Спустя две недели все начало меняться.

Как обычно, паства собралась на завтрак. У Мии голова была ватной от долгих часов работы над формулой Паукогубицы. На протяжении всей трапезы Карлотта что-то писала в своем спасенном ежедневнике, трудясь над задачей шахида, и почти не разговаривала. Она оставалась в Зале Истин допоздна, чтобы наверстать уничтоженную работу, ее глаза покраснели, и под ними залегли темные круги. И хоть Лотти об этом не упоминала, тема ее вражды с Джессаминой висела в воздухе, как ядовитый дым. Эшлин заполняла паузы болтовней о каком-то новом красавчике, с которым она познакомилась во время последней вылазки в Годсгрейв; сенаторский сын, который, судя по всему, рассказывал о делах своего отца во сне.

Когда аколиты выходили из Небесного алтаря, Мия заметила, как шахид Аалея отвела Трика в сторону и о чем-то с ним пообщалась на приглушенных тонах. Лицо юноши заметно побледнело под чернилами. Он будто хотел поспорить, но Аалея быстро пресекла все возражения острой, как могильная кость, улыбкой.

Сегодняшним уроком поставили Песни, и Солис, в отличие от предыдущих занятий, решил сосредоточиться на оружии дальнего боя. С потолка на промасленных железных цепях висели мишени-пугала. Поставив нескольких аколитов в тренировочный круг, Солис вручил каждому по арбалету или метательному ножу и проинструктировал, чтобы остальные раскачивали мишени за головы или спины. Пугала были достаточно тяжелыми, чтобы сбить с ног, если кто-то не успеет их поймать, и это послужило хорошей мотивацией. Мия просто радовалась передышке от спаррингов, ведь теперь ей не придется служить Джессамине грушей для битья, но в этой конкретной игре у нее еще и оказалось преимущество, недостающее другим аколитам.

Это стало очевидным, когда она заняла место в круге, зажав метательные ножи в зубах. Пока Мия заплетала волосы в косу, Диамо воспользовался случаем, чтобы застать ее врасплох, и бесшумно толкнул пугало в сторону ее незащищенной спины. Но Мия, хоть и не видела мишень, стремительно летящую ей в спину, все равно ощутила ее приближение. Спокойно сделав шаг в сторону, девушка изрешетила пугало тремя ножами и повернулась к Диамо с уничижительным взглядом.

Юноша послал ей воздушный поцелуй.

Когда от других аколитов к ней начало прилетать все больше мишеней, Мие удалось увернуться от всех и каждого. Возможно, потому, что здешняя тьма никогда не знала света солнц. Но девушка поняла, что, даже не видя, она их чувствовала.

Чувствовала их тени.

За все время в круге Мие удалось избежать абсолютно всех пугал. Извиваясь между ними как ветер, искусно орудуя поющими ножами, она была благодарна, что наконец-то нашла хоть что-то в зале Солиса, в чем смогла себя проявить. От летописца Элиуса не приходило никаких вестей насчет книги, которая раскрыла бы загадку о даркинах. После пыток в Годсгрейве лорд Кассий больше не появлялся. Но медленно и уверенно Мия открывала все больше фактов о своем даре. Ее губы изогнулись в улыбке, которая продержалась на ее лице до середины урока, пока Трик не занял место в круге и Марцелл не ударил его прямо в спину летящим пугалом.

Марцелл сверкнул улыбкой (значительно улучшенной Мариэль, как показалось Мие) и поклонился.

– Тебе придется быть быстрее, Трикки.

Тот поднялся с пола и прорычал:

– Не хочешь в следующий раз подождать, пока я буду готов?

– Но это лишит смысла всю тренировку, тебе не кажется?

– Чертовы итрейцы, – ворчал Трик. – Стоит отвернуться, как они непременно вонзят тебе нож в спину!

Красивая улыбка исчезла с лица юноши.

– Ты и сам наполовину итреец, придурок.

Сердце Мии ухнуло вниз. Глаза Трика распахнулись. А затем началось. Кулаки и брань, локти и рык – юноши упали и начали кататься по каменному полу. Трик рассек Марцеллу лоб и разбил губу до крови. Солис быстро вмешался, отхаживая мальчиков ремнем, как нашкодивших детей, пока они не перестали драться. Рывком подняв Марцелла на ноги, он приказал ему идти залечивать раны к Мариэль.

