ГЛАВА 1

Судорожно вздохнув, я резко села на кровати. Волосы налипли на разгоряченное лицо, сердце билось о ребра, в мыслях все еще витали обрывки очередного кошмара.

Третий раз за месяц… прежде такого не случалось. Сон, преследующий с далекого детства, с каждым годом становился все отчетливее. Появлялись новые детали, образы становились яснее, а страх все усиливался. Неконтролируемый, необъяснимый, он засыпал днем и просыпался с приходом ночи.

Всякий раз, ложась в постель, я боялась закрывать глаза. Слишком реальными, слишком настоящими были являющиеся кошмары. Я стояла в одном из секторов странного круга и видела спину находящегося в центре человека. Ни лица, ни фигуры — только силуэт и едва различимый шепот чьего-то имени, когда часы били полночь.

Поднявшись с кровати, я зябко поежилась и подошла к окну. Отворив его, глубоко вдохнула прохладный весенний воздух и посмотрела на светлеющее небо. Прошло несколько минут, прежде чем сердцебиение выровнялось, а кошмар немного померк.

— Бекки, — позвала я, и в следующее мгновение в комнату вошла моя горничная.

Она присела в книксене и, не дожидаясь приказа, стала готовить ванну. Пока я лежала в облаке пышной пены, горничная заправила постель и извлекла из шкафа простое домашнее платье. Затем помогла мне переодеться и собрать волосы в высокую прическу.

— Скажи, чтобы завтрак накрыли в малой гостиной, — попросила я, глядя на свое отражение. — Я скоро спущусь.

Когда за Бекки закрылась дверь, я несильно похлопала себя по щекам, пытаясь придать им румянец. Этим утром я выглядела чрезмерно бледной, что в свете беспокойной ночи было совсем неудивительно.

Выйдя из комнаты, прошла по утопающему в полумраке коридору и стала спускаться вниз. Время раннее, и я была уверена, что все, кроме прислуги, еще спят, поэтому прозвучавший на втором этаже голос дяди стал неожиданностью. Донесшаяся до меня реплика была довольно громкой, но следующие слова лорд Кендол произнес гораздо тише.

Мне никогда не было присуще излишнее любопытство, и сейчас я бы продолжила путь, но прозвучавшее имя заставило остановиться. В разговоре была упомянута я.

Стараясь ступать как можно тише, я приблизилась к кабинету, из которого по-прежнему доносились приглушенные голоса. Дверь была плотно закрыта, но это не мешало слышать все, о чем за ней говорят.

— Значит, шестого июня? — спросил незнакомый голос, судя по тембру, принадлежащий пожилому человеку.

— Шестого июня, — уверенно подтвердил лорд Кендол. — Ей исполнится двадцать один год.

— И вы согласны на все условия лорда Баррингтона?

— Абсолютно.

Послышался шорох бумаг, за которым последовала недолгая пауза. Некоторое время я стояла, надеясь на возобновление разговора, но вскоре за дверью послышались приближающиеся шаги.

Едва я отошла в сторону и скрылась за поворотом коридора, мужчины вышли из кабинета. Украдкой выглянув из-за угла, я убедилась в правильности своих предположений — незнакомец был преклонных лет. Его седые, словно присыпанные мукой волосы были идеально уложены, строгий черный костюм сидел безукоризненно, а глубокая складка меж бровей свидетельствовала о том, что он часто хмурится.

Мне хватило беглого взгляда, чтобы отметить эти детали и составить мнение о госте. Он производил впечатление педантичного, строгого и не терпящего вольностей человека.

Когда вместо того, чтобы приказать дворецкому проводить его до двери, дядя вызвался сделать это лично, я удивилась. Должно быть, гость действительно важный.

Завтракала в одиночестве. Кузина и ее мать вставали не раньше полудня и, если что-то будило их до этого времени, пребывали в скверном расположении духа. Лорд Кендол же снова закрылся в кабинете, так меня и не заметив.

