Глава 16. Пришла беда, откуда не ждали…
От солдатских сапог и пимов несло не по-детски. Ядрёные запахи дёгтя, махорки и сосновой смолы, казалось, въевшиеся намертво в зипуны и кожухи выборных, ощутимо щипали в носу. Уже битых полчаса в конторе шли переговоры. Впрочем, то, что здесь творилось, хотелось назвать совсем другим словом. Настоящие переговоры длились не более трёх минут. Потом начался такой хай, что хоть святых выноси.
«Хорошо, что Столыпин уехал, — мысленно усмехнулся Стас. — Он бы их тут мигом по стойке „смирно“ всех поставил. А я лучше послушаю, а потом уже „разводить“ начну».
Мастера и управляющие лаялись с представителями рабочих бригад так, что уже не за горами была самая настоящая потасовка. Вот, теперь можно и вмешаться. Он громко хлопнул ладонью по столу и встал.
— Так! Птичий базар закончен!
— Так, они, блядские души…, - не удержавшись, выругался Федотыч и замолчал, наткнувшись на жёсткий взгляд Стаса.
— Переходим к переговорам. Всё я слышал, всё я понял. Значит, дальше будет так. Расценки я поднимаю в полтора раза. Молчать, я сказал! — рявкнул он, видя, что обе стороны готовы открыли, было, рты. — Далее. Иван Федотович уволен, его место займёт Шота Георгиевич, прошу любить и жаловать.
— Станислав Юрьевич, дык, я…, - бывший управляющий был в полной прострации.
— Вон, к кассиру, полный расчёт, и пошёл нах…, - спокойно ответил Стас. — Умел прокудить, умей и отвечать.
Иван Федотович повернулся и молча вышел, бросив на прощанье тяжёлый взгляд через плечо.
— Теперь запомните вы, — он повернулся к выборным. — Работать на совесть! Будет построена баня и ещё пять бараков для семейных.
Он обвёл глазами присутствующих — равнодушных не было, но все держали рты на замке.
— Штрафы разрешаю выписывать только управляющему. Мастера имеют право доложить о нарушении. И только один раз. Второе нарушение — на улицу. Но ты, Шота Георгиевич, смотри хорошо! Чтобы этого беспредела больше не было, всем понятно? И рабочим передайте: слово мастера — закон! Но, если мастер палку перегнёт, сам пойдёт за ворота. Разбираться, если что, буду сам, тогда не обессудьте. Всё, начинаем работу, хорош Ваньку валять.
Выборные поднялись и, подхватывая треухи да шапки, кланяясь, стали выходить из комнаты. Судя по оживлённым голосам, их там поджидали те, кому не терпелось первыми узнать результаты переговоров. За ними, стараясь сохранить остатки достоинства, вышли мастера. Остался только новый управляющий. Вид у него был слегка ошарашенный.
— Садись, генацвале, — широко улыбнулся Стас. — Чего ты встал, как соляной столб?
Шота машинально плюхнулся на табуретку и посмотрел на опера. Таким взглядом, наверное, тигр провожал свою шкуру, уходящую на плечах витязя.
— Послушай, Станислав. — неуверенно начал он.
— Да! — с преувеличенной живостью повернулся к нему Стас. — Говори, кацо! Ты друг моего друга. Волю первую твою я исполню, как свою!
По грустным глазам грузина он понял, что с чувством юмора у парня всё в порядке, и насчёт «волю первую твою.» он всё правильно понял.
— Понимаешь, Станислав.
— Понимаю, но не отпущу, — отбросив дурашливый тон, серьёзно сказал Стас. — Революции нужны деньги. Это дело тебе поручила революция. Ты себе не принадлежишь. Большевик?
— Большевик! — с вызовом глянул на него Шота.
— Значит, справишься. Нет в мире таких крепостей, которых большевики не могли бы взять.
— Кто так хорошо сказал, а?
— Наш друг Коба, — не моргнув глазом, ответил Стас. — Ну, что, чай будем пить или сразу с работой знакомиться пойдёшь?
— Знакомиться пойду, слушай, — поднялся Шота. — Ты всё правильно сказал, да!
И вышел из комнаты с таким видом, словно сию минуту шёл брать те самые крепости, о которых Сталину предстояло сказать лет через пятнадцать.
