III. Исанские семейные ценности. Неравные условия

Моя жизнь мало отличалась от жизни других девушек, занятых в тайской индустрии секс-туризма. Стоило нам уехать в Большой город или на какой-нибудь туристический курорт, как наши родственники начинали безостановочно требовать денег. Моя мать ежедневно опустошала мой банковский счет. Она никогда не спрашивала о моем самочувствии и звонила только для того, чтобы потребовать еще денег. Ей нужны были новые диван, стол, телевизор, холодильник… Она дарила моему брату все, что могла себе позволить, – и все это покупалось на мои деньги. В Таиланде 14-летние девушки нередко торгуют собой, чтобы у их братьев были видеокамеры и мотоциклы. Мать подарила моему брату видеокамеру, которую я для нее купила, и захотела получить еще одну взамен той. Потребовала тележку-лапшевницу, чтобы открыть «ресторан на колесах», но после недолгой попытки побыть частным предпринимателем решила, что для этого нужно слишком много усилий. Усилия! Да она и понятия не имела, что это такое! Я продала себя десяти старикам, по тысяче батов с каждого, чтобы купить ей эту тележку, от которой она так небрежно отмахнулась.

Мать закатывала щедрые вечеринки для своих подруг и даже для совершенно незнакомых людей на те деньги, которые я зарабатывала, совершая омерзительные половые акты. Я отдавала ей все золото, подаренное мне клиентами, – от «хорошей дочери» именно этого и ждали. Мне бы и в голову не пришло ограничиться меньшим.

Вечеринки и золотые украшения создавали моей матери «лицо». «Лицо» не только важнее и ценнее, чем честь и достоинство дочери; оно ценится даже больше, чем ее жизнь. Нам, обездоленным женщинам Таиланда, в особенности дочерям Исана, тайская культура промывает мозги, заставляя лишаться чести ради наших родственников. Нам так и не довелось узнать, что что значит – ценить себя. В XXI веке наши женщины по-прежнему живут по тайским пословицам и нормам XIV века, например: «Женщина – буйвол; мужчина – человек». Единственное, что в нас есть ценного, – это наш труд: всего остального мы не стóим. Мне потребовалось еще немало лет и множество неудачных отношений, чтобы я окончательно поняла – а главное, приняла – тот факт, что представляла ценность для своей матери лишь постольку, поскольку присылала деньги домой.

Исанские «семейные ценности» в сельских провинциях очень лицемерны. Девочек не стоит учить, однако от нас ждут, что мы станем главным источником дохода и благополучия наших семей. Если мы хорошо зарабатываем, неважно, каким способом, то несем на себе клеймо источника этих денег – в моем случае это была детская проституция. Увы, такое по-прежнему происходит с миллионами молодых женщин по всей Юго-Восточной Азии. Эмоциональное страдание в конечном счете приводит нас к физическому и психологическому упадку. Разум чахнет, а тело разрушается. У нас уже в раннем возрасте возникают серьезные проблемы со здоровьем из-за неправильного образа жизни, в который мы втягиваемся. Я ни разу не встречала женщину, сумевшую полностью оправиться от своего участия в торговле сексом.

Согласно буддизму Тхеравады, главной тайской религии, мальчики могут считаться достойными людьми, если они прожили в храме три месяца и стали монахами. Это их единственная семейная обязанность. Дочь зарабатывает признание, посвящая себя заботам о родителях. Это не рецепт семейного счастья и – на примере Таиланда – не гарантия процветания. Исанские семьи не заботятся о своих женщинах, зато мужчины могут сколько угодно жить на заработанные женщиной деньги, не навлекая на себя бесчестия. Если женщина добывает достаточно денег – иными словами, помогает своей семье создать хорошее «лицо», – она может в следующей жизни родиться мужчиной.

С самого раннего возраста дочерям Исана рассказывают байку: «Одна семья задолжала грязному и отвратительному нищему. Вместо выплаты долга родители продали ему свою дочь, чтобы она жила с нищим и делила с ним ложе, пока долг не будет выплачен». «Мораль» этой притчи: почтительная дочь должна делать для родителей все, что угодно.

Наслушавшихся таких притчей дочерей часто (и полностью отдавая себе в этом отчет) посылают трудиться, как рабынь, на фабрики и в бордели по всей стране – в Бангкок, Паттайю, Чиангмай, на Пхукет или в Кох Самуи. Сыновья остаются дома с родителями, пьянствуют, и толку от них никакого. Они живут на доходы от проституции, которой занимаются их сестры. С этим поведением не просто мирятся; оно считается приемлемым во всех бедных регионах Таиланда, хотя о нем никогда не говорят вслух.

Когда я возвращаюсь в свою деревню, в дом, где все буквально кричит о вливаемых в него огромных суммах, никто не спрашивает, откуда у моей семьи столько денег; моя непроизносимая «профессия» – это не проблема. В сущности, я купила своей семье «лицо». Но если бы я не посылала ничего домой – вот тогда я была бы шлюхой! Дело не в том, чтó я такое и чем занимаюсь, а в том, сколько ДЕНЕГ приношу домой – это определяет мой статус. За деньги в Таиланде можно купить все, даже «любовь» собственных родственников.