Мелкими глотками отпивая крепкий кофе, я размышляла над тем, что недавно услышала. Единственным возникшим предположением являлось то, что меня собираются отдать замуж. Я всегда знала, что рано или поздно это произойдет, и потому не слишком удивилась. Возражать опекуну и устраивать сцены не собиралась, понимая, что это ни к чему не приведет. Давно смирилась с мыслью, что в выборе мужа моим мнением никто интересоваться не будет. Дела дяди в последнее время шли неважно, состояние стремительно таяло, и он не скрывал, что намеревается выгодно меня продать.

Я усмехнулась: «продать» — самое верное определение. Он и к своей дочери относился как к вещи, что уж говорить обо мне. Но Эмили еще не исполнилось и шестнадцати, поэтому лорду Кендолу пока оставалось лишь строить на нее планы.

До этого момента моей руки просили трое молодых людей, но у дяди каждый раз появлялся повод для отказа. Первого жениха он нашел недостаточно состоятельным, второго — недостаточно знатным, а третий, увы, не подходил сразу по двум этим пунктам.

Тем не менее с сегодняшним гостем они явно договорились. Я была практически уверена, что права относительно темы их разговора. Вдобавок упомянутая дата — шестое июня, являлась днем моего рождения, а двадцать один год — возраст полного совершеннолетия. Оставалось надеяться, что старик является всего лишь представителем потенциального мужа, а не им самим.

Зря себя накручивать и волноваться по этому поводу я не намеревалась. Есть вещи, которых не изменить, к тому же я считала себя обязанной дяде. Несмотря на многие недостатки и холодное отношение, он поселил меня в своем доме, обеспечил хорошим образованием и никогда ничем не попрекал. Я, в свою очередь, старалась не вызывать его недовольства и лишний раз не попадаться на глаза, но в то же время была единственной, кто иногда решался с ним спорить.

Лорда Кендола отличал жесткий, властный нрав, и иногда ему случалось перегибать палку. В последний раз это случилось, когда один из лакеев, подавая кофе, пролил содержимое чашки на его новый костюм. В тот день лорд, и так пребывавший в ужасном настроении, сорвался и ударил слугу по лицу. Я была тому свидетельницей и встала на защиту провинившегося лакея, чем обрушила на себя гнев вконец разошедшегося лорда Кендола.

Дядю нередко посещали неконтролируемые вспышки ярости, и это было одной из причин, по которым все старались лишний раз не выводить его из себя. Некоторые считали, что подобные приступы — наследственная черта рода Кендолов, и я искренне надеялась, что мне она не передалась.

Эта надежда была небеспочвенной, ведь многие замечали, что я всем пошла в мать. У нас были схожие фигуры и черты лица, одинаковый бледно-голубой цвет глаз. От отца же я унаследовала лишь темные, практически черные волосы. А вот слабую магическую особенность, которую назвать даром можно было лишь с большой натяжкой, передали мне не родители. Умение видеть незримое было довольно редким, но практически бесполезным талантом. Оно не переходило по наследству, ему было невозможно обучиться — с ним только рождались.

В королевстве к магии всегда относились с настороженностью, а раньше те, кто обладал хотя бы крупицей сверхъестественного дара, подвергались гонениям. Ровно двести пятьдесят лет назад произошла так называемая «Чистка», в результате которой погибло более двух тысяч магов и колдунов. То было темное время, ознаменованное кровавыми рассветами и жаром бесчисленных костров. Несмотря на жестокость, в некотором смысле такие меры были оправданны. Магии опасались не просто так — во многих она будила скрытые пороки, тянула из глубин души самые черные желания, и обладатели дара становились на темный путь. До «Чистки» в отдаленных концах королевства процветали жестокие ритуалы, при помощи магии совершались убийства.

