ГЛАВА Х

Верхом на осле, в сопровождении солдата Аута поднимался по извивающейся дороге Орлиной Горы, находящейся на самой северной оконечности Атлантиды, в цепи девяти гор, из которых Орлиная Гора была самой высокой. Слева от нее, по ту сторону неглубокой долины, находилась другая, местами поросшая зеленью скалистая гора. Чуть ниже, в стороне, где-то на середине дуги между северной и восточной сторонами, виднелась дымящаяся круглая гора, а далее к востоку, на горизонте, сливаясь с небесной голубизной, стояла третья продолговатая вершина, изрезанная, словно петушиный гребешок, ущельями. Чуть южнее едва виднелись три небольшие, расположенные треугольником вершины. А если вглядеться в полоску, что находится между северной и западной частью горизонта, то можно увидеть вдали две другие горы, одна темно-синего, другая беловатого цвета. На первой из них росло множество цветов, на другой, испещренной морщинистыми складками, преобладали голые скалы. Аута вспомнил, что там водилось много ворон. Наверное, поэтому и назвали ее Вороньей Горой. На севере тянулись еще две горные гряды. Их можно было увидеть лишь с Орлиной Горы, которую на всей Атлантиде называли Святой Вершиной. Туда-то и предстоял Ауте длинный путь.

До подножия горы солдат и Аута добирались на лодке вверх по течению Холодной Реки, а дальше ехали на ослах.

Ауту сопровождал пожилой молчаливый солдат. Высокий, как все атланты — в нем было без одной-двух ладони четыре локтя, — солдат, размеренно покачиваясь, ехал на очень маленьком для него ослике. Солдата ничто не интересовало, кроме тропинки, по которой ступало животное. Аута некоторое время искоса наблюдал за своим спутником, потом отвернулся, улыбнувшись. Во время последнего путешествия он привык видеть людей маленького роста. Жители восточных стран Шумер, Аккад или низкорослые хананеи не доходили до плеча среднему атланту. Поэтому Ауте казался необычным этот высокий, как жердь, странный солдат.

Он даже не сказал, как его зовут, да Аута и не спрашивал об этом. Осел вез солдата спокойно, и всадник, сняв шлем, чтобы освежить голову горным ветерком, не обращал внимания на спокойное и бесконечное бряцание меча, ударяющего по щиту при каждом неторопливом шаге осла.

Дорога к Святой Вершине была тяжелая и длинная. От подножия до вершины нужно было ехать верхом два дня. Путники проехали почти половину пути. Сзади остались леса и кусты лавра. Теперь гора была покрыта зелеными лугами, на которых, словно тысячи белых пятнышек, паслись овцы. Наступление сумерек сопровождал лай пастушеских собак. Он указывал путникам место привала.

Остановились в шалаше пастухов. Солдат наслаждался едой, не замечая вокруг никого и ни о чем не думая. Продолжая жевать, он направился под навес из балок и, завернувшись в пастушью накидку, тут же заснул. Пастухи, как всегда, даже перед сном были очень заняты своими делами. Аута некоторое время смотрел на желтоватое молоко, которое собралось в глиняных подойниках, потом взгляд его скользнул на небо. Ему не спалось от нетерпения побыстрее добраться до вершины горы, где находился дворец Великого Жреца. Но впереди еще предстоял целый день пути.

Накануне Аута с грустью расстался, и, возможно, навсегда, с двумя своими друзьями. Теперь Яхубен несомненно нес службу в казармах, а Май-Баку отвели в пещеры, где обучают ремеслу кладки городских стен или дворцов.

Аута не мог заснуть. Он растерянно смотрел на ночное небо Атлантиды со странной звездой, спустившейся к горизонту на юго-востоке. Ночь была приятная, теплая, высокогорный воздух ясен, кругом стоял запах сочной, покрытой росой травы.

Все было как обычно в Атлантиде, к которой черный раб привык больше, чем к стране, где он родился. Одна лишь новая звезда на небе Атлантиды была непривычна для него. Ауте не терпелось поговорить с Великим Жрецом: только тот мог раскрыть тайну звезды.