Некоторые тайские девушки, накопив достаточную сумму на обслуживании туристов, возвращаются в свои деревни и выходят замуж. К сожалению, такой брак мужчина часто рассматривает как возможность получить доступ к большим деньгам. Развод следует вскоре после того, как он запустит руку в сбережения жены. Он может даже предложить ей снова вернуться к проституции. К тому же после работы в секс-туристических районах многие девушки перестают встречаться с мужчинами-тайцами: они научились смотреть на мужчин как на источник средств, а не на потребителей.

Таиланд неоднороден: север и юг так же отличаются друг от друга, как запад и восток. Весь северо-восточный регион (Исан) поставляет приблизительно восемьдесят процентов девушек, занятых в секс-индустрии. У большинства из них за плечами всего четыре класса начальной школы, до седьмого класса доучиваются лишь двадцать пять процентов. У некоторых вообще нет официального образования. Как показывает статистика, в местную торговлю плотью около сорока процентов девушек приходят добровольно, в то время как остальные шестьдесят процентов заставляют заняться проституцией силой, угрозами или обманом.

В барах встречаются девушки родом из Бангкока, Центрального, Северного или Южного Таиланда; но чаще там звучит исанский диалект. Некоторые девушки даже заучивают его основные слова, чтобы понимать подруг.

Я всегда говорила своим клиентам, что моя мать не знает, каким способом я зарабатываю. Они смотрели на меня в изумлении. Приходилось напоминать им, что Таиланд – это «страна притворства». Клиенты спрашивали: «Как может юная девушка без образования уехать в Бангкок и присылать домой по тридцать тысяч батов в месяц? Твоей матери наверняка все известно! Ваша культура отрицает правду!» Они утверждали, что исанское общество страдает «культурной инвалидностью» – и были правы. Исан действительно культурно инвалидное общество, для которого «лицо» ценнее, чем собственные дочери. Именно это общество, мое общество, привело меня к моим тогдашним взглядам и к тому, что я изменила их спустя семь лет.

Клиенты считали, что моя мать – вампир, который высасывает из меня жизнь, чтобы закатывать вечеринки и «делать лицо» перед подругами. Они уверяли, что американки скорее бы умерли от голода, чем стали есть еду, купленную за деньги, полученные от проституции их дочерей. Я отвечала: «У меня только одна мать, и я люблю ее». Это просто вопрос «лица». Моя мать не могла показать, что знает об источнике моих доходов. Я не могла – и до сих пор не могу – признаться в своем презрении к ее почитанию «лица» и материальных благ, которые она ценит больше, чем меня. И все же я люблю свою мать и всегда буду любить. Я должна так поступать, поскольку я дочь Исана.

Делать вид, что никто в деревне не знает, чем занимаются их юные дочери в Бангкоке и Паттайе, – это приемлемое поведение. В нем отражается ценность женщины в тайском обществе, особенно женщины из Исана. Исанская культура – это упражнение в мизогинии – ненависти к женщинам. Ненависть появляется с рождением девочки и сопровождает ее всю жизнь.

Таиланд – прекрасный пример общества, которое не способно развиваться, потому что ценность представляет лишь половина его населения. Чем менее ценны женщины в обществе, тем оно беднее. В этом отношении показателен Афганистан, где женщины значат меньше, чем в любой другой стране мира. Статус женщины, развитие общества и его «стандарт жизни» идут рука об руку. Когда женщины занимают достойное положение, они участвуют в развитии общества и вносят в него свой вклад.

Народы Таиланда, Юго-Восточной Азии и многочисленных других культур ведут жизнь, которая сводится к тому, чтобы «делать лицо». Эта цель определяет наше поведение, надежды, восприятие реальности и отношение к ней. Мы вкладываем ресурсы в «лицо», а не в улучшение «стандартов жизни», не в повышение человеческой ценности и построение более развитого общества. Многочисленные дети (в Юго-Восточной Азии нередко приходится по четверо-семеро душ на семью) посылают деньги домой, поддерживая своих родителей. Японцы говорили моей подруге Нан: «В Японии деньги текут от родителя к ребенку (хотя вопрос «лица» в Японии по-прежнему важен). В Таиланде они текут в противоположном направлении». США и Европа в этом отношении не отличаются от Японии. Вот одна из многих причин, по которым Запад и Япония богаты, в то время как Таиланд беден, и особенно беден Исан.

В недостаточно развитом мире дети становятся самостоятельными уже в 12-летнем возрасте. По очевидным причинам их потенциальный доход находится на самой нижней ступени карьерной лестницы. Дети в США и Европе обретают самостоятельность только к восемнадцати или двадцати двум годам, а порой и позднее. Но их уровень самодостаточности весьма высок. Я стала самодостаточной, будучи 13-летней девочкой, когда приехала в Бангкок. Я была сладким сном секс-туриста и мечтой любой исанской женщины – дочь, способная давать много денег, чтобы помочь матери «делать лицо» в деревне.

В детстве я вовсе не мечтала стать проституткой-фрилансером в Бангкоке. В моей стране живут десятки тысяч девушек вроде меня, и еще многие миллионы тех, кому «повезло» еще меньше, – в соседних странах. Все они родились в чудовищной бедности. Мы не знаем другого способа заработать, который смог бы приподнять нас над мрачной, безнадежной и унизительной жизнью. Унижение, от которого страдают наши нищие семьи, гораздо хуже того унижения, какое приходится терпеть нам, торгующим своим телом. Социально-экономической системой Исана не предусмотрен иной способ заработать на «лицо». Не имея возможности получить образование, мы рассматриваем свою несчастливую судьбу как единственный – и гораздо лучший – выход, чем жизнь наших семей в вечном отчаянии.