Глава 18
Как только они двинулись, Никки поймала прощальный взгляд, которым Энн обменялась с Натаном. Это был сокровенный пристальный взгляд, согретый по-детски непосредственной улыбкой, взгляд разделенного понимания и расположения. Никки почти ощутила стеснительность, оказавшись свидетелем такого личностного момента. В то же самое время это открывало обаятельное, на ее взгляд, достоинство их обоих, и Натана и Энн. Это было нечто такое, что почти каждый, кто мог увидеть, понял бы и высоко оценил.
Случайно заглянув в пространство их чувств, Никки обрела ощущение покоя и мира. Теперь с ней была не та аббатиса, которую она когда-то так боялась, а женщина, которой не чужды те чувства, стремления и ценности, что и большинству других.
Пока они шли вглубь дворца, после того как Натан и Кара исчезли из вида, Никки быстро взглянула на Энн.
– Ведь ты любишь его, не так ли?
Энн улыбнулась.
– Да.
Никки уставилась на нее, потеряв дар речи.
– Удивлена, что я признаюсь в этом? – спросила Энн.
– Да, – созналась Никки.
Энн фыркнула от смеха.
– Ну, пожалуй, было время, когда я и сама оказалась бы так же удивлена.
Никки расслабленно переплела пальцы.
– И как давно?
Энн задумалась.
– Наверное, уже не одну сотню лет назад. Я была слишком глупой и слишком увлечена своей ролью аббатисы, чтобы воспринимать то, что лежало прямо перед моими глазами. Может быть, полагала, что выполнение долга превыше всего. Но сейчас думаю, что это просто оправдание собственной глупости.
Никки была ошеломлена и лишилась слов, услышав столь откровенное признание от этой женщины.
Энн смутилась, когда увидела выражение лица Никки.
– Потрясена тем, что увидела во мне человека?
Никки улыбнулась.
– Не очень лестная формулировка, но что-то в этом роде.
Они свернули к длинному лестничному спуску с регулярно встречающимися площадками в квадратном лестничном колодце, пронизывающем весь дворец. Перила на всем спуске были кованые, в виде стеблей виноградной лозы, выполненные настолько искусно, что ветви и листья казались настоящими.
– Ну, – вздохнула Энн, – пожалуй, и я была когда-то шокирована, обнаружив, что я тоже человек. В то же время, во всяком случае сначала, это вызывало у меня печаль.
– Печаль? – Никки нахмурилась. – Почему?
– Потому что мне пришлось признаться себе, что значительная часть моей жизни прошла впустую. Создатель осчастливил меня очень долгой жизнью, но, лишь приближаясь к ее концу, я поняла, что использовала из отведенного мне времени очень немного. – Когда они достигли очередной площадки, она подняла глаза на Никки. – Разве не должно вызывать печаль осознание того, как много ты упустила, не понимая, что именно в твоей жизни было важным?
Никки на короткое время замедлила шаг, гася внезапно проявившуюся собственную печаль, когда они дошли до конца площадки и начали спускаться по следующему пролету ступеней.
– У нас есть нечто общее.
Далее они спускались молча, прислушиваясь к тишине вокруг, к шуршанию собственных шагов, пока не достигли самого низа. Добравшись наконец до основания лестницы, они двинулись по широкому коридору, идущему прямо, не обращая внимания на ответвляющиеся от него по обеим сторонам многочисленные проходы. Этот коридор был отмечен специфическим запахом от равномерно размещенных вдоль него масляных ламп.
По обе стороны коридор был отделан квадратными панелями из вишневого дерева, группы панелей отделялись бледно-желтыми драпировками, размещенными с одинаковым интервалом. Каждая драпировка имела окантовку в виде золотистого шнурка, заканчивающегося золотыми и черными кисточками. Лампы с отражателями, размещенные произвольно между драпировками, заливали коридор теплым светом.
На каждом таком вот сегменте висела картина, многие из них – в роскошных резных рамах, будто эти произведения искусства были из самых любимых.
Хотя тематика картин сильно менялась, от вечерних горных вершин до высочайших водопадов, общим для всех этих произведений искусства было превосходное отображение света. Горное озеро, расположенное между двумя вздымающимися вершинами, наполняли лучи, прорывавшиеся из-за туманных гор сквозь череду вздымающихся волнами позолоченных облаков. Этот же восхитительный свет подчеркивал береговую линию. Лес вокруг был погружен в приятный полумрак, а в самом центре на скалистом выступе вдалеке стояла пара влюбленных, купающаяся в теплых лучах.