«А теперь, может, и раньше скажет», — ухмыльнулся про себя Стас.
Он был ужасно доволен собой.
«Блин, ну, как же так получилось, что в своём времени он выше рядового опера подняться не смог? Странная штука — жизнь».
Бешенный стук в двери заставил Стаса буквально подскочить на кровати. Мельком глянул на часы — семь утра! Какого хрена? Он зачитался часов до трёх ночи. Выхватив из-под подушки неразлучный парабеллум, он, как был, в трусах, подскочил к двери.
— Кто?
— Станислав, это я, Шота! Открывай скорее, совсем плохо дело, слушай!
Что там стряслось, мать их так?
— Минуту обожди, штаны надену.
Он быстро натянул брюки, сунул пистолет за пояс сзади, накинул сорочку и открыл двери.
— Станислав, понимаешь! — Шота ворвался, как ураган.
— Стоп! Что стряслось? Спокойно и по-порядку.
— Какой «спокойно», слушай! — возопил управляющий, но тут же справился с собой и доложил: — Жандармы из Архангельска приехали. Зачинщиков забастовки арестовывают.
Вот-те на! Стас замер с галстуком в руке.
— Погоди, какая забастовка? Вышли же на работу!
— Вот, и я им говорю — какая забастовка, слушай?! Люди работают, нет никакой забастовка! А они говорят — разберёмся! Рабочие шумят, пойдём скорее, сейчас там не забастовка, там революция будет!
«Вот так, — подумал опер. — Революционер против революции. Чудны дела твои, Господи».
Когда они подошли к баракам, там уже бушевал митинг. Поодаль, возле конторы, стоял строй солдат. Ружья они держали в положении «к ноге». А перед строем прохаживался жандармский поручик. Глянув в его холодные рыбьи глаза, Стас сразу почувствовал к нему неприязнь. Знал он этот тип служак. На родную мать ради лишней звёздочки донос напишет. Судя по ответному взгляду, поручик испытывал к нему те же чувства.
Он ещё раз поглядел на толпу, на солдат и в голове постепенно стало проясняться.
«Мать вашу! На Лене не вышло, так здесь месиво устроить хотят. Это тот французик постарался, не иначе. Или… или тот, кто меня австриякам „:слил“… Чёрт! Всё время меня на полшага опережают, не успеваю я до них добраться. Ну, ладно, сукины дети, я вам устрою раздачу слонов!»
Оглядевшись, он заметил стоящего неподалёку Алёху Фарта, стоящего отдельно в компании себе подобных. Они курили, равнодушно поглядывая на митингующих.
— Здорово, Лёха! Привет честной компании.
— Здорово, начальник, — отозвался тот, независимо дымя папироской.
— На два слова.
— Сейчас.
Он о чем-то пошушукался со своими и, подойдя, выжидающе уставился на Стаса.
— Короче, так, — деловито сказал опер. — Кто-то плеснул керосин со стороны. Вызвал солдат, работяг арестовали, сейчас они специально атмосферу нагнетают.
— А я тут при чём?
— Слушай дальше, не перебивай. В толпе есть провокаторы. Обязательно есть, это и к бабке не ходи. Кипешнут народ, кинут на штыки, не дай Бог. Тут твой резон тоже есть. Ты с Бароном в доле?
— Ну.
— Гну. Сейчас стрельба начнётся, будет тебе не доля, а пуля.
Урка задумался.
— А просто свалишь, будет дуля, — мгновенно просчитав ход его мысли, подытожил Стас.
— Ладно, чё хотел-то?
— Замешивайтесь в толпу, вычисляй провокаторов, тут не мне тебя учить, сам всё знаешь. Когда начнут народ будоражить, гасите их, как родных. Косите под чёрносотенцев — типа «за Веру, Царя и Отечество». Люди у тебя надёжные? В общем, если путём сделаешь, считай, я твой должник, понял?
— Чего тут неясного? — ухмыльнулся уркаган. — Лады, бывай здоров, начальник, помни, что сказал.
— Сказал — сделаю, — отрезал опер и, повернувшись, зашагал к солдатам.
Увидев приближающегося Стаса, офицер остановился и, заложив руки за спину, стоял, покачиваясь с пятки на носок.