– А ты, – прорычал шахид Трику. – Десять подъемов по лестнице! Вверх и вниз. Пошел!

Трик сердито посмотрел слепцу в глаза, и Мия даже испугалась, что он огрызнется. Но затем, мрачно насупившись, юноша повиновался. Солис рыкнул другим аколитам, чтобы возвращались к работе, и Тишь шагнул в круг. Мия заметила, что Трик так и не вернулся в зал после десятого подъема.

Когда Песни окончились, она отправилась на его поиски, проверив спальню, Небесный алтарь и читальню. Наконец обнаружила Трика в Зале Надгробных Речей. Он смотрел на статую Наи, заткнув большие пальцы за пояс. Под их ногами были тысячи имен трупов, высеченные в камне. В стенах вокруг – безымянные склепы.

– Как оно, дон Трик?

Он быстро оглянулся на нее и коротко кивнул.

Мия медленно подошла, заведя руки за спину. Двеймерец вернулся к созерцанию лица Наи. У глаз статуи имелась способность смотреть прямо на тебя, где бы ты ни стоял. Лицо богини было яростным. Мрачным. Мия гадала, на что или кого, по представлению скульптора, смотрела Ная, когда тот работал над ней. Впервые за все время она заметила, что Ная держала весы в правой руке. А меч крепко обхватывала левой.

– Она левша, – сказала Мия. – Прямо как я.

– Она совсем не такая, как ты, – прорычал Трик. – Ная – алчная сука.

– …Ты уверен, что называть богиню сукой в ее собственном доме – разумно?

Трик покосился на нее.

– Мне казалось, ты не верила в богов?

Мия пожала плечами.

– Трудно не верить, когда Бог Света ненавидит тебя до заворота кишок.

– Пошел он на хрен. И она тоже. Какая нам от них польза? Они дают нам только одно: жизнь. Жалкую и дерьмовую. А потом? Забирают. Твои молитвы. Твои годы. – Он показал рукой на безымянные могилы вокруг них. – Даже жизнь, которую сами же даровали. – Трик покачал головой. – Вот и все, что они могут.

– …Ты в порядке?

Юноша вздохнул. Его плечи поникли.

– Шахид Аалея отдала мне приказ.

Мия терпеливо ждала. Трик показал на чернила на своих щеках.

– Я откладывал это так долго, как мог, но… – он запнулся. – После ужина. Моя очередь на ткачество.

– …Вот оно что.

Мия неловко коснулась его руки. Не зная, что сказать.

– Почему ты этого избегал? Боишься боли?

Трик покачал головой. Мия молчала, позволяя говорить за нее тишине. Она видела, что юноша страдает. Чувствовала Мистера Добряка в тени, тянущегося к его страху, как муха к трупу. Он хотел поговорить, это было видно. Все, что от нее требовалось, это дать ему время на…

– Я рассказывал тебе о матери, – начал Трик. – И… об отце.

Мия кивнула, при мысли об этом ее чуть ли не затопило горе. Она снова коснулась его руки. Вздохнув, Трик потупил взгляд в пол. Слова срывались на волю с его языка. Мия просто стояла рядом и держала его за руку. Выжидая, когда тишина наполнится.

– Когда мы впервые встретились, ты спросила мое имя, – наконец заговорил он. – Сказала, что двеймерцев называют Волкоедами или Спиноломами. – Слабая улыбка. – Обнимателями.

Мия ответила улыбкой, но не произнесла ни слова.

– И поэтому ты сказала, что меня не могут звать Трик.

– Да…

Юноша поднял взгляд к статуе. Ореховые глаза потемнели и затуманились.

– Когда рождается двеймерец, младенца относят к верховной суффи на острове Фэрроу. В храм Трелен. Там суффи поднимает ребенка в сторону океана, смотрит ему в глаза и видит, какая его ждет дорога. Первые слова, которые она произнесет, будут именем ребенка. Землестранница для путешественницы. Дракогуб для воина. Волнопив для того, кому суждено утонуть. Поэтому, когда мне было всего три перемены, мама, как истинная дочь бары, отвезла меня на Фэрроу. – Горькая улыбка. – Я был сморчком. Двеймерцы крупный народ. Говорят, наши предки произошли от великанов. Но я всего лишь полукровка. Сколько во мне от двеймерцев? Полагаю, я пошел в отца. Повивальная бабка шутила, что мама даже не почувствовала, как я рождался на свет, настолько я был крошечным.

