон и в музыкальном зале. Пробирающее, неестественное, превращающее кровь в вязкое, закупоривающее вены желе. Появившийся холод шел из дома, из той самой комнаты, окно которой теперь зияло темной дырой. Он вытеснил даже ветер, погрузив поместье в ненормальную, давящую тишину.

Один миг — и, разрезая воздух, осколки осыпались на землю, устлав ее прозрачным битым ковром. Звуки вернулись, и раздался крик: первой опомнилась Кэсси, отреагировав эмоциональнее других. Проглотив вставший в горле комок, я прерывисто вдохнула воздуха, ощущая, как холод отступает. Шипение тоже постепенно угасало и вскоре исчезло совсем.

Облака разошлись, и день снова стал таким, каким он был полминуты назад. Лишь разбитое мутное стекло и сбивающееся от липкого страха сердце свидетельствовали о том, что произошедшее не являлось плодом воображения.

Я сделала несколько шагов по направлению к дому, и в этот миг из парадного входа вышла экономка. Она выглядела несколько бледнее обычного, а ее всегда идеально уложенные волосы были слегка растрепаны. Бросив быстрый взгляд куда-то вправо, миссис Эртон стремительно двинулась в нашу сторону. Мельком проследив за ее взглядом, я обнаружила, что он был направлен на замершего невдалеке садовника. Рэд стоял, крепко сжав в руках садовые ножницы и всей своей позой выражая напряжение.

Подойдя, экономка мгновенно переменилась, полностью взяв себя в руки, и губы ее сложились в улыбку.

— Леди, — почтительно приветствовала она нас с Виолой и, скользнув взглядом по остальным, обратилась уже ко всем: — Девушки, сегодня для вас запланирована конная прогулка. Пожалуйста, пройдемте к конюшне, где уже оседланы лошади.

Восторг и предвкушение практически полностью перекрыли недавний страх, и девушки моментально оживились. В сопровождении миссис Эртон они незамедлительно двинулись в сторону конюшен, я же осталась стоять на месте. Заметив это, экономка остановилась и, обернувшись, вопросительно приподняла брови.

— Приду через несколько минут, — ответила я ей.

Едва ли не впервые в жизни я искренне радовалась своему статусу, который прежде казался чем-то привычным. Каким бы странным ни был этот дом и какие бы порядки здесь ни существовали, перечить леди — дочери графа экономка не могла.

Когда вся процессия скрылась из виду, я неспешно подошла к тому месту, где лежали осколки. Склонившись, внимательно их осмотрела, но ничего примечательного не обнаружила — обычное стекло, и не более. Запрокинув голову, устремила взгляд на окно и попыталась определить, из какой спальни оно выходит. Если мне не изменяла память, кажется, именно в этой части дома находились покои лорда Баррингтона. Сейчас, стоя совсем рядом с домом, я снова ощущала отголоски холода, вынудившие зябко поежиться.

Машинально обхватив себя руками, задумалась: что же могло послужить причиной произошедшего? Кто или что выбило окно? Первым пришедшим на ум предположением являлась причастность к этому событию призрака. Ведь эти существа зачастую вели себя агрессивно и совершенно непредсказуемо. Вот только если это не первый случай и дух и раньше давал о себе знать, почему же обитатели поместья не вызвали специалистов по сверхъестественному, занимающихся как раз такими случаями? Неужели граф настолько сильно привязан к жене, что готов мириться с ее присутствием в виде призрака? Тем более что видеть ее он не может… если, конечно, сам не является магом.

Последняя мысль заставила меня на миг замереть, а после кивнуть собственным мыслям. Должно быть, так оно и есть. Этим и объясняется присутствие в поместье магии. Вопросов становилось все больше, но я практически не сомневалась в сделанном выводе.

Следом размышления свернули в сторону найденного утром кулона — украшения явно необычного. Долгое время живя с магическим даром, я научилась не только его скрывать, но и ему доверять. Внутреннее видение еще никогда меня не обманывало, и, исходя из этого, подвеска была далеко не простой. Судя по виду, в фонтане она пролежала довольно долго. Как же за все это время ее никто не нашел? Вещь ведь далеко не дешевая…

Бросив последний взгляд на разбитое окно, я собралась уходить, как вдруг мне на плечо легла чья-то прохладная ладонь. Лишь выработанная за долгие годы выдержка не позволила вскрикнуть от испуга.

Круто развернувшись, я обнаружила рядом с собою Дженкинса.

— Леди Кендол, вас заждались у конюшен, — медленно произнес он и так же медленно убрал руку. — Сегодня Виктор покажет вам окрестности. Хозяин надеется, что вам понравится. Кроме того, он просил спросить, как вы нашли его поместье и удобно ли устроились.