Посреди скотного двора на каменной кладке, присыпанной соломой, жались друг к другу цыплята, освещенные невидимым источником приглушенного света, благодаря которому, без жесткого сияния прямого солнечного луча, вся картину становилась еще более живой. Никки никогда прежде не думала о скотном дворе как о красивом месте, но художник смог узреть его красоту и выставил ее на всеобщее обозрение.
На переднем плане картины, изображающей водопад, истекающий с высокой горной цепи, выделялась арка природного каменного моста, поднимающаяся из темного леса по каждую сторону. Пара влюбленных, глядящих друг на друга через этот мост, освещена сзади заходящим солнцем, окрасившим величественные вершины в глубокий багрянец. Двое, стоящие в этом свете, обладали вызывающим восхищение благородством.
Никки отметила для себя как нечто любопытное, что в Народном Дворце столько самого разного посвящено красоте. Начиная от дизайна интерьеров, с использованием различного камня при создании пола, лестниц и колонн, до многочисленных статуй и художественных работ – дворец казался непрерывно празднующим красоту самой жизни. Все, от конструкций самого дворца до их наполнения, казалось, было направлено на выражение высших человеческих достижений. Сам дворец практически был фоном, призванным воспитывать художественный вкус.
Что было еще более интригующим, так это то, что эти мастерски выполненные картины могли видеть лишь немногие. Это был не публичный коридор, далеко в глубине дворца, на пути к гробницам ушедших правителей. Им пользовался почти исключительно Лорд Рал.
Кому-то это могло показаться проявлением алчности, желанием лично обладать уникальными вещами, но такое восприятие было ошибкой, рожденной цинизмом.
Никки хорошо знала, насколько разными людьми бывали правители Д’Хары. Родной отец Ричарда был жестоким тираном. Его предки, если проследить дальше в глубь времен, бывали всех возможных типов. Их подлинные намерения часто бывали искажены и испорчены последующими поколениями, примерно так же, как истинное предназначение вот этих произведений искусства, должно быть, уже потеряно, переродившись в номинальную ценность. За мудрыми лидерами очень часто следовали дураки, которые теряли все, что было достигнуто их предками. Никки предполагала, что главным во всем этом было то, что каждое новое поколение становилось лучше, училось у прошлого и старалось не упускать самых важных вещей, понимая их истинную значимость.
Однако каждый сам реализует свою свободу воли. Тот, кто теряет из виду ценности, завоеванные в прошлом, обычно теряет и сами эти ценности, оставляя последующим поколениям необходимость вновь завоевывать их – часто лишь для того, чтобы они были вновь растрачены наследниками, которые не приложат усилий для их сохранения.
Никки воспринимала эти картины, развешанные на пути посещения мертвых, как послания от прошлых поколений, стремившихся напомнить современникам, что Лорд Рал должен становиться ценителем самой жизни. Чтобы гробницы ушедших он шел навещать коридором, предназначенным для того, чтобы напомнить ему, на что следует обратить внимание. В каком-то смысле это был своего рода намек Лорду Ралу о его самом главном долге: о жизни.
Но многие из тех, кто регулярно пользовался этим коридором, теряли этот факт из вида, а в результате целые поколения людей теряли то, чем наслаждались их предки и что считали важным и ценным.
Вот ради чего весь дворец был создан в форме заклинания, увеличивающего силу любого из Дома Ралов, и почему это место было так наполнено красотой – чтобы напоминать, что по-настоящему важно, и давать силу поддерживать влияние этого на его людей.
Но ничто здесь не было таким захватывающим для Никки, как та резная фигурка, которую Ричард сделал в Алтур-Ранге. Та статуэтка была наполнена энергией жизни, поэтому и тронула душу Никки и навсегда изменила ее.
Ричард был Лордом Ралом, носящим ощущение жизни внутри себя. Он хорошо сознавал, что может быть потеряно.
– Ты любишь его, не так ли?
Никки моргнула и прищурилась, затем оглядела Энн, пока они шли по переходу.
– Что?