Трик вздохнул. Улыбка сошла с лица.

– Знаешь, что сказала суффи, когда подняла меня на руки?

Мия помотала головой. Примолкшая и полная сочувствия.

– Она сказала: «Ту рай иш’ха че».

Мия сложила первые буквы предложения вместе. Нашла его имя. Но…

– Я не говорю на двеймерском, – пробормотала она.

Трик посмотрел на Мию. В его глазах читались ярость и боль.

– Утопи его и покончи с этим, – его голос понизился до дрожащего шепота. – Вот ее первые слова. Такое она дала мне гребаное имя. Утопи его и покончи с этим.

Мия закрыла глаза.

– Ох, Трик…

– Суффи вернула меня матери и посоветовала отдать волнам. Сказала, что меня примет Леди Океанов, но мой народ – никогда. – Горький смешок. – Мой народ.

Он сел на постамент у ног Матери, глядя во тьму.

Мия села рядом, в упор глядя на него.

– Я так понимаю, твоя мама послала жрицу катиться в бездну?

– Да, – Трик улыбнулся. – Моя мать была свирепой женщиной. Дедушка согласился, что ей стоит утопить меня, поэтому она увезла меня с Фэрроу. Подальше от него. Ради меня она пожертвовала наследием. Пожертвовала всем. Когда мне было десять, мама умерла от кровяной чумы. Но на смертном одре она дала мне это. – Он поднял кольцо с тремя серебряными драками, которое никогда не снимал. – И рассказала, как доказать, что я именно такой достойный юноша, каким она меня видела.

Трик встал на колени.

– Когда двеймерские воины достигают совершеннолетия, то проходят через ритуал. По окончании на наши лица наносят татуировки, чтобы все, кого мы встретим, знали, что мы Достойные. Для воинов клана Тридраков ритуал был самым суровым. Нужно было заплыть на глубину и убить одного из больших морских драков. Штормового, шашечного или белого. С тех пор, как мама рассказала мне о ритуале, я мечтал об этом. Мы жили на востоке от Фэрроу. В порту под названием Утеха. После ее смерти старый морской пес научил меня строить лодку. Выходить на ней в море. Метать гарпун. Для своего скифа я лично срубил три железных дерева. Работа над ним заняла целый год. И когда мне было четырнадцать, я повернулся спиной к Утехе и поплыл на глубину. Видишь ли, штормовые драки крупные, но глупые. Шашечные умнее, но меньше. А белый драк… он король морских глубин. Крупный, жестокий и умный. Так что я поплыл на север, к холодным водам, где обитали тюлени. Все, чего я хотел, это прибыть в Фэрроу с пятиметровой тушей. Встать перед дедом и услышать, как он говорит, что ошибался насчет меня. Я молил Леди Океанов, чтобы она привела ко мне монстра, достойного мужчины. И она ответила.

Трик вдохнул сквозь стиснутые зубы, его глаза засияли.

– Матерь Ночь, он был гребаным гигантом, Мия! Ты бы его видела! Когда он попался на крюк, то чуть не разломал скиф пополам. Но крюк вошел глубоко, и лодка выдержала. Драк не единожды пытался протаранить меня, но, попробовав на вкус мой гарпун, он понял, что не стоит подплывать слишком близко. Волны врезались со всех сторон, я не ел и не спал. Только боролся. Целых пять перемен, лицом к лицу, с кровоточащими руками. Представляя лицо деда, когда я притащу это чудище в Фэрроу. Драк устал. Он не мог опуститься на дно и плавал все медленнее и медленнее. И тогда я подплыл к нему и выбрал самый лучший и острый гарпун. Тот, который оставлял напоследок.

Трик посмотрел на Мию сквозь завесу дредов.

– Ты когда-нибудь смотрела в глаза драку?

Девушка покачала головой. Говорить не осмеливалась. Не хотела нарушать эту гробовую тишину. Когда Трик снова заговорил, казалось, что даже статуя Матери прислушивается.

