На протяжении примерно тридцати лет мой дед по материнской линии, возглавлявший Нью-Йоркскую ирландскую католическую общину хиберниан и добрых сыновей святого Патрика, принимал участие в праздничном шествии по Пятой авеню в честь этого святого, занимая почетное место в первом ряду. Мой дед по отцу, Кэмпбелл, приехал из ирландской «тисовой долины» – графства Мейо, моя бабушка-шотландка из семейства Макфой была родом из Данди. С такой плеядой кельтских предков я практически уверен, что кто-то из моих далеких пращуров вполне мог быть знаком со святым Патриком, и, возможно, кто-то из них много столетий назад прибыл в Канаду с прославленным первооткрывателем Америки святым Бренданом.

История испытаний, выпавших на долю этого мореплавателя, удивительна. Похоже, он провел в странствиях не менее сорока лет, плавая от одного из множества атлантических островов к другому. Он плыл на своей лодке коракле, каркас которой был сплетен из ивовых прутьев, на восток вместе с двенадцатью собратьями из монастыря, выбранными из тысячи претендентов. Первый остров, куда они прибыли, был окружен такими неприступными скалами, что они целых три дня не могли найти подходящего места, чтобы причалить. Когда они ступили на сушу, их встретила ласковая собака, которая улеглась перед святым Бренданом и словно поклонилась, приветствуя его. Потом собака отвела его в роскошный зал, где на застланном золотой скатертью столе стояли хлеб и рыба. Такие чудесные угощения часто присутствуют в сказаниях кельтов, будь то в языческую или христианскую эпоху. А в приведенном средневековом примере эти яства напоминали чудо Христово с хлебами и рыбой, которыми он накормил множество людей. Эпизод со святым Бренданом и его двенадцатью спутниками, сидящими за столом, иносказательно указывает на великую сцену Тайной Вечери, празднование Пасхи, сразу за которой последовало испытание в Гефсиманском саду и Путь к распятию. Изначально за еврейской Пасхой начался исход евреев по пересохшему дну Красного моря – и сорок лет они скитались в пустыне. Вот и Брендан со своими монахами после пиршества на Скалистом острове должен был провести сорок лет в скитаниях по бурным волнам, словно преодолевая путь в Землю Обетованную (хотя эти места и находились очень далеко от Ханаана).

Но где же эта земля и какая она? Где тот рай с двумя деревьями – Древом Познания Добра и Зла и Древом Жизни?

Одно из главных заблуждений многих толкователей мифологических символов заключается в том, что их пытаются расшифровать как обозначения чего-то существующего в материальном мире, а не как таинства человеческого духа, стараясь разглядеть за ними нечто происходившее в действительности на земле или на небе. Землю Обетованную, например, ищут в Ханаане, или полагают, что рай находится где-то на небе, или считают переход израильтян по дну Красного моря событием, о котором можно было бы написать репортаж по материалам, собранным журналистами. Кельтские же традиции примечательны тем, что даже в религиозных сюжетах воображаемые факты превращаются в мифологические идиомы; их можно воспринимать не как обусловленные временем, а как нечто вневременное. Нам рассказывают не о чудесах прошлого, а о том чудесном потенциале, который находится внутри нас здесь, сейчас и всегда. Вот какая цель лежит в основе преданий, связанных с Граалем, в основе романов о короле Артуре, корнями уходящих в древнюю традицию кельтских повествований о героях-язычниках или о христианских рыцарях и святых.

Итак, монахи, сопровождавшие Брендана, утолив голод, увидели, что для них были приготовлены постели. Наутро они отдохнувшими вышли в море. Их следующей остановкой стал покрытый зеленью остров, где повсюду паслись овцы. Таких белоснежных овец им еще не доводилось видеть, каждая из них была размером с быка. К ним приблизился благообразный старик и приветливо промолвил: «Это Страна овец. Здесь никогда не бывает зимы, лишь вечное лето». Он рассказал о том, что следующим на пути им встретится Остров птиц, а его собственный остров является лишь перевалочным пунктом по дороге туда.

На полпути к тому острову с путешественниками произошло нечто необыкновенное – самое замечательное из чудес, про которые повествует легенда. Они причалили к острову и наполнили котелок рыбой, чтобы сварить ее. Но стоило им развести костер, как весь остров затрясся, и они в ужасе устремились к своей лодке. Оглянувшись, они увидели, как остров уплывает прочь вместе с их котелком. Это оказался кит (самая большая рыба в мире), который вечно пытается укусить себя за хвост, но никак не может сделать этого, потому что слишком толст и неповоротлив.