Окончательно придя в себя от внезапного появления дворецкого, я спросила:

— Почему же он не узнает об этом лично от меня? Разве так пристало гостеприимному хозяину встречать гостей?

— Графу нездоровится, миледи. — Голос Дженкинса оставался абсолютно бесстрастным. — Он не хочет показываться никому из своих гостий в таком состоянии и просит прощения.

Сделав вид, что приняла его объяснения, я кивнула:

— В таком случае передайте, что меня все устраивает. Но также передайте и то, что я очень надеюсь на нашу скорую встречу, и в каком бы состоянии лорд Баррингтон ни был, меня это нисколько не смутит. Ведь он может разговаривать, раз передал свои вопросы через вас?

На последней фразе я не сдержала проскользнувшей в голосе иронии.

— Как пожелаете, леди Кендол, — склонив голову, произнес дворецкий. — Если не возражаете, я провожу вас до конюшен.

К тому времени, как мы туда пришли, несколько девушек уже сидели в седлах, а Виктор помогал забраться на свою лошадь еще одной. Те, кого не было в саду, вероятно, вышли из особняка через другой выход, и я решила, что при первом удобном случае расспрошу кого-нибудь из них о разбитом окне. Находясь в тот момент внутри дома, они могли услышать или даже увидеть больше моего.

Только оказавшись в непосредственной близости конюшни, я осознала, что одета совсем неподобающе. Однако, пройдясь взглядом по остальным девушкам, с удивлением отметила, что на них костюмы для верховой езды. Буквально через несколько мгновений около меня оказалась Бекки, держащая в руках небольшую стопку одежды.

— Прошу за мной, миледи, — подошедшая к нам экономка указала в сторону стоящего рядом флигеля.

Внутри располагалась пара довольно чистых комнат, приспособленных для переодевания. С помощью Бекки надев зеленую амазонку и поправив прическу, я снова вышла на улицу. Лошади, на спинах которых сидели девушки, всхрапывали, явно желая тронуться с места, но послушно ждали указаний своих наездниц.

Поприветствовав, Виктор подвел меня к прекрасному вороному коню. Я протянула к нему руку, и, принюхавшись, он ткнулся мордой мне в ладонь. Жаль, с собой у меня не было ничего, чем могла бы его угостить.

— Это Зереф, — представил коня Виктор и, словно угадав мои мысли, передал половинку яблока. — С виду спокойный и смирный, но очень гордый. Если что-то пойдет против его воли, будет терпеть, но однажды взбунтуется.

Не сводя с меня пристального взгляда, конюх добавил:

— Думаю, вы с ним поладите.

Мне стало несколько не по себе, и, чтобы нарушить повисшую многозначительную паузу, я подтянулась и запрыгнула в седло. Затем склонилась и прошептала на ухо коню пару слов, в ответ на которые получила негромкое ржание. Делора права, говоря, что животные все понимают, хотя и мыслят не так, как люди. А лошади в этом отношении — особенные. Я всегда питала к ним особую любовь и, как бы это ни звучало, сейчас по своей Амелии скучала гораздо больше, нежели по родственникам.

Мы ехали по дороге, ведущей к раскинувшимся позади поместья полям. Солнце то пробивалось из-за облаков, то снова пряталось за ними, но в целом погода оставалась хорошей. Было довольно тепло, и даже прохладный, дующий в лицо ветер казался приятным. Сидя в седле, чувствуя под собой мощь скакуна и то, какую скорость он может развить, хотелось дать волю и себе и ему. Пришпорить и понестись вперед, срывая дыхание и захлебываясь тем же ветром. Бежать прочь от этого места, от его обитателей и от их тайн… Но я ехала наравне с остальными, запрещая себе об этом даже думать. Между трусостью и глупостью в данных обстоятельствах можно смело ставить знак равенства, а таких слабостей я не позволяла себе никогда.

Вскоре дорога привела к полю и дальше тянулась меж примятой и влажной от бесконечных дождей травы. Если вначале мы ехали друг за другом, то теперь разбились на пары, и я оказалась рядом с Делорой. Шествие замыкал Виктор, время от времени заезжая вперед, дабы убедиться, что все в порядке.

Упускать подвернувшуюся возможность было нельзя, и я решила предпринять еще одну попытку наладить с Делорой отношения. В этот момент она выглядела спокойной и в некотором роде умиротворенной, что не могло не радовать. Подумалось, что девушка наслаждается не столько самой прогулкой, сколько нахождением рядом с животными. Я отметила, что ее лошадь ведет себя особо смирно и, похоже, испытывает удовольствие не меньшее, чем сама всадница. Не осталась незамеченной и большая рябая сова, летящая высоко над нами.

— Делора, — позвала я так, чтобы не привлекать внимания остальных.