Все, кто жил в наше время, благодарили небеса за то, что нам посчастливилось не родиться несколько веков назад. Хотя в наши дни официально маги не преследовались, к ним все равно относились с опасением. Поэтому те, кто, как и я, обладал небольшими способностями, предпочитали их скрывать.

После завтрака я зашла в библиотеку и, взяв книгу, вышла с ней в сад. Разместилась в излюбленной беседке и, укутавшись в шаль, погрузилась в чтение. Несмотря на то что стоял конец апреля, по утрам все еще было довольно холодно. Ночью прошел дождь, и теперь воздух был свежим и влажным. Мне нравилась такая погода — спокойная, уравновешенная, не кричащая ярким солнечным светом. Наверное, потому что я и сама во многом была такой.

Некоторые считали меня бездушной.

Когда холодным ноябрьским днем глубокая яма принимала двух близких мне людей, я не плакала. Просто стояла и смотрела, как горсти влажной земли падают на темные крышки. Все, что запечатлелось в памяти, — это горький запах пожухших листьев, перемешанный с тошнотворным ароматом смерти, и безликая черная толпа, то и дело протягивающая ко мне несчетное количество рук.

Утешения, соболезнования — всего лишь пустые, ничего не значащие слова. Бесполезные. Большинству до трагически погибших супругов Кендолов не было никакого дела. Кто-то и вовсе радовался, хотя искусно прятал истинные чувства под личиной сочувствия и скорби.

Когда в гостиной, где не так давно проходили бесчисленные званые обеды, накрыли поминальный стол, я поднялась к себе. Лежала на кровати, наблюдая за подрагивающими на потолке кривыми тенями. В окно скреблись мокрые ветки, в дымоходе скулил ветер.

Через некоторое время внизу уже раздавался веселый смех.

Плакать я так и не научилась.

За книгой просидела вплоть до того момента, пока в сад не вышла старшая горничная, сообщившая, что меня зовет лорд Кендол. Я была уверена, что причины, по которым дядя решил поговорить, связаны с утренним визитером, и мысленно настроилась на неприятные известия.

Перед дверью кабинета на миг замерла, расправила плечи и, сделав глубокий вдох, мысленно сосчитала до пяти. Убедившись, что чувства спрятаны глубоко внутри, а на лице отражается спокойствие, вошла внутрь.

Лорд Кендол сидел за письменным столом, откинувшись на спинку черного кресла. Стоило мне переступить порог, как я поймала его пристальный, пригвождающий к полу взгляд. Дядя умел смотреть так, что человек под этим взглядом начинал чувствовать себя ничтожным и терял всякую уверенность. Но я, привыкшая к подобному уже давно, лишь почтительно кивнула в знак приветствия.

— Располагайся, Амина. — Лорд указал на кресло, стоящее напротив. — У меня для тебя новости.

Заняв предложенное место, я сложила руки на коленях и вопросительно на него посмотрела. Брови лорда сошлись на переносице, и он не терпящим возражений тоном произнес:

— Это лето ты проведешь в поместье Сторм-Делл, находящемся в окрестностях Риджии. В дорогу отправишься через неделю, поэтому начинать собираться можешь уже сейчас.

Такими словами я была удивлена и продолжала молча на него смотреть, ожидая подробностей. Однако давать пояснения дядя не спешил. Вместо этого он вернулся к изучению каких-то бумаг и, казалось, совсем забыл о присутствии племянницы.

Я давно научилась держать под контролем чувства, и сейчас на лице не дрогнул ни единый мускул. Невзирая на замешательство, мой голос прозвучал спокойно и твердо:

— Могу я узнать причины? Почему мне предстоит переехать на несколько месяцев?

На миг оторвавшись от бумаг, лорд Кендол поднял на меня взгляд и холодно проронил:

— Поместье Сторм-Делл принадлежит моему давнему знакомому, и ты поедешь туда в качестве гостьи. Я велю подготовить все к твоему отъезду. С собой можешь взять только свою горничную.

