16
Гектор предложил мне руку, и я с благодарностью приняла ее. Мы развернулись как раз в тот момент, когда лорд Лиано воскликнул:
— Ваше величество!
— Не останавливайтесь, — сказала я.
Гектор усмехнулся.
— Похоже, ваш первый танец с ним прошел не совсем ладно?
— Я узнала, что лучшее место, куда можно пронзить кабана, — это шея прямо над грудью.
— А, ясно. Ну, если вам когда-нибудь понадобится отвлечь его, спросите, как он однажды наткнулся на пуму рядом с ее логовом. Это будет непрерывный поток слов на полчаса.
— Я это запомню. Спасибо.
Двойные двери в сад были открыты, чтобы свежий воздух проникал в зал. Мы вышли в ночь, на извилистую гравийную дорожку, и я с наслаждением вдыхала аромат желтого ночного вьюна. Как сорняк, он оплетал шпалеры и заборы, разрастался, стремясь заполонить все кругом. Но мы терпели его, даже охраняли, потому что ночью цветки его широко раскрывали свои лепестки, гордо выставляя тычинки, сияющие ярче светлячков.
— Гектор, вы не возражаете… вы считаете, мне не опасно немного пройтись одной?
— Думаю, нет, — сказал он с очевидной неохотой. — Это внутренний сад, и по периметру у меня выставлены стражники. А мне приличнее остаться здесь, чтобы меня было видно. Но обещайте не уходить далеко.
— Конечно.
Он на секунду сжал мою руку и тотчас отпустил. Я шла по саду из крошечных сияющих звезд, у меня болела голова — от выпитого вина, ночной свежести, от прикосновения и запаха мужчины, оставшегося за моей спиной. Неподалеку журчал фонтан. До меня донесся негромкий смех и музыка.
В кустах рядом что-то зашуршало. Послышался быстрый шепот, тяжелое дыхание.
Конечно, никакой опасности не было. Всех обыскивали, ни у кого не было оружия, стражники охраняли все входы и выходы. Но во рту у меня пересохло, и дрожащими руками я коснулась своего амулета. Холодным он не был.
Я протянула руку и раздвинула ветки.
В пещерке из усыпанных звездами веток спиной ко мне стоял мужчина. Он страстно обнимал кого-то, кто был меньше ростом и чья рука нежно обвивала его шею.
Я не сдержала негромкого смешка.
Они обернулись, лица их казались бледными и застывшими на фоне темной зелени. Я вздрогнула, узнав их.
Это был конде Тристан. Обнимающий герольда Иладро.
Они с ужасом смотрели на меня. Больше всего мне хотелось убежать, но я была так поражена, что не могла с места сдвинуться.
На лице конде появилось выражение смирения. Не сводя с меня глаз, он сказал:
— Иладро, дорогой, пойди успокой боль в желудке стаканом воды.
Герольд вышел из укрытия, поспешно поклонился мне и скользнул в сторону приемного зала.
Мы молчали, казалось, целую вечность. Наконец конде Тристан сказал:
— Ваше величество, клянусь всем святым, я говорил вам только правду.
От возмущения ко мне вернулся голос.
— Что я потрясающе красива? Что вы намереваетесь жениться на мне?
— Да.
— Да вам вообще нравятся женщины?
— Не в этом смысле, нет. Но не обязательно быть любовником женщины, чтобы понимать ее.
Я покачала головой.
— Все, что вы говорили, — ложь. Может быть, не сами слова, но ваше намерение. Вы хотели обмануть меня. — И он действительно меня обманул. Я так наивна.
Конде опустил голову, прошептал:
— Мне очень жаль, ваше величество. Правда. — Он вздохнул. — Иладро — любовь всей моей жизни. Но конде Эдуардо постепенно захватывает мои земли, и мое графство в отчаянной нужде…
— Я советую вам сегодня же уехать.
Конде хотел возразить, но передумал. Он кивнул. Затем выскользнул из грота и исчез.
Я вдруг почувствовала себя невероятно одинокой. Я долго стояла, глотая слезы, пытаясь успокоиться, справиться с унижением, трепещущим у меня в груди. Я не винила Тристана за то, что в трудное время он хотел помочь своему народу. Но больно было сознавать, что для этого мужчины я недостаточно привлекательна. Как, может быть, и для всех остальных.
И для Гектора тоже.
Я вытерла глаза, удостоверившись, что краска не размазалась. Потом расправила плечи и высоко подняла голову. Так я вернулась к выходу из сада и к своему личному стражнику.
Он даже не пытался скрыть облегчение при виде меня.
— Я видел конде Тристана, — сказал он. — Он так спешил. Даже не заметил меня.
— Мы… мы поссорились.
— Мне очень жаль.
Я не хотела, чтобы он жалел меня, поэтому просто отмахнулась.
— Это ерунда.
Но провести его было не так просто. Я оперлась на предложенную им руку, и он другой рукой осторожно пожал мою.
— Идите внутрь и танцуйте, — сказал он твердо.
— Что?
— Веселитесь. Танцуйте со всеми своими поклонниками. Позвольте им превозносить вас до небес. — Он говорил так решительно, голос его звучал непреклонно.