Но те, занятые прогулкой, даже и не думали прислушиваться.

Вздрогнув, девушка чуть сильнее сжала поводья и искоса на меня посмотрела.

— Ты знаешь, что произошло сегодня в доме?

Смысла ходить вокруг да около я не видела, поэтому спрашивала прямо. После откровенного вопроса о даре утром вряд ли что-то могло смутить ее сильнее.

К моему удивлению, Делора ответила так же прямо:

— Не знаю. Могу лишь догадываться.

Я заставила лошадь сократить между нами расстояние и спросила уже тише:

— И какие догадки?

Девушка смотрела на меня долго, изучающе, мысленно что-то решая. Я видела, что она не расположена делиться своими домыслами и до конца мне не доверяет, но все-таки не теряла надежды на ее откровение. В конечном счете все мы находимся в равных условиях и должны друг другу помогать. Действовать, объединившись с кем-либо, всегда легче, чем в одиночку.

— Я думаю, — все-таки произнесла Делора, — то были темные призраки.

— Темные призраки? — переспросила я, изумленно вскинув брови. — Разве они делятся на темных и светлых?

— Есть духи, которые относительно разумны, — пояснила моя собеседница. — Такие, как Ева. Они существуют, потому что не могут уйти, и сильно из-за этого страдают. А бывают те, чья душа во время смерти была разорвана, и в нашем мире осталась лишь ее темная часть. Как правило, такие призраки бесформенны и представляют собой скопления негативной энергии. Места, где они обитают, многие считают проклятыми.

После прозвучавших слов мне захотелось расспросить о многом, но, расставив приоритеты, я уточнила главное:

— Ева — это призрак светловолосой девушки?

— Так и думала, — еле заметно улыбнулась Делора и посмотрела мне в глаза. — Ты тоже ее видела. Значит, обладаешь магией.

Отпираться было ни к чему, и я улыбнулась в ответ:

— Как и ты.

Больше закрываться в себе Делора не стала и несмело кивнула в ответ. Сразу же стало гораздо легче, на душе посветлело. Долгое время я жила, не зная никого, кто был бы на меня похож, и оттого чувствовала себя ужасно одинокой. Находиться в обществе с самой собой мне нравилось, но временами это тяготило. Сознавать, что ты отличаешься от остальных, скрывать неотъемлемую часть себя и жить с мыслью, что, узнай кто-нибудь о ней, и ты станешь презираем, — тяжкое бремя.

Диалог с Делорой прервался из-за поравнявшегося с нами Виктора. Положение несколько изменилось, и теперь конюх ехал рядом. Я замечала взгляды, какие он на меня бросал, но не подавала виду. Между тем внимание едущих позади девушек стало физически ощутимым, и было просто удивительно, как от него не загорелись наши спины. Некоторые иногда заговаривали с Виктором, и тот охотно поддерживал беседу. К тому времени, как мы доехали до леса и отправились обратно, была обсуждена погода, достопримечательности Риджии и даже несколько состоятельных горожан. Виктор держался непринужденно и уверенно. Если бы не одежда конюха, я бы, наверное, обманулась и с легкостью приняла его за аристократа. То, как он сидел в седле, его манеры и речь никак не подходили простолюдину. Создавалось впечатление, что он намеренно старается себя сдерживать и казаться проще, чем есть на самом деле.

Я понимала восторгающихся им девушек, хотя сама испытывала эмоции куда менее яркие. Молодой, привлекательный, источающий обаяние и имеющий некий флер загадочности, Виктор не мог не нравиться.

Когда мы подъехали к воротам поместья, я впервые увидела псов, о которых не так давно рассказывала Виола. Их вид заставил внутренне содрогнуться и ощутить настоящий ужас. Будь это обычные большие собаки, мне бы не пришлось испытывать подобное, но назвать их таковыми было нельзя. Огромные черные звери со светящимися глазами скалились, обнажая длинные острые клыки, и приглушенно рычали. Они стояли у самых ворот и вдоль ограждения, неотрывно наблюдая за нами.

Присмотревшись, я с очередной волной ужаса заметила, что ноги у псов очень длинные, а на непропорционально больших головах между острых ушей расположено несколько шипов.

Эти существа не были собаками. Из рассказа Виолы следовало, что она приняла их за обычных крупных псов, и, вероятно, таковыми они являлись и для остальных. Даже сейчас на лицах девушек, смотрящих на эту свору, отражался только страх. Не ужас и недоумение, а только лишь страх, слишком малый перед существами из-за грани.

Поймав взгляд Делоры, я попыталась спросить ее без слов, и та утвердительно кивнула. Разумеется, она тоже видела их истинное обличье и знала, кем они являются на самом деле.