Когда лорд вновь замолчал, маска спокойствия все же дала трещину, и я выжидающе приподняла одну бровь.

— Это все, что тебе нужно знать, — отчеканил мой опекун, снова погрузившись в изучение бумаг. Теперь уже окончательно и давая понять, что дальнейшие расспросы неуместны.

Разговор вышел на удивление коротким.

Поднявшись с места, я почтительно склонила голову и проронила:

— Как скажете, дядя.

Расправив плечи, уверенным шагом направилась к выходу, и, когда пальцы коснулись холодного металла дверной ручки, меня настиг голос лорда:

— И еще одно. Сделай все для того, чтобы никто в Сторм-Делле не узнал о твоем даре.

Я на миг замерла, после чего толкнула дверь и незамедлительно покинула кабинет. Последнее предупреждение было явно лишним. Зачем говорить очевидное? Никто, кроме опекуна, не знает о моих способностях, так будет и впредь.

Поздним вечером я сидела в своей комнате и смотрела на отплясывающий в камине огонь. Рядом стоял остывший ужин, к которому даже не притронулась. Мысленно возвращаясь к нашему с дядей разговору, я приходила во все большее недоумение. Причины, по которым мне предстояло ехать в другой конец королевства, оставались неясны, а отказ лорда о них говорить вызывал некоторые опасения. Интуиция редко меня подводила, и сейчас внутри зарождалось нехорошее предчувствие.

— Миледи! — Внезапно прозвучавший голос Бекки заставил меня невольно вздрогнуть. — Это правда, что мы отправимся в Риджию?

Горничная взяла поднос с ужином и замерла в нерешительности, ожидая ответа.

— В поместье, находящееся в окрестностях Риджии, — поправила ее я.

Бекки хотела еще что-то спросить, но, наткнувшись на мой предупреждающий взгляд, не проронила ни слова. Она молча удалилась, тихо прикрыв дверь и оставив меня наедине с собой.

За окном разгулялся ветер, завывающий, точно раненый зверь, языки пламени беспощадно пожирали обуглившееся дерево и навевали воспоминания о ночном кошмаре. В их танце мне виделось что-то недоброе, притаившееся в закоулках недалекого будущего. Но, не в силах ничего изменить, я лишь откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Оставалось надеяться, что на этот раз предчувствие меня обманывает.

В дорогу мы отправились с первой грозой. Чернильное небо осветилось яркой вспышкой молнии, грянул майский гром. Экипаж тронулся с места и покатился по мощенной камнем улице, уже окропленной первыми каплями дождя.

Нас не провожали.

С дядей и кузиной я простилась еще в доме, а леди Кендол, сославшись на мигрень, так и не вышла из комнаты. Безусловно, то не было желанием выказать мне неуважение — во всем виновата погода. Так сказал лорд, и я с ним согласилась.

Экипаж потряхивало, звучно отбивали дробь копыта лошадей, а лицо сидящей напротив Бекки было бело как мел. Горничная всегда отличалась излишней суеверностью, до дрожи боялась колдунов и верила во все мыслимые и немыслимые приметы. Вот и нынешняя гремящая гроза и беснующийся ветер виделись ей дурным предзнаменованием.

Путь предстоял долгий, а я никогда не любила длительных путешествий. Чтобы скоротать время, взяла с собой несколько книг и сейчас погрузилась в чтение. Специально остановила выбор на философии — такая литература никогда не читается быстро.

Бекки же грамоте обучена не была и потому мучилась, не зная, чем себя занять. Я видела, что она несколько раз порывалась со мной заговорить, но не решалась. В итоге горничная достала пяльцы и принялась за вышивку. Насколько мне было известно, вышивать она не любила, но в данной ситуации альтернативы не было.