– Ты любишь Ричарда.
Никки вновь устремила взгляд вперед.
– Мы все любим Ричарда.
– Это не то, что я имею в виду, и ты понимаешь это.
Никки удалось сохранить самообладание. Во всяком случае, внешне.
– Энн, ведь Ричард женат. И не просто женат, а на женщине, которую любит. И не просто любит, а любит больше, чем саму жизнь.
Энн промолчала.
– А кроме того, – добавила Никки в неловкой тишине, – я та, кто могла бы разрушить его жизнь – все наши жизни, – когда забрала его с собой в Древний мир.
И едва не сделала это. Тогда, по сути, ему следовало убить меня.
– Возможно, – сказала Энн, – но это было тогда, а это – сейчас.
– Что ты имеешь в виду?
Она пожала плечами, в то время как они поворачивали в месте пересечения коридоров в сторону лестницы, спускающейся на уровень ниже, где располагались гробницы.
– Ну, я полагаю, у Натана могла быть какая-то причина ненавидеть меня, так же как у Ричарда причина ненавидеть тебя. Но на деле все оказывается не так.
Как я заметила недавно, все мы делаем ошибки. Натан оказался способен простить мои. Поскольку ты все еще жива, очевидно, Ричард тоже простил твои ошибки. Он явно не равнодушен к тебе.
– Я уже сказала тебе, что Ричард женат на женщине, которую любит.
– На женщине, которая то ли существует, то ли нет.
– Я приводила в действие силы Одена. Поверь мне, теперь я знаю, что она существует.
– Это не совсем то, что я имею в виду.
Никки замедлила шаг.
– Тогда что подразумеваешь?
– Послушай, Никки… – Энн сделала паузу, будто оказавшись в растерянности. – Ты хотя бы представляешь, как мне трудно не назвать тебя «сестра»?
– Хочешь сменить тему.
Энн вспыхнула, коротко улыбнувшись.
– Отчасти. То, о чем я говорю, гораздо больше, чем судьба одного человека.
– То есть?
Энн вскинула руки.
– Всё. Всю эту войну, его бытность Лордом Ралом, его дар, войну с Имперским Орденом, проблемы с магией, вызванные гармониями, заклинание Огненной Цепи, шкатулки Одена… все вот это. Как раз сейчас кто знает, в какой беде он оказался? Посмотри на все, с чем он сталкивается. Он ведь просто одиночка. Одинокий человек. Один человек, у которого нет никого, кто помог бы ему.
– Не могу отрицать полную справедливость этих слов, – сказала Никки.
– Ричард – это камень в пруду, центральная личность. Он участвует во многих событиях. Он оказался ведущим элементом в жизни каждого из нас. Сейчас все зависит от него, от решений, которые он принимает. И если он сделает ошибочный шаг, мы все потерпим неудачу.
И посмотри на бедного мальчика, первого за три тысячи лет рожденного с магией Ущерба, выросшего без всякого обучения тому, как использовать свой дар. Рожденный боевым чародеем, он до сих пор не представляет, как использовать свои возможности.
– Пожалуй, это так. И что из того?
– Никки, можешь ли ты хотя бы вообразить, каково ему сейчас? Можешь ли вообразить, какую он сейчас несет ответственность? Он вырос в небольшом селении в Вестландии и стал лесным проводником. Он рос, не зная ничего о магии. Можешь представить себе, какая тяжесть ложится на твои плечи, если при этом даже не знаешь, как вызвать к жизни собственный дар? И в довершение всего он теперь еще и участник приведения в действие силы Одена.
Когда он узнает, что силы Одена приведены в действие… От его имени… Можешь ли ты вообразить, как подобное ужаснет его? Он ведь не способен даже призвать свой Хань, но сейчас от него ожидают, что он будет управлять, возможно, одной из сложнейших магий, когда-либо придуманных человеческим разумом?
– Для этого я и здесь, – сказала Никки, очередной раз начиная движение по коридору. – Я буду учить его. Стану его проводником.
– Именно это я имела в виду. Он нуждается в тебе.
– Я и так с ним. И сделаю для него все.
– Сделаешь?
Никки нахмурилась, недоумевающе глядя на аббатису.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Сделаешь ли ты все? Будешь ли тем, в ком он нуждается больше всего?
– Кем же это, по-твоему?
