ЭПИЛОГ

Звезды начали исчезать, небо покрылось голубизной. Через широко открытое окно в полутемную комнату проникал запах сирени.

Временами слышался какой-то приглушенный продолжительный гул.

— Что это? — послышался чей-то голос.

— Сирень, — ответил другой голос.

— Нет, этот… приглушенный гул!

Второй собеседник засмеялся:

— Это лифт. Наступило утро, вот люди и идут на работу, город просыпается… Зажечь свет?

— Зажгите. Надо снова войти в ритм своего времени.

Один из собеседников протянул руку к выключателю лампы на письменном столе. Яркий круг света озарил обоих. Один из них сидел на своем рабочем стуле, другой — перед столом в кресле.

— Пойду приготовлю кофе, — сказал тот, кто сидел на стуле, и, встав, направился к двери.

Другой молчал. Зажег папиросу и долго смотрел на поднимающийся от нее дым.

Через некоторое время первый принес горячий кофе. Гость его, казалось, был чем-то недоволен.

— Как бы вы ни толковали легенды, до тех пор, пока не покажете мне хотя бы кусочек кремня, обработанного человеком, найденный, например, на Азорских островах, много ниже уровня океана, я в Атлантиду не поверю.

Хозяин выпил залпом всю чашку кофе.

— Откуда вы знаете, что я его вам не принесу?

— Когда?

Гость взглянул на хозяина, чтобы убедиться, не смеется ли тот над ним. Но он не смеялся.

— Когда мир оставит мысль о войне и найдет время спуститься в батискафе хотя бы неподалеку от островов четырех архипелагов…

— Для чего? Океанографы это уже сделали. И Азорские острова, куда вы перенесли Святую Вершину, и группа островов Мадеры, и Канарские острова с вашей Огненной Горой, острова Зеленого Мыса — все исследованы геологами.

— Я прошу батискафы для подводной археологии. Но этой ночью я не стремился доказать вам существование Атлантиды. Я уверен, она существовала!

— Платон в «Тимес» и «Критии» утверждал это. Солон ссылался на жрецов Египта.

— Это мне известно, — улыбнулся гость.

— Напрасно смеетесь! И поскольку историк — это не только архивариус, он не станет сбрасывать со счетов подобные документы. И вместе с тем я хочу напомнить вам о современных исследованиях на четырех архипелагах не только океанографов и геологов, но и этнографов, изучавших жителей Канарских островов. А знаете ли вы, что там люди говорят на трех интересных диалектах, изучение которых может дать довольно много материала?… И что у них есть древние тексты, которые ни они, ни ученые не могут прочесть? И что у них существует обычай хоронить умерших знатных людей под маленькими пирамидами?

— Но вы допускаете внешнюю причину погружения Атлантиды. Допустим, что она существовала, что…

— Здесь мы коснулись другой области, которая и является главным источником моей гипотезы. Я основываюсь на определенной манере толкования старинных легенд, и не только в отношении Атлантиды. Я, как видите, соединил легенды и использовал их такими, какие они есть, и даже приводил тексты.

— Некоторые из них я узнал.

— Но не об этом речь. Я хочу вам напомнить, что почти всегда в основе мифов и легенд лежит правда, зарегистрированная прямо или косвенно определенным поколением. Потом эти легенды и мифы усложняются или упрощаются в памяти последующих поколений. Не забывайте, что тысячелетняя память утрачивает обычную форму. В конце концов видоизменяется и память индивидуума. Вспомните об оставшихся у вас детских впечатлениях и сравните их с тем, что помнят те люди, которые тогда были взрослыми. А легенды, которыми я занимался, берут свое начало в детстве человечества.

— Доказательства! Легенды почти всегда символы.

