Роза и Сеймон не готовят общий ужин. Лейлани передала своим родителям все, что узнала от меня. Дэвид отказался подтвердить ее слова. Я обвиняю Дэвида во лжи. Он говорит, что я его разочаровал.

Он ведь предупреждал, что мы не должны ни о чем рассказывать Макбранайтам. Так что он никому ничего не скажет. Салли не верит, что я вообще мог сказать что‐то подобное о Розе, а уж тем более Макбранайтам. Похоже, она забыла, что я говорил ей ровно то же самое. Роза довольно улыбается.

Мы с Лейлани без конца переписываемся. Мы ждем взрыва. Но вместо этого нас приглашают к Макбранайтам обсудить то, что Салли называет «недопониманием», а Джин – «ситуацией». Обсудить по‐взрослому. Несмотря на то, что далеко не все мы взрослые.

Я отпиваю воды из стоящего передо мной стакана. В центре стола стоят четыре графина с водой, тарелки с мягким сыром, ветчиной, салатами, соусами и хлебом. По одну сторону стола сидят Макбранайты, по другую – Тейлоры и Клейны. Но линия раздела проходит иначе, нас следовало бы рассадить так: по одну сторону должны были оказаться Роза, Сеймон и взрослые. По другую – Лейлани, я и Майя. У Джина под глазами голубые тени. Он с улыбкой треплет Лизимайю по плечу. Она печально улыбается ему в ответ. Она не выглядит утомленной, но безупречный макияж наверняка скрывает полное изнурение.

Не думаю, что кто‐то из нас нормально спал после того, как Сеймон едва не умерла. Выспавшимися выглядят только Роза и Дэвид – им ничто никогда не мешает спать. Круги под глазами у Салли похожи на синяки. Майя все время зевает. И Лейлани тоже. Она не достает свой телефон. Мой телефон прожигает мне карман. Я готов в любой момент включить запись нашего с Розой разговора, в котором она пообещала не убивать Майю.

Роза и Сеймон перемигиваются и машут друг другу руками, словно у них есть свой собственный язык жестов.

– Давайте начнем? – предлагает Салли.

– Не знаю, – говорит Лейлани. – Вы вообще собираетесь выслушать то, что мы хотим сказать?

Джин поворачивается к ней.

– Послушай, Лейлани. Давай хотя бы попытаемся вести себя как цивилизованные люди.

Лейлани закатывает глаза. Никто так и не прикоснулся к еде. Я беру стебель сельдерея, смазанный с внутренней стороны чем‐то розовым, и откусываю кусочек. Хруст стебля похож на выстрел. Все оборачиваются и смотрят на меня.

– Извините, – бормочу я и кладу сельдерей себе на тарелку.

– Че не может не есть, – говорит Дэвид. – Боксеры все такие.

– Еда здесь для того, чтобы ее ели, – замечает Лизимайя, делая пригласительный жест в сторону закусок. Никто к ним даже не прикасается.

– Лейлани, может быть, ты и начнешь? – говорит Салли. – Мы обещаем тебя выслушать.

– Роза… – Лейлани смотрит на Розу, уже успевшую изобразить полную невинность: глаза широко распахнуты, взгляд опущен, нижняя губа слегка надута.

– Я… Мы, – говорит Лейлани, глядя на меня, – мы считаем, что у Розы антисоциальное расстройство личности.

– Это неправда! – говорит Роза.

Сеймон мотает головой.

– Это означает, что ей нравится манипулировать людьми, и при этом ей все равно, что с ними будет.

– Мне тоже это нравится! – восклицает Сеймон.

– Она уговорила Сеймон попробовать арахисовое масло и…

– Никто меня не уговаривал! – возражает Сеймон. – Это была моя идея!

– Позволь Лейлани закончить, – просит Лизимайя.

– Я вам уже сто раз сказала… – начинает Сеймон.

– Сначала говорит Лейлани, – перебивает ее Джин. – До тебя тоже дойдет очередь.

– Че, – просит Лейлани, – расскажи им про морскую свинку.

Я рассказываю. Роза заявляет, что она в той истории была ни при чем.

– Почему ты тогда промолчал? – спрашивает Салли. – Потому что вы никогда не верите в то, что я говорю о Розе.

– Потому что ты врешь, – встревает Роза.

– Роза, у тебя будет возможность высказаться.

– С Розой что‐то не так, – продолжаю я тихим, спокойным голосом. – Сеймон могла умереть. Послушайте запись нашего с Розой разговора.

– Ты записал разговор с сестрой? – вскрикивает Салли.

Я киваю:

– Мне нужны были доказательства.