После глубокого, здорового сна Аута на рассвете вышел из бревенчатой хижины. Утренние дымчатые облака поднимались из пропастей. Горы на горизонте казались голубыми и невысокими. Раб стряхнул с себя сонное оцепенение и направился к холодному ручейку. Ослы пережевывали жвачку. Солдат еще спал, здесь никто не будил его звуком медной трубы. Аута взглянул вверх на горы, где между голыми скалами терялась тропинка. За тучами нельзя было разглядеть вершину горы. Почувствовав на себе чей-то взгляд, он посмотрел вниз. В нескольких шагах от него остановился ребенок какого-то пастуха и смотрел на чужого человека большими от любопытства и страха глазами. Аута шагнул к нему и улыбнулся, присев на корточки.

— Почему ты не играешь? — мягко спросил раб,

Тогда улыбнулся и ребенок. Он вытащил из кустов гладкий каменный шар.

— Кто его тебе сделал? — спросил Аута. — Может, ты сам…

Ребенок протянул тяжеловатый для его маленьких ручонок шар. Размером больше мужского кулака.

— Так это не ты сделал? — снова спросил раб и взял шар.

Ребенок с опасением посмотрел на него, не решаясь заговорить.

— Давай поиграем! — крикнул Аута весело.

В нескольких шагах от них остановился пастух и стал наблюдать за происходящим. Увидев его, ребенок сразу перестал бояться Ауту и тут же объяснил, показывая рукой на пастуха:

— Это мой брат сделал!

Аута покатил шар по траве и крикнул:

— Лови!

Ребенок бросился за шаром и, схватив его, принес обратно. Теперь он не боялся черного человека, но разглядывал его с еще большим вниманием.

— А почему ты такой черный?

Аута рассмеялся:

— Когда я был таким, как ты, то жил в стране, где очень сильно жгло солнце… Вот я и почернел!

Ребенок не понял. Он посмотрел на восток, на солнце, поднимавшееся над горами, потом опять на Ауту. Раб снова засмеялся. Ребенку показалось странным и неестественным не только его черное тело, но и его низкий голос. У пастухов голоса были сильные, но, даже когда они пели, голоса их не звучали так, как у этого человека.

— Ты умеешь петь? — спросил ребенок.

— Умею.

— Спой что-нибудь!

— Спою.

Аута спел ему коротенькую песню о солнце. Песня прозвучала для ребенка еще более странно, чем все, что он слышал до сих пор. Много раз голос черного человека обрывался, переходил к более низким тонам и снова медленно поднимался вверх. Бросив свои дела, к ним вышли пастухи и стали молча слушать. Вдруг песня оборвалась как раз в тот момент, когда, казалось, она Должна была только начинаться.

— А дальше не будешь петь? — спросил ребенок.

— Песня кончилась.

Ребенок начал катать шар по траве, потом подошел к Ауте, который продолжал сидеть на корточках.

— Все равно ты мне не сказал, почему же ты черный.

— Я сказал. Может быть, ты не понял… Ты видел, каким делается белое дерево в огне?

— Красным, — ответил мальчик радостно, довольный тем, что может ответить.

— Да, красным… Ну, а если вытащить его горящим, а потом затушить?

Ребенок испуганно посмотрел на него.

— Ты был в костре… и тебя затушили?

Аута засмеялся:

— Понял, но не все. И солнце горит, как огонь, но по-иному. Солнце меня сделало черным.

Ребенок взял шар, сел на траву и положил его на колени.

— Давай играть по-другому! — сказал ребенок.

Аута знал, что пора трогаться в путь, но ему не хотелось покидать своего маленького приятеля.

— Как же ты хочешь играть по-другому?

— А вот так: я сзади камня подниму палец… или два пальца, а ты будешь угадывать, сколько я поднял.

— Давай поиграем, как ты хочешь.

Ребенок зажал каменный шар в коленях и спрятал за ними руку.

— Сколько пальцев я поднял?

— Два!

— Нет, не угадал! Я поднял только один!