– У них черные глаза. Глаза трупа. Ты смотришь в эту черноту и видишь только себя. И я увидел его. Себя. Этого испуганного маленького ублюдка с зубочисткой и глазами отца. А затем вонзил гарпун прямо в него. Прямо в сердце этого маленького мальчика. Убил и его, и чудище в придачу. И решил, что теперь я стал мужчиной. После этого я поплыл на Фэрроу, привязав голову драка к планширю. Его зубы были размером с мой кулак. Вокруг меня собрались около сотни людей, когда я вырывал их из десен. А затем нанизал на нить, повесил на шею и пошел к дому дедушки. Всем было интересно, кто я такой. Этот тощий полукровка. Слишком бледный и мелкий, чтобы быть одним из них, но при этом знающий об их ритуале. И, войдя в дом деда, я преклонился перед его троном и представился. Сыном его дочери. А затем показал зубы на своей шее и кольцо на пальце. Показав голову на пляже, я попросил, чтобы он назвал меня мужчиной.

Трик сжал руки в кулаки. Вены набухли, мышцы напряглись. Мия поняла, что его трясет. Только не знала, от горя или ярости.

Она опустила руку на его предплечье. Произнесла так мягко, как только могла:

– Ты не обязан мне рассказывать, Трик…

На его имени она запнулась, гадая, не кроется ли в нем оскорбление. Не зная, что делать или говорить. Чувствуя себя беспомощной. Глупой. И это после всех уроков Аалеи! После всего, что она выучила.

Бессильная.

Трик покачала головой. Голос был сдавленным от злости.

– Он расс…

На секунду голос юноши сломался. Он зашипел. Прочистил горло.

– Он рассмеялся, Мия. Назвал меня выблядком. Сукиным сыном. Коффи. Сказал, что когда дочь ему воспротивилась, то перестала быть его дочерью. Сказал, что я ему не внук. «Но ты мужчина, маленький коффи. Так что подходи, нанесем тебе чернила, чтобы все знали, кто ты такой». А потом его люди схватили меня, и дед сорвал зубы драка с моей шеи. Царапал ими мое лицо, пока я кричал. Выливал чернила на раны и бил, пока я не погрузился в черноту.

Мия почувствовала, как слезы льются по ее щекам. В груди болело, ногти впивались в ладони. Она обвила юношу руками, обняла так крепко, как могла, и закопалась лицом в его волосы.

– Трик, мне так жаль…

Он продолжил, будто и не замечая ее прикосновений. Казалось, будто кто-то вскрыл рану, и теперь из нее потоком вытекал яд. Сколько лет он держал это в себе?

– Меня привязали к мачте перед домом деда, – сказал Трик. – Дети кидали в меня камни. Женщины плевали. Мужчины проклинали. В раны попала инфекция. Глаза заплыли, я ничего не видел. – Он покачал головой. – Это было наихудшей частью. Ожидание в темноте каждого следующего удара камнем. Следующей пощечины. Следующего комка слюны. Сукин сын. Выблядок. Коффи…

– Дочери, – выдохнула Мия. – Поэтому ты не хотел надевать повязку перед тем, как войти в гору.

Трик кивнул. Закусил губу.

– Я молился Леди Океанов, чтобы она освободила меня. Наказала тех, кто мучил меня. Дедушку – в первую очередь. И на третью неночь, когда поднялись ветры и смерть подобралась так близко, что я чувствовал ее холод, в моем ухе раздался шепот. Женский. Произносящий ледяные слова.

«Леди Океанов тебе не поможет, мальчик».

«Я не заслуживаю такой смерти», – ответил я. И услышал ее смех.

«Заслуга не имеет никакого отношения к смерти. Она забирает всех. И порочных, и справедливых».

«Тогда я молю, чтобы она забрала бару медленно, – сплюнул я. – Молюсь, чтобы он кричал, когда умирал».

«И на что ты готов пойти, чтобы это случилось?»

«На что угодно, – ответил я. – На все».

– И тогда она срезала путы. Ее звали Адиира. В итоге она стала моим шахидом. Вылечила от инфекции и направила на этот путь. Сказала, что Мать Ночи избрала меня. Что она сделает из меня оружие. Своим инструментом на земле. И однажды я увижу его смерть. Дедушки. – Трик, сжав челюсти, прошипел сквозь зубы. – Как он умрет с криками на устах.

– Я дала такую же клятву, – сказала Мия. – Рем. Дуомо. Скаева.

– Одна из причин, по которой ты мне нравишься, Бледная Дочь, – Трик улыбнулся. – Мы с тобой одинаковые.

Юноша коснулся лица. Чернильных каракуль, которые поведывали историю его пыток.