Я включаю запись, прежде чем кто‐либо успевает хоть что‐то сказать.

Роза: Майя злая. Если бы она умерла, было бы гораздо проще. Сеймон хочет, чтобы она умерла.

Я: О господи, Роза, ты не можешь убить Майю.

Я: Если ты ее убьешь, тебя посадят в тюрьму.

Я: Ты умная. Но даже самых умных убийц ловят. Почитай про них.

Роза: Я уже читала. Про тех, кого поймали. Но есть множество нераскрытых убийств.

Я: Ты хочешь, чтобы в жизни у тебя было как можно меньше ограничений?

Я: Как тебе кажется, что случится, если ты убьешь Майю? Ты не такая, как все. Ты стараешься скрыть это от окружающих, но все равно некоторые люди не хотят находиться с тобой рядом.

Роза: Например, Майя. Но у меня уже лучше получается притворяться такой, как все. Ты видел, как я вела себя на вечеринке. Я со всеми разговаривала и всем понравилась. Гости говорили Салли и Дэвиду, что я очень талантливая.

– Она тебя просто дразнит, – говорит Салли, а Лизимайя обнимает себя за плечи. – Ей десять лет. Она никого не собирается убивать.

– Я бы никогда не сделала ничего такого, – подтверждает Роза.

– Звучит жутко, – замечает Лизимайя. – Она часто говорит подобные вещи?

Я киваю:

– Она так думает.

– Неправда! – говорит Роза. – И вообще, я притворялась. Вы же знаете, что мне нравится играть роли.

– Она когда‐нибудь проявляла жестокость? – интересуется Лизимайя.

– То, что она убивала муравьев, считается? Еще она ворует.

Я рассказываю им про паспорт, про все, что она делала, когда была помладше. Я понимаю, что, вероятно, со стороны все это звучит не так уж и жутко. Джин не проронил ни слова. И Дэвид тоже.

– Она злонамеренная, – говорит Лейлани.

– Это ты злонамеренная, – парирует Роза, спотыкаясь на слове «злонамеренная», словно она не знает, что оно значит.

Сеймон кивает:

– Это правда, Лей-Лей, ты плохо относилась к Розе с тех самых пор, как она приехала. И Майя тоже. Вы же понимаете, что у меня могут быть собственные друзья. То, что мы двойняшки, не означает, что нам всегда должны нравиться одни и те же люди.

– Они обе были у Джеймса, – говорит Лизимайя. – Если бы Роза была такой, как вы думаете, Джеймс наверняка бы это заметил. Он уже много лет работает с детьми, у которых разные психические отклонения.

– Он видел ее всего раз, – возражает Лейлани. – Дэвид, почему ты соврал?

– Ты спрашиваешь, почему я не согласен с тем, что моя дочь опасна? Потому что она не опасна.

Я качаю головой.

– Она не опасна, Че. Да, ей сложно общаться с людьми. Так было всегда. Да, она говорит неуместные вещи. Крайне неуместные. Она учится различать, что можно делать, а что нельзя, и довольно плохо контролирует свои импульсивные желания. Да, ей нравится тебя дразнить, Че. С младшими сестрами такое часто бывает.

Неужели Джин и Лизимайя на это купятся?

– Как вы знаете, в детстве у нее диагностировали нарушения развития, – продолжает Дэвид, глядя на своих лучших друзей. – Но она делает успехи. Бог мой, видели бы вы ее три года назад! Роза с огромным трудом заводила друзей. А теперь у нее две подруги. Они с Апиньей до сих пор общаются. Поэтому, что бы там ни случилось с морской свинкой…

– Я не…

– Дай мне закончить, Роза, – говорит Дэвид; Роза выпячивает нижнюю губу. – Они до сих пор дружат.

Я думал, Дэвид согласен с тем, что Роза опасна. Разве он сам так не говорил?

– Роза не обычный ребенок, – заявляет Лейлани.

– Согласен. Роза не совсем обычная. В математике она опережает своих сверстников лет на пять, не меньше. В шахматах разница бросается в глаза еще сильнее. В плане общения она отстает на пару лет. Очевидно, эти вещи взаимосвязаны. Я не согласен с твоим диагнозом. – Он бросает на меня строгий взгляд. – Ни один из врачей, наблюдавших ее, ни о чем подобном не говорил. А их было немало. Я знаю, Че хочет стать врачом, но он еще не врач.

Я чувствую, что у меня горят щеки.

– Никто никогда не обследовал ее на предмет того, есть ли у нее антисоциальное расстройство личности.

Лейлани изумленно смотрит на меня.

