ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Каждая из рас сунеров, составляющих Общину Джиджо, по-своему рассказывает историю своего появления здесь. Эта история передавалась из поколения в поколение и объясняла, почему предки расы отказались от богоподобных сил и рисковали страшными наказаниями, чтобы добраться до этого места, теснились на крадущихся кораблях, минуя институтские патрули, роботов-стражников и шары зангов. Семь волн грешников, и каждая засевала своим семенем этот мир, на котором поселяться запрещено. Мир, который должен был прийти в себя, отдохнуть от таких, как мы.
Первыми в эту местность между туманными горами и священным морем, которую мы называем Склоном, прилетели г'кеки — через полмиллиона лет после отлета с Джиджо последних законных обитателей планеты, буйуров.
Почему основатели г'кеки добровольно отказались от своей прежней жизни звездных богов? Почему решили жить примитивной жизнью, лишенной удобств технологии и моральных оправданий, кроме нескольких выгравированных на платине свитков?
Легенды говорят, что г'кеки спасались от грозившего им уничтожения, от страшного наказания за долги в азартных Играх. Но мы точно этого не знаем. Письмо, по крайней мере До появления людей, было забыто, поэтому любые рассказы могли исказиться с ходом времени. Но мы знаем, что не пустая мелкая угроза заставила их отказаться от жизни меж звездами, искать убежища на тяжелой Джиджо, где их колесам трудно приходилось на скалистой почве. Неужели своими четырьмя глазами, расположенными на концах грациозных стебельков и глядящими одновременно во все стороны, предки г'кеков разглядели, как темные ветры галактики несут к ним страшную судьбу? Неужели то первое поколение не видело другого выхода? Возможно, они обрекли своих потомков на эту суровую жизнь только в виде последнего, крайнего выхода.
Вскоре после г'кеков, примерно две тысячи лет назад, с неба торопливо спустилась группа треки, словно спасаясь от преследования ужасного врага. Не тратя времени, треки затопили свои корабли в глубочайшей морской впадине и поселились, превратившись в самое миролюбивое племя.
Какой рок изгнал их со спиральных линий?
Любой житель Джиджо, глядя на знакомые груды жирных колец, испускающие ароматные запахи и рассеивающие мирную мудрость в любой деревне на Склоне, и представить себе не может, что у треки есть враги.
Со временем они рассказали свою историю. Враг, от которого они бежали, не другая раса, не было и смертельной вендетты со стороны звездных богов Пяти Галактик. Нет, они бежали от самих себя, от особой своей сути. Некоторые кольца, компоненты их физического тела, были в последнее время модифицированы и превратились в ужасные существа, в джофуров, могучих и ужасных, которых боялись все благородные галактические кланы.
Такую судьбу треки-основатели считали непереносимой. И поэтому предпочли участь незаконных беглецов — сунеров, на запретном мире, чтобы избежать ужасной судьбы.
Обязательства быть великими.
Говорят, глейверы прилетели на Джиджо не из страха, а в поисках пути Избавления — своего рода забвения невинности, которое все стирает с грифельной доски. В достижении этой цели они преуспели больше всех остальных, показав всем нам путь, если мы решимся пойти по нему.
Станет ли эта священная дорога нашей или нет, мы должны уважать их достижение: из проклятых беженцев они превратились в расу благословенных простодушных существ. Останься они бессмертными межзвездными богами, их можно было бы привлечь к ответственности за преступления, включая незаконное вторжение на Джиджо. Но теперь они достигли убежища, чистоты невежества и могут начать все сначала.
Мы снисходительно позволяем глейверам рыться в помойках, искать под упавшими стволами деревьев насекомых. Некогда обладавшие могучим интеллектом, теперь они не числятся среди рас сунеров Джиджо. Больше грехи предков их не пятнают.
Квуэны первыми из прибывших испытывали осторожное тщеславие.
Ведомое фанатичными, похожими на крабов матронами, первое поколение колонистов-квуэнов решительным щелчком всех пяти клешней отказалось от самой мысли о союзе с другими обитателями Джиджо. Напротив, квуэны стремились к господству над остальными расами.
Со временем, когда синие и красные квуэны отказались от своей старинной роли слуг и пошли своим путем, план господства рухнул. Разгневанные серые императрицы оказались не в силах восстановить прежнюю феодальную верность вассалов.
Когда наших рослых братьев-хунов спрашивают: «Почему вы здесь?», они глубоко вдыхают. Из их удивительных горловых мешков доносится задумчивое ворчание. Раскатистым голосом хунские старейшины рассказывают, что их предки не бежали от большой опасности, угнетения или нежеланных обязательств.
Но тогда почему они прилетели, рискуя жестоким наказанием, если их потомков когда-нибудь застанут ведущими разумную жизнь на Джиджо? Старейшие хуны лишь раздраженно пожимают плечами, словно сами не знают причины и не хотят, чтобы их об этом спрашивали.
Впрочем, некоторые вспоминают легенду. Согласно этой туманной истории, некогда галактический оракул предложил звездному клану хунов уникальную возможность, если хуны посмеют ею воспользоваться. Возможность вернуть себе нечто отнятое у них, хотя сами они никогда не знали, что что-то утратили. Драгоценное достояние, которое может быть найдено на запретном мире.
Но чаще, когда один из высоких хунов раздувает свой горловой мешок и начинает петь, поет он о грубых плотах, лодках и морских кораблях, которые хуны самостоятельно изобрели вскоре после высадки на Джиджо. Их не знающие чувства юмора звездные братья никогда не догадывались поискать упоминания обо всем этом к Галактической Библиотеке, а тем более пытаться их построить.
Легенды быстроногих уров намекают, что урские прабабки были преступницами и прилетели на Джиджо для размножения — избегая ограничений, наложенных на разумные расы Пяти Галактик. Короткоживущие, горячие, плодовитые, основательницы колонии уров могли заполнить своими потомками всю Джиджо или вымереть, как мифические кентавры, которых они так напоминают.
Но они избежали и того и другого. Напротив, после множества жестоких схваток — у горна и на поле битвы, они заняли почетное место в Общине Шести Рас. Со своими громоподобными стадами, с их владением сталью, они живут среди нас горячей полнокровной жизнью, компенсируя ее кратковременность.
Наконец двести лет назад прилетели земляне, привезя с собой шимпанзе и другие сокровища. Но величайшим даром людей стала бумага. Создав сокровищницу печатных текстов Библос, они стали владыками знаний в нашем жалком сообществе изгнанников. Книгопечатание и образование изменили жизнь на Склоне, приведя к появлению новых традиций учености, и последующие поколения изгнанников посмели начать изучение своего мира, своей гибридной цивилизации и самих себя.
А что касается причины того, что люди прилетели, нарушив галактические законы и рискуя всем — только для того чтобы спрятаться от страшного неба среди других преступников, то это одна из самых необычных историй, какие рассказывают в кланах изгнанников на Джиджо.
«Этнография Склона»
Дорти Чанг-Джонса и Хуф-алх-Хуо
СУНЕРЫ
ОЛВИН
Ошеломленный и полупарализованный в своей металлической клетке, я не мог определить, сколько времени прошло. Я лишь вслушивался в гудение двигателей механического дракона, который тащил меня и моих друзей в неведомое.
Вероятно, с катастрофы нашей самодельной подводной лодки, нашей прекрасной «Мечты Вуфона», прошло несколько дней, прежде чем я нашел в себе силы задуматься: а что же дальше?
Смутно я помнил морду морского чудовища, какой мы ее впервые увидели в примитивном смотровом окне «Мечты», освещенную самодельными прожекторами. Лишь мгновение мы могли видеть его, пока огромное металлическое чудовище поднималось из черных ледяных глубин. Мы вчетвером: Гек, Клешня, Ур-ронн и я — уже приготовились к смерти и забвению на морском дне. Наша экспедиция потерпела неудачу, нам больше не хотелось морских приключений, мы, как испуганные дети, в ужасе опустошали желудки, ожидая, пока жестокая пропасть не превратит деревянный корпус нашей лодки в щепки.
Неожиданно эта огромная фигура метнулась к нам и раскрыла огромную пасть, в которую целиком вошла наша «Мечта Вуфона».
Ну, почти вся. Проходя в челюсти, мы получили страшный удар.
И этот удар расколол нашу крошечную капсулу.
То, что последовало за этим, вспоминалось смутно и болезненно.
Вероятно, смерть все преодолевает, но с момента удара бывали мгновения, когда спина у меня так болела, что мне хотелось в последний раз раздуть свой поврежденный горловой мешок и попрощаться с молодым Олвином Хф-уэйуо, начинающим лингвистом, писателем, хьюмикером, смельчаком и невнимательным сыном Му-Фауфка и Йоуг-уэйуо из порта Вуфон, Склон, Джиджо, Четвертая Галактика, Вселенная.
Но я остался в живых.
Вероятно, сдаваться не по-хунски — после всего, через что прошли мы с моими друзьями. А что, если выжил только я? Я в долгу перед Гек и остальными и должен продолжать.
Моя клетка — тюремная камера? — больничная палата? — размером всего два метра на два и три. Тесновато для хуна, хотя и не совсем взрослого. А когда внутрь втискиваются шестиногие демоны в металлических костюмах и пытаются лечить мою раненую спину, щупая ее с (надеюсь) неуклюжей осторожностью, становится еще теснее. Несмотря на все их усилия, боль накатывается волнами, и мне отчаянно хочется получить лекарства, которые готовит Старый Вонючка — наш домашний аптекарь-треки.
Мне приходит в голову, что я больше никогда не смогу ходить, не увижу свою семью, полет птиц над кораблями-мусорщиками, причаленными под куполом защитных деревьев Вуфона.
Я пытался разговаривать с гигантскими насекомыми, входящими в мою комнату и выходящими из нее. Хотя у каждого из них туловище длиннее тела моего отца, с вздутием на конце, с трубообразной раковиной крепче буйурской стали, я все равно представлял себе их как гигантских фувнтусов, этих шестилапых паразитов, которые грызут стены деревянных домов, издавая сладковатый запах.
Но пахнут эти твари перенапрягшимися машинами. Вопреки моим попыткам заговорить на дюжине земных и галактических языков, они еще менее разговорчивы, чем настоящие фувнтусы, которых мы с Гек ловили, когда были поменьше, и пытались научить выступать в миниатюрном цирке.
Все это мрачное время мне не хватало Гек. Не хватало ее быстрого г'кекского ума и остроумного сарказма. Не хватало даже ее привычки дергать меня за мех на ногах, чтобы привлечь внимание, когда я в хунском моряцком трансе слишком долго смотрел на горизонт. Я помню, как беспомощно вращались ее колеса в пасти морского чудовища сразу после того, как гигантские челюсти стиснули нашу драгоценную «Мечту» и мы растянулись среди осколков любительской подводной лодки.
Почему я не бросился к подруге сразу после страшных мгновений крушения? Как мне ни хотелось этого, я не мог преодолеть кричащий ветер, который ворвался в помещение, вытесняя горькое море. Вначале мне приходилось бороться за каждый вдох. А потом, когда я попытался двинуться, спина не слушалась.
