Глава 40
Ричард высматривал в окружающих холмах малейший признак опасности, когда они с Карой вошли в рощу на вершине склона, где росли великолепные буки и клены. Стройные высокие стволы, разветвляясь, образовывали изящные арки, словно массивные колонны, поддерживающие сводчатый потолок величественного зеленого собора. Легкий ветерок доносил аромат диких цветов. Сквозь покров шелестящей листвы заманчиво поблескивали парящие шпили дворца Шоты.
Солнечные зайчики проникали сквозь листья и плясали в невысокой траве. Из-под крупного валуна пробивался родник и, заключенный в гладкие берега, стекал в мелкий извилистый ручей. По руслу ручья были разбросаны камни, покрытые зеленым мхом.
Женщина с густой гривой светлых волос, одетая в длинное черное платье, сидела в рассеянном солнечном свете на камне позади ручья, опустив в его струи изящную руку и пропуская чистую воду между пальцев. Казалось, она светилась. И воздух вокруг нее словно светился.
Даже издали, со спины, она казалась очень знакомой. Кара наклонилась к Ричарду и прошептала:
— Это Никки?
— Хотел бы я, чтобы это была она…
— Тогда кто же? Ты уверен?
Ричард кивнул.
— Я уже видел, как Шота это делает. Когда мы впервые встретились на этом самом месте, она явилась в облике моей покойной матери.
Кара сочувственно посмотрела на него.
— Жестокий обман.
— Она назвала это подарком, милостью, призванной только оживить заветные воспоминания.
Кара скептически хмыкнула.
— Тогда зачем ей заставлять тебя вспомнить Никки?
Ричард посмотрел на Кару, но не ответил.
Когда они наконец достигли вершины, женщина грациозно поднялась и повернулась к ним. Знакомые Ричарду голубые глаза встретили его взгляд.
— Я так рада снова тебя видеть, Ричард, — сказала женщина, выглядевшая как Никки. И голос был таким же шелковым, как у Никки. Вырез туго зашнурованного лифа казался даже ниже, чем он помнил.
Она шагнула вперед и положила руки ему на плечи, сплетя пальцы на его затылке. Воздух вокруг нее подернулся дымкой, придавая очертаниям ее тела расплывчатый, нереальный вид.
— Так рада, — с придыханием повторила она.
Сама Никки не могла бы быть так на себя похожа. Иллюзия была столь убедительной, что у Кары отвисла челюсть. Ричард почти поверил, что снова видит Никки.
Почти.
— Шота, я пришел поговорить с тобой.
— Разговор — для влюбленных, — сказала она, застенчивая улыбка озарила ее прекрасные черты.
Женщина провела пальцами по волосам на его затылке, мягкая улыбка стала теплой и нежной. Глаза, вторя улыбке, горели восторгом от встречи с ним. Она казалась такой довольной и умиротворенной, какой Никки никогда не бывала — но была так на нее похожа, что волшебнику стоило больших усилий напоминать себе, что перед ним Шота. Внешнее сходство было полным, но действовала женщина скорее как Шота, чем как Никки. Никки в жизни не повела бы себя так откровенно и напористо. Это могла быть только Шота.
Она мягко привлекла его к себе. Ричард пытался придумать причину для сопротивления. На ум ничего не приходило. Он не мог оторвать взгляд от ее соблазнительных глаз. Голову кружило от удовольствия просто смотреть на чарующее лицо.
— И если таково твое предложение, Ричард, то я принимаю его.
Она так близко придвинулась к нему, что он ощутил сладкий аромат ее дыхания на лице. Ее глаза закрылись. Она поцеловала его медленным сладким поцелуем. Он не ответил. Но тем не менее и не оттолкнул ее.
Руки Никки еще сильнее обняли его, а поцелуй все длился, и Ричарда будто парализовало. Всякие мысли исчезли. Даже не столько поцелуй, сколько объятие пробудило в нем болезненную жажду утешения, прочной поддержки, преданной заботы и нежного участия. Обещание утешения, которого ему так долго не хватало, обезоружило его больше всего.
Он чувствовал каждую пядь, каждую округлость и впадинку сильного тела, прижимающегося к нему. Он помнил, что недавно думал о чем-то, кроме поцелуя, объятия, тела — но не смог бы вспомнить, о чем, даже если бы от этого зависела его жизнь. Ему вообще крайне сложно стало думать.