– Каждую перемену я просыпаюсь и вижу их в зеркале. Вспоминаю, что он сделал. Даже когда Адиира доводила меня до критической точки, я смотрел в зеркало и вспоминал, как он смеялся. Я уже и не помню, как выглядел без них. Эти чернила… Это я. – Он глянул на Мию. На ее ныне безупречные щеки и пухлые губы. – Мариэль лишит меня их. Адиира предупреждала об этом. Они делают меня запоминающимся. Но кем я без них буду? В них моя сущность.

– Херня, – фыркнула Мия.

Трик изумленно заморгал.

– Что?

– Вот где твоя сущность, – она стукнула по твердым мышцам над его сердцем. – Тут, – хлопнула по голове. – Тут. – Девушка взяла его за руку и присела перед ним, глядя в глаза. – Клеймо рабынь. Татуировки. Шрамы. Твоя внутренняя сущность не меняется вместе с внешностью. Тебя могут наделить новым обличием, но не могут дать тебе новое сердце. Что бы они ни забрали, это им не подвластно, если ты сам не позволишь. Это – настоящая мощь, Трик. Это – настоящая сила.

Она так сильно сжала его руки, что заболели пальцы.

– Храни ее, слышишь? Представь себя на могиле этого ебаного ублюдка. Плюющим на землю, в которой он закопан. Все еще будет, Трик. В одну перемену ты получишь свое возмездие. Обещаю. Да поможет мне Мать, я клянусь тебе.

Юноша уставился на их руки.

– Мы идем по темной дорожке, Мия.

– Так пойдем по ней вместе. Я прикрою тебе спину. Ты прикроешь мою. И если я не дойду до конца, ты прикончишь Скаеву ради меня. Заставишь его кричать. А я пообещаю сделать то же ради тебя.

Трик посмотрел на нее. Своими бездомными ореховыми глазами. С каракулями ненависти на коже. Ее сердце выбивалось из груди. В глазах – пыл, ладони потеют в его руках.

– Будет больно? – спросил он.

– Это зависит…

– От чего?

– Хочешь ли ты, чтобы я соврала, или нет.

Трик рассмеялся, нарушая черное заклятие, охватившее зал. Улыбка Мии померкла, когда она взглянула ему в глаза. Придвинулась чуть ближе. Но недостаточно близко.

– После, – произнесла она. – Если не захочешь быть один…

– …Разве это разумно?

– После девяти? Вряд ли.

Он прильнул к ней. Высокий, сильный и, о, до чего красивый. Дреды пощекотали ее щеку, когда он наклонился.

– Тогда, наверное, не стоит.

Ее губы коснулись его, и она прошептала:

– Наверное, нет.

Они стояли так еще с секунду; живот Мии трепетал, кожу покалывало, пока Трик ласково водил пальцем по ее руке. Она в точности знала, чего он хочет. И хотела того же. Но между ними витала мысль об изувеченных руках ткачихи. Которые все-таки задушили этот момент. Поэтому Трик встал. Вгляделся во тьму и глубоко вдохнул.

– Благодарю, Бледная Дочь, – улыбнулся он.

– Всегда к вашим услугам, дон Трик.

Она наблюдала, как он удаляется, и его уход вызвал у нее боль. Когда Трик скрылся из виду, Мия села в темноте у ног богини, и ее тень зашептала:

– …Мне кажется, тебе тоже стоит посетить ткачиху после мальчишки…

– И почему же?

– …Очевидно, твой мозг поменялся местами с яичниками…

– Ой, прекрати! А то я надорвусь от смеха.

Мия ушла к себе в комнату, закопалась среди лекций и формул и вновь погрузилась в разгадывание головоломки. Одна рука вырисовывала хаотичные круги в воздухе, заставляя тени извиваться. Мистер Добряк прыгал среди них, как настоящий кот, гоняющийся за мышью.

Когда прозвучали колокола, оповещающие о начале ужина, она осталась искать ответ на загадку, но ее мысли возвращались к Трику. Мия гадала, как он там справляется в комнате масок ткачихи. Среди аколитов бушевали эмоции; она это ощущала. Соперничество становилось все более напряженным, равно как и усиливались их чувства. Мие казалось, будто мир звучал громче, все приобретало большее значение. Она понятия не имела, что принесет следующая перемена. Мия не любила Трика. Любовь – это глупость. Дурачество. Ей не место в этих стенах или ее мире, и она это знала.

