Глава седьмая

«Собачий хвост» — так назывался постоялый двор. Кинт, придерживая котелок, задрал голову, еще раз рассмотрев шпиль с этими самыми хвостами.

— Посторонись! — прокричал возница конной повозки, на которой приехали двое, должно быть тоже, постояльцы.

Кинт шагнул на настил из досок, перед входом в заведение, позволяя повозке проехать.

— Вы не поможете? — грузный мужчина в пыльном плаще протянул Кинту чемодан из повозки.

Кинт осмотрелся по сторонам, убеждаясь, что обращаются именно к нему. Второй пассажир оказался калекой без одной ноги, одного возраста с Кинтом. Возница помогать не спешил и ждал, когда пассажиры покинут его повозку и дадут монеты, но он обратил внимание на некое замешательство Кинта.

— Кочевники в этом постоялом дворе не особо услужливы.

— Извозчики в Джевашиме тоже этим не отличаются, как я погляжу, — ответил Кинт и помог пожилому мужчине с вещами, выгрузив из повозки три чемодана и два объемистых баула, затем помог выбраться из повозки калеке.

Возница ничего не ответил, и когда повозка освободилась, лишь криво ухмыльнулся и укатил прочь.

— Благодарю вас, — тяжело дыша, обратился пожилой мужчина к Кинту, — я с сыном перебираюсь на северо-восток, путь еще долгий, поэтому стараемся экономить.

— Куда, если не секрет? — поинтересовался Кинт и заглянул через окно внутрь постоялого двора, а затем постучал тростью по стеклу.

— В Конинг.

— Вот как? Действительно, ехать еще далеко.

Дверь скрипнула, и на порог вышел кочевник, молодой парень, в традиционной одежде, то есть кожа и мех, и в атласном котелке.

— Помогли бы постояльцам, — обратился к нему Кинт, — с таким отношением к клиентам вы их и не дождетесь.

— Те, кому не хватило монет на гостиницу, все равно остановятся у нас, — парень хмыкнул и нехотя, но все же поднял два чемодана, — с остальным сами…

— Надеюсь, стряпня здесь съедобная, — заметил Кинт, — подпер тростью дверь и стал заносить внутрь чемоданы, затем забросил баулы.

— У нас вкусно, — буркнул кочевник, утруждать он себя не стал и как только вошел, оставил чемоданы у стены, — вы вместе?

— Нет, я один, а эти господа вдвоем.

— Надолго? — кочевник, который плохо справлялся с должностью управляющего, уселся за стол в самом светлом углу, что у окна.

— Я переночевать.

— Мы отдохнем, пару дней, пожалуй, — сказал мужчина, придерживая дверь и пропуская сына на костылях.

Грамоте кочевник был не обучен, и ничего не писал, а разместил на расчерченной доске три камушка, два вместе в одном квадрате, и отдельно один в другом. Ключей не оказалось, как выяснилось, комнаты закрываются лишь изнутри на засов, а вот считать кочевник умел, за два дня проживания с завтраком и с ужином, он стребовал с отца и сына двадцать четыре кеста серебром.

— А с тебя восемь, если считать ужин сегодняшнего дня и завтрак утром, — кочевник обратился к Кинту и протянул ладонь.

— Возьмите, — Кинт протянул монеты и хотел высыпать их в ладонь, но кесты со звоном посыпались на стол, а кочевник переменился в лице и подскочил, с видом собаки, которой сейчас крепко достанется.

Парень снял с головы котелок, смяв его и прижимая к груди, стал часто кланяться и причитать, не сводя глаз с правой руки Кинта:

— Карху… Карху… нет моей вины! Карху, ты должен был сразу сказать!

Кинт наконец сообразил что происходит — перстень на мизинце…

— Так этот постоялый двор принадлежит племени восточных погонщиков?

— Да, Карху, — парень уже собрал все монеты, что раскатились и протянул их обратно Кинту, — возьми.

— Оставь себе, успокойся, и помоги наконец этим господам с вещами.

Кочевника как подменили, монеты он все же взять не посмел, а положил перед Кинтом на стол, схватил два чемодана и побежал по лестнице наверх.

— Простите, а что это с ним? — мужчина в плаще поинтересовался у Кинта, хотел было поднять с пола баул, но кочевник уже прибежал обратно, выхватил из его рук баул, поднял второй и снова побежал вверх по лестнице.

