Глава 8
Дженнсен неотрывно смотрела на буйную толпу, устроившись в углу, который показался ей наиболее безопасным. Себастьян разговаривал с хозяйкой таверны, опершись на деревянную стойку. Хозяйка была крупной женщиной, устрашающе хмурой, и выглядела так, словно давно привыкла к неприятностям и готова преодолеть любую новую беду.
Комната была полна людей, в основном мужчин, и это были веселые мужчины. Некоторые бросали кости или играли в другие игры. Кто-то боролся на руках. Почти все пили, обменивались шутками, и раскаты хохота сотрясали столы.
Смех для Дженнсен звучал, как оскорбление. В ее мире не было места радости. И не могло быть!..
Минувшая неделя осталась в памяти неким смутным пятном. Или прошло уже больше, чем неделя? Дженнсен не могла точно вспомнить, как долго длилось их путешествие. Да и какое это имело значение?
Дженнсен была непривычна к обществу. Люди для нее всегда представляли опасность. Группы людей вызывали тревогу — тем более посетители таверны, шумящие, пьющие, играющие в азартные игры. Заметив ее, стоявшую у стены, они тут же забыли шутки и перестали кидать кости. Встретив устремленные на нее пристальные взгляды, Дженнсен снова надела капюшон плаща, спрятав густые кудри. Этого движения хватило, чтобы посетители таверны снова занялись каждый своим делом.
Рыжие волосы Дженнсен притягивали взгляды людей, как магнит, особенно тех, кто был суеверным. Рыжие волосы встречались достаточно редко, так что сразу вызывали подозрение. Люди начинали тревожиться, не обладает ли рыжеволосая девушка даром. А может быть, она и вовсе колдунья?..
Дженнсен, встречаясь с людьми глазами, использовала их страхи. Раньше такое поведение было ей защитой и зачастую лучшей, чем нож.
После того как посетители таверны отвернулись от нее, возвратившись к напиткам и игре в кости, девушка снова посмотрела в сторону стойки. Коренастая хозяйка таверны разглядывала ее, Дженнсен.
Впрочем, женщина тут же перевела глаза на Себастьяна. Тот задал ей еще один вопрос. Хозяйка склонилась ближе. За несмолкаемым рокотом разговоров, шуток, заключаемых пари, веселых здравиц, проклятий и смеха Дженнсен не слышала их беседу. Себастьян кивнул в ответ на слова женщины, которые та сказала ему едва ли не в ухо. Потом она показала пальцем поверх своих гостей, явно указывая направление.
Себастьян выпрямился, вытащил из кармана монету и положил ее на стойку. Взяв монету, хозяйка выдала ему ключ. Себастьян взял ключ со стойки, отполированной бессчетным количеством кружек и рук, поднес ко рту свою кружку и явно пожелал женщине удачи.
Подойдя к краю стойки, он склонился к Дженнсен так, чтобы она могла его услышать и жестом показал на кружку:
— Уверены, что вам не хочется выпить?
Дженнсен отрицательно помотала головой. Себастьян перевел взгляд на посетителей таверны. Те опять занимались своими делами.
— Хорошо, что вы опять надели капюшон. Увидев ваши волосы, хозяйка словно онемела. А потом язык у нее развязался.
— Хозяйка ее знает? Она все еще живет здесь, в Греттоне, как говорила мама?
Себастьян сделал большой глоток, наблюдая, как катящийся кубик принес победителю кучу громких поздравлений.
— Хозяйка рассказала мне, где ее найти.
— А комнаты удалось снять?
— Только одну. — Себастьян сделал еще один большой глоток и увидел ее реакцию. — Да оно и лучше на всякий случай быть вместе. Я думаю, вдвоем мы будем в большей безопасности.
— Я бы предпочла спать с Бетти. — Поняв, как это прозвучало, Дженнсен смущенно отвела взгляд и добавила: — Чем в таверне, я имею в виду. В месте, где так много людей… мне бы лучше быть одной. Я бы чувствовала себя в лесу в большей безопасности, чем здесь, в помещении. Я не имела в виду…
— Я понимаю, что вы имели в виду. — В голубых глазах Себастьяна пряталась улыбка. — Вам пойдет на пользу поспать в помещении. Ночь будет тяжелой. А Бетти совсем неплохо в конюшне.
Человек, содержавший конюшню, был немного удивлен, когда его попросили принять на ночь козу, но лошадям соседство коз нравилось, и он согласился.