— Не всегда. Символами они являются тогда, когда совпадают по времени. Но человечество не создавало их с намерением символизировать что-либо. Символ — это все-таки более тонкая форма мышления. Легенды же взяли свое начало из комплекса воспоминаний о реальных фактах, иногда услышанных, а иной раз увиденных. Последующие поколения видоизменяли их, иногда упрощали, переделывали, вставляли новые места. Часто основное ядро легенды настолько покрыто последующими наслоениями, что его едва находишь. И я думаю, что труд по выявлению этого ядра можно сравнить с добычей радия. Человек в далеком прошлом был поставлен в условия, которые были выше его понимания и которые он все-таки хотел объяснить. Поэтому он начал становиться человеком! Но часто реальный факт во много раз превосходил возможности очевидца, так как средства исследования его были весьма примитивные. Я не хочу сказать, что мифическое животное Василиск, убивавшее одним взглядом, было тем самым оружием с невидимыми лучами, которыми пользовались мои марсиане. Я убежден, вы станете горячо возражать, что Василиск — это символ. Ну что ж, пусть будет так. Но амазонки? Вы сомневаетесь, что это память о матриархате?

— О, конечно, нет…

— Ну хотя бы это! Тогда хорошо: я завоевываю новый рубеж.

— Не знаю! Возможно, вы его потеряете.

— Хорошо, посмотрим! А чудовища…

— Вы забываете силу фантазии, если напоминаете мне о чудовищах. Уж не скажете ли вы, что железный дятел из сказок Испиреску — это птеродактиль!

— А почему бы нет? — сказал, весело смеясь, хозяин. — Чудовища из сказок — это деформированная копия доисторических животных: динозавров, диплодоков, стегозавров, ихтиозавров… — Которые исчезли еще до появления человека!

— Откуда это известно! Скажите мне, прошу вас, что исчезло сразу во всей истории Земли? Ничто не исчезает до тех пор, пока не родится и не укрепится новая, высшая форма. Но возьмем снова легенды. Никакая фантазия не создается из ничего. А у примитивного человека фантазия не была уж столь велика, как вы думаете. Любой миф был ответом наблюдателю на неизвестную и неожиданную реальность. Иногда люди быстро раскрывали правду, но миф продолжал существовать в форме сказки. Вспомните о кентавре.

— Кентавр — это религиозная выдумка.

— Религиозной она стала позднее. Вспомните, что не всем древним народам была известна лошадь. У египтян, например, не было лошадей. Лошадь пришла с Востока. Изображение всадника даже сейчас величественно. Но, увиденное впервые, оно было устрашающим: лошадь и всадник казались слитыми воедино. Жители островов Карибского моря испугались генуэзцев более всего из-за того, что увидели их верхом на лошадях. Всадник на лошади — это был кентавр. Когда же люди стали учиться верховой езде, легенда видоизменилась и приняла религиозное обличье. Религия всегда рождалась там, где царил страх и невежество, А когда жрецы и особенно духовенство стали просвещенными, они, естественно, продолжали проповедовать страх и невежество.

— Здесь вы бесспорно правы, так как это — назначение религии, секреты которой всегда в руках эксплуатирующих классов. В конце концов, и самые первые крестьяне, увидевшие автомобиль, бросали в него камнями и считали, что в ем сидит дьявол… Однако я думаю, что не всегда рождаются легенды. Например, легенда об автомобиле так и не родилась.

— Или будет правильнее сказать — просуществовала очень недолго, всего мгновение, благодаря развитию и быстрому распространению техники, так как через несколько лет парень с лопатой, который крестился при виде телеги с дьяволом, мог стать шофером.

Гость выпил кофе, немного подумал и снова заговорил:

— И все-таки многие легенды не что иное, как художественное представление неосуществимых мечтаний. Например, молодость без старости и жизнь без смерти из нашей прекрасной сказки.

— Вы знаете, что эта тема принадлежит не только румынскому фольклору, но и фольклору других стран. Например, на Кавказе. В грузинской сказке юноша уходит на поиски края, в котором нет смерти, и добирается туда после длительного и тяжелого путешествия. Однажды он встречает красавицу в хрустальном дворце. Юноша остается с девушкой. Проходят века, а ему кажется, что проходят дни. Он начинает тосковать по дому. Просьбы девушки не остановили юношу, и он отправляется к родным местам. После долгих странствий он добирается до своей родины, но, не найдя там ничего, кроме руин и туманных воспоминаний, он стареет и умирает.

— Эта сказка очень интересна, но только общая тема не что иное, как символ.

— У вас есть археологическое, материальное доказательство, что она только символ?