Все из-за поцелуя. Поцелуй заставил его забыть, кто он и зачем здесь находится — при том, что вряд ли этот поцелуй обещал любовь или хотя бы вожделение. Ричард не мог бы определить, что же он обещал. Возможно, это было просто приветствие.
Он твердо знал одно — этот поцелуй был не похож на тот, что подарила ему Никки в конюшне Алтур-Ранга перед отъездом. Тот поцелуй дарил восхитительное наслаждение с привкусом волшебства, и что бы там ни было сверх того, за ним стояла настоящая Никки. Зрительная иллюзия не имела ничего общего с ее внутренним миром. Этот же поцелуй казался непреодолимым, словно тяжелый груз, но не слишком-то… эротичным. И все же он связывал Ричарда по рукам и ногам осторожными вопросами и безмолвными обещаниями.
— Никки — или Шота — или кто ты там, — прорычала Кара сквозь сжатые зубы, уперев кулаки в бедра, — а чем это ты занимаешься?
Женщина чуть-чуть отодвинулась и слегка повернула голову — щека ее так и осталась прижатой к щеке Ричарда. Она с любопытством взглянула на Кару, нежными пальцами продолжая лениво гладить волосы на его затылке. Мозг Ричарда сматывался в клубок.
Кара отпрянула, когда Шота в обличье Никки другой рукой нежно потрепала подбородок морд-сит.
— Разве я делаю что-нибудь, чего бы ты не хотела?
Кара отступила еще на шаг, убрав лицо за пределы досягаемости ласковой руки.
— Что-о?..
— Ты же именно этого хотела, не так ли? Я рассчитывала на благодарность за помощь в осуществлении твоего великого плана.
Кара уперла кулаки в бедра:
— Я не понимаю, что за чушь ты мелешь.
— Зачем же так сердиться? — Улыбка женщины стала хитрой. — Не я это начала, а ты. Это твой план — ты выносила его от начала и до конца. Я просто помогла воплотить его.
— С чего ты взяла… — Кара, похоже, не находила слов.
Голубые глаза, так похожие на глаза Никки, вернулись к Ричарду. Улыбка снова заиграла на губах женщины, когда она начала изучать черты ее лица с расстояния в несколько дюймов.
— Эта девушка — такой верный друг и защитник. А сказал ли твой верный друг и защитник о своих планах насчет тебя? — Она коснулась пальцем его носа. — А планы есть. Она уже продумала и распланировала остаток твоей жизни. Ты бы спросил как-нибудь, что она замышляет насчет тебя.
Лицо Кары неожиданно побледнело от понимания, затем стало пунцовым.
Ричард схватил Шоту за плечи и оттолкнул, сорвав ее руку со своего плеча. В тот же миг он постарался снова овладеть собою.
— Ты сама сказала — Кара мой друг. Она может строить сколько угодно планов на мою жизнь. Видишь ли, чего бы ни хотели от меня друзья и любимые, это моя жизнь, и я сам решаю, как ею распорядиться. Для тех, о ком они заботятся, люди могут придумывать, что хотят, — но в итоге каждый сам отвечает за свою жизнь и делает собственный выбор.
Зубы Шоты блеснули в широкой улыбке:
— Ты великолепен в своей наивности. — Она расчесала пальцами его волосы. — Я настойчиво советую спросить, какие у нее планы насчет твоего сердца.
Ричард бросил взгляд на Кару. Та явно балансировала на грани между яростью и паникой. Но, не поддаваясь ни тому, ни другому, она стояла спокойно. Ричард не знал, о чем говорила Шота, но понимал — не время и не место выяснять. Нельзя было позволить Шоте увести его от цели.
Он также заметил, что Кара так сжала эйджил, что побелели пальцы.
— Шота, хватит загадок. Желания и намерения Кары — мое дело, а не твое.
Никки грустно улыбнулась:
— Это ты так думаешь, Ричард.