— У кочевников тоже есть сословия, и так случилось, что я породнился с вождем их племени.

— Вот оно что… — удивился мужчина.

— Фу! Дикость какая, — нахмурился парень-калека и стал подниматься по лестнице, — отец, помоги.

— И не говори, — вздохнул Кинт и улыбнулся, достал трубку и стал набивать ее табаком, — та еще дикость.

Когда кочевник вернулся, закончив с размещением отца и сына, он спросил у Кинта, протянув руку к саквояжу:

— Я отнесу.

— Не надо… скажи, — Кинт выдохнул дым к грубо отесанным балкам потолка, — что значит Карху?

— Сын вождя, даритель свежей крови.

— Вот как? Скажи, а здесь много таких как ты, в смысле из твоего племени?

— Еще скорняжная лавка на другой стороне города, старейшина Доту говорит, что мы должны жить во всех городах в землях, что нам теперь принадлежат.

— Старейшина Доту здесь появляется?

— Сам он редко, а его сын раз в месяц привозит товары, ведет дела от имени отца с местными.

— Я на ужин не буду спускаться в харчевню…

— Тогда я принесу ужин в комнату, — сообразил парень.

— Отлично, и завтрак тоже, — сказал Кинт и пошел вверх по лестнице, пыхтя трубкой.

До ужина Кинт сидел в глубине комнаты напротив окна и наблюдал за городком и его жителями, а также в подзорную трубу за рудником, впрочем, за высоким забором особо рассмотреть ничего не удалось. Не выходил из головы разговор с профессором, точнее не сам разговор, а обстоятельства, которые свели их снова. Кинт сделал вывод о существовании в терратосе Аканов некой силы, которая долгое время находится в тени событий последних лет, но явно имеет к ним отношение. Сложно все, политика… то ли дело рейды в степях или в горах Севера, звеньевым, где все понятно, где Кинт чувствовал себя спокойнее, чем сейчас. Еще, набивая трубку и усевшись на стол напротив окна, Кинт подумал о том, что уже нет злости к профессору и желания пустить ему пулю в лоб, было даже жаль его.

— А старик совсем сдал, — тихо, вслух сказал Кинт и выпустил к потолку дым.

Действительно, время не пожалело профессора, не столько седина и морщины, сколько странный цвет лица и потухший взгляд его значительно состарили… еще что-то с ногтями было, да, Кинт обратил на это внимание, когда профессор читал письмо, они будто расслаивались и были цвета глины. Так, в раздумьях и наблюдая за городом в окно, Кинт просидел до сумерек.

Стряпня кочевников действительно оказалась вкусной, плотно поужинав, Кинт закрыл засов двери, развалился на широком топчане, отметив, что слежки за постоялым двором он не обнаружил, и с этой мыслью провалился в сон.

Осторожный стук в дверь разбудил Кинта на рассвете.

— Кто? — Кинт нащупал рукоять револьвера под подушкой.

— Это я… Чирш, — донесся тихий голос управляющего постоялым двором, — я принес завтрак.

Сунув револьвер за пояс, и держа большой палец на курке, Кинт подошел к двери, сдвинул засов и отступил на пару шагов назад.

— Входи…

Управляющий вошел с подносом в руках и поклонился в ожидании.

— Благодарю, поставь на стол. Да, я обратил внимание, что местные извозчики не жалуют этот район, где мне можно поблизости нанять экипаж? Нужно ехать на станцию, не хочется опоздать на единственный рейс в Дейлур.

— Возьми мою лошадь, Карху, я ее позже заберу.

— Не уведут?

— Мою лошадь? — немало удивился кочевник.

— Хорошо, ты меня очень выручил.

Молодая кобылка бежала рысью, она была послушна и утренняя пробежка, должно быть, ей нравилась. Джевашим только просыпался, лавочники в центре открывали закрытые на ночь ставни, дребезжа бутылями в деревянной тачке, навстречу попался молочник… еще, припозднившийся, и опухший от ночного веселья фонарщик, с трудом переставляя лестницу от столба к столбу, гасил еще встречающиеся в старом районе города масляные фонари… Через полчаса Кинт подъехал к забору и живой изгороди, отделяющей дорогу и территорию станции воздухоплавания. Два пилота и механик уже крутились у скревера, чуть в стороне стояли несколько пассажиров, ежась от утренней прохлады. Кинт намотал поводья на крючок в бревне коновязи недалеко от ворот, и более пристально осмотрелся — человека в сером костюме не видно.