В эти смутные мгновения я видел также Ур-ронн, которая извивала свою длинную шею, кричала и била всеми четырьмя ногами и двумя тонкими руками в ужасе от подступающей страшной воды. Замшевая кожа Ур-ронн порезана осколками стеклянного иллюминатора, который она гордо изготовила в вулканической мастерской кузнеца Уриэль; из ран течет кровь.
Острая Клешня тоже здесь, он лучше нас приспособлен для выживания под водой. Красный квуэн Клешня привык ползать на своих пяти хитиновых когтях по дну соленых отмелей, хотя даже он не выдержал бы погружения в бездонную пропасть. В этом смутном воспоминании, мне кажется, Клешня был жив, или я себя обманываю?
Последнее мое воспоминание перед тем, как погрузиться во тьму, — какие-то страшные образы-чудовища, и я пришел в себя, одинокий и бредящий, в этой камере.
Иногда фувнтусы каким-то образом облегчают боль в спине, и я готов выложить им все свои тайны. Разумеется, если бы они меня расспрашивали. Но они этого никогда не делают.
Поэтому я даже не намекал на поручение, данное нам кузнецом Уриэль — поискать запретное сокровище, которое много столетий назад наши предки оставили на морском дне. Тайник, оставленный первыми урскими поселенцами, прежде чем они отказались от своих кораблей и высоких технологий и стали еще одной падшей расой. Только какая-то крайняя необходимость могла заставить Уриэль нарушить Соглашение и пойти на такую контрабанду.
Думаю, «крайняя необходимость» — это необходимость справиться с чужаками-грабителями, которые сорвали праздник собрания Шести Рас и угрожают всей Общине геноцидом.
Постепенно боль в спине настолько ослабла, что я смог порыться в рюкзаке и продолжить записи в измятом дневнике, чтобы довести рассказ о наших злополучных приключениях до самых последних событий. Это немного улучшило мое настроение. Если даже никто из нас не выживет, дневник может каким-нибудь образом попасть домой.
Я вырос в маленькой хунской деревушке на Склоне, поглощая приключенческие книги Кларка и Ростанда, Конрада и Кеу Ксанга, и мечтал о том, что когда-нибудь жители Склона скажут: «Эй, этот Олвин Хф-уэйуо был настоящим рассказчиком, не хуже старинных земных».
Возможно, это мой последний и единственный шанс.
И вот я целые мидуры проводил, сжимая в своем большом хунском кулаке короткий огрызок карандаша и исписывая страницы, ведущие к этой — рассказывал о том, как оказался в таком ужасном-ужасном состоянии:
— Как четверо друзей построили самодельную подводную лодку из шкуры скинка и ствола тару, собираясь поискать сокровища на дне Великой Помойки.
— Как кузнец Уриэль в своей горной кузнице поддержала наш проект, превратив его из незрелой мечты в настоящую экспедицию.
— Как мы вчетвером пробрались в обсерваторию Уриэль и услышали слова мудреца-человека о звездных кораблях в небе, которые, возможно, несут Шести Расам предсказанное наказание.
— И как «Мечта Вуфона» повисла на тросе у Окончательной скалы, где священная траншея Помойки проходит вблизи суши. И Уриэль, свистя раздвоенной верхней губой, рассказала, что действительно на севере приземлился корабль. Но этот крейсер принес не галактических чиновников. Напротив, к нам прилетели преступники, худшие даже, чем наши грешные предки.
И вот мы задраили люк, и большая лебедка начала поворачиваться. Но когда мы достигли указанного места, то обнаружили, что тайник Уриэль исчез! Хуже этого — когда мы отправились на поиски этой проклятой сокровищницы, «Мечта Вуфона» заблудилась и свалилась с края подводного утеса.
Перелистав назад несколько страниц, я вижу, что отчет о нашем путешествии написан тем, кто испытывает острую боль. Однако и сейчас я не могу передать всей драматичности происходившего. Особенно в той сцене, где дно под нашими колесами исчезает и мы обрушиваемся в подлинную Помойку.
К верной гибели.
Пока нас не подхватили фувнтусы.
И вот я проглочен металлическим китом, во власти загадочных молчаливых существ, не знаю, живы ли мои друзья или я остался один. Искалечены они или умирают.
Имеют ли отношение наши похитители к тому кораблю, который приземлился на севере? Или это еще одна загадка из древнего прошлого Джиджо? Может быть, последние уцелевшие буйуры? Или еще более древние призраки?
Ответов нет, и так как я кончил рассказ о падении и гибели «Мечты Вуфона», не решаюсь тратить драгоценную бумагу на бесполезные размышления. Нужно отложить карандаш, хотя это лишает меня последней защиты от одиночества.
Всю жизнь меня вдохновляли человеческие книги, и я представлял себя героем какого-то великого сказания. Но теперь я сохраню рассудок, если научусь терпеть.
Научусь беззаботно позволять проходить времени.
Жить и думать, как подобает хуну.
АСКС
Можете называть меня Асксом.
Вы, мои многоцветные кольца, собранные в высокую коническую груду, испускающие ароматные запахи, сообща кормящиеся питательным соком, который течет по нашей сердцевине, или разделяющие воск памяти, стекающий с нашей сенсорной верхушки.
…вы, кольца, играющие разную роль в нашем общем теле, в толстом конусе ростом почти с хуна, тяжелом, как синий квуэн, и медленно движущемся по поверхности, как престарелый г'кек с треснувшей осью.
…вы, кольца, каждый день голосующие, возобновлять ли нашу коалицию.
От вас, кольца, я/мы требую теперь решения. Продолжать ли это существование? Этого Аскса?
Унитарные существа: люди, уры и остальные наши дорогие партнеры в изгнании — упрямо пользуются этим именем, Аскс, чтобы обозначить эту свободно соединенную груду жирных торов, как будто у меня/нас действительно есть закрепленное имя, а не простой ярлычок ради удобства.
Конечно, все унитарные существа абсолютно безумны. Мы, треки, давно примирились с тем, что приходится жить во вселенной, заполненной эготизмом.
Но с чем мы не можем примириться — и именно в этом причина нашего изгнания на Джиджо, — так это с перспективой стать самыми эготическими из всех.
Некогда наша/моя груда раздутых колец играла роль скромного деревенского аптекаря вблизи морских болот у Далекого Влажного Убежища и нашими секрециями помогала другим. Постепенно наша/моя груда стала пользоваться все большим уважением, нас назвали Аскс, назначили главным мудрецом и членом Руководящего Совета Шести от треки.
И вот мы стоим на выжженной земле, которая раньше была прекрасной праздничной поляной. Наши сенсорные кольца и невральные щупальца отшатываются от видов и звуков, которых не могут перенести. И мы буквально ослепли, наши составляющие торы подавлены жесткими полями двух близких космических кораблей, огромных, как горы.
Но вот ощущение присутствия эти кораблей рассеивается.
Мы остаемся во тьме.
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?
Успокойтесь, мои кольца. Такое происходило и раньше. Слишком сильный шок может нарушить связь колец в груде, вызвать провалы в кратковременной оперативной памяти. Но есть другой, более надежный способ понять, что случилось. Невральная память непрочна. Насколько надежней рассчитывать на медленный и основательный воск.
Изучите свежий воск, который соскальзывает с нашего общего сердечника, еще горячий, несущий на себе отпечатки Недавних событий на этой самой злополучной поляне, где некогда стояли пестрые павильоны и счастливые ветры Джиджо раздували праздничные флажки. Типичный праздник, ежегодное собрание Шести Рас, отмечающих столетний мир. Пока.
Это воспоминание мы ищем?
Смотрите, звездный корабль опускается на Джиджо! Не крадется ночью, как корабли наших предков. Не остается далеким, как загадочные шары зангов. Нет, это высокомерный крейсер из Пяти Галактик, и им руководят загадочные чужаки по имени ротены.
Проследите это воспоминание до самой первой встречи с повелителями ротенами, вышедшими наконец из своего подземного логова, такими прекрасными и благородными в своей снисходительности, излучающими мощную харизму, которая затмила даже их слуг, небесных людей. Как великолепно быть звездным богом! Даже богом, который по галактическим законам является преступником.
Разве они не ослепляют своим сиянием нас, жалких варваров? Как солнце затмевает восковую свечу?
Но мы, мудрецы, осознали ужасающую истину. Наняв нас как местных специалистов, которые помогли бы им ограбить этот мир, ротены не могут позволить себе оставлять свидетелей.
Они не оставят нас живыми.
Нет, это слишком далеко в прошлое. Попробуй еще раз.
Как насчет этих других сине-серых отпечатков, мои кольца? Столба красного пламени, вспыхнувшего в ночи? Взрыва, разнесшего на части наше священное паломничество? Помните ли вы вид станции ротенов-даников, ее искореженные и дымящиеся балки? И еще более страшное зрелище — трупы одного ротена и одного небесного человека?
При дневном свете ротены и наши высокие мудрецы обмениваются грязными обвинениями. И угрозами.
Нет, это происходило день назад. Погладьте воск, который застыл позже.
* * *
По нашему маслянистому сердечнику пролегает широкая полоса ужаса. В ее цветах/текстуре смешиваются горячая кровь с холодным огнем, издавая дымный запах горящих деревьев и обожженных тел. Помните ли вы, как Ро-кенн, уцелевший повелитель ротен, клянется отомстить шести расам и напускает на нас своих убийц-роботов?
«Убить всех на месте! Смерть всем, кто увидел нашу тайну!»
Но тут произошло чудо! Взводы нашей собственной храброй милиции. Они высыпали из окружающего леса. Джиджоанские дикари, вооруженные только стрелами, пулевыми ружьями и храбростью. Помните ли вы, как они напали на парящих демонов смерти и победили их!
Воск не лжет. Все произошло в считанные мгновения, а эти старые кольца треки могли только тупо смотреть на страшную битву, пораженные тем, что мы/ я еще не превратились в пылающую груду колец.
И хотя вокруг нас лежало множество мертвых и раненых, победа была полная. Победа всех Шести Рас! Ро-кенн и его богоподобные слуги были разоружены и широко раскрытыми от удивления глазами смотрели на этот поворот вечно вращающейся кости Ифни.
Да, мои кольца. Я знаю, что это не последнее воспоминание. Все это произошло много мидуров в прошлом. Очевидно, с тех пор что-то случилось. Что-то ужасное.
Возможно, вернулся из разведывательного полета корабль даников с разгневанным воином небесным человеком, который боготворит своих повелителей ротенов. Или мог вернуться главный корабль ротенов, ожидая богатую биодобычу, но обнаружив все образцы уничтоженными, станцию разрушенной, а товарищей взятыми в заложники.
Это может объяснить запах черного опустошения, который заполняет теперь нашу сердцевину.
Но дальнейшие воспоминания пока недоступны. Воск еще не застыл. Для треки это означает, что ничего такого не происходило.