В ту, самую первую ночь Бетти, наверное, спасла им жизнь. Себастьян бы со своей лихорадкой по крайней мере точно не выжил…
Но Дженнсен нашла сухое место под выступом скалы. В нише оказалось достаточно места для всех. Потом Дженнсен нарезала и набросала еловых ветвей, чтобы холод камня не лишил их остатков тепла. Спутника Дженнсен уложила на ветки, легла рядом сама и уложила Бетти. В результате коза закрывала доступ холоду и давала им тепло, и у них получилась сухая теплая постель…
Дженнсен постаралась в ту ночь не думать о несчастьях. Она даже почувствовала облегчение, когда Себастьян сумел заснуть. К утру в его болезни наступил кризис.
Но наступившее утро стало первым в новой безрадостной жизни без матери.
Не один день Дженнсен преследовала мысль о том, что она оставила тело матери, что мать оказалась брошенной. Ужасающая кровавая схватка возвращалась к Дженнсен в кошмарах.
Днем она то и дело принималась рыдать, и сердце ее разрывалось от муки. Жизнь казалось пустой и бессмысленной.
Однако они сумели спастись. Инстинктивное стремление к жизни — как и понимание, что мать пожертвовала собой ради дочери, — заставляли Дженнсен держаться. Временами она жалела, что так труслива, что не может принять смерть и единым махом покончить со всем этим. Но ужас от того, что ее преследуют, заставлял девушку идти вперед. И тем не менее наступали иногда мгновения, когда она чувствовала совершенно яростную жажду жить и желание не допустить, чтобы все жертвы матери оказались напрасными…
— Нам надо поужинать, — сказал Себастьян. — У них есть телячье жаркое. И потом, может быть, вам лучше выспаться в теплой постели, а уж после встретиться со своей старой знакомой. Пока вы будете спать, я покараулю.
Дженнсен покачала головой:
— Нет. Давайте навестим ее сейчас. Мы сможем выспаться позже.
Она видела, как люди ели густое жаркое из деревянных мисок, но ее совсем не привлекала мысль о еде.
Себастьян внимательно посмотрел спутнице в глаза и понял, что ее не отговорить от принятого решения. Тогда он осушил кружку и поставил на стойку:
— Это недалеко. Мы как раз в нужном районе города.
На улице в наступающих сумерках Дженнсен спросила:
— Почему вы решили остановиться здесь, в этой таверне? Были ведь более приятные места, и люди там не выглядели такими… грубыми.
Голубые глаза Себастьяна ощупали здание, темные дверные проемы, аллеи, а пальцы коснулись плаща на уровне рукояти меча — это давало уверенность в своих силах.
— Грубая толпа задает меньше вопросов. Особенно таких, на которые мы не хотим отвечать.
Он казался Дженнсен человеком, который привык избегать всяческих вопросов о себе.
Девушка ступала вдоль узкой канавы по замерзшей колее, следуя к дому женщины, которую едва помнила. Она упорно цеплялась за надежду, что эта женщина поможет ей. По видимому, у матери были причины не ходить больше к этой женщине, но Дженнсен ничего не приходило в голову, кроме желания найти у нее помощь.
А помощь Дженнсен была необходима. Судя по тому, что пятеро врагов мертвы, следует предположить, что преследователей было по крайней мере два квода. Это означало, что за ней все еще охотятся трое убийц. А может быть, и больше. И даже если сейчас охотников на нее поблизости нет, то скоро они наверняка появятся.
Им тогда удалось бежать из дома по тайной тропе — видимо, солдаты не знали о ней, — и таким образом они с Себастьяном временно успели уйти на безопасное расстояние. Дождь, наверное, сделал и доброе дело, смыв следы. И было возможно, что они спаслись и им ничего больше не грозит. Но преследовал Дженнсен сам лорд Рал, а значит, не менее возможным было и то, что убийцы мистическим образом, шаг за шагом, приближаются к ней. После кровавого столкновения в своем доме Дженнсен ощущала ужас от одной только мысли, что это может повториться…
На пустынном перекрестке Себастьян указал направо:
— Вот эта улочка.
Они проходили мимо темных домов, у которых не было окон и которые, по-видимому, вполне могли использоваться как склады. Похоже, никто на этой улице не жил.
Скоро дома остались позади. Деревья, безлистые от жестоких ветров, словно сбились впереди в кучу.
— По словам хозяйки, — сказал Себастьян, — дом находится там, у той группы деревьев.
Дорога выглядела так, словно ею почти не пользовались. Слабый свет из отдаленного окна едва пробивался сквозь голые ветви дуба и ольхи. Свет вовсе не выглядел радушным приглашением — скорее как свет тлеющего костра, советующий неосторожному путнику держаться подальше.