В Келлской книге есть изображение чудища, кусающего себя за хвост. Оно находится на странице Тунк, посвященной распятию. («Тунк» – первое слово из латинского изречения Tunc crucifixerant cum ео duos latrones – «Тогда были распяты с ним два преступника».)

Ил. 4. Келлская книга: кит (чернила и золото на пергаменте, Ирландия, около 800 года)

Чудовище, кусающее себя за хвост, символизирует космический океан, окружающий весь наш мир. Этот мотив присутствует во всех древних мифологиях мира. Например, у древних греков Океанос, за которым лежит Страна Гесперид – благословенных земель, где растут золотые яблоки бессмертия. Именно там находится Авалон (Страна яблок) из легенд о короле Артуре – таинственное место, где возвышается замок Грааля.

А Брендан, плывший на восток, к восходящему солнцу, теперь вдруг, не меняя курса, поплыл на запад, к закату. Он со своими спутниками, образно говоря, преодолел тот рубеж, где встречаются и воссоединяются пары противоположностей и где сознание выходит за их пределы. Нет больше ни востока, ни запада, ни жизни, ни смерти, ни добра, ни зла – нет даже бытия и небытия. И потому следующее приключение приводит их на поросший цветами и деревьями остров – в Птичий Рай. Там у колодца растет дерево, и на каждой его ветке такое множество радостно щебечущих птиц, что за ними даже листьев не видно. Таково типичное ирландское представление о мифологическом космическом древе – мировой оси, вокруг которой вертится Вселенная. Древо Жизни в самом сердце сада. И с него спорхнула маленькая птаха и полетела к Брендану, шелест ее крыльев напоминал мелодию скрипки. И Брендан обратился к ней: «Если ты – чей-то посланник, то ответь, о чем ты так весело щебечешь?»

Птичка ответила: «Все мы тут ангелы, а когда произошло падение Люцифера, мы пали вместе с ним. Но наш грех не был так велик, и потому Господь наш поселил нас на дереве. Мы не знаем здесь горя, а одну лишь радость, оттого что можем служить ему в ветвях этого дерева».

Вот чудо! Мы только что освободились от оков пар противоположностей и сразу же очутились перед деревом с весело щебечущими падшими ангелами. В «Парцифале», варианте легенды о Граале, о которой скоро пойдет речь, волшебный сосуд считается принесенным из рая на землю «нейтральными ангелами» (теми, кто во время войны на небесах не принял ни стороны Люцифера, ни стороны Господа). Они стойко держались посередине, поэтому символически представляют собой Срединный путь между всеми парами противоположностей, который ведет к осознанию трансцендентности. Поскольку любое божество, имеющее определенные облик и качества, несет в себе добро, а не зло; оно обладает истиной, а не служит лжи; оно милосердно и справедливо, а не безжалостно. Противоположность Бога – Сатана – неизбежно воспринимается в паре с ним. Но когда был найден Срединный путь, по которому учил следовать Будда (место, не знакомое никому в Стране овец), то радостное щебетание белых птиц на древе – центре мироздания – повествует о разрыве, который в санскрите у индийских мистиков именуется niwikalpa samadhi («безымянный разрыв»), в отличие от «разрыва, обладающего именем» (savikapla samadhi). А в легенде о Граале таковым является сам Грааль.

После Острова птиц путешественникам предстояло проплыть еще мимо одного острова, прежде чем им откроется Земля Обетованная. Он был наполнен не песнями, а безмолвием; и приплыть к нему они смогли лишь спустя четыре месяца и еще сорок дней странствий по бурному морю: утлую лодочку бросало на волнах от земли до неба, и странники были не рады, что родились на свет. Этот остров великого аббатства, где жили двадцать четыре монаха с настоятелем, уже восемьдесят лет был погружен в глубокое молчание. Здесь перед нами нечто напоминающее святое рыцарство Грааля. Монахи, облаченные в царские одежды из золотых нитей, с королевской короной, которую несли перед собой в свете свечей, накормили странников удивительной пищей из листьев и напоили питьем (их каждый день потчевал ангел, принявший облик сильного мужчины, о котором им ничего не было известно). Во время вечерних молитв в церкви Брендан видел, как в окно влетал ангел и зажигал все свечи, а потом вылетал в окно и возвращался в рай. Это казалось святому Брендану невероятным чудом. «Я никак не могу понять, – спрашивал он у настоятеля, – как эти свечи все горят и горят, но никогда не сгорают». Аббат и его монахи пребывали на пересечении Вечности и Времени – Вечности во Времени, где находимся и мы с вами (если бы только эта мысль была подвластна нашему разуму). И разве не происходит вокруг нас постоянного обновления мира природы? Мы живем в ослеплении только оттого, что упрямо считаем себя смертными – и нам не открывается эта истина. А монахи, сопровождавшие Брендана, умерли для самих себя, пока скитались по бурным морям, и теперь на них снизошла благодать, когда они могли беспрепятственно медитировать о вечном таинстве бытия, которое привело их сюда и нарушило все их привычные представления.