Пока не происходило.
Возможно, дела не так плохи, как кажутся.
Этот дар мы, треки, получили на Джиджо. Способность, которая позволяет компенсировать многое из того, что мы оставили позади, когда покинули звезды.
Способность думать о желаемом.
РЕТИ
Яростный ветер полета срывал влагу с глаз и избавлял ее от стыда из-за текущих по щекам слез. Но Рети продолжала плакать от ярости, думая о всех своих утраченных надеждах. Лежа вытянувшись на жесткой металлической платформе, цепляясь за ее края руками и ногами, она боролась с ветром, а ветви деревьев хлестали ее по лицу, застревали в волосах и оставляли кровоточащие царапины.
Но в основном она цеплялась изо всех сил, сражаясь за жизнь.
Машина чужаков под ней должна быть ее верным слугой! Но эта проклятая штука не замедляет свое паническое отступление, хотя опасность осталась далеко позади. Если Рети сейчас упадет, в лучшем случае ей понадобится много дней, чтобы вернуться в родную деревню, где всего мидур назад произошла короткая жестокая стычка.
Мысли ее мешались. За несколько сердцебиений все ее планы рухнули, и все по вине Двера!
Она слышала стоны молодого охотника, которого под ней держали в плену металлические руки. Поврежденный робот продолжал лететь вперед, и Рети забыла о страданиях Двера, которые он сам на себя и навлек, пройдя весь путь к Серым Холмам из своего безопасного дома у моря — со Склона, — где живут шесть разумных рас на гораздо более высоком уровне невежественной бедности, чем клан дикарей, в котором она родилась. Зачем слопи пешком бредут за две тысячи лиг, чтобы добраться до проклятой пустыни?
Чего надеялись достичь Двер и его друзья? Завоевать диких родичей Рети?
Да хоть бы весь ее вонючий род забрал! И всех урских сунеров, которых Кунн покорил огнем из своей громогласной летающей лодки. Двер может забирать их всех. Но не мог ли он спокойно подождать в лесу, пока они с Кунном не закончили бы свои дела и не улетели? Зачем ему потребовалось ускорять события и нападать на робота, на котором была она?
Он это сделал из зависти. Не мог вынести, что я единственная на всей Джиджо имела шанс улететь с этой проклятой планеты.
Но в глубине души Рети знала другое. Так поступать не в характере Двера.
Зато в моем характере.
И когда он снова застонал, Рети гневно пробормотала:
— Тебе будет еще хуже, Двер, если из-за тебя я не улечу с этого комка грязи!
Вот и конец ее торжественному возвращению.
Вначале казалось забавным вернуться. Спуститься с затянутого облаками неба в серебряной стреле Кунна, гордо появиться под изумленные оханья оборванных родичей, которые целых четырнадцать лет угнетали ее. Достойная кульминация ее отчаянного замысла, когда всего несколько месяцев назад она наконец набралась мужества и убежала от грязи и обид, отправилась на поиски сказочного Склона, который когда-то покинули ее предки, когда предпочли «свободную» жизнь диких сунеров.
Свободную от вездесущих законов мудрецов о том, каких животных можно убивать. Свободную от раздражающих правил, сколько детей можно иметь. Свободную от жизни с соседями, четвероногими или пятиногими и даже катящимися на колесах.
Рети презрительно фыркнула, подумав об основателях своего племени.
Свободную от книг и медицины. Свободную для жизни Диких животных!
Сытая этой жизнью по горло, Рети отправилась на поиски чего-то лучшего.
Путешествие едва не погубило ее — ей пришлось пересекать ледяные потоки и выжженные пустыни. Но хуже всего досталось на высоком горном переходе, когда она вслед за загадочной металлической птицей попала в сеть мульк-паука. Эта сеть превратилась в смертельную ловушку, когда ее нити сомкнулись и из них закапали золотистые нити.
Пришло непрошеное воспоминание: Двер прорубается сквозь ужасную чащу со сверкающим мачете в руке, а потом защищает ее своим телом, когда паутину охватывает огонь.
Рети вспомнила яркую птицу, охваченную пламенем, предательски сбитую точно таким же роботом, как ее «слуга». Тем самым, который сейчас несет ее Ифни знает куда.
Мысли Рети смешались: резкий поворот едва не сбросил ее за борт. Она гневно закричала на робота:
— Идиот! В тебя больше никто не стреляет! Это были всего лишь несколько слопи, и все они были пешими. Ничто на Джиджо не может больше поймать тебя!
Но взбесившаяся машина продолжала нестись вперед, скользить на подушке невероятной божественной силы.
Рети подумала, не чувствует ли робот ее презрение. Дверу и двум-трем его друзьям, вооруженным грубыми огненными палками, потребовалось всего несколько дуров, чтобы обезоружить и прогнать так называемый боевой корабль, хотя при этом они и сами пострадали.
Ифни, какой удар. Она посмотрела на покрытую черной гарью дыру, оставшуюся на месте антенны после неожиданного нападения Двера. Как я объясню все это Кунну?
Статус Рети как почетного звездного бога и так был хрупок. Рассерженный пилот может просто бросить ее в этих холмах, где она выросла, среди дикарей, которых она презирает.
Я не вернусь в племя, поклялась она. Скорее присоединюсь к диким глейеверам, буду поедать насекомых с туш животных на Отравленной равнине.
Конечно, во всем виноват Двер. Рети с ненавистью прислушалась к стонам молодого глупца.
Мы направляемся на юг, куда улетел Кунн. Робот, должно быть, должен доложить лично, теперь, когда он не может говорить на расстоянии.
Вспомнив, каким мастерством в пытках владеет Кунн, Рети начала надеяться, что рана Двера снова откроется. Умереть от потери крови для него гораздо лучше.
Летящая машина миновала Серые Холмы и теперь неслась над поросшей деревьями равниной. Ручьи сливались, превращаясь в реку, которая, медленно извиваясь, текла на юг.
Полет стал спокойней, и Рети рискнула сесть. Но робот не стал выбирать естественный кратчайший путь над водой; напротив, он следовал каждому изгибу и редко отходил от речных отмелей.
Местность казалась приятной. Пригодной для скота и земледелия, если вы знаете, как это делать, и не боитесь быть пойманными.
Рети вспомнила все чудеса, которые видела на Склоне, после того как едва спаслась из паутины мульк-паука. Там были всевозможные виды мастерства, которых не знает племя Рети. И все же, несмотря на свои хитроумные водяные мельницы и сады, несмотря на металлические инструменты и бумажные книги, слопи казались изумленными и испуганными, когда Рети добралась до знаменитой Поляны Праздников.
Шесть рас вывело из равновесия недавнее прибытие звездного корабля, с которым кончилась двухтысячелетняя изоляция.
Рети пришельцы из космоса казались чудесными. Хозяевами корабля были невидимые ротены, но управляли им люди, такие красивые и всезнающие, что Рети все отдала бы, лишь бы стать похожей на них. Чтобы не быть обреченной дикаркой с обожженным лицом, влачащей жалкую жизнь на запретной планете.
У нее появился смелый замысел и правдами и неправдами она его осуществила! Рети познакомилась с этими высокомерными людьми: Линг, Беш, Кунном и Ранном — сумела заслужить их расположение. И когда ее попросили, с радостью провела Кунна к лагерю своего племени, всего лишь за четверть дня повторив свой маршрут и жуя галактические лакомства, когда смотрела в окно лодки на пролетающие внизу пустыни.
Годы обид были вполне вознаграждены изумленными взглядами испуганных родичей: ведь грязная девчонка неожиданно превратилась в Рети, звездную богиню.
Если бы только этот триумф продолжался.
Она вернулась к действительности, услышав, что Двер зовет ее по имени.
Перегнувшись через край, Рети увидела его обветренное лицо и растрепанные черные волосы, слипшиеся от пота. Самодельная повязка на одной ноге окровавлена, хотя свежей крови Рети не видит. Захваченный безжалостными щупальцами робота, Двер одной рукой прижимает свой драгоценный, ручной работы лук, как будто это последнее, с чем он готов расстаться перед смертью. Рети не могла поверить, что когда-то ей хотелось украсть это примитивное оружие.
— Чего тебе? — спросила она.
Молодой охотник посмотрел ей в глаза. Голос его звучал хрипло.
— Можно мне немного воды?
— Если бы она у меня была, — ответила Рети, — назови хоть одну причину, по которой я должна с тобой поделиться!
Шорох у пояса. Из сумки показалась узкая голова и длинная шея. Сверкнули три темных глаза — два с веками и один без, фасеточный, как драгоценный камень.
…жена, не лги ему! — у жены есть бутылка с водой! — йии чует ее горечь.
Рети со вздохом приняла это неожиданное вмешательство своего миниатюрного «мужа».
— Осталась всего половина. Никто не предупредил меня, что я отправляюсь в путешествие.
Маленький самец ур неодобрительно засвистел.
…жена, поделись с ним, иначе тебе не повезет! — ни одна нора не спасет наших личинок!
Рети едва не возразила, что ее брак с йии ненастоящий. У них никогда не будет «личинок». Но йии, кажется, хочет пробудить ее совесть, хотя ясно ведь, что каждый за себя.
Мне не следовало рассказывать ему, как Двер спас меня от мульк-паука. Говорят, самцы уры тупы. Неужели мне повезло выйти замуж за гения?
— Ну ладно!
Бутылка, чудо работы чужаков, весила меньше, чем жидкость в ней.
— Не урони ее, — предупредила она Двера, опуская красную ленту. Двер с радостью схватил бутылку.
— Нет, дурак! Крышка не вынимается, как пробка. Поворачивай ее, пока она не снимется. Вот так. Ничего не знающий джики слопи!
Она не стала добавлять, что концепция отвинчивающейся крышки и ее поставила в тупик, когда Кунн и остальные впервые предоставили ей временный статус даника. Конечно, потом она освоилась.
Рети нервно смотрела, как он пьет.
— Не пролей! И не смей пить все! Слышишь? Хватит, Двер. Прекрати. Двер!
Но он продолжал жадно пить, не обращая внимания на ее гневные протесты. Когда бутылка опустела, Двер улыбнулся потрескавшимися губами.
Слишком пораженная, чтобы действовать, Рети знала: на его месте она поступила бы так же.
Да, подтвердил внутренний голос. Но от него ты этого не ожидала.
Ее гнев усилился, когда Двер изогнулся, наклонил тело в направлении стремительного полета робота. Прищурившись на ветру, он держал петлю от бутылки в руке и словно чего-то ждал. Летящая машина миновала невысокий холм, перескочив через колючие заросли, потом снова начала спускаться, едва уклоняясь от древесных стволов. Рети крепко держалась, закрыв йии в сумке. Когда самая опасная часть спуска кончилась, она снова перегнулась через край и отскочила, встретив пару черных глаз-бусинок!