Но в душе девушка надеялась, что сегодня вечером она не будет одна…

Мия часами ждала в темноте. В животе порхали бабочки. Она гадала, все ли с ним в порядке. Как он будет выглядеть, когда каракули ненависти сотрут с его лица. Кем он окажется в итоге.

Ожидала стука в дверь. Час за часом.

– …Ты уверена насчет этого?..

– Уверена.

– …Мне просто интересно, знаешь ли…

– Я знаю, что делаю.

Но сон прибыл раньше юноши.

Мия проснулась посреди ночи в темноте, глаза с трепетом открылись после отдыха без сновидений. Как долго она дремала? Который сейчас час?..

И тут прозвучал он. Тихий звук, который разбудил в ней бабочек.

Стук, стук.

Мия скатилась с кровати, накидывая шелковый халат поверх сорочки. Сердце билось о ребра. Босые ноги мерзли от прикосновений к каменному полу. Девушка добежала до двери, провернула ключ дрожащими руками и слегка приоткрыла ее. И там увидела юношу – просто силуэт в темноте, дреды обрамляли контуры его лица.

Мия молча отошла в сторону с пересохшими губами. Трик оглянулся на коридор, замерев на пороге. Если его поймают вне спальни после девятого удара, то это гарантированно закончится пытками ткачихи. Но Трик знал, что произойдет, если он войдет. Они оба знали. Вдох, который, казалось, длился вечность. Она наблюдала за ним из-под ресниц. И, наконец, тихий, как ее выдох, он вошел.

Мия коснулась аркимической лампы на столе, ожидая, когда тепло ее руки зажжет искру света внутри. Та замерцала, в стекле расцвело теплое желтое сияние. Юноша стоял у нее за спиной, она это чувствовала. Чувствовала его тень. Чувствовала его страх. Голод. И, затаив дыхание, Мия повернулась и посмотрела на его лицо.

Картинка, как она и говорила. Чернила исчезли, шрамы от зубов драка пропали, теперь на их месте была только гладкая безупречная кожа. Скулы очерчены сильнее, впадины под глазами расправились. Ради такой красоты девушка может собрать армию, истребить бога или демона. По крайней мере, эта девушка.

– Ткачиха знает свою работу, – подытожила Мия.

Трик потупил взгляд, стесняясь смотреть ей в глаза. От этого она не смогла сдержать улыбку.

– И как оно?

– Неплохо, – Трик пожал плечами. – В смысле, больно было так, будто в меня тыкали раскаленным железом, но потом – неплохо.

– Ты скучаешь по ним? Татуировкам?

– Она позволила их оставить.

Юноша кивнул на маленький стеклянный пузырек на кожаном шнурке, висевший на его шее. Мия увидела, что он наполнен блестящей черной жидкостью.

– Это?..

Трик кивнул.

– Все, что осталось от дедушкиных трудов.

Протянув руку, Мия провела пальцем по краю его воротника, слегка задевая кожу. Заметила, как участился пульс на шее юноши. Отвернулась, чтобы спрятать улыбку.

– Хочешь выпить?

Трик молча кивнул. Мия достала глиняные чашки, бутылку, которую украла во время одного из первых набегов в поисках безделушек из списка Маузера. Хотя виски ничего не стоило в соревновании шахида, Меркурио научил ее всегда прихватывать хорошую выпивку, если уж та попадалась на глаза.

Мия налила немного, предложила Трику чашку. Он чокнулся с ней и сразу же выпил. Мия снова налила.

– Присядешь?

Юноша осмотрел комнату, обнаружив стул возле комода.

– Тут только один стул, – заметил он.

Отвернувшись, девушка медленно сняла халат с плеч. Позволила ему расслабленно скользнуть на пол, после чего заползла на кровать, наслаждаясь ощущением от взгляда Трика, пожирающего ее тело. Поставила бутылку на тумбочку и устроилась на подушках, вытянув ноги и продолжая держать чашку в руке. В ожидании.

Трик подошел к кровати, беззвучно шагая по каменному полу. Двигаясь как волк с опущенной головой и принюхиваясь к ее запаху. Мия догадывалась, что он чует ее желание. Сердце колотилось в груди. Во рту пересохло, как в пустыне за стенами горы. Она снова глотнула золотого вина, наслаждаясь тем, как оно обжигало горло, словно дым. Трик сел на край матраса, не в силах оторвать от нее взгляд. Между ними потрескивало напряжение, отчего уголки ее губ поползли вверх. Мия чувствовала, как оно покалывало в ее пальцах. Пульсировало под кожей. Желание. Она желала его. А он желал ее. Между ними – никого и ничего.