Улыбаясь от удовольствия, ребенок слегка поднял палец, скользя им по гладкой сфере шара. Сначала показался ноготь, за ним сустав, потом весь палец и наконец вся рука. Мальчик приготовился повторить игру, но вдруг испуганно остановился. Черный человек больше не смеялся. Он смотрел вытаращенными глазами на ручонку, высунутую из-под каменного шара. Мальчик замолчал. Потом быстро схватил двумя руками шар и, путаясь в траве, побежал к пастухам.

Но Аута более не видел его: он повернулся к востоку и посмотрел на солнце и горы.

Пастухи были заняты своими делами. Солдат взял доспехи, взвалил мешки на осла и крикнул рабу, что пора трогаться в путь. Раб встал, словно во сне, и пошел готовить осла.

По дороге Аута не смотрел на кусты и скалы, как это было до сих пор, не нагибался за цветами. Теперь его интересовал только горизонт. Солдат же, не обращая ни на что никакого внимания, ехал, как и накануне, дремля под мерное укачивание осла.

Так они продвигались вперед, не перекинувшись между собой ни единым словом. Ауту это не удивляло, в армии атлантов таких солдат было большинство. Ничто не могло вывести их из молчаливого состояния. Они во всех отношениях были хорошими солдатами — делали то, что им приказывали, умирали, если требовалось умирать, убивали других, когда приказывали убивать, — и ничто из окружающего их мира не могло хоть сколько-нибудь возбудить в них желание узнать что-нибудь новое. Аута перестал обращать внимание на солдата, который сидел прямо, как деревянный столб, на низком ослике, задевая своими длинными ногами за траву и камни. Этот солдат был не Яхубеном, и рабу не с кем было поделиться своими мыслями.

Постепенно горы изменились. Показалась залитая солнцем вершина горы. Стало прохладно. Солнце катилось на запад, смешивая свои последние лучи с горным легким ветерком. Многочисленные ручейки, бившие из-под камней, журчали свою бесконечную серебряную песенку. Из гнезд на скалах вылетали орлы. Дорога кончалась на плато, расположенном в седловине перед вершиной между двумя скалами, где блестел орькалком и переливался золотой дворец. Над вершиной Священной Горы, как всегда, курился легкий дымок, постепенно таявший в небе.

При виде дворца глаза Ауты заблестели. В них можно было прочесть нетерпеливую радость. Любому из рабов Атлантиды его душевное состояние показалось бы странным, ибо никто не чувствовал себя таким несчастным, как раб, возвращающийся в дом хозяина. По радость Ауты была вызвана иными причинами.

Дорога стала широкой, и для того, чтобы подъем был более приятным, ее окаймляли вечнозеленый кустарники Деревья. Слева от дороги сильным потоком, разбрасывая по сторонам брызги и радугу, текла речка с холодной водой. Справа на каменных ступеньках виднелась пена и подымались клубы пара от горячей реки. Обе речки огибали огромную гору и, становясь все более полноводными, удалялись друг от друга, с тем чтобы вновь встретиться перед самым Великим Городом, а потом влиться в большое море. По ту сторону рек на склонах гор раскинулись сады с самыми разнообразными цветами и деревьями, которые только могли прижиться на земле Атлантиды.

В сотне шагов от плато Аута спешился. Отсюда начиналась дорога из гладких гранитных ступенек, обрамленных по ту и другую сторону лестницы розовым мрамором. Теперь раб пошел один.

Дворцовый двор окружала стена из черного мрамора, верхняя часть которой была отделана серебряными пластинками. Дворец, если смотреть на него сверху, был похож на полукруг. Его поддерживали огромные, выходившие из-под земли на пять локтей гранитные основы, покрытые листами кованой меди. На каждом листе был изображен знак солнца, инкрустированного серебром и орькалком. Стены дворца были сделаны из белого мрамора. Гладкая поверхность белого мрамора без украшений была чиста, и лишь навес поддерживался статуями размером с человеческий рост, отлитыми из золота и серебра. Плоская круглая крыша дворца, покрытая пластинками из слоновой кости, сверкала в лучах солнца в любой час дня. Аута знал, какой чарующей она была в лунные ночи.