— Здравствуйте, господин поручик. Позвольте представиться — титулярный советник Сизов, чиновник для особых поручений при министре внутренних дел. Вот мои документы. И, по совместительству, хозяин этого прииска. С кем имею честь?
— Поручик Глазов, адъютант Архангельского, Волынского жандармского управления.
Стас мимоходом отметил, что, увидев документ, поручик подобрался.
— И что? Я имею в виду — по какому поводу вы здесь находитесь?
— Простите, — несколько свысока поглядел на него Глазов. — Мною произведён арест зачинщиков бунта..
— Слушайте меня, поручик, — веско сказал Стас. — Вас подставили самым нахальным образом. И подставил, как я понимаю, ваш начальник.
Опер бил наугад. Где-то глубоко внутри подняло голову то чувство, которое большинство людей именуют интуицией, а менты — чуйкой. Судя по тому, как метнулся взгляд жандарма, сыщицкая чуйка не подвела его и на сей раз.
— Вы думаете, стрельбу устроите и повышение за это получите? Под суд пойдёте, голубчик! Трещенкова на Лене Бог уберёг, точнее, не сам, а руками господина Столыпина, а ваши дела плохи, поверьте моему слову.
— Я исполняю свой долг, — гордо вздёрнул он голову, словно его взнуздали.
— Это делает вам честь, — кивнул Стас. — Но и здравый смысл никто не отменял. Я вижу выход из создавшейся ситуации. Может быть, пройдём ко мне и переговорим? К тому же, в такой холод, стакан горячего чая с коньяком вам, определённо, не повредит.
Поручик замер в глубоком раздумье, словно петух, изучающий жемчужное зерно.
— Через три дня мне ехать с докладом к министру. Если вы поможете мне, то и у меня будет возможность хорошо отозваться о вас.
Стас врал самым нахальным образом. Но откуда это знать провинциальному жандарму? Этот довод для жандарма, как и следовало ожидать, перевесил все остальные.
— Охлопьев!
К ним подлетел средних лет унтер-офицер и взял под козырёк.
— Слушаю, ваше благородие.
— Солдатам вольно, можно греться, поста не покидать. Если что, немедленно посылай за мной.
— Есть!
И, унтер, повернувшись к солдатскому строю, продублировал команду.
Чай с коньяком плавно перетёк сначала в коньяк с чаем, а потом они сообща решили «не портить продукт». Стас, выбегая за угол очистить желудок, порадовался сделанным запасом. «Продукт» не пропал даром — накачавшись до полного изумления, жандарм всё-таки сболтнул — кто инициировал эту операцию. Правда, он тут же, осёкшись, подозрительно поглядел на Стаса, но тот, как ни в чём не бывало, продолжал резать колбасу. «Ушатался» поручик только под утро. Уложив его на свою кровать, опер стащил с него сапоги, и поставил на плиту чайник.
В голове шумело. Мелькнула мысль досмотреть карманы этого брандахлыста, но потом решил не рисковать. Китель поручик не снял, а обшаривать спящего всегда чревато. Некоторые очень чутко спят даже тогда, когда налакаются до полного изумления.
К обеду арестованных выпустили, жандарм с солдатами уехал. Решено было представить дело так, словно к приезду солдат забастовка ещё продолжалась. И бунт, благодаря умелым и грамотным действиям поручика Глазова, был предотвращён. В кармане поручик увёз «благодарность» в виде конверта с десятью тысячами рублей.
После, поразмыслив на трезвую голову, Стас понял, что здорово переплатил, но потом махнул рукой. Как говорится, если кость попала в зубы волку, не пытайся отобрать, пожелай, чтобы подавился.
Перед отъездом нужно было сделать ещё одно дело. Плюнув на больную голову, Стас отправился в контору. На сей раз, о, чудо, ему удалось увидеть Александра. На протяжении всех последних событий инженера на прииске не было. Как пояснили маркшейдер, тот самый вертлявый француз, он проводил разведку окрестностей. Видимо, ему никак не давали покоя слова Стаса. Тот как-то, по дурости, сболтнул при Александре, что кимберлитовых трубок в этом районе несколько.