Опять этот проклятый нур. Тот самый, которого Двер называет Грязнолапым. Несколько раз темное гибкое существо пыталось выбраться из промежутка между торсом Двера и вмятиной в борту робота. Но Рети не нравилось, как нур смотрит на йии, пускает слюну, оскаливая острые зубы. Теперь Грязнолапый стоял на груди Двера, цепляясь передними лапами и готовясь к новой попытке.
— Убирайся! — Она замахнулась на узкую улыбающуюся морду. — Хочу посмотреть, что делает Двер.
Со вздохом нур вернулся в свое убежище на боку робота.
Показалась синяя вспышка, и Двер бросил бутылку. Она с всплеском ударилась о мелкую воду, оставляя за собой след. Молодому человеку пришлось сделать несколько попыток, прежде чем бутылка повисла открытым горлышком вперед, наполнилась и Двер потянул ее к себе.
Я тоже об этом думала. Если бы была близко, попробовала бы.
Двер потерял много крови, поэтому справедливо дать ему напиться, прежде чем вернуть ей бутылку.
Да. Это справедливо. И он бы тоже поступил так. Вернул бы бутылку полной.
Рети посмотрела в лицо неприятной мысли.
Ты ему доверяешь.
Он враг. Он причинил тебе и даникам множество неприятностей. Но ты доверяешь Дверу свою жизнь.
Когда придет время встать перед поклоняющимся ротенам звездным воином, подобной веры Кунну у Рети не будет.
Двер в последний раз наполнил бутылку и протянул ее Рети.
— Спасибо, Рети, я у тебя в долгу.
Щеки ее вспыхнули, и ей не понравилось это ощущение.
— Забудь об этом. Просто кинь петлю.
Он попытался. Рети чувствовала, как петля скользнула по ее пальцам, но после нескольких попыток поняла, что не может ее схватить. Что будет, если я не смогу вернуть ее?
Из своей узкой ниши появился нур и взял петлю в зубы. Вскарабкался на грудь Двера, потом использовал в качестве опоры разбитую трубу лазера и подобрался ближе к руке Рети. Что ж, подумала она. Если он хочет быть полезным.
И когда она протянула руку, нур прыгнул, используя эту протянутую руку словно ветку дерева. Рети взвыла, но прежде чем она смогла что-то сделать, Грязнолапый уже сидел наверху и самодовольно улыбался.
Маленький йии завопил. Самец ур убрал голову в сумку и затянул изнутри молнию.
Рети увидела на рукаве пятна крови и попыталась сбросить сумасшедшего нура. Но Грязнолапый легко уклонился, подобрался поближе, виновато улыбнулся, низко заворчал и двумя проворными лапами протянул бутылку с водой.
Тяжело вздохнув, Рети приняла ее и позволила нуру сесть поблизости — но подальше от йии.
— Кажется, мне никак от вас не избавиться, приятели, — вслух сказала она.
Грязнолапый зачирикал. А снизу послышался короткий смешок Двера, иронический и усталый.
ОЛВИН
Мне было одиноко и больно в этой тесной металлической клетке. Отдаленный гул двигателей напоминал колыбельную, которую пел отец, когда я болел ишиасом или чесоткой пальцев ног. Иногда звук повышался, и мои чешуйки начинали зудеть. Похоже на стон обреченного деревянного корабля.
Наконец я уснул.
…и проснулся в ужасе: два одетых в металл шестиногих чудовища пытались упрятать меня в сооружение из стальных трубок и петель. Вначале мне показалось, что это орудие пытки из эпохи до контакта. Я такое однажды видел на иллюстрации Доре к «Дон Кихоту». Сопротивление ни к чему не привело, только стало еще больнее.
Наконец в замешательстве я сообразил. Это не орудие пыток, а корсет, сделанный по форме моего тела: он должен принять на себя тяжесть, чтобы уберечь поврежденную спину. Когда меня поставили на ноги, я пытался подавить панику, ощутив прикосновение холодной стали. Удивленно и облегченно покачиваясь, я обнаружил, что могу немного ходить, хотя на каждом шагу морщился.
— Ну, спасибо, большие отвратительные жуки, — сказал я ближайшему фувнтусу. — Но могли бы меня и предупредить.
Я не ждал ответа, но один из них повернул свой бронированный корпус — с горбом на спине и расширением в конце — и наклонился ко мне. Я решил, что это поклон вежливости, хотя, вероятно, для них значил совсем другое.
На этот раз выходя они оставили дверь открытой. И я впервые вышел из своего стального гроба и двинулся вслед за массивными созданиями по узкому коридору.
Я уже догадался, что нахожусь на какой-то подводной лодке, достаточно просторной, чтобы в ее трюме поместился весь хунский экипаж самого большого корабля с морей Джиджо.
Тем не менее мне она показалась какой-то мешаниной разнообразных частей. Я вспомнил Франкенштейна, сделанного из частей множества трупов. Таким же казался и этот гигантский корабль, который тащит меня неведомо куда. Всякий раз когда мы проходили мимо люка, мне казалось, что он ведет в другой корабль, сделанный совсем другими мастерами совсем иной цивилизации. В одной секции палуба и переборки были из клепаных листов стали. Другая зона сделана из какого-то волокнистого вещества, гибкого, но прочного. Размеры коридоров менялись, они становились то узкими, то широкими. Половину пути мне приходилось сгибаться под низким потолком: не очень приятно, учитывая состояние моей спины.
Наконец со свистом отошла скользящая дверь. Фувнтус изогнутым щупальцем поманил меня вперед, и я вошел в тускло освещенное помещение, гораздо больше моей прежней клетки.
Сердце мое радостно забилось. Передо мной были мои друзья! Все — и все живые!
Они собрались у круглого иллюминатора и смотрели на черные океанские глубины. Я мог бы попытаться незаметно подобраться к ним, но у квуэнов и г'кеков глаза буквально на спине, так что застать врасплох Гек и Клешню очень непросто.
(Несколько раз мне это удавалось.)
Когда они выкрикнули мое имя, Ур-ронн повернула свою длинную шею и на четырех стучащих копытах всех перегнала. Мы обнялись.
Первой вернулась к норме Гек. Она крикнула Клешне:
— Следи за своими когтями, Крабья Морда! Сломаешь мне ось. Все отойдите. Разве не видите, что Олвин ранен? Освободите для него место.
— Смотри, кто говорит, — ответила Ур-ронн. — Твое левое колесо только что едва не лишило его пальцев ног, Осминожья Голова!
Сам я этого не заметил, так был счастлив, услышав их ядовитые подростковые шутки.
— Хр-рм. Дайте-ка я на вас посмотрю. Ур-ронн, ты кажешься гораздо более сухой, чем в последний раз.
Наша урская подруга радостно заржала сквозь свою носовую перегородку. На ее шкуре виднелись большие голые пятна — туда попала вода при катастрофе.
— Нашим хозяевам потребовалось немало усилий, чтобы выработать правильный уровень влажности в моей гостевой комнате, — ответила она. Видно было, что во многих местах следы грубого шитья — это фувнтусы зашивали разрезы от осколков стекла «Мечты Вуфона». К счастью, у ее племени нет таких брачных игр, как у многих рас. Для уров важна не наружность, а статус. Несколько шрамов помогут Ур-ронн выделиться среди других кузнецов.
— Да. И теперь мы знаем, как пахнет ур, принявший ванну, — добавила Гек. — Им стоит это делать почаще.
— Не тебе говорить. Этот зеленый пот из глаз…
— Ладно, ладно! — рассмеялся я. — Помолчите и дайте мне взглянуть на вас.
Ур-ронн была права. Стебельки Гек нуждались в очистке, и у нее были какие-то неприятности со спицами. Многие поломаны, хотя по краям уже отрастают новые волокна. Но какое-то время ей придется двигаться осторожно.
А что касается Клешни, то он выглядел вполне счастливым.
— Думаю, ты был прав: в глубинах действительно есть чудовища, — сказал я нашему краснопанцирному другу. — Хотя они и не похожи на тех, что ты опи…
Я завопил: спину словно пронзили острые иглы, поднимаясь к шейному хребту. Но я быстро узнал ворчание Хуфу, нашего маленького нура, нашего сувенира. Хуфу радовалась и требовала от меня немедленного ответа. Но прежде чем я смог установить, на что способен мой поврежденный горловой мешок, Ур-ронн присвистнула со стороны темного иллюминатора.
— Они снова включили прожекторы, — сообщила она благоговейным тоном. — Олвин, иди быстрей. Ты только посмотри!
Я неловко занял освобожденное для меня место. Гек погладила мне руку.
— Ты всегда хотел это увидеть, приятель, — сказала она. — Так что смотри и удивляйся.
— Добро пожаловать в Большую Помойку.
АСКС
Вот еще одно воспоминание, мои кольца. Событие, последовавшее за краткой Битвой на Поляне, такой быстролетной, что воинственные крики все еще оскверняют наши изуродованные лесистые ущелья.
Достаточно ли затвердел воск? Можете ли вы прикоснуться/ощутить ужасающую тревогу и пугающую красоту того вечера, когда мы смотрели на летящий над головой жесткий, немигающий огонь?
Проследите жирное воспоминание об этой искре, пересекающей небо, становящейся все ярче по мере приближения.
Никто не может усомниться в том, что это такое.
Крейсер ротенов возвращается за добычей, за биосокровищами, награбленными на уязвимой планете.
Возвращается за оставленными товарищами.
Но вместо генетической добычи экипаж увидит свою станцию разрушенной, а друзей убитыми или захваченными.
Хуже того, нам известна теперь их истинная сущность! Мы, изгнанники, можем свидетельствовать против них в Галактическом суде. Если выживем.
Не нужно быть гением, чтобы понять, какая опасность нам грозит. Нам, шести падшим расам на заброшенной Джиджо.
Как мог бы написать земной автор, мы оказались в груде вонючей мульчи. Очень спелой и глубокой.
САРА
Путь из тревожной неясности привел к чему-то возбуждающему, почти прозрачному.
Но не сразу.
Когда ее неожиданно усадили верхом на скачущее существо прямо из мифа, первой реакцией Сары было удивление, смешанное с ужасом. Фыркающая, с огромной головой, с развевающейся гривой, лошадь была гораздо страшнее каменного памятника уничтоженному виду в городе Тарек. С каждым прыжком ее мускулистый торс изгибался, и у Сары стучали зубы, когда отряд при свете бледной луны пересекал холмы Центрального Склона.
После двух бессонных ночей и дней эскадрон легендарных животных словно во сне вошел в разрушенный урский лагерь — в сопровождении урского эскорта. Сара и ее друзья спаслись от плена, их прежние похитители лежали мертвыми или связанными полосками кожи, но она ждала в любой момент нового рабства. И вот вместо свежих вражеских подкреплений появились эти удивительные спасители.
Удивительные для всех, кроме взрывника Курта, который встретил вновь прибывших как долгожданных друзей. Пока Джома и Незнакомец удивлялись виду настоящих лошадей, Сара не успела мигнуть, как оказалась в седле.