Туманный воздух вокруг женщины блеснул, и Никки стала Шотой. Расплывчатое сновидение сменила четкая реальность. Волосы, оставшись столь же густыми, из светлых стали темно-рыжими. Черное платье преобразилось в многослойное воздушное одеяние разных оттенков серого — с низким вырезом и со свободными оборками, играющими с ветерком. Она была так же красива, как и долина вокруг.
Когда Шота обратила внимание на Кару, ее лицо опасно напряглось.
— Ты сделала Самюэлю больно.
— Прости, — пожала плечами Кара, — я не хотела делать ему больно.
Шота недоверчиво вскинула бровь.
— Я хотела убить его, — добавила Кара.
Гнев Шоты испарился. За ослепительной улыбкой последовал взрыв хохота. Она покосилась на Ричарда, все еще улыбаясь.
— Она мне нравится. Можешь ее оставить.
Ричард вспомнил, что Кара однажды сказала ему то же самое насчет Кэлен.
— Шота, повторяю, нам надо поговорить.
Ее блестящие миндалевидные глаза глядели на него с любопытством:
— Так ты приехал с предложением стать моим любовником?
Ричард заметил среди деревьев Самюэля. Слуга наблюдал за ними, его глаза горели яростью.
— Ты же знаешь, что нет.
— Ах, — улыбка вернулась, — значит, ты хочешь сказать, что приехал, потому что тебе от меня что-то нужно. — Она поймала одну из развевающихся оборок своего платья. — Разве не так, Ричард?
Ричарду пришлось заставить себя не смотреть в ее бездонные глаза. Но было так тяжело отвести взгляд! Шота словно следила за его взглядом — и было сложно отводить глаза на посторонние предметы.
Кэлен однажды сказала Ричарду, что Шота его околдовывает и ничего не может с этим поделать — для нее это естественно.
Кэлен.
Мысль о ней встряхнула его разум.
— Кэлен исчезла.
Лоб Шоты слегка наморщился:
— Кто?
Ричард вздохнул.
— Послушай, творится что-то странное. Кэлен, моя жена…
— Жена! С каких это пор ты женат?
Ее лицо вспыхнуло. По тому, как внезапный гнев исказил ее черты и поднялась ложбинка в вырезе платья, Ричард понял, что она не изображала удивление. Она действительно не помнила Кэлен.
Ричард запустил пальцы в волосы, собираясь с мыслями, и начал заново.
— Шота, ты видела Кэлен несколько раз. Ты ее хорошо знаешь. Случилось нечто, что стерло всю память о ней. Никто ее не помнит, включая тебя, и…
— Кроме тебя? — недоверчиво спросила она. — Ты единственный ее помнишь?
— Это долгая история.
— Длина не сделает ее правдивой.
— Это правда, — настаивал Ричард. Он раздосадованно махнул рукой. — Ты была на нашей свадьбе и сделала ей подарок.
Она сложила руки на груди:
— Не припоминаю!
— Когда я приехал сюда впервые, ты схватила Кэлен и наслала на нее змей…
— Змеи, — улыбнулась Шота. — Ты говоришь, мне нравилась эта женщина, и в то же время утверждаешь, что я так несносно с ней обращалась?
— Не совсем так. Ты желала ей смерти.
Улыбка стала шире. Она снова положила руки ему на плечи:
— Не кажется ли тебе, Ричард, что это ужасно грубо?
Ричард взял ведьму за запястье и мягко отодвинул ее. Он знал, что если Шоту не остановить, она вскоре лишит его возможности думать.
— Конечно, мне так кажется. Помимо прочего, ты была против нашей свадьбы.
Шота провела красным лакированным ногтем по его груди и взглянула на него исподлобья.
— Что ж, возможно, у меня были свои причины.
— Да, ты не хотела, чтобы у нас родился ребенок. Ты сказала, что мы родим на свет чудовище, потому что от меня он унаследует дар, а благодаря Кэлен будет Исповедником.
— Исповедником! — Шота отступила на шаг, словно он вдруг обернулся ядовитой змеей. — Исповедник? Ты спятил?
— Шота…
— Исповедниц больше нет. Они все мертвы.
— Не совсем верно. Все, кроме Кэлен.
Она повернулась к Каре:
— У него жар или что похуже?
— Ну… в него попали стрелой. Он чуть не умер. Никки вылечила его, но он долго был без сознания.
