Салли

Салли – девочка с глазами, загадочными, как Египет, серыми, словно смог, чулками. Мальчики в школе считают ее красавицей, потому что ее черные волосы блестят как вороново крыло, и когда она улыбается, то отбрасывает волосы за плечи, и они ложатся на спину, как сатиновый платок.

Ее отец говорит, что красота приносит несчастье. Они очень религиозны. Им нельзя танцевать. Отец вспоминает о своих сестрах и грустнеет. Теперь Салли нельзя выходить из дома. Бедная Салли.

– Салли, кто научил тебя подводить глаза, как Клеопатра? Если я обслюнявлю маленькую кисточку, размочалю ее кончик и окуну в кусочек шоколадного торта, тот самый, в маленькой красной коробочке, ты научишь меня?

Мне нравятся твоя черная куртка и туфли, где ты их достала? Мама говорит, что носить черный в молодости опасно, но я хочу туфли, как у тебя, как твои черные замшевые туфли, точь-в-точь такие же. И однажды, когда мама будет в хорошем настроении, может быть, после моего следующего дня рождения, я попрошу у нее такие же серые чулки.

Шерил больше не твоя подруга. Не твоя подруга с прошлого вторника перед Пасхой, с тех пор, как ты ударила ее по уху, с тех пор, как она обозвала тебя нехорошим словом и прокусила твою руку, а ты посмотрела на нее так, будто собиралась расплакаться, и все ждали этого, но ты не расплакалась, нет, Салли, и с тех пор у тебя нет лучшей подруги, с которой можно было бы сплетничать у школьной изгороди и говорить о мальчиках. Никто теперь не одолжит тебе расческу.

Байки, которые мальчишки травят в раздевалке, – неправда. Ты стоишь у школьной изгороди совсем одна, твои глаза закрыты, и ты никого не замечаешь, будто никого и нет, Салли. О чем ты думаешь? И почему всегда сразу идешь домой после школы? Ты изменилась, Салли. Ты поправляешь юбку, стираешь голубые тени с глаз. Ты больше не смеешься, Салли. Ты опускаешь голову и быстро идешь домой, откуда тебе нельзя выходить никуда, кроме школы.

Салли, мечтаешь ли ты иногда о том, что возвращаться домой больше не придется? Мечтаешь ли о том, что однажды ноги унесут тебя прочь от Манго-стрит, далеко-далеко и, быть может, ты остановишься у красивого дома с цветами и большими окнами, и большими ступеньками, чтобы можно было по ним карабкаться и добираться до комнаты на верхнем этаже, отведенной только тебе. И если ты отопрешь задвижку окна и толкнешь его, то оно распахнется и в комнату ворвется небо. Не будет шумных соседей, подглядывающих за тобой, не будет надоедливых мотоциклов и машин, тебе не придется стирать постельное белье и полотенца. Будут только деревья, еще деревья и голубое небо. И ты сможешь смеяться, Салли. Ты сможешь ложиться спать и просыпаться и не думать о том, кому ты нравишься, а кому – нет. Ты сможешь закрывать глаза, и тебе не придется беспокоиться о том, что говорят люди, потому что ты все равно никогда не была своей на этой улице, и никто не мог тебя расстроить, и никто не находил тебя странной, потому что ты любишь мечтать и живешь этими мечтами. И никто не сможет кричать на тебя, если увидит тебя в темноте у чужой машины, если увидит тебя, обнимающей кого-то, никто не будет осуждать, никто не будет ждать от тебя ошибки, так как ты всю свою жизнь попросту хотела быть любимой, Салли, хотела любить и быть любимой, любить и быть любимой, так чтобы никто не назвал тебя сумасшедшей.