— Я думаю, что археологические доказательства должен требовать я! Вы же хотите доказать гипотезу ухода и прихода земного жителя в космос со скоростью света, но…

— Но как же вы хотели бы, чтобы почти примитивные очевидцы фактов относительности времени, называемой теперь парадоксом Эйнштейна, который и сегодня не очень-то многие понимают, толковали это как-нибудь иначе.

— Преувеличиваете.

— Это вы преувеличиваете, превращая все в символ! Мифы и легенды намного более сложны, чем мы их обычно трактуем. Мы материалистически судим о явлениях и в суждении о древнем мифе должны призвать на помощь как можно больше различных видов современной науки. Или вы хотите остановиться на одном из двух традиционных решений этой проблемы: поверить мифу как таковому, в который верили религиозные невежды, или довольствоваться тем, что они символы. Извините меня, дорогой мой, но это называется леностью мысли. Где же ваше аналитическое направление ума? Мы должны отбросить в трактовке мифов все наносное, как мы выкинули сверхъестественное. Если бы Шлиман принял легенду за символ, он не открыл бы Трои. Что скажете на это? Гомер сделал символом какую-то мнимую Трою для того только, чтобы противопоставить что-то ахейцам, не так ли?

Собеседник воспринял иронию спокойно:

— Я не оспариваю ваших доводов, но напоминаю вам снова, что вы слишком любите обобщать.

— Я совсем не обобщаю; я всего лишь предлагаю научную точку зрения относительно мифов. Хотите, я вам скажу одну вещь, которая немного удивит вас? Я не фантазировал, по крайней мере в основных направлениях.

Гость рассмеялся.

— В путешествиях среди звезд, в уничтожении атомным взрывом Содома и Гоморры, в именах Мехитуасехет и Махукутах, которые гордились знанием языка ваших марсиан…

Хозяин спокойно посмотрел на него.

— Это дедукция и гипотезы, некоторые из них даже спорные. Только детали рассказа, который вы соблаговолили выслушать, были выдуманы мною. Но имена подлинные… Я хочу сказать, что они не принадлежали на самом деле упоминаемым лицам, а лишь то, что я не выдумал ни одного имени, даже те, которые произносятся с трудом. Это имена, взятые из истории и фольклора соответствующих стран и областей без каких бы то ни было фонетических изменений. Например, существовал в древних текстах египетский солдат Яхубен, египетский жрец Тефнахт… Аута — это имя, которое носит просвещенный герой в одной из африканских сказок. Имя Махукутах найдете в эпопее Попол Вух народа кише, живущего на Юкатане, Утнапиштим — в поэме Гилгамеша, имена Авраам и Лот, я думаю, не следует уточнять, откуда они… Вот и все. Гипотеза и дедукция…

— И достоверность! Если вернуться к нашему спору, я опять спрошу, где же все вещественные доказательства?

— Я убежден, что некоторые будут найдены, ведь не все же документы обнаружены! Правда восстанавливается не только из гипотез и мифов.

— Тогда остается лишь ждать, пока откроют вещественные доказательства, и отказаться от мысли пока проникнуть в бездну хоть с каким-нибудь фонарем. Отлично сказано: Гомер — миф, Шлиман — гипотеза. Вы довольны?

Гость вздохнул:

— Вы всячески нападали на мои доводы, но вы все время забываете, что я не оспариваю гипотезу как средство исследования, а только обращаю внимание — будьте…

— Быть более осторожным? Шлиман вложил деньги в поиски Трои, значит, он был неосторожен. Да только ли он?

Хозяин вышел за новым кофе. Гость только теперь заметил, что комната освещена солнцем. Он встал и потушил лампу. Потом остановился у окна и стал рассматривать спешащих людей. На другой стороне улицы на фасаде высокого дома клали последние плиты мрамора и туфа. Услышав скрип двери, гость, не оборачиваясь, весело спросил:

— Вы так быстро вернулись — не выпил ли я у вас весь кофе?

— Да нет, я принес еще! Он уже был приготовлен моей женой.

Гость взял чашку, отхлебнул глоток ароматного напитка и вздохнул.

