Глава 18. Любовь и смерть
Они переглянулись. Коренев улыбался, как ни в чём не бывало.
— Ну, что вы замерли? Здесь же есть телефон, давайте, я ему позвоню. Ну, вы же не дети, знаете, что такое разведка. Это же грязь, грязь и ещё раз грязь. Давайте.
Он встал со стула и тут же ствол парабеллума упёрся ему в живот.
— Сидеть смирно, — тихо сказал Стас. — С чего ты взял, что можешь тут разгуливать? Вот, так.
Владимир пожал плечами, но послушно плюхнулся задом на стул.
— Как знаешь. Ну, позвони сам, чего ты боишься? Узнать, что он тобой манипулировал? Брось, ты же не институтка. Все мы друг другом манипулируем, работа такая.
Стас задумчиво смотрел на бывшего коллегу, а в душе ухмылялся. Этот приём старые уголовники называют «предъявить туза». На вопрос «а где ты был в ночь с пятого на шестое?» урка, не моргнув глазом, отвечает: «Спал с дочерью мэра». И настаивает, прекрасно понимая, что опровергнуть это не в силах простого опера. Но здесь-то история совсем другая. Он и не такой вопрос Столыпину задать может. И всё-таки тут что-то не так. Его сыщицкое нутро вопило о том, что Коренев врёт, а разум здраво вещал, что в таком вранье нет никакого смысла. И ведь видно, что он не боится разоблачения, это-то Стас мог определить.
Не спуская взгляд с Владимира, он подошёл к телефону. Сняв трубку, назвал номер квартиры Столыпина.
Трубку взяла Наташа.
— Алло.
— Наташа, здравствуйте, это Станислав. Петра Аркадьевича, будьте добры.
В трубке послышались рыдания.
— Что?!
— Папу убили, — глухо сказала она.
— Где и когда?
— Ещё не знаю точно.
— Как так?
— Позвонили из жандармского управления. Сказали, что уточнят, а потом перезвонят ещё раз.
«Странно, — подумал Стас. — На фига тогда первый раз звонили? Что-то тут не так».
По собственному опыту он знал, что никто и никогда не рвётся уведомлять родственников пострадавшего. Неприятное это дело, скажем прямо. А тут позвонили, ещё толком не владея информацией, да ещё перезвонить пообещали. Садисты они там, что ли? Или.
— Станислав, вы приедете?
— Подождите, Наташа. Я вам сейчас перезвоню.
Он нажал рукой на рычаг.
— Всеволод, можешь к себе в управление позвонить по старой памяти?
Тот шагнул вперёд.
— Могу, конечно. Что спросить?
— Спроси — были ли сегодня взрывы, пострадал ли кто-нибудь из известных лиц?
— Понял.
Исаев назвал номер.
— Здравствуйте, Ники. Как это вас угораздило в дежурные попасть?
Он задал ещё пару ничего не значащих вопросов. Слушая вполуха, опер не спускал глаз с Коренева. А ведь, определённо, напрягся, сучий потрох! Это уже вселяет надежду.
— Слушайте, Ники, по старой дружбе, терактов сегодня много было? Ах, ни одного? Да не волнуйтесь, я плюю через плечо, тьфу-тьфу-тьфу. Спасибо, друг мой, я ваш должник. Всего доброго.
Всеволод повесил трубку и отрицательно покачал головой.
— Всё вы продумали, — глядя на поникшего Коренева, процедил Стас. — Но наспех, всё наспех. Мы же не институтки, ты правильно сказал. А вот слёзы его дочери, это будет отдельный счёт.
Сняв трубку, он вызвал квартиру Столыпина.
— Наташа, я проверил в жандармерии. Вам никто не звонил. И терактов в Питере сегодня не было. Да, вот так. Какой-то мерзавец гнусно пошутил. Позвоните папе на службу, он, наверное, снова допоздна засиделся.
Говоря это, он метнул значительный взгляд на Владимира. Тот опустил глаза.
— Да, я приеду сегодня, как только освобожусь.
Повесив трубку, он повернулся к пленнику.