— Почему бы вам не подождать здесь? — сказала Дженнсен. — Может быть, будет лучше, если я пойду одна?
Она давала Себастьяну повод не ходить с ней. Большинство людей не хотят связываться с колдуньями. Дженнсен сама бы с радостью не делала этого, будь у нее хоть малейший выбор.
— Я пойду с вами.
Себастьян проявлял явное недоверие ко всему, связанному с магией. То, как его глаза разглядывали темный дом среди ветвей и кустов, выдавало, что он храбрится, пытается не показать своего страха…
Дженнсен выругала себя за то, что посмела даже помыслить подобное. Ведь Себастьян сражался с д’харианскими солдатами, которые не только превосходили его габаритами, но и числом. Он мог тогда остаться в пещере и не рисковать своей жизнью. Он мог запросто удрать от этой бойни. Его страх перед магией только доказывает, что он здравомыслящий человек. Дженнсен больше, чем кого-либо, понимала боящихся магии.
Они сошли с дороги и двинулись по узкой тропе среди деревьев. Под ногами скрипел снег. Себастьян опасливо оглядывался по сторонам, в то время как все внимание Дженнсен было направлено на сам дом. За этим небольшим участком вздымался вверх по склону лес. Дженнсен решила, что только те, у кого была в этом острая необходимость, осмелились бы пройти к этой двери по лесу.
Но раз колдунья живет в такой близости от города, значит она из тех, кто помогает людям, кому люди доверяют. Вполне возможно, что жители общины ценят и уважают эту женщину. Хотя бы как целительницу, посвятившую жизнь другим. И ее не надо бояться…
Ветер взвыл в деревьях, склонившихся вокруг. Дженнсен постучала в дверь. Себастьян изучал лес с обеих сторон дома. Вдали, позади, огни домов указывали обратный путь.
Пока они ждали, Дженнсен тоже вперила взгляд в окружающую тьму. Ей представились наблюдающие за нею из темноты глаза, и волосы у нее на затылке зашевелились.
Дверь наконец приоткрылась, но ровно настолько, чтобы можно было разглядеть гостей.
— Да? — послышался женский голос.
Дженнсен едва различала лицо женщины, но та вполне могла разглядеть Дженнсен при свете, вырвавшемся из приоткрытой двери.
— Вы — Латея? Колдунья?
— А что?
— Нам сказали, что здесь живет Латея-колдунья. Если это вы, то нельзя ли нам войти?
Дверь шире не приоткрылась. Дженнсен запахнула поплотнее свой плащ — не столько от холодного ночного воздуха, сколько от не слишком теплого приема. Неотрывный взгляд женщины переместился на Себастьяна, затем вновь вернулся к Дженнсен.
— Я не повитуха. Если вы хотите выбраться из беды, в которую попали, в этом я не могу помочь. Идите к повитухе.
Дженнсен помертвела:
— Но мы здесь не для этого!
Женщина какое-то время пристально разглядывала двух чужаков.
— Тогда что за лекарство вам нужно?
— Не лекарство, а… заклинание. Я уже встречалась однажды с вами. Мне нужно заклинание, которое вы однажды наложили на меня… когда я была ребенком.
— Когда? — Женщина нахмурилась. — И где?
Дженнсен откашлялась:
— В Народном Дворце. Когда я там жила. Вы помогли мне, когда я была маленькой.
— Помогла тебе в чем? Говори же, девушка!
— Помогли… спрятать меня. Каким-то заклятьем, я думаю. Я тогда была совсем маленькая, поэтому я точно не помню.
— Спрятать тебя?
— От лорда Рала.
Наступило молчание.
— Вы помните? Меня зовут Дженнсен. Я тогда была совсем ребенком. — Дженнсен скинула с головы капюшон, так, чтобы женщина смогла увидеть ее рыжие кудри.
— Дженнсен?.. Я не могу вспомнить тебя, но волосы твои помню. Не часто встретишь такие волосы.
У Дженнсен отлегло от сердца, и поднялось настроение.
— Это было давно. Я так рада, что…
— Я не имею дела с такими вещами, — оборвала ее женщина. — И никогда не имела. Я не накладывала на тебя чары.
Дженнсен онемела от изумления. Она не знала, что сказать. Она была уверена, что именно эта женщина когда-то накладывала на нее заклятие.
— Теперь уходите прочь. Оба.
Дверь начала закрываться.
— Подождите, пожалуйста. Я вам заплачу.
Дженнсен залезла в карман и поспешно вынула монету.
