Глава 42
Тесса
– Нью-Йорк – лучший город в мире, Тесса, он просто невероятен. Я прожила там пять лет и до сих пор не исследовала его целиком. Бьюсь об заклад, на это даже жизни не хватит, – говорит София, отскребая от противня остатки сожженного мной теста.
Я отвлеклась. Так глубоко задумалась, услышав высокомерные равнодушные слова Хардина, что не заметила дыма, идущего от духовки. Только после того, как София и Карен примчались на кухню из кладовой, мое внимание переключилось на сгоревшее тесто. Ни та, ни другая ни словом меня не упрекнули, и София, ополоснув противень холодной водой, чтобы остудить, начала его чистить.
– Сиэтл – самый большой город, в котором мне довелось побывать, но я готова к Нью-Йорку. Мне нужно уехать отсюда, – отвечаю я. Лицо Хардина так и стоит перед глазами, пока я произношу эти слова.
Улыбнувшись мне, Карен наливает нам по стакану молока.
– Отлично. Я живу рядом с Нью-Йоркским университетом и, если хочешь, могу показать тебе окрестности. Всегда хорошо иметь знакомых, особенно в таком большом городе.
– Спасибо, – благодарю я от всего сердца.
Лэндон тоже переедет в Нью-Йорк, но будет чувствовать себя на новом месте так же некомфортно, как и я, поэтому нам обоим не помешает местный друг. Мысли о жизни в Нью-Йорке очень пугают, даже ошеломляют, но, скорее всего, каждый чувствует то же самое, переезжая на другой конец страны. Если бы Хардин изменился…
Я встряхиваю головой, пытаясь избавиться от бесполезных мыслей. У меня не получилось убедить Хардина переехать ради меня даже в Сиэтл. Он бы рассмеялся мне в лицо по поводу Нью-Йорка. Он решает за меня, что я хочу, и думает, что получит мое прощение, только потому, что так бывало в прошлом.
– Что ж, – произносит Карен, поднимая стакан молока, – за Нью-Йорк и новые приключения! – Ее улыбка ослепительна. София тоже поднимает свой стакан, и мы чокаемся, но я никак не могу выкинуть из головы слова Хардина.
«Она простит меня. Она всегда прощает. Вот увидишь», – сказал он Лэндону.
Его слова продолжают крутиться у меня в голове по кругу, и с каждым новым витком страх перед переездом уменьшается. Каждый слог – словно пощечина по чувству собственного достоинства, по жалким, оставшимся от него осколкам.