– Дэвид, почему ты ни о чем не рассказал моим родителям? Тебе не кажется, что надо было предупредить их, что Роза не совсем обычная, прежде чем разрешать ей общаться с двойняшками?

Взрослые начинают говорить одновременно, но Лизимайе удается всех перебить:

– Они нам рассказывали, Лейлани. Мы уже очень давно знаем про Розу.

– Тогда почему вы ничего не сказали нам?

– Мы не хотели, чтобы у вас сложилось о ней неверное представление, – говорит Лизимайя. – Розе и без того непросто заводить друзей. Наверное, мы были неправы.

– Сеймон перестала разговаривать с Майей, потому что Роза ее заставила…

– Нет, меня никто не заставлял, – перебивает Сеймон. – Лей-Лей, ты так говоришь, будто я младенец. Я не младенец. Майя знает, почему я с ней не разговариваю.

– Можешь сказать нам почему? – осторожно спрашивает Джин.

– Потому что Майя сказала, что Роза – злой робот.

– Это правда, Майя?

Майя кивает. Джин фыркает, но ему удается не рассмеяться. Всем остальным не смешно.

– Я хочу, чтобы вы снова разговаривали друг с другом, – объявляет Лизимайя. – Вы можете мне пообещать? Майя?

Майя снова кивает.

– Сеймон?

– Только если она перестанет плохо относиться к Розе.

– А как быть с тем, что Роза плохо относится ко мне? – Это первая Майина фраза с начала разговора.

– Роза, – начинает Дэвид, опережая всех остальных, – ты не будешь плохо относиться к Майе?

– Я не…

– Роза?

Роза кивает.

– Обещаешь?

– Обещаю. – Роза тянет слово «обещаю» на долю секунды дольше, чем нужно, и в нем почти слышится нотка сарказма.

– Ты перестанешь дразнить брата? – Дэвид указывает на мой телефон. – То, что ты сказала, совсем не смешно. Никогда не шути насчет смерти.

Роза выглядит расстроенной.

– Я ничего такого не имела в виду. Я не думала, что Че всерьез воспримет мои слова.

– Сеймон, ты будешь разговаривать со своей сестрой? – спрашивает Лизимайя.

– Обещаю, – говорит Сеймон, точно копируя Розу.

Семья возвращается домой. Я не могу назвать родителей и Розу моей семьей. Кажется, что они не имеют ко мне никакого отношения. И все же это не так. Во мне есть их черты: волосы и нос у меня от Дэвида, глаза – от Салли. Но сейчас мне кажется, что больше нас ничего не связывает.

Роза слегка улыбается. Она явно считает, что сегодня одержала победу. Она права. Так и есть.

– Ты сказал, что веришь мне, – говорю я Дэвиду. Мы отошли от дома Макбранайтов всего на полквартала, но я больше не могу сдерживаться.

– Я тебе верю, – отвечает он. – Но кроме того, я сказал, что мне нужно сохранить нашу семью.

– Как ты мог? – оборачивается ко мне Салли. У нее на лбу пульсирует жилка. – Как ты мог говорить такое о собственной сестре? Как ты мог записывать ваши с ней разговоры?

Роза хихикает. Салли поворачивается к ней:

– Роза, это не смешно.

Роза тут же прекращает хихикать.

– Это не игра. Как по‐твоему, почему твой брат так плохо о тебе думает? Потому что ты ничего не воспринимаешь всерьез. Я знаю, это сложно. Я знаю, ты стараешься. Я знаю, ты предпочла бы иметь дело с числами, а не с людьми. Но люди – не числа. Ты должна стараться правильно себя вести. Перестань смеяться, когда не происходит ничего смешного. Перестань говорить жуткие вещи, вроде тех, что мы слышали. Например, что ты хочешь, чтобы Майя умерла! Почему ты так сказала?

Розино лицо абсолютно ничего не выражает. Как и лицо Дэвида.

– Извини.

– Ты должна об этом сожалеть, Роза! Желать кому‐то смерти – это совсем не смешно! Нельзя говорить такие вещи.

Дэвид кладет руку Салли на плечо. Салли ее стряхивает.

– Как мы до такого дошли? Почему мы думаем друг о друге самое плохое? Почему шпионим? Как мы могли такими стать?

Я не знаю, кого она спрашивает. Она ни на кого из нас не смотрит. Дэвид обнимает ее за плечи. На этот раз Салли не сопротивляется. Она кладет голову ему на плечо. Наверное, она плачет. Они переходят улицу к парку. Мы с Розой идем за ними. Всю оставшуюся дорогу до дома мы молчим. У Розы совершенно пустое лицо. Больше всего на свете я хочу оказаться рядом с Соджорнер.