– Его партнером.
Никки наморщила нос, продолжая хмуриться.
– Партнером?
– Спутницей жизни.
– У него уже есть партнер. Он уже…
– Может ли она использовать магию?
– Она Мать-Исповедница.
– Да, но способна ли она пользоваться магией? Может ли вызывать свой Хань так, как это делаешь ты?
– Ну, я не…
– Может ли она использовать магию Ущерба? Ты можешь. Ричард был рожден с даром магии Ущерба. Ты знаешь, как обращаться с такой силой. Я не знаю этого, но ты – знаешь. Ты единственная из нас, кто это умеет. Не думала ли ты когда-нибудь, что именно судьба свела вас?
– Судьба?
– Разумеется. Он не справится один. Ты, возможно, тот самый человек, в котором Ричард нуждается больше всего, – партнер, который любит его, способный учить и руководить им, способный стать подобающей ему спутницей жизни.
– Спутницей жизни? – Никки едва могла поверить своим ушам. – Добрые духи, Энн, он же любит Кэлен. Что ты имеешь в виду под «спутницей жизни»?
– Подобающей ему спутницей. – Она сделала пространный жест рукой. – Подобной ему. Во всяком случае, в том смысле, как может быть подобна ему женщина. Кто лучше тебя может быть тем, в чем действительно нуждается Ричард? В чем нуждаемся все мы?
– Но послушай, я знаю Ричарда, – сказала Никки, поднимая руку, чтобы остановить этот разговор, не давая ему дальнейшего развития. – И знаю, что если уж он любит Кэлен, то она должна быть чем-то замечательным. Она должна быть ровней ему. Люди любят то, что вызывает у них восторг. Это манера Ордена – делать все напротив, заявлять, что любить следует то, что вызывает отвращение.
Возможно, она и не способна использовать магию точно так, как может он. Но она, несомненно, нечто такое, что вызывает его восхищение, что полноценно дополняет и окончательно формирует его. Он бы не был так увлечен ею, не будь она чем-то выдающимся. Ричард не полюбил бы кого-то, кто не достоин этого.
Ты относишься скептически к ней, потому что не обладаешь о ней даже малейшими воспоминаниями. Мы не помним Кэлен, не помним, какая она, но достаточно знать Ричарда, чтобы понять, какой удивительной женщиной она должна быть.
Она, между прочим, Мать-Исповедница – а значит, очень могущественная женщина. Она, может, и не способна совершить своей силой такого, что делают волшебницы, но Исповедница может делать то, чего ни одна волшебница сделать не может.
До того, как пали барьеры, надзор за Срединными землями осуществляла Мать-Исповедница. Королевы и короли склонялись перед ней. Доступно ли нам нечто подобное? Ты управляла дворцом. Я была всего лишь королевой рабов. А Кэлен была истинным правителем – правителем, на которого полагались ее люди, правителем, который боролся за них, сражался, защищая их свободу. Женщина, которая, по словам Ричарда, переправилась через границу – пройдя через преисподнюю, – только для того, чтобы помочь своим людям. Когда я забрала Ричарда в Древний мир, она заменила его собой. Она вела сражения и командовала д’харианскими войсками, замедляя продвижение Джеганя и тем самым выигрывая время, чтобы найти способ остановить его.
Ричард любит Кэлен. И это говорит всё… этим все сказано.
Никки едва могла поверить, что у нее нашлись силы вести такой спор.
– Да, все, что ты говоришь, вполне может быть и правдой. Он действительно может любить ту женщину, Кэлен, но кто знает, жива ли она? Ты лучше меня знаешь подлую натуру сестер Тьмы, которые захватили ее. Не говоря уже о том, удастся ли Ричарду когда-нибудь увидеть ее вновь.
– Насколько я знаю Ричарда – увидит.
Энн развела руками.
– И если увидит, что тогда? Что это даст?
Тонкие волоски на шее Никки встопорщились.
– Что ты имеешь в виду?
– Я читала книгу «Огненная Цепь». Я знаю, как работает это заклинание. Оцени вот что: женщина, которой некогда была Кэлен, больше не существует. Огненная Цепь уничтожила все это. Огненная Цепь не просто заставляет людей забыть их прошлое, она полностью стирает эти воспоминания, изничтожает само их прошлое. Со всех практических точек зрения, Кэлен больше не существует, ее больше нет.