— Знаете, почему я вздыхаю? Из-за непоправимой потери документов… Человек освобождается от невежества, коммунизм победит на всем земном шаре, плодотворный мир поведет нас через все секреты пространства и времени — вот ближайшая реальность, в которой я не сомневаюсь. Но я сожалею о потере Александрийской библиотеки.

— Все мы сожалеем и проклинаем Цезаря за то, что он не потушил пожар.

— Я предпочитал бы, чтобы сгорели его комментарии и осталась библиотека! — воскликнул гость сердито.

— Я думаю, что было бы хорошо, если б осталась и библиотека и комментарии. Но сейчас поздно говорить о предпочтении. Однако совершенно непоправимых потерь пет. Довольно часто находят папирусы, копии тех, что сгорели. Жаль, что многие из них находят случайно, не разыскивая их. Если бы бедуин Мухамед не потерял овцу, кто знает, когда нашлись бы свитки у Мертвого моря! Знаете, как довольны были бы археологи на Западе, если бы им дали деньги, ассигнованные на строительство хотя бы одного атомного бомбардировщика? Вместо военной агрессивной базы можно было бы сделать целую флотилию батискафов на Атлантическом океане. Ну, что скажете на это? Пусть дадут деньги, которые идут на экипировку одной дивизии, научно-исследовательскому институту для финансирования фантазии исследователей. Монтень цитировал фразу Сенеки: «Сильное воображение рождает факт». Даже если воображение и не всегда рождает факт, его можно нередко открыть.

— Но иногда оно его только рождает! — сказал гость с легкой иронией. — Я думаю о террасах в Баалбеке. Или вы и здесь толковали какую-нибудь легенду?

— Я принял такое толкование, так как другого пока не нахожу. Гипотеза принадлежит не мне, как и те, в которых говорится о тектитах в Ливийской пустыне и в какой-то степени об уничтожении Содома и Гоморры. Некоторые гипотезы были опубликованы и обсуждены в прессе. Я лично не верю, что можно найти какое-нибудь иное, более справедливое толкование этих трех явлений, хотя, в конце концов, могло бы быть и иначе. Но я считаю, что о Баалбеке существуют еще легенды и они или никем не собраны, или обойдены вниманием. В конце концов, во всем мире есть миллионы сборников народного творчества, но у фольклористов другие задачи, и они обычно прибегают к иным методам толкования. А вероятность посещения высшими существами с другой планеты, и не обязательно с Марса, присуща сотням легенд и мифам. Я не первый, кто к ним обращается… И полагаю, что не последний! — добавил хозяин, улыбаясь. — Возможно, в один прекрасный день научные исследования развенчают или утвердят эти гипотезы… Но скажите, пожалуйста, разве теперь вам известно какое-нибудь иное объяснение происхождения террас в Баалбеке? Никто не в состоянии до сих пор угадать их назначение!

— Может быть, это постамент разрушенного памятника.

— Предположим. Но кто мог поднять в те времена плиту весом свыше двух миллионов килограммов? Современным подъемным кранам это не под силу… Спорным пока остается одно: была ли Земля гостеприимной для космонавтов иных миров.

— Я бы допустил гипотезу, но у вас есть возражения.

— Они у меня есть, и вот почему: я не могу согласиться с тем, чтобы человека считали центром Вселенной. Почему разумный человек должен быть привилегией только одной самой маленькой планеты нашей огромной Галактики, которая к тому же не самая большая из существующих в их бесконечном количестве? Хотите вернуться к религии?

— Зачем к ней! Религия доживает последние мгновения, и ни один здравомыслящий и честный человек не станет к ней относиться серьезно. Я допускаю, что в космосе есть планеты с такими же или сходными физическими и химическими условиями, как наши, но…

— Но? — перебил его, смеясь, хозяин.

— Не иронизируйте напрасно. И я мог бы смеяться, заметив вам, что вы напоминаете святого Иоанна из Дамаска, который, не видя ангелов, описал их во всех деталях. Но мне хочется сказать лишь одно: что у нас нет доказательств, мы не знаем…

Хозяин снова засмеялся:

— Я должен быть вежлив со своим гостем, но знаете, что вам ответил бы Спиноза?… Что незнание не является аргументом! Извините, я только цитировал.

— Следовательно, вы уверены, что такое посещение пришельцев имело место? — спросил неуверенно гость.