Ближе к вечеру мы остановились на постоялом дворе, где сняли лучшие комнаты. Лошадям и кучеру требовалось отдохнуть, да и нам с Бекки тоже. Находиться в обществе одной лишь только горничной мне было непривычно. То обстоятельство, что лорд Кендол отправил меня в дорогу фактически одну, настораживало и вызывало изрядную долю недоумения.

— Миледи, как же так получилось? — все же решилась спросить горничная, расчесывая мои волосы. — Почему лорд Кендол вас отослал?

— Не знаю, Бекки, — задумчиво проговорила я, смотря на свое отражение в настенном зеркале. — Не знаю…

Ночь прошла беспокойно. Кошмары не мучили, но с их ролью прекрасно справлялась ожидающая впереди неизвестность. Мысли о том, что меня ждет по приезде, отгоняли сон и внушали беспокойство. Это чувство рождалось в глубинах души, разрасталось и не желало сдаваться даже под натиском силы воли.

Единственным разумным предположением по-прежнему оставалось то, что меня решили выдать замуж. Вот только столь странный способ знакомства с женихом никак не вписывался в привычные рамки. В глубине души я тешила себя мыслью, что сумею избежать свадьбы, если вдруг потенциальный муж вызовет стойкую неприязнь. Вся бедственность моего положения заключалась в отсутствии наследства. Все, что оставили после себя родители — это долги и дом, продажа которого пошла на их частичное погашение. Отчасти именно поэтому я считала, что любым способом обязана возместить дяде потраченные на меня деньги.

И все же…

Глубоко вдохнув и закрыв глаза, взяла эмоции под контроль. В конце концов, это не самое страшное, что мне довелось пережить. Кем бы ни был лорд Баррингтон и какие бы цели ни преследовал, перед ним я буду держаться со спокойствием и достоинством.

Ранним утром раздался негромкий, но настойчивый стук в дверь. Накинув шерстяную шаль, сонная Бекки отворила визитеру, и в следующее мгновение до меня донесся мужской голос:

— Передай леди Кендол, что карета графа уже дожидается внизу. Пожалуйста, пусть поторопится.

Дядя предупреждал, что нас встретят, поэтому я не удивилась, хотя и предполагала, что это случится несколько позднее. Что ж, по крайней мере, за свою безопасность можно больше не волноваться.

Перед тем как спуститься вниз, мы успели наскоро позавтракать. Сборы не заняли много времени, и людям лорда Баррингтона долго ждать не пришлось. Присланная графом карета оказалась гораздо просторнее той, в которой мы ехали прежде. Однако, несмотря на явную дороговизну, она казалась старой — такие были в моде лет десять-пятнадцать назад.

Теперь нас сопровождал человек, которого мне уже доводилось видеть прежде, — тот самый гость, приходивший к дяде неделю назад. Он оказался немногословен, и, кроме приветствия, я от него ничего не услышала. Сама расспрашивать ни о чем не стала, предполагая, что ответов все равно не дождусь.

До Риджии мы добрались лишь к следующему утру. Она встретила нас рваным туманом, расстелившимся по земле и вязкими островками повисшим в сыром воздухе. Серая дымка скрывала очертания зданий и фигуры прохожих, обволакивала экипаж, словно желая защитить небольшой городок от посторонних глаз.

Когда мы выехали к окраине, экипаж остановился у старого здания, явно принадлежащего давно ушедшей эпохе. Об этом говорили остроконечные ажурные башни, стрельчатые окна и украшенные сложным орнаментом фасады. Легкость силуэта контрастировала с массивностью пары каменных скульптур, представляющих собой рычащих химер. Должно быть, некогда это здание являлось центром охотников на магов, а сейчас здесь располагался очередной постоялый двор.

Дженкинс — наш провожатый, сообщил, что необходимо сменить лошадей. Целые сутки мы ехали практически безостановочно, и животные были измотаны. От долгого сидения затекли ноги, и мне тоже захотелось размяться. В сопровождении Бекки я вышла из экипажа и неспешно побрела по окутанной туманом улице. Дженкинс бесшумно двигался следом.

