Глава 16
Я увидел, как Виктор с Артурасом синхронно падают на колени и что-то достают из своих ботинок. В каждом из тайничков, встроенных в каблуки, пряталось по короткому хищно изогнутому ножу. Сделаны они были из одинакового материала – никаких массивных рукояток, просто тонкое, серое, цельное лезвие. Наверное, керамика; она не звенит на металлодетекторе. Такие клинки наверняка стоят кучу денег. Вполне приличный нож можно купить долларов за семьдесят пять. Эти же явно обошлись по семьдесят пять сотен каждый, не меньше.
Подстраховка. Если план полетит к чертям, пустят в ход ножи. Никаких стволов. Что бы там Артурас на меня ни прицепил, того большого револьвера при нем точно нет. Если они не сумели пронести сюда бомбу, то и протащить через досмотр стволы тоже не могли.
Виктор прислушивался у дверей. Свой нож он держал в левой руке чуть на отлете, кончиком вверх, к потолку. Артурас, похоже, ножом владел получше. Как только вытащил, сразу перевернул и взял идеальным обратным хватом – порезал, ткнул, убежал. При обратном хвате нож не столь заметен, да и выбить его гораздо сложнее. Вдобавок в удар сверху вниз можно вложить бо́льшую силу, да и скорость выше, чем при прямом хвате. Приходилось мне раньше и «перо» в ход пускать – для самообороны…
Артурас подошел к застывшему у дверей Виктору.
Оба прислушались.
Вроде ничего.
БАМ! БАМ!
Артурас поманил меня рукой, сказал:
– Сейчас мы откроем. Узнайте, что им надо, и пусть проваливают.
Виктор взял на себя левую половинку двери, Артурас переместился вправо, держа в левой руке пульт. Бомба опять отозвалась короткими вибрациями, и я впервые заметил на пульте красную светящуюся точку – очевидно, индикатор боевого взвода.
В зале было слышно лишь наше дыхание вразнобой.
– А что, если это федералы? – спросил я.
Артурас буркнул:
– И чего это вдруг вы понадобились федералам?
– Обвинитель нанял консультанта по отбору присяжных. Я видел его сегодня в суде. Зовут Арнольд Новоселич. Арнольд – известный чтец по губам. Как бы он не прочитал, как я или кто-то из ваших ребят перетираем про эту бомбу.
Волчек помотал головой и сказал:
– Исключено. Давайте смотрите, кто там.
Артурас с Виктором взялись за дверные ручки, переглянулись.
Распахнули – и на нас хлынул поток ослепительного белого света.
* * *
Они выстроились в шеренгу, словно расстрельная команда, но только вместо пуль на меня обрушился шквальный огонь как минимум дюжины фотовспышек. Я инстинктивно прикрылся, чтобы защитить глаза от нестерпимо ярких флуоресцентных всполохов.
Когда мы еще открывали свою адвокатскую контору, Джек настоял на том, чтобы сделать несколько постановочных снимков для рекламы. Тогда мне пришлось битых сорок минут проторчать в ярко освещенной комнате возле какого-то большого растения в горшке – пока фотограф, запросивший за свои труды совершенно неслыханные деньги, наконец не решил, что вид у меня достаточно приличный, чтобы поместить его на постер или на кофейную кружку. С высоты своего нынешнего положения я понимаю, что затея с кружкой была оторви да выбрось. Ну какой клиент захочет каждый день любоваться на рожу своего адвоката на кружке? Только лишнее напоминание о ДТП, изнасиловании, расторжении брака, убийстве или – что хуже всего – о счетах, которые пришлось при этом оплачивать. Припомнив тот день в обществе фотографа, я даже невольно улыбнулся. Через сорок минут я был уже сыт художественной фотографией по горло. В итоге достал картишки и раскатал фотографа с его ассистентом на пятьдесят сотен каждого. Пришлось. В те дни у нас с Джеком и на бензин-то порой не хватало – какие уж там рекламные фотосессии!.. Я почувствовал, как при мысли о Джеке и о том, во что он втравил, у меня крепко стиснулись зубы.