Только протянув ее в приоткрытую дверь, колдунья увидела, что это золото. Женщина некоторое время разглядывала монету, вероятно раздумывая, стоит ли опять вовлекать себя в страшное преступление высшего разряда, хотя перед ней и было сейчас небольшое состояние.
— Теперь вспомнили? — спросил Себастьян.
Женщина перевела взгляд на него:
— А ты кто?
— Просто друг.
— Латея, мне снова нужна ваша помощь. Моя мать… — Дженнсен не могла заставить себя произнести неизбежное и начала по-другому: — Я помню, как моя мать рассказывала мне о вас и как вы однажды помогли нам. Я в то время была совсем ребенком, но помню, что на меня накладывали чары. Их сила с годами иссякла. Мне вновь нужна ваша помощь.
— Но ты обратилась не по адресу, не к тому человеку.
Кулаки Дженнсен сжались. У нее больше не было никаких слов. Она смогла придумать только одно.
— Латея, пожалуйста. Я просто схожу с ума. Мне нужна помощь.
— Она предложила вам приличную сумму денег, — вмешался Себастьян. — Если вы еще раз скажете, что мы обратились не к тому человеку, я полагаю, нам придется сберечь это золото для нужного нам человека.
Латея хитро улыбнулась ему:
— О, я сказала, что она обратилась не к тому человеку, но я не сказала, что не могу заработать предложенные деньги.
— Я не понимаю, — сказала Дженнсен, придерживая плащ у горла, поскольку ее била дрожь.
Латея некоторое время пристально смотрела на гостей, словно желала удостовериться, что они внимательно слушают ее.
— Вы ищете мою сестру Алтею. Я — Ла-тея. Она — Ал-тея. Именно она помогла вам, а не я. Твоя мать, видимо, спутала имена, или ты запомнила неверно. Эта ошибка в свое время была частой. Тогда мы были вместе. Мы с Алтеей одарены по-разному. Именно Алтея помогла тебе и твоей матери, а вовсе не я.
Дженнсен оцепенела от разочарования. Впрочем, она не чувствовала себя побежденной. Существовала еще тоненькая ниточка надежды.
— Пожалуйста, Латея, не могли бы мне на этот раз помочь вы? Вместо сестры?
— Нет. Я ничего не могу сделать для тебя. Я слепа в таких случаях. Только Алтея может видеть дыры в мире. А я не могу.
Дженнсен не знала, что это значит — дыры в мире.
— Слепа… в моем случае?
— Да. Я сказала тебе, что не умею. А теперь уходи! — Женщина начала закрывать дверь.
— Подождите! Пожалуйста! Можете хотя бы сказать, где живет ваша сестра?
Колдунья снова взглянула на полное ожидания лицо Дженнсен:
— Это опасное дело…
— Это — дело, — сказал Себастьян голосом холодным, как ночь вокруг. — И золотая марка — его цена. За марку мы хотя бы должны узнать, где сможем найти вашу сестру.
Латея обдумала услышанное, затем таким же холодным голосом, каким только что говорил Себастьян, сказала:
— Я не хочу ничего общего иметь с делами такого рода. Понятно? Ничего общего! Если Алтея делает такое — это ее беда. Спросите в Народном Дворце.
Дженнсен стало казаться, что она помнит путешествие к женщине, живущей не очень далеко от дворца. Она тогда думала, что это Латея, но должно быть, там жила ее сестра Алтея…
— Но не можете ли вы сказать еще что-нибудь? Где она живет, как мы можем ее найти?
Себастьян положил руку на дверь прежде, чем женщина успела закрыть ее.
— Все это — слишком жалкие сведения. За предложенную плату нам причитается больше.
— Невелика плата за то, что я уже сказала вам. Я дала информацию, которая вам нужна. Если моя сестра хочет испытывать судьбу, ее дело. А вот в чем я не нуждаюсь за любую плату, так это в неприятностях.
— Мы не хотели доставить вам неприятности, — сказала Дженнсен. — Нам только необходима помощь. Если вы не можете помочь, мы благодарим вас за имя вашей сестры. Мы будем искать ее. Но есть еще кое-какие важные вещи, которые я бы хотела узнать. Не могли бы вы сказать…
— Если у вас есть хоть какое-то благоразумие, вы оставите Алтею в покое. Такие, как ты, только приносят нам вред. А теперь вон от моей двери, не то я напущу на вас кошмары.
Дженнсен посмотрела на ее лицо, выглянувшее из тени.
— Кошмар на нас уже наслали, — сказала она и двинулась прочь.