В стороне, довольно далеко от дворца, скрытые зарослями, расположились небольшие, высеченные из гранита строения, покрытые ровными крышами из бронзовых плиток. Среди деревьев справа виднелось множество солдат. Налево же никого не было. Туда только поздно ночью возвращались с тяжелой работы худые, слабые, сгорбившиеся люди с черной, желтой и красной кожей. Там, в доме рабов Великого Жреца, жил Аута несколько месяцев, до тех пор пока редчайший случай не привел его в дом Великого Жреца. Однажды этому настоящему властелину Атлантиды, которого боялся даже правитель, утомленному своим одиночеством, захотелось развлечься. Он зашел в дом рабов, остолбеневших при его появлении. Великий Жрец сказал им, что того, кто ответит хотя бы на половину его вопросов, он сделает слугой во дворце, а если кто-нибудь сможет ответить на все вопросы, того усыновит. Вопросы Великого Жреца были не трудными, они скорее сбивали с толку. Многие отваживались отвечать, но ни чьи ответы его не удовлетворяли. Один только раб Аута дал ответы, которые поправились всесильному господину. Когда его спросили, каков мир, раб ответил: «Как хотим, так и видим».

Взяв Ауту сначала к себе в шутку, Великий Жрец в конце концов полюбил его и оставил при себе. Все в Великом Городе и во всей стране говорили об этом поступке как о совершенной Великим Жрецом глупости, но говорили об этом шепотом; даже правитель не смел произнести свои мысли вслух, так как сила Великого Жреца была неизмерима; она крылась в его мудрости, знаниях обычаев и людских характеров. Подобными достоинствами на Атлантиде никто не мог похвастать. Аута миновал мраморную арку дворцовых ворот и вошел в круглый зал, вымощенный квадратными белыми и черными плитами и окруженный черными и белыми столбами. За ними в глубине виднелись ступеньки лестницы из зеленого камня.

Аута поднялся по этой лестнице и вошел в продолговатый зал, по стенам которого на четверть высоты тянулись в три ряда полки, заставленные круглыми высокими серебряными сосудами, в которых хранились свитки книг из папируса. Около окна, освещенного заходящим солнцем, в широком кресле из черного дерева сидел высокий старик с бритой головой и красным лицом. Его ноги, обутые в сотканные из золотых нитей сандалии с шелковыми завязками, покоились на подушке, на которой золотыми бусинами было вышито лучистое солнце. Рядом стоял столик с письменными принадлежностями и листочками чистого папируса. Великий Жрец Атлантиды, знаток всего того, что люди видят и не видят, читал.

Аута стал на колени и, коснувшись лбом холодного мраморного пола, молча, не двигаясь, застыл в этой позе.

Великий Жрец читал с большим вниманием, но ему показалось, что раздался легкий шорох. Подняв глаза, он обвел взглядом комнату и только тогда заметил раба. Жрец отложил свиток и сделал знак рукой.

— Встань, Аута! — сказал он мягко. — Расскажи мне о своем путешествии.

Аута сначала поцеловал шелковую завязку сандалий Великого Жреца, застегнутых бриллиантовой пряжкой, затем поднялся и подошел ближе к креслу. По знаку старца он сел на леопардовую шкуру рядом со столиком. Великий Жрец внимательно следил за глазами Ауты. В их глубине играл странный огонек, которого ранее не было.

— Скажи, что с тобой? — спросил старец.

Аута обрадовался, что наконец сможет рассказать обо всем, что накопилось у него на душе.

— Я долго ждал этой встречи. Только ты, мой светлейший господин, можешь понять мое беспокойство, которое не могу понять даже я сам.

Великий Жрец ударил по серебряному шару, висевшему на шелковом шнуре, который держала в руке статуя. Серебряный шар протяжно зазвенел, и в двери тут же появился слуга. Опустившись на колени, он ожидал приказа жреца.

Старец произнес:

— До тех пор, пока вновь не зазвучит шар, никому сюда не входить, кто бы он ни был.

Слуга прикоснулся лбом к мраморному полу, встал и вышел, тихо закрыв за собой дверь.

Великий Жрец уселся поудобнее в кресле и положил руку на плечо раба:

— Говори, Аута. Слушаю тебя.