Трик выпил залпом и скривился. Мия наблюдала, пока он глотал, как свет играет на его губах, на глубоких впадинах шеи, на сильной, безупречной линии подбородка.

– Еще?

Он кивнул. Молча. Девушка медленно поднялась и почувствовала, как бретелька сорочки сползает с плеча. Села, скрестив ноги, и шелк задрался до бедер. Наполнилась темным наслаждением, заметив, как его взгляд спускается по ее телу прямо к тени между ног. Мия встала на четвереньки и поползла по меховому одеялу, не отводя взгляда от юноши. Потянулась за чашкой в его руке, обвела пальцами ее край, а затем и его запястье. Пробежалась по его руке к плечу, наблюдая, как кожа юноши покрывается мурашками, и прислушиваясь к его неровному дыханию. Их лица были в сантиметре друг от друга.

Мия даже не знала, кто подался вперед первым. Он или она. Только то, что они столкнулись друг с другом. Глаза закрыты, жадный рот находит его, словно всегда знал дорогу. Теплая кожа, губы – еще теплее. Сильные руки и твердые мышцы. Его пальцы зарылись в ее волосы. Мия стянула с него рубашку, завозилась с поясом. Трик схватил ее сорочку в кулак и сорвал с тела, словно она Мие никогда и не понадобится.

Она толкнула Трика на спину, встала на четвереньки и села ему на лицо. В отчаянном желании вкусить его одновременно с тем, как он вкушает ее. Губы юноши оставили пламенную дорожку на внутренней части бедра, руки изучали нагую плоть и заставляли ее вздрагивать. Ахнув, Мия стянула его бриджи до колен, и в ту же секунду, как она взяла его в рот, она почувствовала, как пальцы Трика раздвигают ее губы в промежности. Застонав прямо с ним во рту, девушка ощутила ласку языка юноши и начала шептать мольбу, потерявшись в тенях над головой. Его пальцы, о Дочери, а его гладкий, огненный жар на языке… Губы Трика прижались к ее пульсирующему клитору. Издав стон, Мия активнее заработала рукой, провела языком вокруг головки и спустилась к самому низу. Желая большего. Желая всего.

Мия поднялась и повернулась, толкая Трика обратно на спину, когда он потянулся за ней, с сияющими от желания глазами. Запрыгнув на юношу, она взяла его член в руку, опьяненная вожделением. Быстро проводила кулаком вверх и вниз под его стоны, а затем прижала головку к себе. Трик резко поднялся, прильнул ртом к ее груди и схватил девушку за бедра, опуская ниже. Но она воспротивилась на еще одну бесконечную секунду, замерев прямо над ним. Встретилась с Триком взглядом. В миллиметре и бесконечно далеко от наслаждения.

Но, в конце концов, очень медленно Мия села ниже, ниже, всматриваясь в его глаза; боль переплелась с удовольствием, воздух застрял в легких, отказываясь выходить. Богиня, до чего же он был твердым. Она откинула голову, ресницы затрепетали. Трик сжал в кулаке ее длинные волосы, язык ласкал то один сосок, то другой, в то время как Мия двигала бедрами, выгнув спину, и царапала его плечи. Они двигались как единое целое. Он покусывал ей шею. Шипел. Молил.

Трик скользнул между ними рукой, потянулся к ее промежности. Начал ласкать ее пальцами, выписывая круги; жар внутри Мии разгорался все ярче и свирепее, пока не остался один огонь, ослепляющий глаза. Все мышцы сжались, и девушка беззвучно закричала Трику в волосы. Он бушевал и пылал внутри нее. Глаза юноши расширились, все тело танцевало, пока Мия раскачивалась взад-вперед. Она посмотрела ему в глаза, зная, что Трик на грани и умолял ее позволить ему закончить. И за долю секунды до этого она поднялась с него и завершила действие рукой, ахнув, когда Трик извергся на ее живот и грудь, нашептывая ее имя.

Обмякшие, бездыханные, мокрым клубком они упали на кровать.