Ирландию времен раннего христианства считали Островом Святых. И сегодня во многих частях этого острова вам покажут прекрасно сложенные из небольших камней жилища с единственным окном, в которых, по преданию, жили святые в VI–X веках. Раннее христианство в Ирландии очень отличается от его средневековой романской ветви, проникшей туда из норманнской Англии одновременно с завоеванием ее Генрихом II в 1171 году.

Считается, что святой Патрик проповедовал около 432 года н. э. Скорее всего, дата недостаточно точная. 432 – это число, наделенное мифологическим значением. Например, в Пуранах, древнеиндийском эпосе, говорится, что длительность махаюги (mahayga) — «Великой Эпохи» сотворения мира, его процветания и разрушения – составляет 4 320 000 лет. Эта эпоха известна как «День Брахмы», а за ней следует «Ночь Брахмы», которая будет длиться столько же (в сумме продолжительность обеих эпох составит 8 640 000 лет). В одном из стихов исландской «Поэтической Эдды» (Grimnismol 23) говорится, что в Валгалле, военном зале Одина, 540 дверей и через каждую в конце каждой эпохи жизни человечества проходят по 800 воинов, чтобы сойтись в смертном бою с антибогами, где все погибнут. 540 раз по 800 будет 432 000. А в халдейском Вавилоне примерно с VI века до н. э. считалось, что между воображаемым временем возведения первого города Киш и предполагаемым временем мифологического потопа прошло 432 000 лет. К своему удивлению, читая однажды научно-популярную книгу о физической культуре под названием «Аэробика», я наткнулся на следующую информацию: «У хорошо тренированного человека, который регулярно занимается физическими упражнениями, частота сердечных сокращений составляет от 60 ударов в минуту и меньше… 60 ударов в минуту помножим на 60 минут, итого 3600 ударов в час. Умножим на 24 и получим 86 400 ударов в день»¹.

Получается, наши короткие человеческие дни и ночи в миниатюре воссоздают дни и ночи Брахмы, который, открывая и закрывая глаза, заставляет мир то рождаться, то разрушаться снова и снова. Это происходит со всем сущим во Вселенной. Наши сердца бьются в унисон с великим ритмом сотворения мира. Об этом числе еще многое можно рассказать, но достаточно упомянуть следующее: с астрономической точки зрения число лет в полном цикле последовательности равноденствий составляет 25 920 (один так называемый платонический год), и если поделить это число лет на 60, то получится 432. Число 60 будет основным множителем (так называемым soss) в самой древней математической системе Месопотамии.

Таким образом, дата, которую связывают с миссионерской деятельностью святого Патрика, указывает, что эра язычества подошла к концу – и началась новая, христианская. Однако сама датировка предполагает, что здесь победил какой-то более древний взгляд на мир: идея единого соглашения не только между великой Вселенной, небом и землей, но и вселенной личности. Такое равновесие стало источником вдохновения для разных форм религиозного искусства и ритуалов. Участвуя в них, человек приводит себя в соответствие с законами вселенной и основами бытия. Немало свидетельств говорят о том, что многие раннехристианские ирландские монахи до своего обращения были друидами, или филидами, или бардами и что они привнесли в новую веру свои прежние духовные ценности, достойные признания и молчаливого благоговения, которые касаются природного мира вокруг нас.

Нечто подобное переживал святой Брендан во время своего молчаливого братского подвижничества. Когда пришла пора покидать остров, ангел-покровитель наполнил лодку странников провизией, Брендан со своими двенадцатью спутниками поплыл назад к Острову овец, потом еще дальше – к райскому Острову птиц и снова назад к аббатству – и так по кругу сорок лет подряд. Ежегодно они праздновали Пасху на спине Огромной рыбы, которая неподвижно замирала под ними, до последнего момента, когда их лодка из ивовых прутьев должна была проплыть у самой границы ада, где в отчаянии скорчилась тень Иуды, и мимо благословенного острова, где в благочестивых молитвах проводил дни свои отшельник Павел. А потом они отправились в Землю Обетованную – самую прекрасную страну, что когда-либо открывалась глазам человеческим, где на деревьях росли фрукты и круглый год созревали яблоки².