Блейд вызвался остаться у гаснущего костра и позаботиться о раненых, хотя каждый изгиб его синего панциря был полон завистью. Сара охотно поменялась бы местами со своим квуэнским другом, но хитиновая броня слишком тяжела для лошади. Не было времени даже подбодрить Блейда — отряд двинулся тем же путем, каким появился, унося ее в ночь.
От грохота копыт у Сары скоро разболелась голова.
Думаю, все же это лучше плена у шовинистов людей Дединджера и фанатичного Урунтая. Союз фанатиков, опасный, как смесь взрывника, был создан, чтобы захватить Незнакомца и продать его ротенским захватчикам. Но они недооценили загадочного путника. Вопреки утрате речи, звездный человек сумел возбудить вражду между людьми и урами, и эта вражда закончилась кровавой схваткой.
И мы стали хозяевами своей судьбы, хотя и ненадолго.
Но вот иной союз людей и кентавроподобных уров! Более сердечная группа, но столь же решительно стремящаяся утащить ее Ифни знает куда.
Когда светлый Торген поднялся над холмами, Сара смогла разглядеть урских воинов, их бока в боевой раскраске, но не такой кричащей, как у Урунтая. Но в их взглядах то же мрачное пламя, которое обжигает души уров, когда пахнет схваткой. Уры двигались строем в постоянном ожидании засады, держали в стройных тонких руках арбалеты, извивали длинные шеи и все время были настороже. Хоть они и значительно меньше лошадей, это грозный противник.
Еще поразительней были спасители-люди. Шесть женщин, приехавших с севера с девятью оседланными лошадьми, словно ожидали на обратном пути прихватить с собой еще двух или трех человек.
Но нас шестеро. Курт и Джома. Прити и я. Незнакомец и Дединджер.
Не важно. Суровые воины как будто не возражали, садясь по двое на одну лошадь.
Может, поэтому все они женщины? Чтобы тяжесть была поменьше.
Ловко сидя верхом, женщины казались встревоженными, пока ехали по холмистой равнине со множеством ущелий и скальных выступов. Сара догадывалась, что им не нравится передвигаться ночью по незнакомой местности, и вполне их понимала.
Ни одного знакомого лица. Месяц назад это могло бы удивить Сару, учитывая небольшое население Джиджо. Склон оказался гораздо больше, чем она думала.
Двер рассказывал о своих путешествиях по заданиям мудрецов. Он клялся, что побывал повсюду в округе тысячи лиг.
Но ее брат никогда не упоминал об амазонках-всадницах.
Сара даже подумала, не прилетели ли они с другой планеты: похоже, сейчас год космических кораблей. Но нет. Несмотря на несколько необычный сленг, их сжатая речь происходит от джиджоанских диалектов, которые Сара знает по своим исследованиям. И хотя всадницы не были знакомы с местностью, они знали, что нужно сторониться дерева мигурв, когда тропа проходила вблизи его липких листьев. Незнакомца жестами предупредили, чтобы он не трогал их семенных стручков, все же тот от любопытства не удержался и на собственном горьком опыте понял, что поступил так зря.
Сара оглянулась на Курта. Его племянник счастливо и изумленно болтал, обмениваясь широкими улыбками с Незнакомцем.
Сара поправилась.
С Эмерсоном.
Она смотрела на смуглого мужчину, который несколько месяцев назад упал с неба и погрузил свои ожоги и раны в болото у деревни Доло. Это больше не полумертвец, которого она выхаживала в своем древесном доме. Звездный путник оказался изобретательным и предприимчивым авантюристом. По-прежнему лишенный речи, он несколько мидуров назад миновал поворотный пункт, когда принялся стучать себя в грудь, повторяя единственное слово: Эмерсон — снова и снова. Он гордился подвигом, который нормальные люди воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Произнес собственное имя.
Эмерсон верхом на лошади казался как у себя дома. Значит ли это, что лошадей все еще используют на божественных планетах Пяти Галактик? Если это так, то какой цели они могут служить там, где чудесные машины по кивку или подмигиванию выполняют любое желание?
Сара взглянула на свою помощницу шимпанзе: не открылись ли от толчков пулевые раны Прити. Ухватившись обеими руками за пояс всадницы, Прити все время держала глаза закрытыми. Несомненно, она была погружена в свою любимую вселенную абстрактных форм и фигур — лучший мир, чем этот, с его печальной и неупорядоченной нелинеарностью.
Остался Дединджер, предводитель мятежников, который ехал со связанными руками, и Сара не стала жалеть ученого, ставшего пророком. За многие годы обучения своих последователей, когда он направлял жителей пустыни по тропе Избавления, бывший мудрец должен был научиться терпению. Ястребиное лицо Дединжера оставалось совершенно бесстрастным, и Сару это тревожило.
Он на что-то рассчитывает.
Там, где скалистая тропа встречается с открытой равниной, она поворачивает. Вскоре отряд урских воинов Улашту отстал, не в силах поспевать за лошадьми.
Неудивительно, что, когда первые поселенцы люди высадились на Джиджо, уры возненавидели лошадей. Эти животные придают нам мобильность — особенность, которую особенно высоко ценят предводительницы уров.
Два столетия назад, нанеся поражение в битве людям, подлинный Урунтай заявил, что все любимые кони людей — его добыча, и всех их перебил.
Они решили, что если мы вынуждены будем сражаться пешком, то не причиним им неприятностей. Ошибка, оказавшаяся фатальной, когда Дрейк Старший создал коалицию, преследовавшую Урунтай и разбившую его в битве у водопада Мокрых Копыт.
Но, кажется, лошади все-таки не исчезли. Как клан всадников мог все это время оставаться незамеченным?
И самое удивительное: почему они появились сейчас, рискуя обнаружением, чтобы встретиться с Куртом?
Должно быть, виноват кризис звездных кораблей, покончивший с благословенной/проклятой изоляцией Джиджо. Какой смысл хранить тайну, если Судный День наступает?
К тому времени как посветлело затянутое облаками небо, Сара страшно устала, у нее онемело тело. Впереди, вплоть до темно-зеленых болот, расстилалась холмистая местность.
Наконец у затененного ручья всадники спешились. Сару на руках отнесли к одеялу, и она с дрожащим вздохом упала на него.
Во сне она видела людей, которых оставила за собой.
Нело, ее отец, работает на своей любимой бумажной мельнице, не подозревая, что кто-то замышляет разрушить ее.
Мелина, ее мать, семь лет уже мертвая, которая всегда казалась чужаком, с тех пор, как давным-давно пришла в Доло с маленьким сыном на руках.
Хрупкий Джошу, возлюбленный Сары в Библосе, прикосновение которого заставило ее забыть даже о нависающем Каменном Кулаке. Привлекательный обманщик, чья смерть обратила ее в бегство.
Двер и Ларк, ее братья, отправляющиеся на праздник в горные поляны Риммера, туда, где сели звездные корабли.
Мысли Сары мешались, она металась и ворочалась.
Последним она увидела Блейда, чей квуэнский улей, занимавшийся разведением раков, расположен за плотиной Доло. Добрый старина Блейд, который спас Сару и Эмерсона от гибели в лагере Урунтая. «Кажется, я всегда задерживаюсь, — просвистел ее квуэнский друг сквозь свои ножные щели. — Но не волнуйтесь. Со мной все будет в порядке. Слишком многое происходит, чтобы я мог упустить».
Сара могла полагаться на Блейда как на каменную скалу. Во сне она ответила:
«Я остановлю вселенную, не позволю ей делать что-нибудь интересное, пока ты не покажешься».
Хоть и воображаемый, смех квуэна согрел Сару, и ее тревожный сон сменился более спокойным.
Солнце уже взошло, когда кто-то потряс Сару и вернул ее в мир — одна из молчаливых всадниц, используя архаическое слово «трапеза», объявила, что пора завтракать. Сара неохотно встала: у нее болело все тело.
Она выпила похлебку из зерен, приправленную незнакомыми пряностями треки, а всадницы тем временем седлали лошадей или смотрели, как Эмерсон играет на своем любимом дульцимере, заполняя небольшую долину живой мелодией, вполне подходящей для путешествия. Вопреки своему утреннему раздражению, Сара понимала, что звездный человек старается укрепить свое положение. Песни и музыка помогают ему преодолеть препятствие немоты.
Сара увидела, что Курт связывает свой спальный мешок.
— Послушайте, — сказала она пожилому взрывнику. — Я благодарна вашим друзьям, ценю то, что они нас освободили и все такое. Но неужели вы надеетесь проделать весь путь верхом до горы Гуэнн? — Судя по тону ее голоса, это было все равно что до одного из спутников Джиджо.
На каменном лице Курта появилась редкая улыбка.
— Есть предложения получше? Конечно, ты собиралась отвезти Незнакомца к высоким мудрецам, но путь туда перегородили разгневанные воины Урунтая. И вспомни, прошлой ночью мы видели два звездных корабля, один за другим направлявшихся прямо на Поляну Собраний. Должно быть, у мудрецов руки и щупальца полны других забот.
— Как я могла это забыть? — ответила она. Эти титаны, с ворчанием летевшие по небу, навсегда запечатлелись в ее памяти.
— Ты могла бы укрыться в одной из деревень, мимо которых мы скоро будем проезжать, но разве Эмерсону не понадобится помощь первоклассного аптекаря, когда у него кончатся снадобья Пзоры?
— Если повернем на юг, вскоре достигнем Гентта. Оттуда на корабле можно добраться до города Овун.
— Если корабли еще ходят, а Овун существует. И даже в таком случае нужно ли прятать твоего друга-чужака, когда происходят такие великие события? Что, если ему предстоит сыграть свою роль? Если он может как-то помочь мудрецам и Общине? Неужели ты лишишь его единственной возможности вернуться домой?
Сара понимала, на что намекает Курт: она удерживает Эмерсона, как ребенком не пускала излеченных животных в лес.
Рой сладкоголосых мух окружил Незнакомца, жужжа в ритм с его музыкой, с его странной мелодией. Где он ее услышал? На Земле? У какой-то чужой звезды?
— Во всяком случае, — продолжал Курт, — если ты еще немного выдержишь езду на этих огромных животных, мы достигнем горы Гуэнн быстрее, чем Овуна.
— Это безумие! Если двигаться морем, то нужно по пути миновать Овун. А другой путь еще труднее — через каньоны и Долину.
Глаза Курта сверкнули.
— Мне говорили, что существует более короткий путь.
— Прямой? Прямо на юг? Но за Генттом Равнина Режущего Песка, и даже в хороших условиях пройти ее невозможно, а наши условия не лучшие. Вы не забыли, где у Дединджера есть последователи?
— Не забыл.
— Тогда, если даже мы минуем жителей пустыни и огненные дюны, встретимся со Спектральным Потоком, а по сравнению с ним любая пустыня кажется приятным лугом.
Курт только пожал плечами. Он явно хотел, чтобы она вместе с ним отправилась к далекой мерцающей горе, совсем в стороне от того места, куда Сара должна была доставить Эмерсона. Далеко от Ларка и Двера, от этих ужасных звездных кораблей. К тому священному месту, где Джиджо обновляется — с помощью огненного жара лавы.