В трепещущей тьме воцарилась тишина. Тени в комнате качались и вздрагивали. Книги попадали с полок и валялись – открытые, помятые – по всему полу. Дверцы комода распахнулись, стул был перевернут, в комнате царил хаос. Но Трик притянул ее в свои объятия, поцеловал в лоб, и на секунду, крошечную секунду, Мия позволила себе расслабиться. Закрыла глаза и забыла. Слушая биение его сердца в груди, чувствуя убывание жара и широко улыбаясь.

Казалось, они лежали так целую вечность. Она прижималась к его коже, щекой к груди. Ее волосы укрывали юношу, словно одеяло, бархатно-черные, как тени вокруг. И там, в этой ныне неподвижной черноте, Мия прошептала:

– Я слишком много заплатила тому милому юноше.

Она ждала ответа. Секунды растягивались в минуты. Наконец подняв голову, Мия поняла, что Трик не существовал для этого мира – тихое дыхание просвистывало сквозь его приоткрытые губы.

Мия улыбнулась и покачала головой. Наклонившись, ласково поцеловала его. А затем обняла, закрыла глаза и, умиротворенно вздохнув, наконец впала в сон.

И тогда тени снова зашевелились.

Поначалу медленно.

Покрываясь рябью.

Извиваясь.

Наконец, собираясь в тонкую, как лента, форму, сидящую у изножья кровати.

Не-кот смотрел на девушку не-глазами. Терпеливо ждал, как всегда, когда придут сны. Когда появится шанс разорвать в клочья ужасы, которые преследовали ее каждую неночь с тех пор, как он откликнулся на ее зов. Каждую неночь он сидел рядом, пока она спала. С каждым глотком становясь сильнее и сильнее.

Нечто по кличке Мистер Добряк ждало. Обучавшееся терпению целую вечность. Тихое, как могила. Уже скоро. В любой момент она начнет всхлипывать. Шептать его имя. Что ей приснится сегодня? Те, кто пытался ее утопить? Отец, дергающий ногами, с пунцовым лицом, издающий булькающие звуки? Философский Камень и ужасы, обнаруженные внутри; четырнадцатилетняя девочка, потерявшаяся во тьме?

Неважно.

На вкус они все одинаковы.

Кошмары появятся в любую секунду.

В.

Любую.

Секунду.

Но впервые за целую вечность кошмары так и не явились.

Девушка не боялась.

И там, в пустом мраке, не-кот склонил голову.

Прищурил не-глаза.

Он был недоволен.

Мия открыла глаза. Села в кровати. Улыбнулась, осознав, что Трик по-прежнему рядом, обнаженный и прекрасный в аркимическом свете, а его дреды так же раскинуты по подушке.

И вот опять. Звук, разбудивший ее.

Стук, стук.

Трик заерзал, нахмурился во сне. Мия коснулась его щеки, и юноша открыл глаза. Наконец-то понял, где находится, и с тихим шипением быстро сел.

– Черная Мать, я уснул?

– Ш-ш-ш. Кто-то у двери.

Мия выползла из кровати. Поискала в бардаке свой халат и улыбнулась, ощутив взгляд Трика на своем теле. Накинув черный шелк на плечи, подкралась к порогу в тот же момент, как прозвучал очередной стук.

– Корвере! – прошипел голос.

– Эш? – Мия повернула ключ, приоткрыла дверь и выглянула. Задумалась, почему Эш просто не взломала ее замок, как обычно. Увидела снаружи девушку, голубые глаза которой были расширены в темноте. – Который час?

– Почти утро. – Эшлин протолкнулась в спальню мимо Мии. Над ее головой зависли черные грозовые тучи. – Мне только что рассказал один из Десниц. Гребаная Джессамина, эта скользкая мален…

Только тогда она заметила беспорядок. Одежду и книги, раскиданные по полу. А, и да, голого двеймерца, сидящего в кровати Мии.

– А, – запнулась Эш.

Трик помахал рукой.

Девушка глянула на Мию, немного смутившись.

– Прости, Корвере.

Мия закрыла дверь, чтобы никто больше не увидел Трика в ее кровати, случайно проходя мимо. Если кто-нибудь расскажет Достопочтенной Матери, что он выходил после отбоя…

– Не хочешь объяснить, в чем дело?

Эшлин ничего не ответила. Ее губы приоткрылись, пытаясь подобрать слова.

– Что? – Мия всмотрелась ей в глаза. – Что случилось?

– Мия…

– Твою мать, Эш, что такое?!

Девушка покачала головой.

Тихо вздохнула.

– Лотти мертва.