— Кстати, вы меня пытаетесь второй раз на тот же крючок насадить. Убогая у вас фантазия.
Коренев молча пожал плечами. Стас повернулся к девушкам.
— Спасибо вам большое. А теперь домой, поздно уже.
— Ну, конечно! — скорчила гримаску Полина. — Мавры сделали своё дело, мавры могут убираться.
Всеволод, лихо щёлкнув каблуками, учтиво склонил голову.
— Ну, что вы, Полина! Всего лишь бережём ваши хрупкие нервы.
— Это у нас-то хрупкие? — хмыкнула, обернувшись в дверях, Галина.
Инга, как и положено терминатору, вышла молча.
Когда за дамами закрылась дверь, Стас повернулся к Вдадимиру.
— Ну, соловей ты наш хитромудрый, пора запевать. Самое время.
— Да чего тут рассказывать! — глаза Коренева загорелись, как у сумасшедшего. — Я никому не продался и ни на кого не работаю! Я просто против уголовных методов в работе. Я сдал тебя австрийской полиции, потому что я полицейский, а ты — убийца! И не надо это высокими целями оправдывать!
— Молодец! — искренне похвалил его Стас. — Ну, правда, молодец, хоть и сукин сын, конечно.
— Профессионал, — усмехнулся стоящий рядом Всеволод.
— Ну, ладно, — резко сменил тон опер. — Всё это лирика. Забастовку на прииске ты из тех же соображений организовал? Твой контакт с Ренье зафиксирован моими людьми. Он, кстати, раскололся, как сухое полено. Ну, что, будешь петь или начать кишки на кулак мотать?
Владимир резко выдохнул, словно перед прыжком в воду, и стал рассказывать. История была столь же проста, сколь и банальна. Он всегда очень любил артисток. А артистки всегда очень любили деньги и дорогие подарки. И частенько это входило в противоречие с жалованьем. И так, прямо скажем, не министерским. В общем, однажды он не удержался и взял. И дело-то было столь же никчёмным, сколь соблазнительна была предложенная сумма. Это уже потом он понял, что всё было подстроено. Взял он, взяли и его. За яйца. И он начал работать. А платили много. Вот, собственно, и всё.
— Садись к столу и пиши. Подробно, со всеми фамилиями, адресами, явками, паролями и прочей лабудой.
— Не буду, — мотнул головой Владимир. — Один хрен подыхать.
— Нет, к моему великому сожалению, — печально сказал Стас. — Ты мне живой нужен. Пока, по крайней мере. А дальше посмотрим. Дело есть дело. Ну, а личное, сам понимаешь, это личное.
И коротко, без замаха, ударил Коренева в челюсть. Тот, мотнув головой, мешком свалился со стула и замер, изо рта вытекла тонкая струйка крови.
— Не убил? — равнодушно поинтересовался Исаев.
— Сейчас очухается, — с досадой отозвался опер, потирая ушибленный кулак.
В тишине громко прозвучал дверной звонок.
— Я открою, — в руке Исаева незнамо откуда возник пистолет.
— Отставить. Это, скорее всего, Вернер.
Стас направился в прихожую, посмотрел в «глазок», затем отомкнул в дверь.
— Прошу вас, Иван Карлович.
Контрразведчик уже переоделся в штатское. Выглядел он настоящим щёголем, только простецкая физиономия портила впечатление.
— Входите, будьте как дома. Сейчас мы свои домашние дела закончим, а потом будем знакомиться.
Дружески улыбнувшись всем, Вернер отошёл в угол и устроился в кресле. Стас поманил Исаева в сторону.
— Сева, это новый член команды, Вернер Иван Карлович, — тихо сказал опер. — Мне нужно отъехать. Коренева допросите по-полной, потом на гауптвахту его. Запиши за нашим управлением. Самое главное — не верю я, что он только с коммерсантами контачил.
— Да, — кивнул Всеволод. — Тут непременно какая-то разведка отметилась. Или немцы, или наши друзья англичане.
— Вот, именно. Коли его до упора, пойдём по цепочке. Сомневаюсь я, что нам войну предотвратить удастся, но попробовать стоит. Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что сделать не решился.