Все так же прикрывая лицо обеими руками, шагнул вперед. Фотографы этого явно не ждали. Какой-то долговязый малый, который упорно светил мне в физиономию приделанным к телекамере прожектором, чуть не свалился, когда я на него попер. Зуб даю, что чуть ли не у каждого из них в архиве обязательно есть фотка со мной – стою, идиотски осклабившись, в обнимку с каким-нибудь очередным гопником. Хочешь не хочешь, но пришлось выработать нечто вроде шкалы: чем страшнее преступление, в котором обвиняли моего клиента, тем ближе я должен быть к нему на фотке. Согласно этой шкале, сейчас мне полагалось бы прижаться к Волчеку вплотную и нежно поглаживать его по попке. Если вы мало-мальски достойный адвокат, то обязательно должны светить свою морду в газетах и завести знакомства среди представителей прессы.
За фотографами и операторами таились настоящие акулы – репортеры. Ребята с фотиками и камерами расступились, и я внезапно оказался в окружении микрофонов, диктофонов и прочих «фонов» – настойчивые и требовательные руки совали их мне чуть ли не в рот. Если не считать того утопшего сухогруза, мафиозный процесс был самой достойной внимания новостью в нашем замечательном городке. Каждый из репортеров жаждал отхватить свой кусок. Волчек – один из крупнейших боссов организованной преступности, ухитрившихся угодить под суд в нынешние времена, а поскольку фото- и видеосъемка во время суда категорически запрещена, пришлось всей этой шатии дожидаться его выхода из зала, чтобы записать хоть какие-то обрывки изображения и звука, пока он не шмыгнет в лифт.
– Эдди, как ты собираешься защищать Волчека?
– Эдди, ну ты им и устроил! Что припас на завтра?
– Мистер Флинн, ваш клиент будет давать показания?
На меня свалилась одновременно еще дюжина подобных вопросов. Я протолкался через холл к лифтам и повернулся к толпе репортеров. Волчека они еще не заметили. Он стоял за спиной у Виктора, а это все равно что стоять за стеной, только двигающейся. Двери лифта с мелодичным звоном распахнулись. Виктор, волоча за собой чемодан с документами, стал обходить стоящих к нему спиной репортеров по левому флангу, пока все взгляды были нацелены только на меня. Проскользнув перед ними и быстро нырнув в лифт, он затащил меня за собой. Волчек забился в угол лифта, Артурас с Виктором встали у дверей. Репортеры просекли, кого от них скрывают, стали звать фотографов. Но было уже поздно.
Двери начали закрываться. Артурас с Виктором были на взводе, тяжело дышали. Руки держали в карманах пальто, явно сжимая свои ножи. В подобной ситуации такие ребята очень опасны. Адреналин и страх – вообще взрывоопасная комбинация, а для публики вроде Артураса – тем более. И до смертоубийства может дойти.
В этот самый момент между сходящимися дверями лифта просунулась чья-то рука, останавливая их. Двери дернулись и опять разъехались по сторонам. Надеюсь, не какой-нибудь слишком рьяный репортер, подумал я.
Это оказался Барри, охранник. Вид у него был такой, будто он искал меня весь день. Едва только двери открылись, Барри сразу шагнул ко мне в лифт.
– Эдди, давно хочу сказать тебе спасибо за Терри. Я рассказал ему, что ты готов бесплатно его представлять, так он чуть потолок башкой не пробил от радости. Сразу позвонил жене – они ждут тебя сегодня на ужин.
Барри очень много времени проводит на ногах. Когда приходится делать это достаточно долго, вырабатывается определенная поза – стоишь так, чтобы не напрягаться и чтобы ничего потом не заболело. Барри перенес вес на правую ногу. Ответа он ждал, небрежно опираясь правой рукой на рукоятку своей «беретты» сорок пятого калибра.
Виктор опять ткнул кнопку верхнего этажа.
Глянув Барри через плечо, я заметил стоящую футах в двадцати от лифта Мириам – она о чем-то переговаривалась с одним из федералов, самым высоким. На том были негнущийся темно-синий костюм, белая рубашка и синий галстук. Волосы такие черные, что я заподозрил, не крашеные ли. Мириам показывала пальцем на меня. Федерал посмотрел мне прямо в глаза и двинулся к лифту, но тут поднял взгляд куда-то наверх – понял, видно, что в лифт со мной не успеет, и решил узнать по электронному табло над дверями, на каком этаже мы остановимся. Наверняка поднимется вслед за нами.
