Глава 21

Обратившись к следующему скоросшивателю, я нашел стопку заявлений и письменных показаний под присягой. Показаний Бенни среди них не было. Что ж, разумно. При таком способе допроса свидетеля защита вправе заранее знать, когда и где таковой допрос будет проводиться. А это означало бы сразу раскрыть адвокатам Волчека местонахождение Малютки-Бенни. ФБР небось изрядно раскошелилось, чтобы понадежней припрятать Малютку-Бенни от посторонних глаз, – какой смысл присылать всем киллерам русской мафии приглашение, в котором открытым текстом указаны дата, время и место его появления? Если б даже Бенни не кокнули прямо во время допроса, то запросто проследили бы и достали чуть позже. Когда жизнь свидетеля под угрозой, правила частенько идут побоку.

Заключение следака оказалось настоящим шедевром. Далеко пойдет этот Рафаэль Мартинес, просто талант. Он строго придерживался фактов, не выдвигал всяких заумных версий, как ему вдалбливали в полицейской академии, не пытался трактовать что-либо из обнаруженного на месте преступления, ничего не приукрасил. В общем, забил на все, чему его учили, – что и делало его буквально бесценным свидетелем. На перекрестном допросе ничем такого не проймешь.

На минутку я закрыл скоросшиватель. В глазах щипало, в глотке пересохло. Крикнул:

– Артурас, есть чего попить?

– Сейчас принесут.

Если я собираюсь проработать всю ночь, надо хоть как-то взбодриться – даже скорее разозлиться.

Голову сразу заполнил образ Эми – дрожащей, сотрясающейся от рыданий, не находящей себе места от страха. Она у меня умница, отлично учится, любит читать. Когда она была совсем маленькой, мать читала ей сказки про волшебников и принцесс. В первый же вечер лечебного курса на руке у меня ровно в восемь запищали часы; я вспомнил, что точно так же пищат часы и у нее, – и чуть ли не физически ощутил протянувшуюся между нами связь. Мы поговорили, и я зачитал ей главку из «Приключений Алисы в Стране чудес». Эми, конечно, могла и сама прекрасно ее прочесть, но сказала, что ей нравится слушать мой голос – ну просто мед на душу. В начале лечения я и сам чувствовал себя как Алиса: влип в какой-то странный мир, пил непонятно что, чтобы из него выбраться – чтобы хоть как-то изменить то, что сам был изменить не в силах. К концу курса все-таки пришел к осознанию, что прятаться от этого чуждого мира в бутылке – не выход. Выписывался из клиники с твердым убеждением, что в жизни не вернусь к адвокатской практике. Кристина с Эми тогда за мной заехали, и мы перекусили гамбургерами с картошкой в забегаловке на углу. Было классно. Прямо как в старые времена. Моя жена всегда оказывалась рядом, когда я в ней нуждался, – даже хотя сам я далеко не всегда был с ней, когда она нуждалась во мне. Между нами, конечно, был определенный напряг, но из-за Эми я его практически не чувствовал. Мы с дочкой стали потихоньку восстанавливать утраченную было связь, в чем очень помогало чтение и обсуждение прочитанных книг – хоть я и предпочитал не рассказывать Кристине о том, какого рода книги больше всего любит Эми. У себя в квартире я собрал небольшую библиотеку: фокусы, манипуляция, ловкость рук, покер, и значительную долю ее составляли книги, имеющие отношение к моему главному кумиру – Гарри Гудини.

Когда Эми уже второй раз оставалась ночевать у меня в квартире, я вышел из кухни, где готовил ужин, и застал дочку с биографией Гудини в руках. Кристина прекрасно знала о моем прошлом и никогда не позволила бы ей читать что-нибудь подобное – посчитала бы дурным влиянием. О повышенном интересе Эми к Гудини я рассказывать Кристине не стал. Как и не стал рассказывать о том, что научил ее нескольким фокусам с монеткой – пусть одноклассники поахают. В свои десять лет Эми находилась еще в той волшебной поре жизни, когда я оставался для нее наиважнейшим мужчиной на свете. Мой лучший друг, судья Гарри Форд, посоветовал мне ловить момент, потому что через годик-два проку ей от меня будет разве что как от бесплатного автомеханика.

Губы сами собой задрожали. У Эми ведь вся жизнь еще впереди!

Я прокашлялся, крепко потер лицо руками и опять открыл папки.

Кроме следователя и неизбежного Бенни, имелись еще два свидетеля. Первый – девушка, Никки Бланделл, танцовщица ночного клуба, двадцати шести лет. Она лично видела драку между Волчеком и Марио в клубе «Сирокко» на Седьмой Восточной улице за вечер до того, как тот был убит. Мириам не хуже меня знала, что кабацкая драка – далеко не лучший мотив для заказного убийства, но свидетельство все равно сильное, не стоит с ходу списывать его со счетов.