Шота обличающе подняла палец, словно раскрыв ужасный заговор:
— Только не говори, что она использовала Магию Ущерба.
— Именно, — ответил Ричард за Кару, — и только поэтому смогла спасти мне жизнь.
Шота вернулась к нему на шаг.
— Использовала Магию Ущерба, — пробормотала ведьма и снова посмотрела на него. — Как она ее использовала — для какой цели?
— Чтобы уничтожить зазубренную стрелу, застрявшую в теле…
Шота махнула рукой, побуждая его продолжать:
— Она должна была сделать что-то еще.
— Она использовала Магию Ущерба, чтобы удалить всю кровь, скопившуюся в моей груди. Она сказала, что иначе нельзя было удалить ни стрелу, ни кровь. А если не трогать — я бы умер.
Шота повернулась к ним спиной и, упершись одной рукой в бедро, отошла на несколько шагов.
— Это весьма многое объясняет, — с безрадостным вздохом объявила она.
— Ты дала Кэлен кулон, — напомнил Ричард.
Шота, нахмурившись, оглянулась через плечо:
— Кулон? Что за кулон я могла ей дать? И почему, мой дорогой мальчик, ты думаешь, что я стала бы делать такие подарки твоей… любовнице?
— Жене, — поправил Ричард. — Вы с Кэлен разговаривали наедине — и нашли общий язык. Ты дала Кэлен кулон, чтобы мы с ней могли… ну, быть вместе. В нем была какая-то сила, препятствовавшая зачатию детей. Хотя я был не согласен с твоим видением будущего, нынешние события — война и все прочее, — заставили нас принять твой подарок и перемирие, с ним связанное.
— Не могу даже представить, как тебе могло прийти в голову, что я могла учудить такое. — Она снова посмотрела на Кару. — Ранение сопровождалось сильной лихорадкой?
Ричард мог подумать, что Шота издевается, но по выражению ее лица было видно, что она спрашивает всерьез.
— Нет, сильной не было, — нерешительно сказала Кара. — Только небольшой жар. Но он был очень близок к смерти и долго лежал в забытьи. Никки считает, что из-за этого все и случилось… — Кара, похоже, не слишком хотела говорить об этом той, кого считала потенциально опасной, но все-таки закончила фразу: — Она сказала, что это — помрачение рассудка.
Шота, сложив руки на груди, испустила тяжелый вздох и взяла Ричарда в прицел миндалевидных глаз.
— И что мне с тобой делать? — пробормотала она про себя.
— Когда я был здесь в последний раз, — сказал Ричард, — ты обещала, если я еще раз приеду в Предел Агаден, убить меня.
Шота не проявила никаких признаков смущения.
— Но вот не убила же! И зачем мне было говорить такие вещи?
— По-моему, ты основательно разозлилась, когда я отказался убить Кэлен и не позволил тебе сделать это. — Он кивнул в сторону перевала. — Я думал, ты решила сдержать слово и послала Самюэля осуществить угрозу.
Шота метнула острый взгляд на своего слугу. Тот сразу всполошился.
— Ты о чем? — нахмурившись, спросила она, снова посмотрев на Ричарда.
— Так ты утверждаешь, что не знала?
— Не знала чего?
Ричард бегло взглянул на злые желтые глаза, пожиравшие его из-за деревьев.
— Самюэль спрятался на перевале, пользуясь снегопадом, и набросился на меня. Он выхватил у меня Меч Истины и столкнул меня со скалы. Я успел только ухватиться за край. Если бы не Кара, Самюэль с помощью меча сбросил бы меня. Он меня едва не убил. И я жив не потому, что он не старался.
Гневный взгляд Шоты словно пригвоздил темную фигуру, скорчившуюся у корней дерева.
— Это правда?
Самюэль не мог вытерпеть ее взгляд. Хныча от жалости к себе, он уставился в землю. Этого ответа было достаточно.
— Мы обсудим это позже, — пообещала она слуге недвусмысленным тоном, который заставил Ричарда поежиться.
— Это были не мои намерения, Ричард, не мои приказы, уверяю тебя. Я приказала Самюэлю только пригласить твою преданную маленькую охранницу спуститься.