— Ладно, подождем, — тихо сказал он, отвязал от седла саквояж, трость и направился к группе пассажиров.

Не успел Кинт насладиться прохладным, свежим весенним воздухом, осматривая окрестности, как на станцию въехал конный экипаж, профессор Дакт, собственной персоной. Он неумело держал вожжи, ругался на лошадей. Наконец экипаж остановился напротив ожидающих рейса…

— Профессор? — Кинт в недоумении вскинул бровь, — вы бы поосторожнее…

— Кинт, милейший, у меня мало времени, — Дакт выглядел совсем плохо, тяжело дышал, руки тряслись, он кое-как соскочил на землю, достал из салона пару тубусов и потертый саквояж, — вот, возьмите, передайте это все людям, которых вы представляете, передайте мои труды в достойные руки.

— Что случилось, профессор?

— Некогда объяснять, — профессор оглянулся по сторонам, — прощайте Кинт, и простите, если сможете.

Забравшись обратно в экипаж, профессор стеганул лошадей, и те понесли прочь, едва не снеся табачный киоск у дороги.

Ожидавшие рейса не особо отреагировали на ненормального старика приехавшего провожать какого-то, с виду заурядного, инженеришку. Разве что, один из троих, что крутились у скревера, не сводил глаз с Кинта. С трудом удерживая переданное профессором, Кинт подошел к пилотам и механику.

— Скажите, когда запланирован вылет?

— Торопитесь?

— Нет, ценю время и хочу знать точно.

— Важный какой, — хмыкнул рыжий, с изъеденной последствиями неприличной болезни кожей лица механик, — ждем курьера императорской почты, он всегда опаздывает на полчаса.

— Ясно… — Кинт осмотрелся, нашел подходяще место — покосившийся сарай у пакгауза.

Выйдя за территорию станции, Кинт продолжал нелепо выглядеть, держа кроме своего саквояжа еще и тяжелый саквояж оставленный профессором, торчащие в разные стороны тубусы и трость, которая теперь была совсем лишней.

— Проклятье! — тихо выругался Кинт, кое-как протиснулся между забором станции и стеной пакгауза, а затем доковылял до сарая, убедившись, что этого маневра со стороны скревера не видно.

Кинт вовсе не удивился, пришедшему чувству опасности, как легавая, он вытянул голову нюхая воздух, бросив на пол в сарае свою ношу и разделив трость на две части, внимательно прислушиваясь… Нет, никого. В полумраке сарая, под косыми лучами от щелей меж старыми досками, Кинт стал рассматривать то, что оставил ему профессор — две дюжины чертежей на больших листах были свернуты в двух тубусах, в саквояже перетянутые бечевкой фотографические копии записей, весьма ощутимые на вес пять пачек, еще два тонких медных цилиндра от звукописца. Кинт прильнул к доскам, рассматривая скревер и пассажиров — все по-прежнему, разве что появился рядом вчерашний провожатый в сером костюме, он был явно обеспокоен чем-то, высматривал все кругом.

— Похоже, полковник, ты меня опять втянул в неприятности, права была Сэт… — процедил сквозь зубы Кинт и стал заворачивать в подвернувшуюся тряпку бумаги из тубуса, и содержимое саквояжа.

Сверток, источающий неприятный запах плесневелого тряпья получился увесистый, вытянув пояс из плаща, Кинт туго перевязал им сверток, также незаметно выбрался из сарая, вернулся к коновязи и привязал сверток к седлу лошади кочевника. Живая изгородь, пусть еще без зелени, хорошо скрывала Кинта от тех, кто находился за забором на поле станции воздухоплавания. Убедившись, что никто особого внимания на его странные маневры не обратил, Кинт облегченно выдохнул, набил трубку, раскурил ее и, пуская к небу дым, медленно пошел в сторону поля, всем своим видом показывая как ему надоело ожидание вылета.

— Господин Жакье! — человек в сером очень обрадовался, увидев Кинта, и поспешил на встречу.

— Доброе утро, — Кинт сунул трость под мышку и коснулся полей котелка.

— Вы видели профессора Дакта?

— Конечно, вы же сами меня к нему вчера проводили, — удивился Кинт, — с вами все в порядке, милейший?

— А сегодня? Сегодня вы с ним не встречались?