– Но она…
– Ты любишь Ричарда. Поставь его на первое место в своих мыслях, в своем разуме. Думай о его нуждах. Кэлен исчезла – во всяком случае, исчезла ее память. Все, что ты говоришь о том, сколько она значила для него и какой прекрасной наверняка была, может, и верно, но этой женщины, той женщины, которую Ричард любил, больше нет. Даже если Ричарду суждено найти ее, это будет лишь тело женщины, которую он любил, пустая оболочка. В ней не осталось больше ничего, что он мог бы любить.
Тот разум, который делал ее Кэлен, изменился. А разве Ричард относится к людям того типа, что любят одну лишь оболочку и просто хотят ее ради ее тела? Едва ли. Ведь именно разум делает людей теми, кто они есть, и именно разум составляет предмет любви Ричарда. Теперь этот разум исчез.
Ты намерена вычеркнуть из своей жизни самое важное, как когда-то сделала я? Я вытеснила из всей своей жизни то, что могла бы иметь с Натаном, с человеком, которого любила, но была предана чувству долга. Хотя бы ты, Никки, не выбрасывай попусту свою жизнь. И не позволяй, чтобы это счастье ускользнуло от Ричарда.
Никки изо всех сил сцепила свои трясущиеся пальцы.
– Уж не забыла ли ты, с кем говоришь? Разве ты не понимаешь, что пытаешься отдать в руки сестры Тьмы Ричарда – человека, который, по твоим словам, надежда на будущего каждого из нас?
– Бе-е, – насмешливо произнесла Энн. – Ты не сестра Тьмы. Ты отличаешься от них. Вон там – да, там настоящие сестры Тьмы. А ты – нет. – Она похлопала Никки по груди. – Там, внутри, ты не такая.
Они стали сестрами Тьмы, потому что были алчны. Они хотели того, чего не могли заслужить. Они хотели власти и исполнения сомнительных обещаний.
Ты совсем другая. Ты стала сестрой Тьмы не потому, что стремилась к власти, а совсем по другим причинам. Ты думала, что не заслуживаешь даже собственной жизни.
И это правда. Никки была единственной сестрой Тьмы, которая обратилась в их веру совсем не для того, чтобы стяжать власть или обрести награды для себя, а скорее из убеждения, что она недостойна чего-то доброго. Она не стремилась быть бескорыстной, приносить себя в жертву чужим желаниям и нуждам и вовсе не хотела упускать случай пользоваться собственной жизнью ради себя. Она полагала, что такое отношение делает ее самовлюбленной и злонамеренной. В отличие от других сестер Тьмы, она и в самом деле считала, что не заслуживает ничего иного, кроме вечного наказания.
Такая мотивация виной, а вовсе не алчностью, очень беспокоила других сестер Тьмы. Они не доверяли Никки. На деле она не была одной из них.
– Добрые духи, – прошептала Никки, едва способная поверить, что вот эта женщина, которую она едва узнала за то казавшееся десятилетиями время, пока они жили во Дворце пророков, могла уже тогда так отчетливо все осознавать. – Я не подозревала, что это было настолько прозрачно.
– Для меня это было всегда лишь поводом для печали, – мягким голосом заметила Энн, – видеть, как существо столь прекрасное, столь талантливое, как ты, так мало себя ценит.
Никки сдержала свои эмоции.
– Почему ты хотя бы не попыталась сказать мне это?
– Разве ты поверила бы мне?
Никки задержалась у начала очередного лестничного спуска, положив руку на перила из белого мрамора.
– Пожалуй, нет. Ричарду пришлось заставить меня понять это.
Энн вздохнула.
– Возможно, мне следовало заняться тобой серьезнее и попытаться заставить больше думать о себе, но я всегда боялась показаться слишком мягкой, чтобы не потерять свою власть. Боялась, что разговоры с послушницами о том, что я в действительности думаю о них, могут заставить их слишком много о себе возомнить. Хотя ты не была столь прозрачной, как мне казалось. Я никогда не осознавала глубину твоих чувств. Я думала: то, что я вижу как твою скромность и сдержанность, будет с таким же успехом служить тебе, когда ты станешь женщиной. Но я совершенно ошибалась на этот счет.