ОЛВИН
Возможно, виноват сжатый воздух, которым мы дышим, или непрерывная вибрация двигателей. Или полная темнота снаружи, создающая впечатление бездонной глубины, даже большей, чем та, куда упала наша бедная маленькая «Мечта Вуфона», оказавшись в пасти гигантского металлического морского чудовища. Одинокий луч, намного более мощный, чем самодельные прожектора нашей старой мини-лодки, прорезал черные глубины, открыв зрелище, превосходящее мое самое дикое воображение. Даже яркое творческое воображение Верна, Пьюкино или Мелвилла не помогало подготовиться к тому, что появлялось в круге света, когда мы двигались над дном подводного каньона, усеянного древним мусором. В стремительной последовательности мелькали очертания такого количества титанических предметов, перемешанных друг с другом, что…
Должен признаться, что здесь я в тупике. Согласно учебникам литературы на английском языке, писатель может для описания незнакомых предметов воспользоваться одним из двух основных способов. Первый способ — перечислить зрелища и звуки, размеры, пропорции, цвета — говоря, что этот предмет состоит из собраний колоссальных кубов, связанных прозрачными трубами, а тот напоминает огромный шар с выемкой в одном боку, и из его внутренностей исходит сверкающий поток, жидкая полоска, которая каким-то образом не подчиняется законам тяготения и времени.
О, я могу сплетать слова и рисовать картины, но этот метод не подходил, потому что в то время я не мог бы сказать, как далеко от нас это все! Глаз тщетно искал точки отсчета. Некоторые объекты, наваленные грудами в панораме грязи, казались такими огромными, что наш гигантский корабль рядом с ними выглядел карликом, как пескарь в стае змей бемо, а что касается цветов, то даже в ярком луче прожектора вода поглощала все цвета, окрашивая предметы в глубоководную серую голубизну. Неплохой цвет для савана в этом месте ледяной смерти.
Другой способ описать неизвестное — это сравнить его с тем, что вы узнаете, только этот способ оказался еще хуже! Даже Гек, способная увидеть сходство вещей, которое никому не приходит в голову, просто растерянно смотрела всеми четырьмя глазами на груды древних отбросов.
О, некоторые предметы казались нам неожиданно знакомыми — например, когда прожектор скользнул по рядам пустых черных окон, разбитых этажей и расколотых стен. Сброшенные грудой, многие затонувшие башни лежали вниз головой и даже друг на друге. Вместе они составляли город такого грандиозного размера, о котором я никогда не слышал, даже не читал в рассказах о прошлом. Но кто-то некогда сорвал огромный мегаполис с фундамента, перенес сюда и сбросил в воду, чтобы переделать единственным способом, возможным для таких гигантов, — в огненных недрах матери Джиджо.
Я припомнил некоторые прочитанные книги о времени Решения на Земле, когда земляне еще до контакта договорились, как спасти свою планету после того, как столетиями обращали в выгребную яму. В детективе Элис Хэммет «Дело полусъеденного клона» убийца избегает наказания за убийство, но получает десять лет заключения только за то, что избавился от улик, сбросив их в море. В те дни люди в целом не делали различий между ямами свалок и океанским дном. Загрязнение есть загрязнение.
Странно было смотреть на эту гигантскую свалку с двух точек зрения. Согласно галактическим законам, это священная часть цикла сохранения Джиджо — сцена преданной заботы. Но, выросший на земных книгах, я мог сменить перспективу и увидеть загрязнение, место ужасного греха.
«Город» остался позади, а мы продолжали смотреть на странные фигуры, непонятные величественные предметы, машины звездной цивилизации, недоступные для осознания простыми смертными. Иногда я видел какие-то сверкания за пределами луча, вспышки молний среди руин, как будто там сохранились древние силы и испускают искры гаснущих воспоминаний.
Мы вполголоса переговаривались, каждый вспоминал то, что знал лучше. Ур-ронн рассуждала о природе материалов, из которых сделаны эти предметы, или какие функции они выполняли. Гек клялась, что видела надписи каждый раз, как луч проходил мимо полосы подозрительной тени. Клешня настаивал, что все это звездные корабли.
Помойка принимала наши предположения точно так же, как все остальное, с терпеливым смертоносным молчанием.
Некоторые огромные предметы уже глубоко погрязли, и над трясиной виднелись только их верхушки. Я подумал: здесь океанская плита Джиджо опускается под Склон, таща с собой кору, грязь и все остальное, что лежит поверх нее, утаскивает в глубину, в бассейны магмы, которые питают вулканы. Со временем все эти могучие предметы станут лавой или драгоценными рудами, чтобы их смогли использовать будущие обитатели этой планеты.
Я вспомнил хрупкий корабль своего отца и его рискованные плавания, когда он вез корзины со священными отбросами. Их посылали все племена Шести, частично расплачиваясь за грехи предков. В ежегодном ритуале каждая деревня прочесывает свою территорию, избавляя от собственных отходов и остатков того, что не убрали буйуры.
Пять Галактик могут наказать нас за жизнь здесь. Но мы жили согласно кодексу и были верны Свиткам.
На хунских собраниях поют сказание о Фу-уфьявуо, капитане мусорного корабля, который однажды увидел приближающуюся бурю и выбросил груз, не добравшись до синих глубин Помойки. Корзины и барабаны полетели в воду далеко от священной траншеи обновления, усеяв морское дно и осквернив ранее безупречно чистое место. В наказание Фу-уфьявуо был связан и отвезен на Равнину Режущего песка, чтобы провести остаток дней в тени дюны. У него хватало зеленой росы, чтобы выжить, но ее недостаточно, чтобы прокормить душу. Со временем его сердечный хребет был размолот в порошок и рассеян по пустыне, где вода не может омыть частицы и снова сделать их чистыми.
Но это Помойка, подумал я, пытаясь справиться с изумлением. И мы первыми видим ее.
Первыми, если не считать фувнтусов. И того, что живет здесь внизу.
Я почувствовал, что устал. Несмотря на корсет и костыли, спина сильно болела. Но мне трудно было оторваться от холодного, как лед, иллюминатора.
Следуя в океанской тьме за лучом прожектора, мы словно спускались в шахту, направляясь к груде драгоценностей — сверкающим предметам в форме игл, или приплюснутых шаров, или стеклянистых оладий, или шишковатых цилиндров. Вскоре перед нами показалась обширная сверкающая груда, больше залива Вуфон, грандиозней вулкана Гуэнн.
— Вот это действительно корабли! — провозгласил Клешня, жестикулируя когтем. Снова прижавшись к стеклу, мы смотрели на гороподобные груды труб, сфер и цилиндров, из которых торчали выступы, похожие на рога или перья встревоженного горного столлера.
— Должно быть, это корабли с-как-ее-там-называют вероятностью, которые используются для полетов между галактиками, — установила Гек, которая много читала о времени «Обители».
— Гребни вероятности, — поправила Ур-ронн на галактическом шесть. В вопросах технологии она разбиралась лучше меня и Гек. — Думаю, ты прав.
Наш квуэнский друг счастливо засмеялся, а прожектор сосредоточился на одной гигантской заостренной кверху груде. Вскоре мы все узнавали общие очертания, знакомые по древним текстам — торговые и курьерские корабли, мелкие суда и крейсеры, все брошенные давным-давно.
Гул двигателей изменился, стал чуть тише. Мы устремились к груде брошенных космических кораблей. Самый маленький из них превосходил импровизированный корабль фувнтусов, как рослый треки возвышается над маленькой кучкой навоза.
— Интересно, есть ли в этой груде корабли наших предков, — вслух размышляла Гек. — Знаете, те самые, что принесли наших отцов-основателей? «Ладду'кек» или «Обитель».
— Маловероятно, — ответила Ур-ронн, на этот раз на ломаном англике. — Не завудь, мы в Трещине. Это всего лишь воковое ответвление Помойки. Наши предки, вероятно, свросили свои коравли в главную траншею, туда же, где самые вольшие коравли вуйуров.
Я удивленно замигал и задумался.
Это — ответвление? Небольшая часть Помойки?
Конечно, она права! Но какая поразительная картина! И какие гигантские груды отходов в течение веков сбрасывались в главную впадину! Достаточно, чтобы подвергнуть испытанию даже очищающую силу перемалывающих плит Джиджо. Неудивительно, что благородные галакты на десять миллионов лет и больше оставляют планеты в покое. Требуется много времени, чтобы переварить все сделанные разумными существами вещи и вернуть их в природное состояние.
Я подумал о мусорном корабле отца, с его скрипучими мачтами, с трюмами, полными корзин, в которых лежит все то, что мы, изгнанники, не можем переработать. За две тысячи лет все отбросы, которые мы, сунеры, отправили в Помойку, не будут даже заметны на фоне гигантских груд брошенных кораблей.
Какими богатыми должны были быть буйуры и другие боги, чтобы выбросить такие огромные богатства! Некоторые покинутые корабли выглядели такими просторными, что могли поглотить все дома, куты и хижины, построенные Шестью Расами. Мы видели темные порталы, башни и сотни других деталей и все более остро сознавали — эти сумрачные гиганты были отправлены сюда, вниз, чтобы покоиться в мире. И мы не должны были нарушать их сон.
Наше падение к рифу мертвых кораблей становилось угрожающим. Неужели никто не замечает, что мы сближаемся слишком быстро?
— Может, это их дом, — размышлял Клешня, когда мы устремились к овальной руине размером в половину порта Вуфон.
— Может, фувнтусы собраны из частей старых машин, которые выбросили сюда, — подхватила Гек. — И все остальное тоже. Вроде этой лодки, собранной из хлама.
— А может, они слуги вуйуров, — прервала Ур-ронн. — Или расы, которая жила здесь раньше. Или мутанты, как в рассказе ов…
Я вмешался.
— А никому не пришла в голову простейшая мысль? Что, может, они такие же, как мы?
И когда друзья повернулись ко мне, я по-человечески пожал плечами.
— Может, эти фувнтусы тоже сунеры. Думали об этом?
Выражение их лиц ответило мне. С таким же успехом я мог бы предположить, что наши хозяева — нуры.
Что ж, я никогда не утверждал, что быстро соображаю, особенно когда разрываюсь от боли.
Нам не хватало ощущения перспективы, чтобы определить, насколько мы близко или как быстро движемся. Гек и Клешня нервно забормотали что-то, когда корабль повернул к ближайшей груде и двигатели заработали в обратном направлении.
Думаю, мы все подпрыгнули, когда изъеденная металлическая плита отодвинулась всего за несколько дуров до столкновения. Наш корабль скользнул в гигантское отверстие в груде мусора и двинулся по коридору из корпусов космических кораблей, пронизывая фантастическую гору межзвездного мусора.
АСКС
Читайте только что застывший воск, мои кольца.
Вы увидите, как разбегался народ Шести Рас, унося с собой остатки павильонов и раненых, убегая от ожидаемого прибытия корабля ротенов.