— Ведьма! Ведьма! — внезапно раздались громкие голоса, и вскоре я увидела неподалеку небольшую группку детей.

Они окружили девочку лет двенадцати, одетую в потрепанное шерстяное платье и старые, затертые до дыр башмаки.

— Убирайся из города, ведьма! — крикнул парень постарше, тыча в нее длинной деревянной палкой.

— Ведьма, проклятая ведьма! — снова подхватили остальные, окружая девочку.

Та стояла, широко расправив плечи и высоко подняв голову. Хотя губы ее дрожали, но глаза смотрели с вызовом, а пальцы сжимались в кулаки. Замкнутый круг сужался, и деревянные палки практически касались несчастной жертвы.

Не в силах смотреть на травлю, я стремительно направилась к ним и на ходу выкрикнула:

— Прекратите!

Услышав возглас, дети синхронно обернулись в мою сторону и тут же несколько умерили пыл. Видимо, сказалось наличие рядом дорогой кареты и присутствие за моей спиной Дженкинса. Этот человек, несмотря на преклонный возраст, производил неизгладимое, подавляющее впечатление.

Стоило мне оказаться совсем рядом, как дети бросились врассыпную. Единственной, кто остался стоять на месте, была та самая девочка, которую я хотела защитить.

— Миледи, не подходили бы вы к ней! — испуганно проговорила Бекки. — Недаром же ее ведьмой кликали!

Девочка продолжала смотреть прямо перед собой и словно не замечала ничего вокруг. В ее глазах по-прежнему отражался вызов, но теперь я смогла разглядеть скрытые под ним обиду и страх. Маленькое худое тельце дрожало, будто от мороза, а на чумазых щеках виднелись следы от недавних слез.

Я редко имела дело с детьми и сейчас не знала, как ее успокоить. Действуя интуитивно, медленно приблизилась и, почувствовав, что девочка собирается убежать, замерла.

— Не бойся, мы тебя не обидим. — На миг задумавшись, спросила: — Ты голодна?

Этот вопрос могла бы и не задавать — по ее лицу все было видно и так.

— Бекки, принеси из экипажа кошелек.

— Но ведь… — замешкалась та, бросив на девочку настороженный взгляд. — Она же…

— Бекки!

Пробормотав «слушаюсь», горничная неохотно отправилась выполнить поручение.

До чего же глубоко в сознание въедаются предрассудки! Человека считают виновным лишь потому, что он не похож на других. Интересно, если бы Бекки знала о моем даре, стала бы относиться ко мне так же, как к этому ребенку? Продолжила бы прислуживать, внутренне содрогаясь от страха и неприязни, или же бежала бы без оглядки?

— Не стоит этого делать, — неожиданно произнес Дженкинс, когда кошелек оказался у меня в руках и я извлекла из него несколько монет.

На миг обернувшись, я холодно проронила:

— Разве я спрашивала вашего мнения?

— В городе за ней присматривают, — невозмутимо ответил сопровождающий. — Она обеспечена всем необходимым.

Не посчитав нужным высказывать все, что думаю по этому поводу, я приблизилась к неподвижной девочке и взяла ее за руку, намереваясь вложить деньги.

Внезапно кожу обожгло. С моих губ сорвался судорожный вздох, и прежде, чем отпрянуть назад, я успела заметить полыхающий в глазах девочки огонь. Ее зрачки расширились, сливаясь с темной радужкой, и превратились в два черных колодца, на дне которых светились ярко-оранжевые блики.

Взглянув на свою ладонь, я обнаружила, что она покраснела и покрылась несколькими прозрачными волдырями. В следующее мгновение, воскликнув, ко мне бросилась горничная и со свойственной ему невозмутимостью подошел Дженкинс. Раздался негромкий звон и торопливые удаляющиеся шаги, вскоре превратившиеся в бег. По дороге покатились упавшие монеты, словно желающие догнать исчезающую из виду фигурку.