«Хотя, почему по дурости? — подумал опер, глядя на заросшего чёрной щетиной инженера. — Найдёт ещё одну трубку, хорошо. А выволочку я ему сейчас, в любом случае, устрою».
— Александр, вы в курсе, что тут чуть до бунта не дошло?
— Да, мне рассказали, — потупился тот.
— Мне вам надо объяснять, что вы не только технический специалист? Что вы ещё и руководитель? За какой, простите, хрен я вам такие деньги плачу?
— Я вам очень благодарен, Станислав Юрьевич, что вы мне поверили, — искренним голосом отозвался Александр. — И папа тоже вам очень признателен.
— Вот, кстати, о папе, — оживился Стас. — Я всё хотел спросить, да забывал. Он чей агент, «Де Бирса»?
Инженер отшатнулся, словно опер сунул ему под нос живую гадюку.
— Станислав Юрьевич! — Саша прижал руки к груди.
— Да, бросьте, Александр! — поморщился Стас. — Понятно, что на «Де Бирс», тоже мне, бином Ньютона. И пусть работает, я что, против? Папе надо иметь свой гешефт, разве нет?
— Н-ну, да, — неуверенно ответил Александр.
— Ну, да, конечно, да. И пусть работает, дай ему Иегова здоровья. А вот вы, Александр, мне решительно не нравитесь. Работаете на «Росалмаз», а в замы себе берёте агента из конкурирующей фирмы. Это как понимать прикажете? Папа попросил? Да, конечно, папа, что вы жмётесь, как девственница.
Инженер тяжело вздохнул, глядя на опера, как отданный на заклание агнец.
— Вот, что, уважаемый господин инженер. Заместитель ваш уволится. Сам. И я подберу вам нового. А папе объясните, что вы его безумно любите, но работаете на «Росалмаз». Это Ваш гешефт. Это он поймёт. Ему же будет невыгодно, если я вас выкину? Тем более, когда всем станет известно, что вы двурушник? Вас даже бригада землекопов на работу брать побоится, я правильно понимаю?
— Станислав Юрьевич, пожалуйста!
— Ну, значит, договорились. А сейчас идите, ко мне сейчас человек прийти должен.
Инженер поднялся и на нетвёрдых ногах вышел из кабинета. Едва он прикрыл за собой дверь, как раздался негромкий стук.
— Войдите!
На пороге возник ухмыляющийся Лёха Фарт.
— Присаживайся, Алексей. Судя по довольному лицу, всё нормально?
— Нормально, — оскалился тот. — Нет, ты прикинь, до чего народ распущенный пошёл! Я этого штымпа, маркшейдера, в уголочке, с друзьями тихо так прижал и вежливо так говорю: «Не слиняешь отсюда завтра же, отловим в деревне и раком тебя всей кодлой отхарим. А он, сучара, в ответ лыбу давит. И такое впечатление, что я его тульским пряником пугаю. Ну, думаю, раз тебе это маслом по сердцу, а потом, говорю, на ремешки тебя резать начнём, понял? Вот тут, гляжу, проняло его всерьёз, до печёнок».
— То есть, я так понимаю, что он уволится?
— А то, как же! — гордо вскинул голову урка.
— Добро, вопросов нет.
Открыв ящик стола, Стас достал мешочек с алмазами и положил на стол.
— Ваша с Бароном доля. Всё по-христиански.
Когда спустя два дня Стас вошёл в дом Столыпина, его встретила Наташа. Глаза её загадочно поблескивали. И вообще, вид был, как у маленькой девочки, которая вот-вот покажет язык и похвастается: «А я что-то знаю! Знаю, да не скажу!»
— Не интригуйте, Наташа, — улыбнулся Стас. — У вас на носу написано, что есть какие-то новости.
— Ишь, хитренький! — она смешно сморщила нос. — Вот и читайте, если написано. А приставать с вопросами нечестно. Идите в кабинет, папа вас уже заждался.
Стас покорно склонил голову, показывая, что слушает и повинуется, и направился в кабинет.
— Входите, Станислав, присаживайтесь. Интриговать вас не буду. Вчера я имел беседу с Его Величеством. Решено создать Управление Особой Стратегии в структуре Военного министерства. Возглавит его ваш покорный слуга. Вы что-то, помнится, говорили о войне с Австро-Венгрией?