Оставшимся же последним свидетелем был двоюродный брат убитого – Тони Геральдо. И тут меня осенило. Знавал я некого Тони Г., который работал на Джимми «Кепарика» Феллини, моего дружбана детских лет. Карьера Джимми как боксера-любителя закончилась, когда к нему перешел семейный бизнес. И бизнесом этим была организованная преступность. Мы с Тони Г. как-то раз встречались, давным-давно, и как раз у Джимми. Он был у Джимми кем-то вроде инкассатора – собирал бабло за «крышу», долги и все в таком духе. Я не сумел с ходу припомнить, как он выглядел, но если увижу, то по-любому сразу пойму, тот или не тот, – хватит и просто на ботинки ему глянуть. Такие вот криминальные инкассаторы могут часами не вылезать из машины и часами же топтаться где-нибудь в ожидании плательщика. Должность у них материально ответственная, так что молодняка среди них практически не встретишь – не доверят молодняку такое дело. Когда неделю киснешь в машине за наблюдением, потом пару дней гоняешь на своих двоих, собирая улов, и еще денек мочалишь кого-нибудь до полусмерти, то твой собственный внешний вид тебя уже не особо колышет. Главное, чтобы ноге было хорошо. По этой-то причине такие ребятки предпочитают хоть и неказистые, но мягкие, легкие и неснашиваемые ботинки типа «прощай, молодость», в каких обычно столетние деды ходят. Никаких тебе итальянских манерных туфель с острыми носами – эти после первой же разборки хоть на помойку выбрасывай. Древние старички и серьезные мафиози – только они-то и держат на плаву американского производителя удобной и практичной обуви.

Показания Тони затрагивали в основном неприязненные отношения, которые сложились у его кузена Марио с Волчеком. Тони обстоятельно изложил все от и до: как бедовый Марио еще сопляком посидел на малолетке; как потом, когда повзрослел и возмужал, угодил уже в федеральную тюрьму; и как после, поставив на прошлом крест, начал новую жизнь – но только вот сдуру связался с Волчеком, с которым у него сразу начались какие-то бесконечные трения. Припомнил и про стычку в ночном клубе – очевидно, ту самую, свидетелем которой стала Никки Бланделл. Ничего хорошего эти показания Тони Волчеку не сулили. Во-первых, упрочивали личную неприязнь в качестве мотива – типа, все случилось не с бухты-барахты, тянулось уже издавна, ссора в клубе могла стать просто последним толчком. Во-вторых, они полностью «бились» с показаниями Никки Бланделл. Плохо дело.

Еще раз пробежал глазами список свидетелей.

Следак, конечно, может создать некоторые сложности – подкопаться в его показаниях практически не к чему. Но и опасных моментов тоже не сильно-то много. Вон тетку-патрульную, которая арестовывала Малютку-Бенни на месте преступления, вообще не вызвали, потому что ее показания ничем не указывали на виновность Волчека.

С девчонкой из клуба как-нибудь разберусь.

А вот родственничек убитого – это реально проблема. Мириам наверняка делает на него главную ставку. Есть у нее с ним что-то, что я еще не обнаружил.

Плюс последний свидетель, звезда процесса – свидетель Икс. Кликуху ему дали разве что за тем, чтобы пресса не разнюхала, кто он теперь такой по документам. Волчек-то в курсе, кто его сдал, – не важно, под новой фамилией или под старой.

Тони Геральдо и Малютка-Бенни оба топили Волчека. А на па́ру – тем более. Впрочем, не все так плохо: есть у меня и чем обвинителя озадачить, и чем Волчеку голову занять, чтобы он по моему поводу не дергался.

Если Тони Г. и есть Тони Геральдо, тогда искомый рычаг воздействия у меня в руках.

Я сел на стуле чуть боком. Артурас с Волчеком по-прежнему о чем-то шептались. Нарочно поерзал, поскрипел стулом. Волчек, обернувшись на меня, закрыл дверь между приемной и кабинетом. Не хотел, чтобы я подслушивал. А я по-любому ни черта не слышал – мне просто было надо, чтобы он решил, будто я подслушиваю, и закрыл дверь. Тогда можно наблюдать за ними, самому оставаясь невидимкой.

Под ручкой старинного вида двери с дубовыми панелями зияла замочная скважина. Я сразу прильнул к ней – черт, ключ оставили! Торчащий в скважине ключ сильно сужал обзор, но все-таки я кое-как различил Волчека, который что-то говорил Виктору. Потом тот повернулся, обнял Артураса и вышел. Артурас сел и завел разговор с Волчеком, по-русски. Так, вроде меня наконец-то оставили в покое. Склоняясь перед скважиной, опять почувствовал, как детали бомбы режут спину. А я уже почти и забыл, что на мне это адское устройство!

Полез во внутренний карман, вытащил бумажник, который свистнул у здоровяка в лимузине прямо перед тем, как тот меня вырубил. Внутри раскрывающихся кожаных корок лежали шестьсот долларов россыпью – стодолларовыми банкнотами, и два бронзовых зажима с тысячей долларов в каждом, тоже сотками. А среди кредиток на имя «Грегор Обловскон» затесалось нечто, что сразу родило у меня в голове целую бурю вопросов – визитная карточка с наспех нацарапанным на обратной стороне телефонным номером. Номер был написан синими чернилами. Судя по всему, мобильный. Имени-фамилии на визитке не значилось, но больше всего меня обеспокоили напечатанные на ней адрес и название организации. Название я мог даже не читать, поскольку адрес – «26, Федерал-плаза, 23 этаж, Нью-Йорк» – был мне очень хорошо знаком. Это на Бродвее, к югу от Кэнел-стрит и к северу от Сити-холла, и сидит там Федеральное бюро расследований.

Теперь я знал, что нельзя доверять ровным счетом никому – ни копам, ни тем более федералам.

Часы на руке запикали – восемь вечера. Часы Эми сейчас тоже дают такой же сигнал. Наше время. Но нельзя сейчас отвлекаться на думы про нее. Надо оставаться таким, каким заставил себя стать сейчас – бдительным, сосредоточенным, злым. Если начну сходить с ума от беспокойства за Эми, ничем ей тогда не помогу.

Пять часов на то, чтобы отловить Гарри, пока тот не приступил к выполнению своих служебных обязанностей. Был лишь один способ добраться до его кабинета незаметно для русских. И одна только мысль об этом приводила меня в ужас.