— Знаешь что, Шота? Мне начинает это надоедать. Самюэль пытается меня убить — а ты потом клянешься, что у тебя и в мыслях не было давать ему подобные указания. Я мог поверить в это однажды, но когда это входит в привычку… Удивительно, до чего удобно твое невинное удивление каждый раз, когда это случается! Сдается мне, ты считаешь вполне полезной такую сомнительность и потому так за нее цепляешься.
— Это неправда, Ричард, — ровным голосом сказала Шота. Она сцепила руки в замок и уставилась себе под ноги. — Ты носишь его меч. Самюэля это несколько задевает. Поскольку меч был взят у него силой, а не отдан добровольно, это означает, что меч до сих пор принадлежит ему.
Ричард хотел возразить — но вспомнил, что находится здесь не для того, чтобы спорить об этом.
Шота подняла голову и встретила его взгляд. Она начинала злиться.
— И как ты смеешь жаловаться на то, что делает Самюэль без моего ведома, если сам сознательно приносишь смертельную угрозу в мой мирный дом?
Ричард опешил.
— Что ты имеешь в виду?
— Не прикидывайся дурачком, Ричард, тебе это не идет. Над тобой нависла очень опасная угроза. Сколько людей едва не погибло только потому, что они имели несчастье оказаться рядом с тобой, когда за тобой приходил зверь? А если он решит нагрянуть сюда? Ты являешься и таким образом галантно подвергаешь мою жизнь опасности без моего на то разрешения — просто потому, что тебе вдруг чего-то захотелось. Ты ведь считаешь правильным подвергать меня смертельному риску ради своих желаний, не так ли? По-твоему, если у меня есть нечто тебе необходимое, значит, моя жизнь в твоем распоряжении и тебе позволено подвергать ее риску?
— Конечно, нет, — сглотнул Ричард. — Я не подумал об этом.
Шота всплеснула руками.
— Ах, значит, я должна рисковать жизнью только потому, что ты не подумал?
— Мне нужна твоя помощь.
Шота, раздражаясь все сильнее, уже не слушала его.
— Ты пришел как беспомощный нищий, молить о помощи, без оглядки на опасность, которой меня подвергаешь, — просто потому, что тебе захотелось?
Ричард потер лоб кончиками пальцев.
— Послушай, у меня нет всех ответов, но я могу подтвердить, что я прав. Кэлен существует, и она исчезла…
— Да-да, тебе чего-то хочется, и все! Ты и не потрудишься заметить опасность, которой подвергаешь окружающих!
Ричард подошел к ней на шаг.
— Это неправда. Мой приход сам по себе ничуть не опасен. Угроза — не в звере, а в чем-то другом, и она касается нас всех. Разве ты не видишь? Ты не помнишь Кэлен. Никто не помнит, кроме меня. Подумай, Шота, подумай, что это значит, если я прав.
Ему удалось остановить поток претензий. Вскинув брови, Шота недоуменно воззрилась на него:
— Ты о чем?
— О причине всеобщего забвения. Что заставляет всех — включая тебя — забыть женщину, хорошо им знакомую? Если я прав, то с миром случилось что-то страшное. Кэлен стерли из твоего разума. Но это еще не самое худшее. Из всеобщей памяти исчезла не только Кэлен. Исчезло все, связанное с ней. И незначительные подробности, и жизненно важные сведения. Ты не помнишь, как обещала убить меня, если я когда-нибудь вернусь. Значит, эта угроза в твоем сознании была как-то связана с Кэлен. Она повлияла на твое решение. А теперь ты забыла Кэлен — и забыла собственные слова. Точно так же ты могла забыть и что-нибудь крайне важное. Забыв Кэлен, ты потеряла часть своей жизни — потеряла многие сделанные тобой решения. Сколькими ниточками ты связана с Кэлен — но не знаешь об этом, потому что память о ней стерта? Насколько важны эти воспоминания? Когда-то под влиянием Кэлен в твоей жизни произошли перемены. Теперь ты не помнишь о них. Нравится ли тебе такое вмешательство чужой силы в твою жизнь?