— Но во всем этом не будет и слова правды. Никому из них не нужна я. Только мой трон. Власть. Победа. Но не я.
Воцарилось молчание, и я поняла, что не смогла бы более откровенно просить его о сомнительных комплиментах. Вероятно, это звучало как мольба о них.
— Элиза… я…
— Вы правы. Я пойду внутрь и исполню свой королевский долг. — Я старалась, чтобы голос звучал бодро. — Кто знает? Может быть, в лорде Лиано скрыта душевная глубина.
Он вздохнул.
— Я слышал, он однажды выбрал для охоты короткое копье вместо арбалета, просто чтобы дать кабану возможность сразиться на равных.
— Это ли не истинное сострадание!
— Он с радостью расскажет вам об этом.
Всю оставшуюся часть вечера я исполняла роль королевы. Я выпила еще бокал вина, чтобы не так кололо в груди, натянула на лицо улыбку и изо всех сил старалась никому не наступать на ноги. Я танцевала со всеми, кто приглашал меня, и ни разу не осталась без партнера. Мне рассказали, что я ослепительная, что у меня красивая улыбка, что я прекрасно танцую. Они восхищались моим платьем, моим быстрым выздоровлением, моим политическим умом. Они выражали сочувствие в связи с последними испытаниями, выпавшими мне на долю. Они предлагали личные услуги, расширение торговой политики, умоляли меня еще поднять налоги, просили понизить налоги.
Когда я наконец вернулась в свою комнату, Химена помогла мне снять платье.
— Как прошел бал? — спросила она. — Вы хорошо провели время?
У меня иссяк запас вежливых банальностей.
— Нормально, — сказала я. — Бал прошел нормально.
— Может быть, вас развеселит новость, что пришло письмо из дому? — Она достала крошечный кожаный сверток из кармана передника и помахала им. — Только что доставили с голубятни.
Она бросила его мне, и сердце у меня на мгновение замерло при виде гербовой печати на коже. От папы. Или, может быть, от сестры. Я не говорила с ними больше года, лишь обменялась несколькими короткими письмами, доставленными, как и это, голубиной почтой. Я страстно ждала вестей из дому.
Нет, поправила я себя. Теперь мой дом — Гойя д’Арена. Годы, проведенные в Оровале, казались мне чем-то, что было не со мной, с другой Элизой.
Я раскрыла сверток, сломав ногтем гербовую печать, и развернула пергамент. Приятно было вновь видеть аккуратный и милый почерк сестры.
Милая Элиза!
До нас дошла весть о твоих несчастьях. Но я рада была узнать, что ты быстро поправилась. Я молюсь за тебя каждый день.
Я пишу потому, что папин королевский совет настаивает, чтобы я начала всерьез искать себе мужа. Они предлагают мне выбрать кого-нибудь из наиболее влиятельных вельмож Гойя д’Арены, чтобы еще более укрепить связь между нашими государствами. Химена написала мне о лорде Гекторе из королевской гвардии и посоветовала выбрать его. Никому на свете я не доверяю так, как тебе. Пожалуйста, скажи мне: что он за человек? Как ты относишься к тому, чтобы начать переговоры с ним? С нетерпением жду твоего ответа.
Привет от папы.
Алодия.
Что-то сдавило мне грудь, так, будто на нее наступили тяжелым сапогом.
— Элиза?
Я подняла глаза от письма, сжатого у меня в кулаке. Химена внимательно смотрела на меня, а стражники беспокойно переглядывались.
Я не могла выдавить из себя ни одной приличной банальности.
Ты знала, что этот день придет, Элиза. Конечно же, он женится, и женится удачно. Будет правильно и хорошо, если он станет супругом царствующей королевы. Неужели тебе хотелось бы, чтобы Алодия вышла за кого-то менее знакомого и близкого?
— Мне нужен пергамент, — прошептала я. — Перо и чернила. — Я не могла вспомнить, куда положила их.
Фернандо бросился к моему письменному столу. Химена сделала шаг в мою сторону, но я покачала головой, повернулась и пошла в атриум. Я не могла даже смотреть на нее и думала лишь о том, неужели она все это время знала, что я влюблена в Гектора.
Когда Фернандо принес письменные принадлежности, я сидела, зажав рот рукой, будто это могло сдержать приступ тошноты, подступавшей к горлу. Держи себя в руках. Я глубоко вздохнула. Потом еще раз. Заставила себя разжать зубы. Потом схватила чернильницу и пергамент и положила их на туалетный столик.
Но руки у меня тряслись, и буквы получались кривыми.
Милая Алодия!
Гектор — лучший человек из всех, что я знаю. Ты не могла сделать лучшего выбора.
Элиза.
Я скрутила пергамент и положила в сверток Алодии. Передала его Фернандо и велела отправить немедленно.
Когда он ушел, Химена сказала:
— Вам не нужно прилечь ненадолго? Может быть, бокал вина?
— Я хочу остаться одна, Химена, — проговорила я шепотом. Опустив голову, она вышла.
Но остаться одной не так просто, если ты королева. Меня окружали стражники, и, задернув занавеси балдахина, я разрыдалась, стараясь плакать как можно тише.
Было уже утро, когда в голову мне пришла идея, остановившая наконец бесконечный поток слез.