— Да.

Гость задумался, глядя куда-то в пространство. Потом с живостью сказал:

— Я знаю одну интересную гипотезу относительно сателлитов Марса… У вас есть Свифт в библиотеке?

Хозяин встал и вскоре принес книгу о Гулливере. Гость немного полистал ее.

— Вот что пишет Свифт в 1726 году, — сказал он. — Его астрономы с летающего острова Лапута вот что сделали. Цитирую: «Они открыли две маленькие звезды, или сателлиты, которые вращались вокруг Марса. Самая близкая из этих звезд находилась от Марса на расстоянии, равном трем его диаметрам, а самая отдаленная — на пять диаметров; первая вращается в течение десяти часов…», а на самом деле восемь часов, и это Фобос, — сказал гость, оторвав на секунду глаза от книги, — «…а другая в течение двадцати одного часа с половиной». Деймос имеет обращение тридцать часов. «Так что квадраты этих периодов растут приблизительно в той же мере, как кубы расстояний от центра планеты Марса, а это несомненно доказывает, что и они подчиняются тем же законам гравитации…» Но откуда Свифт знал столько деталей движения и расстояний, когда никто не предполагал, что такие сателлиты существуют? По вашим словам, он, возможно, знал какую-нибудь легенду, которая исчезла. Вероятно, можно предположить, если хотите, что остров Лапута является не чем иным, как космическим кораблем. Кто знает!

— Как раз от этого «кто знает» я и отталкиваюсь. Существует огромное число вопросов, которые, по моему мнению, не допускают иного ответа. Знаете, например, где стоял Атлас?

— Знаю! — ответил гость, смеясь. — Я там не был и не видел, но знаю: около Гибралтара, или, как вы сказали, у Столбов Мелкарта. Но теперь хотел бы и я спросить вас кое о чем, — сказал гость. — Предположим, что Атлантида существовала, но почему вы думаете, что атланты эмигрировали в Египет?

Хозяин улыбнулся:

— Вы что ж, не даете мне права хоть что-нибудь хранить в тайне?… Хорошо, скажу. Египтяне, или народ с красной кожей роме, как они называли себя сами, не имели или по меньшей мере истории неизвестно «дикое детство». И язык и письменность представлены сегодня во всей эволюции с самого начала, что само по себе явление неестественное. Если бы атланты не были того же племени, а следовательно, не существовала бы возможность легкого слияния, откуда бы тогда возник такой внезапный взрыв знаний, высокого мастерства в строительстве и ирригации? Так, из ничего?

— Очень трудно допустить… Остался бы хоть какой-нибудь доку мен г, ну хоть что-нибудь…

— Может быть, осталось, и много. Будьте любезны, спросите Цезаря или Диоклетиана! Мне кажется, только поэтому народ Египта не помнит своих предков, как выражаются некоторые современные историки.

Гость смущенно улыбнулся.

Хозяин встал и, перейдя на другое кресло, сел напротив гостя.

— Знаете что? Я вам расскажу один анекдот, который поведал арабский путешественник так веков шесть назад. «Проезжал я как-то раз, — говорил араб, — через старинный, очень заселенный город и спросил одного из его жителей, кто основал этот город и когда? «Не знаю, — ответил житель. — Даже наши предки не знали Город был всегда». Через пятьсот лет, — говорит опять араб, — я вновь проезжал по этим местам, но не увидел и следа города. Заметив крестьянина, косившего траву на том месте, где был город, я спросил, с каких пор здесь более не существует город. «Ты меня спрашиваешь о странных вещах, — сказал он. — Это место всегда было таким, каким ты его видишь теперь». Через следующие пятьсот лет я увидел море на месте равнины. Рыбаки, которых я спросил, с каких пор тут море, мне ответили, что оно всегда было тут. Прошло еще пятьсот лет, и снова я шел там, где бывал раньше, и нашел цветущий город, более богатый, чем был первый. Я спросил горожан, с каких пор тут город. Мне ответили: «С тех пор, как существует мир».

Гость посмотрел на часы и, извиняясь, вскочил с кресла. Хозяин проводил его до двери.

— Когда раскопаете Атлантиду, прошу вас, позвоните мне! — сказал гость уже с порога.