Ведьма, склонив голову набок, слушала все внимательнее. Ричард взмахнул рукой, указывая на прекрасную долину:
— Шота, ты бережешь красоту и покой собственного дома — но сейчас нельзя отгораживаться от мира. То, что происходит, затрагивает и тебя. Разве ты не видишь важность проблемы? Неужели ты не можешь осознать, к чему приведут эти перемены во всеобщем восприятии? Если каждый забудет, как Кэлен изменила его жизнь, он лишится и того, чему при этом научился…
Задумавшись, Ричард отошел в сторону на несколько шагов, потом обернулся к Шоте, глядя ей прямо в глаза:
— Вспомни кого-нибудь, кого знаешь. Подумай о своей матери. Попробуй представить, что можешь потерять, утратив всю память о ней — все, чему она тебя учила, каждое решение, на которое она повлияла, прямо либо косвенно. А потом представь, что другие люди тоже забыли кого-то столь же важного для них, как мать для тебя. И среди этих людей — главные действующие лица в событиях всеобщей важности. Представь на мгновение, как изменится твоя жизнь — твое мышление — если ты забудешь о моем существовании и не сможешь вспомнить, что делала со мной или из-за меня.
— Видишь, в чем суть? — продолжил он после небольшой паузы. — Ты дала Кэлен тот кулон в качестве свадебного подарка нам обоим, чтобы предохранить ее от зачатия — по крайней мере на время. И это был не просто подарок. Это было перемирие. Мир между тобой и мной, а также — между тобой и Кэлен. Сколько еще перемирий, союзов, клятв свершилось благодаря Кэлен — и теперь забыто? Сколько важных миссий брошено? Это может ввергнуть мир в хаос. Я понятия не имею, как может подействовать столь масштабное событие, но знаю — оно может отвратить людей от борьбы за свободу. Привести к победе Имперского Ордена. Погубить все живое, истребить жизнь…
— Истребить жизнь? — переспросила пораженная Шота.
— События такой важности не происходят случайно. Это не несчастный случай, не ошибка. Должна быть причина, а то, что послужило причиной такого грандиозного события, таит в себе зловещий смысл.
Шота посмотрела на него с непроницаемым выражением лица и отвернулась. Ее, казалось, всецело беспокоили разлетающиеся от ветра складки платья. Ухватив их наконец, она вновь повернулась к Ричарду.
— А что, если ты просто бредишь? Это объяснение самое простое — значит, и самое правдоподобное.
— Самое правдоподобное не значит обязательно верное.
— Это не простая задача, предполагающая выбор одного из двух решений — каким ты, Ричард, его обрисовываешь. Сказанное тобою чрезвычайно сложно. Я с трудом могу представить даже степень сложности и последствия такого события. Оно стерло бы столь многое и принесло бы такой беспорядок, что вскоре стало бы очевидно — в мире что-то не так, даже если никто не понимал бы, что именно. А этого не происходит.
Шота великосветски помахала рукой.
— С другой стороны, сколько вреда миру причинишь ты в своем безумном стремлении найти несуществующую женщину? Впервые ты пришел ко мне просить помощи в борьбе с Даркеном Ралом. Я помогла тебе — и таким образом помогла стать лордом Ралом. Теперь кипит война, Д’харианская империя отчаянно бьется с врагом — а ты покинул пост, который должен занимать как лорд Рал. Ты нанес удар по собственному авторитету бредом и необдуманными поступками. Место вождя пустует. Твоя поддержка потеряна для людей, бьющихся за твое же дело.
— Я верю в свою правоту, — возразил Ричард. — Если я прав, то существует смертельная опасность, о которой никто, кроме меня, не догадывается. И, следовательно, не может с ней бороться. Лишь я стою на пути неведомой, но неминуемой погибели. Я не могу сознательно игнорировать правду — скрытая угроза более страшна, нежели та, о которой знают все.
— Хорошее оправдание, Ричард.
— Это не оправдание.
Шота насмешливо кивнула:
— А если тем временем новоявленная свободная империя Д’Хара падет? Если дикари Имперского Ордена поднимут окровавленные мечи над трупами всех тех храбрецов, которые погибнут, защищая дело свободы, пока их вождь гоняется за призраками? Они что, оживут оттого, что ты единственный видишь какую-то загадочную опасность? Их дело — твое дело — не погибнет? И мир сможет спокойно кануть в долгую темную эпоху, где миллионы за миллионами будут рождаться для угнетения, голода, страданий и смерти? Неужели погоня за загадкой сделает гибель свободы приемлемой для тебя? Ведь таковы прямые последствия того, что ты упрямо считаешь правильным, несмотря на неоспоримые доказательства противоположного!
