Глава 31

Сара наблюдала, как Манн осторожно извлекает из камеры рамку с бумагой, обращаясь с ней, точно с новорожденным младенцем. Казалось, она полностью сосредоточена на том, что делает, однако же заметила интерес девушки.

– Вы превосходная модель, мисс Фишер. Вы вполне могли бы позировать художнику.

Это была приятная мысль, но Сара не могла представить, откуда у нее могло взяться столько времени.

– Мне страшно любопытно узнать, что будет дальше, – сказала она. – Калотипия – это ведь химический процесс, верно?

Манн посмотрела так резко, что Сара испугалась, будто сказала что-то не то.

– Или я ошибаюсь?

– Нет, вы вполне правы. Я просто была изумлена. Большинство наших моделей склонны думать, что это работа ангелов или фей. И это священники… Вы интересуетесь химией?

– Я прочла книгу профессора Грегори, но у меня пока не было возможности испробовать знания на практике.

Манн явно понравился ответ, а это, в свою очередь, понравилось Саре.

– Хотите, пойдемте со мной. Я могу показать вам, как это делается.

– Мне бы очень этого хотелось, – ответила горничная.

Они вместе пошли через дом, причем Манн все так же бережно прижимала к груди рамку.

– Вы превосходно следовали инструкциям мистера Хилла, – сказала она.

– Я горничная. Я привыкла делать то, что мне говорят.

– Вы удивитесь, но самым услужливым людям часто бывает сложно выполнять наши инструкции, в то время как самые могущественные готовы смириться ради портрета. Мне как-то случилось делать снимок с короля Саксонии, и, будь вы с нами в этот день, вы могли бы поверить, что я – монарх, а он – мой подданный.

– Вы фотографировали короля?

– Да. Он как-то заглянул в Рок-хаус без предупреждения: прослышал о мистере Хилле и мистере Адамсоне еще у себя на родине. Обоих джентльменов не было дома. Я сказала ему, что могла бы произвести процедуру сама, и он с радостью согласился.

Сара была поражена. Она подумала о наглеце с сальными глазками, который катал пилюли в какой-то миле от этого места. Очевидно, не все заказчики считали, что для их обслуживания «годится только мужчина».

– И ему понравился результат?

– Очень. Он сказал, что поместит портрет на почетное место у себя во дворце. Хотя имя Джесси Манн не столь известно, как имена Хилла и Адамсона, и подозреваю, не оно будет стоять под портретом.

– Это несправедливо, – сказала Сара.

Манн не ответила, потому что сказать на это было нечего.

Она провела гостью в комнату, где окно было заклеено газетами, чтобы не пропускать свет, пояснив:

– Подготовка бумаги для калотипии требует почти полной темноты.

Сара по привычке повернулась, чтобы закрыть дверь.

– Оставьте пока, иначе я не смогу вам ничего показать.

– Конечно.

Манн указала на стол, где теснились склянки и неглубокие подносы.

– Лист бумаги хорошего качества погружается в раствор нитрата серебра, а потом – в раствор йода. Когда йодированная бумага высыхает, ее опять погружают в смесь галлиевой кислоты и нитрата серебра, потом вставляют в рамку, которая крепится к задней части камеры.

Манн подняла правую руку, на которой виднелись черные пятна.

– Это темное искусство, – сказала она. – Нитрат серебра оставляет на коже следы.

– А как вы попали на службу к мистеру Хиллу и мистеру Адамсону? – спросила Сара, наблюдая, как мисс Манн прикрепляет лист бумаги к деревянной рамке.

– Мой брат Александр дружен с мистером Хиллом, – ответила она. – Я сторонница Свободной церкви и стала помогать ему с фотографиями для его картины «Раскол». Но с тех пор Александр так увлекся фотографией, что мне иногда кажется: картину он никогда не закончит.

– А что именно должна изображать эта картина?

– Собрание в Тенфил-холле, после которого с Генеральной ассамблеи удалились больше двух сотен священников и старост общин. И поскольку мистер Хилл намеревается изобразить всех присутствовавших на собрании, он хочет с помощью калотипии запечатлеть их лица, чтобы потом писать с фотографий.

Саре вспомнилась бабушка, которая делилась мудрыми наблюдениями не менее щедро, чем лекарственными травами. Где мужчины, там и споры, сказала как-то она. Собери десятерых в одной комнате, и скоро у тебя будут две группы по пять человек.

Горничная смотрела, как Манн сосредоточенно подготавливает следующую рамку.

– Вы, должно быть, превосходно знаете химию.

– Только в том, что касается фотографических процессов. Мистер Адамсон – терпеливый учитель. А почему вы спрашиваете?

Сара немного помолчала. Ей почему-то казалось нечестным говорить об этом, хотя она не собиралась никого обманывать.

– Одна моя знакомая недавно умерла, и когда ее нашли, то все ее тело было сведено судорогой, будто с ней случился какой-то припадок. Похоже, есть вероятность, что она отравилась, но, пока не пойму, чем именно, я так никогда и не узнаю, была ли ее смерть случайной или…

Сара не стала продолжать.

Манн опустила рамку.

– Мне страшно жаль это слышать, – сказала она, положив испятнанную нитратом серебра руку Саре на плечо. – Возможно ли, что ваша подруга могла добровольно причинить себе вред? То есть были ли у нее причины?

– Думаю, она была в очень тяжелом положении. Но как она могла выбрать средство, которое причиняет такие тяжкие страдания? В этом нет никакого смысла.

– То, что вы описываете, напомнило мне кое о чем, – сказала мисс Манн. – Одна моя родственница страдала от нервических припадков. Ей прописали лекарство, тоник, который помогал ей некоторое время, но она все увеличивала дозу. От этого у нее случались судорожные конвульсии, и в конце концов она умерла. Тело долгое время сохраняло скорченную позу, и были опасения, что не получится похоронить ее должным образом. Ну, понимаете, уложить в гроб.

– А вам известно, что это был за тоник?

– Да. В нем содержался стрихнин.