Упоминание о яблоках наводит на мысль об античных Гесперидах, западных островах Золотых яблок за омывающим землю океаном и о кельтском Авалоне, где так долго предается отдыху король Артур. Эти земли одновременно и везде, и нигде, это рай на земле, вернее – ипостась мира, доступная восприятию. Там трансцендентное сияние того, что не имеет форм и выходит за их рамки, становится зримым изнутри и обретает формы всего сущего. Это не такое откровение, которого приходится ждать до конца жизни.

В Евангелии от Марка (в главе 13, где описаны ужасы последних дней мира: темнеющее солнце, меркнущая луна, звезды, падающие с неба, сын человеческий, грядущий в облаках, и так далее) говорится, что Иисус обратился к людям со следующими словами: «Истинно говорю вам, что не прейдет род сей, как все это будет». Но закончился земной срок того рода, сменялись поколение за поколением, и ничего подобного не произошло. Некоторые теологи в связи с этим рассуждают о «великом несостоявшемся событии». А другие (коих большинство) переосмыслили понятие «род» из пророчества Иисуса как относящееся не к его современникам, а ко всему роду человеческому. То есть все поколения человечества и весь мир исчезнут с началом предсказанных событий. Значит, если буквально воспринимать конец света и пытаться соотнести его с каким-то конкретным историческим периодом, который когда-нибудь наступит, наши комментаторы откладывают его на неопределенное будущее, а пока нам просто напоминают о том, что надо бы ходить в церковь, причащаться святых тайн и ожидать судного дня.

Однако есть совершенно иной способ интерпретации конца света. Некоторые исследователи полагают, что глава 13 Евангелия от Марка появилась в этом тексте значительно позднее и в ней неверно трактовались слова Иисуса под влиянием апокалиптических, исполненных истерического ужаса настроений современников, что отразилось в Свитках Мертвого моря. В пользу подобной точки зрения свидетельствует открытие 1945 года. В глубине египетской пустыни, неподалеку от поселения Наг Хаммади, на первой крутой излучине Нила был найден сосуд с коптским переводом с греческого языка давно утраченного Евангелия от Фомы³. Здесь мы читаем в последнем изречении (Logos ИЗ) Иисуса следующее: «Сказали Ему ученики Его: “В какой день царствие приходит?” [Сказал Иисус] Оно не приходит, когда высматривают снаружи; Они не скажут: Смотрите, здесь! – или: Смотрите, там! Но Царствие Отца распространяется по земле, и люди не видят его».

Можно сказать, что роль искусства заключается в выявлении тайного смысла сияния Царствия Божия – здесь и сейчас, среди нас. И чтобы увидеть его, нужно слегка, но с далеко идущими последствиями изменить свою точку зрения, чтобы выйти за пределы пар противоположностей: Я и Ты, праведное и неправедное, это и то.

При желании мы можем интерпретировать легенду о путешествии святого Брендана как реальное историческое событие и как возникшую отчасти в связи с плаваниями кельтов в Америку, имевшими место в действительности. Потому что когда норманны прибыли в Исландию в IX веке, они обнаружили поселение ирландских халдеев, или медитирующих отшельников, живших там уже давным-давно. Потом они покинули эти края, и никто не знает, куда отправились. Вполне вероятно, в Гренландию, а оттуда – на территорию современной Канады. Тогда в северных широтах был относительно теплый климат, как и в те века, когда были основаны норманнские поселения. В любом случае, должно быть, сообщества ирландских халдеев, удалившихся от суетного мира, стали прообразом аббатства молчаливых монахов, куда прибыл Брендан.

Много лет назад, исследуя мифологии североамериканских индейцев, я наткнулся на сказания о неисчерпаемых сосудах. Очень часто они встречались у индейцев-англокинов, особенно у микмаков из Новой Шотландии⁴. Тогда мне пришло в голову, что на их культуру вполне могли повлиять кельты, в особенности ирландцы. Впоследствии, обнаружив на карте Новой Шотландии не только остров под названием Кейп-Бретон недалеко от Ньюфаундленда, но и полуостров под названием Авалон, я, исследователь мифов о короле Артуре, почувствовал себя как дома. Но я здесь упоминаю об этом не для того, чтобы развивать гипотезу о возможном влиянии святого Брендана на культуру микмаков или рассуждать о возможных кельтских корнях англокинов. Хочу подчеркнуть, что, подобно европейцам, населяющим Канаду, индейцы также испокон веков верили в неиссякаемый волшебный сосуд. Это доказывает схожесть их мышления с кельтами, о которых я рассказывал.

Ил. 5. Трубадур развлекает придворных короля Алонсо Мудрого (чернила на пергаменте, Испания, XIII век)