Наш старший мудрец от г'кеков Вуббен процитировал то место в свитке предзнаменований, где говорится о пагубности разъединения. Поистине Шесть Рас должны упорно бороться, чтобы преодолеть разницу в форме и раковине. А также в плоти, шкуре и торге.
— Идите по домам, — сказали племенам мы, мудрецы. — Проверьте свои маскировочные решетки. Ваши затмевающие паутины. Живите ближе к почве Джиджо в укромных местах. Если можете, готовьтесь к борьбе. И умрите, если будет нужно.
Фанатики, которые и вызвали кризис, предположили, что на корабле ротенов есть средства, которые могут отыскать Ро-кенна и его лакеев, может быть, с помощью имплантированных в тело устройств прослушивая волны их мозга.
— Ради безопасности нужно сбросить их кости в лавовые бассейны.
Противоположная фракция, назвавшаяся «Друзья ротенов», требует освобождения Ро-кенна и повиновения его божественной воле. В этой фракции не только люди, но и некоторые квуэны, г'кеки, хуны и даже несколько уров, благодарных за лечение, полученное в клинике чужаков. Некоторые считают, что избавление может быть получено немедленно, при нашей жизни, и не придется вначале пройти долгой дорогой, освященной глейверами.
Наконец, есть и такие, кто увидел в хаосе возможность сведения старых счетов. Ходят слухи об анархии повсюду на Склоне. О том, что многое затоплено или сожжено.
Какие расхождения! Та самая свобода, которая порождает яркие индивидуальности, делает таким трудным сохранение единства. Не лучше ли было бы, если бы мы сохраняли строгую дисциплину и порядок, как в феодальном государстве, которое пытались в старину создать серые королевы?
Слишком поздно сожалеть. Время требует только импровизации — умения, которое, как нам говорили, не одобряется в Пяти Галактиках.
Возможно, это единственная надежда бедных дикарей.
Да, мои кольца. Теперь мы можем вспомнить все.
Погладьте этот воск и смотрите, как караваны уходят на равнины, в леса и к морям. Наших заложников уводят в такие места, где даже приборы космических кораблей не смогут их отыскать. Солнце садится, и звезды усеивают обширное пространство, именуемое Вселенной. Царство, в которое нам нет доступа, в котором обитают наши враги.
Некоторые из нас остаются, ожидая корабль.
Мы проголосовали, не правда ли? Мы, кольца, которые и составляют Аскс? Мы вызвались остаться. Наш единый голос от лица всей Общины обратится к разгневанным чужакам. Установив наш базовый тор на твердом камне, мы проводим время, вслушиваясь в сложное звучание Святого Яйца, наш жирный сердечник вибрирует в такт дрожащим мелодиям.
Увы, мои кольца, ни одно из этих вызванных воспоминаний не объясняет наше теперешнее положение. Неужели произошло нечто ужасное?
А как насчет этих, только что застывших слоев воска?
Видите ли вы в них сверкающие очертания большого космического корабля? Появившегося в той же части неба, которую только что покинуло солнце?
Или это само солнце вернулось и в гневе повисло над дном долины?
Огромный корабль сканирующими лучами разглядывает нашу долину в поисках следов того, что оставил здесь.
Да, мои кольца. Следите за этой восковой памятью.
Неужели нам сейчас предстоит выяснить истинную причину ужаса?
ЛАРК
Лето тяжело давило на хребет Риммер, пожирая незатененные края ледников, гораздо более древних, чем шесть рас изгнанников. Временами трещащий статический разряд нарушал тишину альпийских склонов, и бесчисленные стебли травы устремлялись к небу, словно отчаянные щупальца. Жаркое сияние солнца подчеркивалось короткими завесами дождя, эти завесы разворачивались на склонах, поднимались по ним до самых горных вершин, увенчанных радугами и усеянных вспышками сжатых молний.
С высот доносился гул раскатов, он доходил до самых берегов ядовитого озера, где сорокагектарная роща растрескавшихся нитей поросла грибами. Некогда могучий форпост галактической культуры, теперь это было нагромождение каменных плит, за бесчисленные века лишившихся всяких особенностей. Долина заполнялась едкими запахами, от озера поднимался пар, яд капал из бесчисленных пор.
Самый молодой мудрец Общины Джиджо сорвал желтый мох с разлагающейся нити, одной из мириадов, некогда составлявших тело мульк-паука. Это существо возрастом в полмиллиона лет должно было уничтожить древний буйурский поселок, постепенно вернув его природе. Прошлой зимой Ларк уже видел это место, когда осматривал снег в поисках следов Двера и Рети, бежавших из этого логова слепой ярости. С того лихорадочного бегства многое изменилось. Большие участки мульк-кабелей просто исчезли, уничтоженные недавними усилиями, и причину этого никто не позаботился объяснить Ларку, когда его направили сюда. А то, что осталось, заросло цепким мхом.
— Спиролегита кариола. — Он прошептал название вида, растирая образец двумя пальцами. Очень искаженная, изменившаяся разновидность кариолы. Мутации кажутся специальностью этого дикого сурового места.
Интересно, что это место сделает со мной, со всеми нами, если мы здесь задержимся.
Он не просил для себя этой работы. Быть тюремщиком. Само это слово вызывало ощущение грязи.
Цепочка бессмысленных звуков заставила его повернуться к блеклому полотну, натянутому между двумя камнями.
— Это кленсонирующий сивилейтор, рефандулирующий излишний торг.
Из тени доносился голос — сильный женский альт, хотя сейчас он звучит невесело и покорно. Последовал мягкий звон, словно один объект бросили в груду, а другой подняли, чтобы рассмотреть.
— В качестве предположения скажу, что это гланнис трункатор, вероятно, использовавшийся в ритуалах чиханической секты, если, конечно, это не еще одна буйурская шутка-новинка.
Ларк заслонил глаза, разглядывая Линг, молодого ученого с неба и слугу звездных богов ротенов, с которой он как «туземный проводник» работал много недель, пока в несколько биений сердца Битва на Поляне не поменяла их местами. После этой неожиданной победы высокие мудрецы поручили ему заботу о небесной женщине и охрану ее. Он не напрашивался на эту работу, хотя она и означала для него необычайное повышение.
Теперь я высокопоставленный знахарь в племени дикарей, ядовито думал он. Лорд Высокий Хранитель Пленных Чужаков.
А может, их палач. Мысли отшатывались от такой возможности. Гораздо вероятнее Линг передадут ее даник-ротенским товарищам в какой-нибудь сделке, разработанной мудрецами. Или ее в любой момент могут освободить орды неудержимых роботов, которые, словно стая медведей санти, просто отмахиваются от беспомощных защитников медового дерева зил.
В любом случае она будет свободна. Линг может прожить еще триста лет на своей родной планете, в Пяти Галактиках, рассказывая приукрашенные истории о своих приключениях среди свирепых варваров в этой грязной незаконной колонии. В то же время мы, падшие, можем надеяться только на простое выживание. Продолжать жить на бедной уставшей Джиджо, называя счастливчиками те из Шести Рас, кто сумеет присоединиться к глейверам на Тропе Избавления. Тропе благословенного забытья.
Ларк предпочел бы покончить со всем каким-нибудь благородным и героическим способом. Пусть Шесть Рас Джиджо погибнут, защищая этот хрупкий мир, чтобы он мог продолжить свой прерванный отдых.
Конечно, это его личная ересь. Ортодоксы думают, что Шесть Рас — грешники, но могут смягчить свой грех, живя в мире на Джиджо. Но Ларк считал это лицемерием. Поселенцы должны покончить со своим преступлением, мягко и добровольно, и как можно скорее.
Он не делал тайны из своего радикализма, и это сделало положение еще более запутанным, когда высокие мудрецы наделили его большой властью.
На звездной женщине больше нет мерцающего одеяния ее звездного клана даников — таинственной группы людей, которые поклоняются повелителям ротенам. На ней плохо сидящие блуза и юбка из джиджоанской шерсти. Тем не менее Ларку было трудно смотреть на эту неловкую красоту. Говорят, звездные люди, не задумываясь, могут обрести новое лицо. Линг клянется, что не думает о таких вещах, но ни одна женщина на Склоне не может с ней сравниться.
Под настороженными взглядами двух капралов милиции Линг сидела скрестив ноги и рассматривала образцы, оставленные мульк-пауком: странные металлические предметы, заключенные в полупрозрачные золотистые коконы, подобно древним насекомым, застрявшим в янтаре. Вещи буйуров, последних законных обитателей планеты, которые улетели полмиллиона лет назад после объявления Джиджо невозделанной. Множество яйцеобразных сохраняющих коконов разбросано по пепельным берегам. Вместо того чтобы уничтожать реликты ушедшей цивилизации, местный мульк-паук предпочел сохранять их. Коллекционировать их, если поверить невероятной истории, рассказанной Ларку его сводным братом Двером.
Прозрачное покрытие заставляло его нервничать. То же самое вещество, выделившееся из пористых нитей паука, едва не погубило Двера и Рети, дикую девушку сунера, в ту самую ночь, когда схватились два робота чужаков, воспламенив живое болото ядовитых нитей и покончив с долгой безумной жизнью паука. Золотистое вещество кажется необычным на ощупь, словно под твердой оболочкой переливается медлительная странная жидкость.
Топоргический, назвала Линг скользкий материал в один из тех моментов, когда была склонна к разговорам. Встречается очень редко, но я о нем слышала. Говорят, это псевдоматерия, состоящая из органически сложенного времени.
Что бы это ни значило. Похоже на то, что может сказать Сара, когда пытается объяснить свой любимый мир математики. Будучи биологом, Линг находила странной способность живого существа выпускать «сложенное время» из пор далеко раскинувшихся щупалец, как, очевидно, делал мульк-паук.
Закончив осматривать очередной образец, Линг склонялась к стопке листов лучшей бумаги Ларка и делала записи, сосредоточившись так, словно каждая буква — это произведение искусства. Как будто она никогда не держала в руке карандаш, но поклялась овладеть этим новым искусством. Как галактический путешественник, она привыкла справляться с потоками информации, управляясь с многомерными дисплеями, просеивая данные сложных экосистем планет, разыскивая для своих хозяев ротенов биологические сокровища, которые стоило бы похитить. Письмо вручную должно показаться ей переходом от космической скорости к деревянной повозке треки.
Крутое падение: одно мгновение — полубогиня, а в следующее — пленница неотесанных варваров.
Должно быть, эти записи помогают ей отвлечься от недавних событий — от того ужасного дня, когда всего в двух лигах ниже Святого Яйца ее база была взорвана и массы жителей Джиджо восстали. Но Ларк чувствовал нечто большее, чем сознательная попытка отвлечься. Выписывая слова на бумаге, Линг получает такое же удовлетворение, какое испытывает всегда, совершая разные простые действия. Ларк часто видел в ней это. И, несмотря на свой гнев, находил эту особенность достойной уважения.