– Я этого не подозревала, – сказала Никки, странствуя в мыслях, по-видимому, где-то там, в том далеком времени.
– Но не думай, что так было только с тобой. С другими, о которых тоже много думала, я обращалась хуже. Возможно, Верне я доверяла больше, чем кому-то еще. Но никогда не говорила ей этого. Вместо этого я отправила ее на поиск вслепую, на двадцать лет, потому что она была единственной, кому я осмелилась доверить такую сложную миссию. Доверить посетить все места, где у меня были затруднения с различными событиями в пророчестве. – Энн покачала головой. – Как же она ненавидела меня за эти двадцать лет разочарований.
– Ты говоришь о ее путешествии в поисках Ричарда?
– Да. – Энн улыбнулась сама себе. – Это было и путешествие, в котором она нашла себя.
После минутного блуждания в воспоминаниях о прошлом она вновь улыбнулась Никки.
– Помнишь, как Верна наконец привела его? Помнишь тот первый день в большом зале, когда собрались все сестры, чтобы приветствовать нового мальчика, которого привела Верна, и это был Ричард, ставший теперь мужчиной?
– Я помню, – сказала Никки и сама тоже улыбнулась воспоминаниям. – Я сомневаюсь, что ты поверишь, насколько в тот день все изменилось. Увидев его в тот первый раз, я поклялась себе, что стану одним из его учителей.
Она и стала его учителем, но в итоге Ричард стал учителем для нее.
– Сейчас Ричард очень нуждается в тебе, Никки. Он нуждается в ком-то, кто будет рядом с ним. В этой битве ему нужен партнер. Все это – чрезмерная ноша для одного человека. Он нуждается в женщине, которая любит его.
Кэлен исчезла. А если и жива, то она всего лишь оболочка того, кем была прежде. Она не помнит Ричарда и не любит его; он для нее незнакомец. Как ни печально, Ричард потерял ее в этой войне. И теперь ему нужен кто-то, способный быть его спутником жизни.
Ричард нуждается в тебе, Никки, чтобы ночью ты шептала в его ухо именно то, что он должен слышать. Знает ли он или нет, он нуждается в тебе больше, чем в чем-либо еще.
Никки была готова разрыдаться. По сути, сейчас она сама противилась тому, ради чего отдала бы свою жизнь, и это терзало ее сердце. На свете для нее не было ничего более желанного.
Но поскольку она любила его, то не могла сделать того, о чем просила Энн.
Никки снова двинулась вниз по лестнице и сменила тему.
– Мне нужно посмотреть гробницу, а затем поговорить с Верной и Эди. У меня не так много времени, чтобы тратить его попусту. Мне нужно отправиться в Тамаранг, чтобы помочь Зедду справиться с заклинанием, которое та ведьма применила против Ричарда. Сейчас Ричард больше всего нуждается именно в этом.
А в качестве помощи в этом деле мне требуется знать все об этой Сикс. Ты могла сама и не знать эту женщину, но у тебя есть сеть шпионов по всему Древнему миру.
– Ты знала и о шпионах? – спросила Энн, следуя за Никки по ступеням лестницы.
– Подозревала. Такая женщина, как ты, не могла бы удержаться у власти так долго без помощи и поддержки. Под твоим правлением Дворец Пророков был островом стабильности и покоя в мире сплошного смятения и беспорядка, в мире, крушащемся под тяжестью догматов Братства Ордена. Тебе следовало иметь свою сеть, раскинутую и далеко, и широко, чтобы быть осведомленной о том, что происходит во внешнем мире, чтобы знать обо всех потенциальных угрозах. В итоге тебе успешно удавалось сохранять дворец, позволять ему свободно и безопасно функционировать на протяжении сотен лет.
Энн выгнула бровь.
– Все было не настолько хорошо, как ты думаешь, моя дорогая. В противном случае сестры Тьмы не обосновались бы прямо у меня под носом.
– Но у тебя были подозрения, и ты принимала меры.
– Не вполне достаточные, как оказалось.
– Никто не может не иметь недостатков, и никто не бывает непобедимым. Остается лишь та правда, что ты проделала замечательную работу, долгое время удерживая их в положении загнанных собак. У тебя была целая сеть информаторов, помогавших тебе быть в курсе тех событий, что происходят во внешнем мире. А сестры Тьмы всегда оглядывались через плечо – они боялись тебя.