— Нет, я из гостиницы сразу сюда, у меня ранний рейс, который отчего-то задерживается. А что-то случилось?

— Нет, нет, ничего… — человек в сером поспешил к зданию станции.

— Господа, прошу занимать места! — один из пилотов, наконец, распахнул дверь салона скревера, — багаж, будьте любезны, сложите в тамбуре.

Багажа у Кинта не было, поэтому он сразу прошел в начало салона и уселся у окна, положив саквояж на колени и наблюдая за полем и станцией. Человек в сером, все с тем же озадаченным видом вышел из здания станции и направился к скреверу, остановился около механика со щербатым лицом и стал с ним разговаривать. Тот кивал, показывал на ворота в заборе, потом на скревер.

— Что, потерял профессора? — подумал Кинт глядя в большой иллюминатор через шторку, — или то, что он мне передал?

Человек в сером изменился в лице, оно стало каменным, взгляд застыл на скревере, потом он притянул за ворот механика к себе, что-то ему сказал и быстрым шагом пошел к моторному экипажу неподалеку.

— Что ты задумал? — Кинт внимательно стал рассматривать салон, затем заглянул в еще пустую кабинку пилотов.

Тем временем, человек в сером вернулся с небольшим чемоданчиком. Кинт прильнул к шторке, силясь рассмотреть его манипуляции, а тот, присел на корточки, открыл чемоданчик, достал небольшую стеклянную колбу, завернул ее в носовой платок, стукнул о землю и сунул в чемоданчик. После, достал из нагрудного кармана хронометр и внимательно на него посмотрел, затем закрыл чемоданчик и сунул его механику, кивнув на скревер. Тот нехотя, но поплелся к двери и пристроил чемоданчик в тамбуре к остальному багажу пассажиров.

— Через три минуты взлетаем! — сказал один из пилотов, когда они проходили мимо Кинта в свою кабинку.

— Милейший, — Кинт придержал за рукав пилота, того что выглядел старше, — не сочтите за прихоть, но я редко летаю, и мне было бы интересно, если вы пролетите над руслом реки.

— Эм…

— Я заплачу, — Кинт сунул три золотых кеста в ладонь пилота.

— Это конечно не положено, но не думаю, что в этом есть что-то плохое, — ответил пилот, прибрав монеты.

В висках застучало, захотелось подбежать к тамбуру, отыскать чемоданчик с химическим детонатором… да, Кинт уже не сомневался, что человек в сером это его бывший «коллега» по «волчьему корпусу», оставшийся не у дел и нашедший себе работенку по умениям. Так себе умения, надо сказать… ни проследить незаметно, ни одежду сменить для этого, но взрывному делу обучен. Кинт осмотрел салон, точнее рассевшихся по своим местам пассажиров, ему было их жаль, ни в чем неповинные люди… Человек в сером стоял на поле и, заложив руки за спину, улыбался.

Скревер дернулся, загудели с натугой винты, а машина стала набирать вертикально высоту, затем «клюнула» носом и пошла вперед, закладывая вираж к руслу реки.

— Пониже, пожалуйста, — Кинт заглянул в кабинку к пилотам, перекрикивая гул и пытаясь как можно обаятельнее улыбаться.

Пилот кивнул, показал Кинту большой палец и крикнул в ответ:

— Сядьте на место! Смотрите в иллюминатор, все пропустите!

— Да уж не пропущу, никто не пропустит веселья, что скоро начнется, — пробубнил Кинт, сел на место, наклонился к проходу меж сиденьями и посмотрел на кучу багажа… тихий хлопок, вспышка и заднюю часть фюзеляжа моментально охватило пламя.

Все закричали, началась паника, по салону быстро распространился дым, огонь разгорался…

— К воде! — Кинт ворвался в кабинку пилотов, — ниже! В воду!

Но машина уже не слушалась, легкая обшивка хвостовой части сгорела как порох, часть ее начала отваливаться из-за воздушного потока, врывающегося в салон и еще сильнее раздувающего смертельный огонь. Люди жались к кабине пилота, давка и паника… Кинт с трудом отпихнул от себя какого-то старика, выхватил пистолет, несколько раз выстрелил в иллюминатор и стал колотить по нему сапогом… скревер резко прокрутился по оси, совсем потеряв управление и столкнулся с водой реки… всех разметало по салону, как кукол… Удар, скрежет, шипение, темнота…