Существуют народные легенды о мульк-пауках. Говорят, некоторые из них за долгие века пережевывания металла и каменных памятников прошлого приобретают необычные одержимости. Когда-то Ларк отмахивался от таких рассказов как от суеверия, но насчет этого паука Двер доказал их истинность. Прямо перед Ларком доказательства существования этой коллекции, они в бесчисленных капсулах рассыпаны по обожженной чаще. Это самое большое собрание галактического мусора на Склоне. И именно это сделало берега ядовитого озера идеальным укрытием для пленной женщины-чужака, на случай если прилетевший корабль примется искать исчезнувших членов экипажа. Хотя Линг тщательно обыскали, у нее отобрали все ее вещи, в ее теле может находиться какой-нибудь датчик, который можно обнаружить, — датчик, вживленный в далеком галактическом мире. И если это так, то разбросанные вокруг бесчисленные предметы буйуров замаскируют ее присутствие.
Были и другие идеи.
Корабельные сенсоры могут не проникнуть под землю, предположил один из людей техников.
Или, предложил урский кузнец, соседний поток лавы затуманит глаза чужаков.
В такие места были отведены остальные заложники: Ро-кенн и Ранн — в надежде сохранить хоть одного пленника. Когда речь идет о жизни всех детей и личинок на склоне, стоит испробовать любые возможности. Ларку поручили очень важное дело. Тем не менее он раздражался, ему хотелось что-то делать, а не просто ожидать конца мира. Ходили слухи, что готовится схватка со звездными преступниками. Ларк не разбирается в оружии, он специалист в живых существах. Тем не менее он завидовал тем, кто готовился к битве.
Бормочущий сопящий звук заставил его броситься в другой конец навеса, где сидел его друг Утен, прижавшись к земле, как хитиновая груда пепельного цвета. Ларк взял самодельный аспиратор, приготовленный из ствола бу, пузыря скальной свиньи и застывшего сока мульк-паука. Просунул конец трубки в одну из щелей на больших ногах квуэна и начал откачивать жидкость, которая мешала Утену дышать. Ларк повторял этот процесс на всех пяти ногах, пока его партнер и коллега по биологическим исследованиям не задышал легче. Купол квуэна приподнялся, и его зрительная полоска слегка посветлела.
— Сп-на-с-с-сибо, Л-ларк я прости, что я я тебя так затруд-ня-ю.
Утратив согласованность, голос доносился из пяти ног разрозненно, словно пять маленьких квуэнов говорили каждый по-своему. Или как треки, у которого все говорящие кольца вдруг решили заговорить самостоятельно. При виде слабости Утена у Ларка заболело в груди. Комок в горле мешал ответить оптимистично звучащей ложью.
— Ты просто отдыхай, брат по когтю. Скоро мы снова выйдем в поля, будем выкапывать ископаемых и придумывать такие теории, от которых ваши матери посинеют в замешательстве.
Это вызвало слабый булькающий смех.
— Г-г-ово-ря о ер-есях, кажется, ты и Хару-Хару-Харуллен получили то, что хотели.
Упоминание о другом друге-квуэне заставило Ларка горестно поморщиться. Утен не знает о судьбе своего родича, и Ларк не собирался ему рассказывать.
— О чем ты?
— Кажет-ся, грабители-грабители нашли способ избавить Джиджо от одного из Ш-е-сти Па-ра-зитов.
— Не говори так, — попросил Ларк. Но Утен высказал распространенную мысль. Его болезнь поставила в тупик врача г'кека, который под соседним навесом в истощении сплел все четыре глазных стебелька. Болезнь напугала солдат милиции.
Все знали, что Утен был с Ларком в развалинах станции даников, разглядывая запретные вещи.
— Мне было жаль, когда фана-тики взорвали базу чужаков. — Панцирь Утена дрожал в борьбе за дыхание. — Даже когда ротены пытались использовать наше Святое Яйцо — забивали, словно клинья, свои ложные сны-видения, пытались разделить Шесть Рас… Даже это не оправдывает негостеприимное и жестокое убийство чужаков.
Ларк вытер глаз.
— Ты милосердней большинства.
— Позволь мне за-кон-чить. Теперь мы знаем, что чужаки задумали нечто гораздо хуже видений. Они создали микробы, чтобы уничтожить нас.
Итак, Утен услышал разговоры — или додумался до этого сам.
Биологическое оружие. Геноцид.
— Как «Война миров». — Это один из любимых романов Утена. — Только роли поменялись на обратные.
Сравнение Ларка заставило серого квуэна рассмеяться — хриплым, неровным свистом.
— Я всег-гда отождествлял себя с этими бедными-бедными мар-си-анами.
Зрительная полоска затуманилась, утратила свет разума, панцирь поник. Ларк проверил дыхание друга: оно не ухудшилось. Утен просто устал.
Мы считаем серых крепчайшими из крепких. Но хитин не остановит луч лазера.
Харуллен узнал это на собственном опыте. Смерть пришла к родичу Утена во время короткой Битвы на Поляне, когда отряды милиции Шести Рас с трудом одолели смертоносных роботов Ро-кенна. Только внезапность позволила им победить. Чужаки не подозревали, что у дикарей есть книги, а в них рассказывается, как делать огнестрельное оружие — примитивное, но смертельно опасное на близком расстоянии.
Но для Харуллена победа пришла слишком поздно. Слишком преданный своему делу или слишком упрямый, чтобы бежать, предводитель еретиков провел последние лихорадочные мгновения своей жизни, призывая к спокойствию и разуму, крича одновременно в пяти направлениях, умоляя всех сложить оружие и начать переговоры, — пока массивное крабообразное тело Харуллена не было разрезано на неровные части роботом-убийцей за несколько мгновений до того, как взорвалась сама эта машина.
Серые матроны города Тарек будут в трауре, подумал Ларк, положив руки на широкую раковину Утена, опустив голову на ее пятнистую поверхность, прислушиваясь к напряженному дыханию друга и от всего сердца желая как-то ему помочь.
И одна из его мыслей была ироничной.
Я всегда считал, что если наступит конец, квуэны погибнут последними.
ЭМЕРСОН
Теперь виды Джиджо быстро летели мимо, как будто загадочные всадницы опасались задержки, которая развеет их надежды.
Не владея речью, Эмерсон не знал, куда они так торопятся и почему.
Время от времени Сара оборачивалась в седле и ободряюще улыбалась ему. Но лицо ее окружали переданные реуком цвета дурных предчувствий — он теперь читал этот нимб эмоций, как когда-то привык понимать значение надписей на дисплее. Возможно, ее тревога должна была внушать ему опасения, потому что Эмерсон привык рассчитывать на ее руководство в этом странном, опасном мире. Но он не мог заставить себя тревожиться. Слишком о многом нужно было подумать.
Стало сыро, когда караван свернул в извилистую речную Долину. Влажные запахи пробудили воспоминания о болоте, в котором он оказался после крушения, калека, корчащийся от боли. Но он не отшатнулся от этого воспоминания. Эмерсон приветствовал любое ощущение, которое могло позволить вспомнить больше, — звук, случайный запах или вид за следующим поворотом.
Некоторые открытия вторично пробились через пропасть времени — он словно давно утратил их и теперь открывал заново. Заново открытые имена влекли за собой лица и даже краткие воспоминания о событиях прошлого.
Том Орли, такой сильный и умный. Всегда настороженный, готовый к неприятностям. Он однажды привел какой-то корабль. И вызвал тревогу во всех Пяти Галактиках.
Хикахи, милейший из дельфинов. Добрейший друг. Бросилась спасать своего возлюбленного и капитана и не вернулась.
Тошио, мальчишка, всегда готовый рассмеяться. Смелый молодой человек. Где он сейчас?
Крайдайки, капитан. Мудрый предводитель дельфин. Калека, как и он сам.
На мгновение Эмерсон задумался над сходством между раной Крайдайки и своей. Но эта мысль вызвала приступ такой острой боли, что мелькнула и исчезла.
Том, Хикахи, Тошио… Он повторял имена. Каждое из них связано с другом, которого он не видел, да, уже очень давно.
Другие воспоминания, более недавние, до них труднее дотянуться, и они вызывают большую боль.
Суэсси, Тш'т, Джиллиан…
Он повторяет каждый звук, не обращая внимания на тряску и на трудности в координации движений губ и языка. Он делает это для практики — иначе как ему вернуть прежнее беглое владение языком, искусство произносить слова, которым он так хорошо владел, когда считался умным парнем?… До того, как в его голове и в памяти появилась эта ужасная дыра.
Некоторые имена приходят легко, потому что он узнал их после пробуждения на Джиджо, в бреду в древесном доме.
Прити, маленькая шимпанзе, которая учила его своим примером. Она сама не умеет говорить, но демонстрирует отличное владение математикой и языком жестов.
Джома и Курт, звуки, связанные с разными версиями одного и того же узкого лица. Ученик и мастер уникального искусства, предназначенного для уничтожения дамб, башен и домов, которые незаконные поселенцы воздвигли на этой запретной планете. Эмерсон вспоминает Библос, архив бумажных книг, где Курт показывал племяннику искусно размещенные заряды, которые могут обрушить потолок пещеры и разнести библиотеку в пыль. Если поступит приказ.
Пленный фанатик Дединджер едет за взрывниками, его угловатое лицо покрыто темным загаром. Предводитель повстанцев людей, чьи убеждения Эмерсон не может понять, знает только, что они не любят посетителей с неба. Отряд движется вперед, а Дединджер смотрит по сторонам, рассчитывая следующий шаг.
Некоторые имена и места — они теперь имеют значение. Это прогресс, но Эмерсон не дурак. Он понимает, что до падения на эту планету должен был знать сотни слов. Иногда он почти улавливает смысл «вау-вау», которые произносят его спутники, обращаясь друг к другу. Но эти урывки не удовлетворяют, а лишь усиливают мучения.
Иногда этот поток звуков утомляет, и Эмерсон размышляет: может, люди были бы меньше склонны к дракам, если бы меньше говорили. Если бы больше времени просто смотрели и слушали.
К счастью, слова не единственная его забота. Его преследует призрачное знакомство с музыкой, во время коротких остановок он играет в математические игры с Сарой и Прити, чертит рисунки на песке. Это его друзья, и он радуется их смеху.
У него есть еще одно окно в мир.
Так часто, как может вынести, Эмерсон надевает на глаза реук — похожую на маску пленку, которая преобразует мир, окрашивает его в разноцветные тона. В своих путешествиях он, пилот, никогда не встречал подобное существо — все Шесть Рас пользуются им, чтобы лучше понять настроение друг друга. Но если его оставить надолго, начинает болеть голова. Тем не менее он находит захватывающими ореолы, окружающие Сару, Дединджера и остальных. Иногда кажется, что в этих цветах нечто большее, чем просто эмоции, хотя он не может определить, что именно. Пока не может.
Но одну истину Эмерсон вспомнил. Совет, извлеченный из прошлого, заставляет его насторожиться.
Жизнь может быть полна иллюзий.