Двери лифта сомкнулись.
«Господи, Барри! Что ты творишь! На мне же бомба!» – вот что мне хотелось сейчас сказать.
Но ничего не сказал, конечно же.
Барри дожидался, пока я приму приглашение его дружка на мясной рулет с пивом, но я не мог поднять на него глаз. Это же из-за меня он оказался в этом проклятом лифте! Если б я сдуру не вписался в дело Терри, если б вежливо отказал, его бы здесь не было. Артурас крепко сжал губы.
Лицо Барри я видел только периферийным зрением – он жевал резинку. Видно было, как гуляют под подбородком челюстные мускулы, слышно, как влажно почавкивает жвачка. На табло светилась цифра «19».
– Девятнадцатый? – удивился Барри, глядя на подсвеченный номер этажа. – Опять на всю ночь?
– Угу. Крупное дело. А там тихо-спокойно, есть где кости кинуть… Внизу больно уж людно. Почти всю ночь там с клиентами проваландаюсь. Если будет минутка, потом в ночной суд заскочу. У кого из судей сегодня «собачья вахта»?
– У судьи Форда, – ответил Барри.
– Придется тебе передать Терри, что с ужином я беру отсрочку. Пусть перенесет, ничего не поделаешь… Слышь, а там наверху по-прежнему можно поработать? Сто лет уже в этом здании не был.
– Да запросто. Там постоянно кто-нибудь торчит. На десятом в совещательной вчера подушку нашел, зубную щетку и бритву. Кто-то оставил. Если ты только не вздумаешь там прописаться, никто и слова не скажет. В конце концов, это же общественное здание, мы никогда не закрываемся, так что валяй, будь как дома. У меня у самого сегодня вторая смена подряд, так что прослежу, чтоб тебя никто не дергал… Кстати, тут ребята на вечер пиццу заказали – хочешь, пришлю пару кусочков?
– Не, спасибо, Барри. Ты молодец.
Двери открылись на девятнадцатом этаже. Барри прижался к стенке лифта, давая нам протиснуться мимо.
– Сказать по правде, не думаю, чтоб уборщицы сюда теперь заглядывали – судя по тому, насколько тут все запущено, – сказал он мне со смешком.
Остался в лифте, уехал обратно вниз. А мы двинулись обратно в ту же бывшую приемную, которую занимали ранее. Артурас отпер дверь, дождался, пока все войдут. Закрыл, собрался опять сунуть ключ в замок.
– Не запирай. Сейчас сюда явится ФБР.
Артурас с Волчеком окружили меня с двух сторон.
– Это вы о чем? – спросил Волчек.
– Я только что видел, как обвинитель показывает на меня федералу в синем костюме. Это все тот консультант по присяжным, о котором я говорил – он, должно быть, рассказал ей про бомбу, а она передала федералам. Они уже поднимаются. Я видел одного из них перед тем, как лифт закрылся на четырнадцатом. Он смотрел на табло над дверями. Проверял, на какой этаж поедем.
– Виктор, бегом к лифту. Говори, где он будет останавливаться и куда едет, – приказал Волчек.
Мы стояли в приемной, молча дожидаясь Виктора.
– Проехал семнадцатый, едет вниз! – крикнул Виктор из холла.
– Если остановится на четырнадцатом, то они сразу поднимутся сюда, – сказал я.
– Проехал шестнадцатый!
Волчек с Артурасом пялились на меня, но я на них смотреть уже не мог. Не отрывал взгляда от пола и молился, чтобы лифт проскочил четырнадцатый без остановки.
– Остановился на четырнадцатом, – объявил Виктор.
Артурас прижал мне к щеке нож.
Волчек вытащил мобильник, набрал номер.
Ноги у меня задрожали, под черепом гулко заухал пульс.
Волчеку ответили быстро.
– Это Олек. Может понадобиться кокнуть девчонку. Виси на линии и жди указаний.
Он резко опустил руку, прижав телефон к бедру. Прислушался в ожидании очередного выкрика Виктора – не поднимается ли сюда лифт.
Дрожь расползлась уже по всему телу. Я сцепил руки в замок, поджал подбородок и стал ждать.