Дверь ему открыла Елена.
— Папа уже дома. Ну, и напугали же вы нас!
Она сердито сверкнула глазами.
— Я? — удивился Стас. — Помилуйте, я-то здесь при чём?
— Ну, всё равно, — вздёрнула подбородок девчонка. — Папа уже вернулся, он в кабинете.
В комнате ему навстречу кинулась Наташа. И остановилась, не дойдя шага, замерла, вытянувшись, как струна. Плюнув на все условности, Стас шагнул навстречу и обнял, прижав к себе. Она слабо трепыхнулась, как бы делая попытку освободиться, но не выдержала, и прижалась изо всех сил.
— Наташа, я предлагаю вам руку и сердце, — наклонившись, тихо сказал он девушке прямо в ухо.
— Я согласна, — еле слышно шепнула она.
— Он был титулярный советник, она генеральская дочь. — пропела ехидная сестра.
— Ну, Ленка. — резко повернулась к ней рассерженная Наташа.
— Да, ладно, секретничайте, я выйду.
Елена скорчила гримаску и, гордо задрав нос, удалилась.
— Наташа.
— Не говорите ничего сейчас, — она ласково закрыла ему рот ладонью. — Идите к папе, он вас ждёт.
Столыпин поднялся навстречу, сильно сжал руку.
— Конца моей жизни не будет, — усмехнулся он. — Снова меня похоронили.
— Не каркайте, — буркнул Стас. — У нас тоже новости. Господин Коренев Иудой оказался.
— Чей? Не выяснили?
— Исаев с Вернером его сейчас трясут. Это он вам похороны организовал. Позвонил девочкам, представился дежурным жандармского управления, сообщил, что вы убиты.
— А смысл? — пожал плечами Столыпин. — Ведь легко проверяется.
— Он и не рассчитывал нас долго морочить. Ему нужно было нас ошеломить. Когда письмо в его руках вспыхнуло, он, конечно, понял, что это была проверка. Но быстро сориентировался, надо ему должное отдать. Чуть не ушёл. Есть такой приём, «эффект слаломиста» называется. Резкий поворот на лыжах, в воздухе туча снежной пыли. Пока она уляжется, лыжник уже далеко.
Столыпин прошёлся взад-вперёд по кабинету.
— Представляю, как Аркадий Францевич огорчится. Он его рекомендовал.
— Коренев хорошим сыщиком был. А про его подвиги с балеринами я тогда не знал. Ладно, поглядим, может, перевербуем просто, всего-то и делов.
Пётр Аркадьевич в задумчивости потёр лоб.
— Думаете? А стоит ли связываться? Как говорится, «единожды солгав.»
— Нормально, — махнул рукой опер. — «Втёмную» его запущу, а там посмотрим. А у вас какие новости?
— Да, никаких, — досадливо поморщился Столыпин. — Полдня на совещании у Сухомлинова просидел. Из пустого в порожнее.
— Вы ему про Путиловский и Обуховский заводы сказали?
— Даже слушать не захотел. Пустился в заумные рассуждения о тактике и стратегии.
— Как он их понимает, — ехидно ввернул Стас.
— Что? — остановился Столыпин. — А-а, да, вот именно. Беспримерный героизм русского воина, пуля-дура и так далее. Ну, ничего, капля камень долбит. Я Государя Императора мог переубедить. А этого хомяка, прошу прощения.
— Господин генерал-фельдмаршал, разрешите обратиться по личному вопросу!
Вскочив с кресла, Стас стоял по стойке «Смирно». Пётр Аркадьевич недоумённо поднял бровь. Такое, на его памяти, было впервые.
— Говорите, штабс-капитан.
— Пётр Аркадьевич, мы с Наташей любим друг друга. Прошу у вас её руки.
— А она-то. — начал, было, Столыпин, но, махнув рукой, рассмеялся. — Да знаю, знаю. И она в вас, как кошка. Ну, куда ж вас девать? Плодитесь и размножайтесь. Честно сказать, Станислав, лучшей партии я для неё и не желаю.