— Миледи, вот несчастье-то! — причитала Бекки, смазывая мне руку мазью, которую дал сопровождающий. — А все из-за этой ведьмы, гореть ей в адовом пламени! Говорила ведь…

— Ты забываешься.

Холодный тон несколько остудил пыл горничной, и она прикусила язык. Мазь впитывалась на удивление быстро, снимая жжение и охлаждая кожу, залечивая последствия неестественного ожога. Какой именно магией обладала девочка, я так и не поняла. Ясно было лишь то, что контролировать дар она не умела. В то, что этот несчастный ребенок причинил мне боль намеренно, как-то не верилось.

Вскоре мы снова тронулись в путь. По моим подсчетам, прибыть на место должны были к середине дня, из-за чего внутри всколыхнулась притихшая было нервозность.

— Вы всегда возите с собой медикаменты? — спросила я у Дженкинса скорее из желания немного отвлечься.

— Разумеется, — бесстрастно отозвался тот. — В карете всегда есть все необходимое.

Я перевела взгляд на окошко: утренний туман растаял, а затянутое тучами хмурое небо тяжело стонало, предвещая приближающуюся грозу. Эти края славились вечной сыростью и пасмурной погодой. Солнце появлялось разве что в конце весны и летом, да и то ненадолго. Риджия словно была создана для того, чтобы в ее окрестностях человек предавался меланхолии и впадал в вязкий сон.

Мы ехали вдоль полей и высоких лесов по размытой от прошедшего накануне дождя дороге. В какой-то момент карета дернулась и резко встала, после чего раздался голос кучера, понукающего лошадей.

Дженкинс ничего не сказал, но недовольно прищурился, а складка, пролегшая меж его белесых бровей, стала глубже. Когда спустя несколько минут мы так и не тронулись с места, провожатый недовольно поджал губы и вышел из кареты. Бекки нервно сминала свою вышивку, неразборчиво бормоча что-то о дурных предзнаменованиях.

Через некоторое время стало понятно, что своими силами двое мужчин не справятся. Хотя я и не могла похвастаться хорошей физической подготовкой, решила предложить им помощь. Да, леди подобное поведение не пристало, но мне совершенно не улыбалось проторчать здесь целый день из-за глупых предрассудков.

— Бекки, иди сюда! — позвала я горничную, присоединившись к мужчинам, толкающим карету.

Те смерили меня крайне удивленными взглядами, но предпочли промолчать. Из-под утопающих в грязи колес вылетали тяжелые комья, налипающие на подол платья. Туфли с чавканьем погружались в раскисшую землю, выбившиеся из прически пряди неприятно налипали на лицо.

Вчетвером нам все же удалось сдвинуть карету, и, как только это произошло, я устало прислонилась к ней спиной, выравнивая дыхание. В этот же момент внезапно заметила стоящего у леса человека. Это был мужчина лет тридцати с небольшим. Судя по внешнему виду, он принадлежал к знати. Его взгляд, показалось, был направлен прямо на меня.

Почему он не подошел, видя, что мы нуждаемся в помощи? Впрочем, это очевидно — наверняка побоялся испортить дорогую одежду и запачкать руки. Большинство из известных мне аристократов были ужасно изнеженными и не желали лишний раз пошевелить даже пальцем.

— Вы его знаете? — на миг отвернувшись, спросила я у Дженкинса.

Отряхнув манжеты от приставшей грязи, провожатый поднял глаза и уточнил:

— Кого?

Я вновь обернулась в сторону леса, но, к моему удивлению, там уже никого не было. По молодой листве активно застучали капли, и в следующее мгновение с неба, освещенного вспышкой молнии, хлынул мощный поток — словно висящее над головой море внезапно ухнуло вниз.

Невдалеке раздалось ржание коня, разнесшееся по лесу гулким эхом.