При наличии этой сети, которую могла сплести лишь аббатиса, ты за многие годы должна была слышать что-то и про Сикс.
– Не знаю, Никки. За эти годы случилось очень много важных событий. Слухи же о ведьме не представляли для меня заметного интереса. Были куда более важные проблемы. Ничего примечательного я о Сикс не слышала.
– Я не прошу раскрывать передо мной какие-то секреты, Энн. Меня интересуют любые сведения относительно нее, какие могли доходить до тебя. Ведь она по каким-то причинам похитила шкатулку Одена. Мне необходимо вернуть шкатулку для Ричарда. И какой-нибудь обрывок информации может помочь мне в этом.
– Я никогда и ничего не слышала о ней из своих источников. – Затем Энн кивнула, как будто самой себе. – Но имею кое-какие общие сведения о ней и знаю, что она не в состоянии привести в действие Одена.
– Тогда зачем же она забрала шкатулку?
– Хотя у меня нет о ней каких-либо конкретных сведений, кроме тех, что сообщила Шота, я знаю, что для некоторых людей характерно стремление изничтожить все существующее в жизни добро. И особо извращенные верования, которых они придерживаются, – всего лишь их внутреннее оправдание для преобладающей в них ненависти к добру. Эти побудительные мотивы сближают их с другими, с теми, кто стремится уничтожить всех, кто живет свободно и пытается стать лучше. Эта цель – уничтожить все доброе – возбуждает и вдохновляет их.
В конечном итоге именно жизнь – предмет их ненависти. Они ощущают себя неадекватно перед лицом тех проблем, что ставит перед ними жизнь. Они ненавидят необходимость взаимодействия с реальным миром, с миром, каков он есть, и потому выбирают самый примитивный способ существования. Вместо тяжелого труда – предпочитают уничтожать тех, кто им занимается. Вместо того чтобы создавать что-то стоящее – стараются отбирать то, что создано другими людьми.
– Итак, – предположила Никки, – ты говоришь, что хотя и не знаешь ничего о Сикс, но думаешь, что в силу своей природы она будет искать других, движимых ненавистью.
– Именно так, – сказала Энн. – Но что это означает?
Когда они дошли до основания лестницы, Никки остановилась, положив кисть на мраморный столбик, в который упирались перила, и постукивая ногтем по белому мрамору, задумалась, пристально глядя в одну точку.
– Это означает, что в результате она будет искать союза с теми, кто уже обладает двумя другими шкатулками: с сестрами Тьмы. Они, возможно, преследуют разные цели, но все они сестры по ненависти.
Энн улыбнулась сама себе.
– Правильно рассуждаешь, дитя мое.
– Она не может сама воспользоваться шкатулкой, – заметила наконец Никки, рассуждая вслух. – А это означает, что она забрала ее лишь как объект для сделки. Шкатулка нужна ей лишь для того, чтобы обрести власть. Когда великий барьер пал, она увидела, что Древний мир стал уязвим. Она захотела отобрать, а затем и присвоить себе то, что Шота создавала здесь, в Новом мире, но, как оказалось, этого ей недостаточно. Она вознамерилась получить власть в обмен на шкатулку, которая теперь у нее есть.
Энн кивала.
– Ей нужны гарантии, что, когда Орден захватит здесь все, ей тоже что-то достанется. И ее притягивает возможность уничтожения всего, что относится к добру. Возможно, она требует для себя власти, но мне кажется, что реально ее тянет к тому, чтобы стать частью силы, уничтожающей ценности и порядок.
– Но есть одно обстоятельство, которое все усложняет. – Никки покачала головой, двинувшись дальше по длинному переходу. – Сестры Тьмы вряд ли захотят иметь дело с ведьмой. Они боятся ее.
– Но еще больше они боятся Хранителя. Им необходимо заполучить шкатулку, чтобы обрести силу Одена. Не забывай, что они привели шкатулки в действие и поплатятся жизнью, если не сумеют открыть нужную. Им ничего другого не остается, как иметь дело с Сикс.
– Пожалуй, так, – сказала Никки.
Казалось, что-то они упустили, но ей не удавалось определить, что именно. Во всем этом должно быть что-то еще, и гораздо более важное.