У Ричарда не было ответа на эти слова. Вернее, он не решался дать ей ответ. Она так повернула ситуацию, что любой ответ показался бы пустым и эгоистичным. Он верил, что имеет основания отстаивать свое мнение — но понимал, что всем остальным имеющиеся доказательства должны представляться ненадежными, и потому лучше было молчать.
Более того, глубоко внутри таилась тень страха, что она права, что проблема — в нем, а не во всех окружающих.
Почему он один прав, а все остальные ошибаются? Как может он один быть прав? Разве такое возможно? И откуда он сам знает, что прав? Какие у него доказательства, кроме собственной памяти? Не было ни малейшего факта, за который можно было бы ухватиться.
Он с ужасом чувствовал, как трещит воздвигнутая им стена уверенности. Если трещина расширится, вся тяжесть мира обрушится и раздавит его. Он не выдержит этого веса, если Кэлен не существует.
Только его слово стояло между Кэлен и забвением.
Ричард не мог без нее. Не хотел жить дальше без нее. Она была всем для него. До сих пор он старался не думать о любимой и вместо этого занимался мелочами, чтобы выдержать боль от разлуки с ней хотя бы еще на день. Даже если он искал путь к ее спасению. Но теперь боль сжимала сердце, угрожала сломить.
Вместе с болью от разлуки волной нахлынула вина. Он — единственная надежда Кэлен. Только он держит огонек ее жизни над потоком, угрожающим смыть ее навеки. Он один пытается найти и спасти ее. Но до сих пор он не сделал ничего полезного. Дни проходили, а он ни на шаг не приблизился к ней.
Ко всему прочему Ричард знал, что Шота права в одном важном вопросе. Пытаясь помочь Кэлен, он проигрывал во всем остальном. Он заставил народ поверить в реальность идеи свободной Д’Хары, страны, где люди могли жить своей жизнью и работать на себя.
Еще он очень беспокоился, что ответственен за исчезновение великого барьера. А это позволяло императору Джеганю вести Имперский Орден в Новый мир и угрожать новообретенной свободе на этих землях.
Сколько людей пострадает или умрет, пока он гоняется за любимой женщиной? Что бы сказала на это Кэлен? Волшебник знал, как заботилась она о народе Срединных Земель, которым когда-то правила. Она бы захотела, чтобы он забыл о ней и попытался спасти их. Она сказала бы, что слишком много поставлено на карту, чтобы тратить время на нее.
Но если бы пропал он, она спасала бы его любой ценой.
Что бы ни говорила Кэлен, именно ее жизнь важна для него. Жизнь, более необходимая, чем весь мир.
Он задавался вопросом — права ли Шота, говоря, что он попросту использует идею опасности, которую исчезновение Кэлен представляло для всего мира, в качестве оправдания? Но решил, что сейчас лучше всего сменить тему. По крайней мере так Ричард выигрывал время, чтобы опомниться, собрать волю в кулак и обдумать, как добиться необходимой помощи.
— Кстати, насчет опасности, — он сделал неопределенный жест. — Ты упомянула о звере, что за мной охотится. Откуда ты знаешь о нем и что можешь рассказать?
Страсть ушла из его голоса. Он осознал, насколько устал после долгого пути через перевал, не говоря уже о долгих днях дороги из Древнего мира. Задавая этот вопрос, Ричард чувствовал себя более уверенно: ведь зверь мог помешать не только поискам Кэлен, но и миссии, к которой Шота хотела его вернуть.
Она помедлила мгновение — а когда ответила, голос ее стал гораздо мягче. Они словно заключили безмолвное перемирие и снизили уровень противостояния.
— Зверь, что охотится за тобой, уже не таков, каким когда-то был создан. Он изменился.
— Изменился? — встревоженно спросила Кара. — Что ты имеешь в виду? Чем он стал?
Шота испытующе посмотрела на незваных гостей, словно хотела убедиться, что они внимательно слушают.
— Он стал зверем крови.
