XXIII. КНИГА МОРЯ
Катящийся г'кек, ты можешь скакать по пересеченной местности? Груда треки, можешь ли ты сплести ковер или овладеть искусством огня? Королевский квуэн, будешь ли ты возделывать лесистые плоскогорья? Можешь лечить прикосновением? Моряк хун, можешь ли ты жить на равнинах или катиться по высоко натянутому проводу? Ур, живущий на равнине, готов ли ты плыть в море или делать бумагу из размочаленного тряпья? Вновь прибывший человек, знаешь ли ты этот мир? Можешь ли ты соткать, сложить песню Джиджо?
Согласны ли вы все следовать по тропе, проложенной блаженными глейверами? По тропе прощения, ведущей к забвению? Если согласны, запомните: вы часть союза, большего, чем сумма его частей.
Свиток Яйца (неофициальный)
Рассказ Олвина
Я не жаловался на свою позицию – в тесноте сзади, далеко от окна. Во всяком случае, не во время долгого спуска вдоль стены утеса, когда море становилось все ближе и ближе. В конце концов эту часть пути я уже видел, а остальные нет. Но как только мы коснулись воды и мои друзья начали охать и ахать над тем, что видели в окно, я понемногу приходил в негодование. К тому же это мешало мне как писателю: ведь мне потом придется все это описывать для своих читателей. В лучшем случае я мог разглядеть только узкую синюю полоску над головами своих сверстников.
Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что мог бы решить эту проблему несколькими способами.
Во– первых, я мог бы солгать. Я хочу сказать, что еще не решил, буду ли писать роман, а, по словам мистера Хайнца, всякая художественная литература -это разновидность лжи. В своем варианте я просто могу придумать окно и на корме. И мой герой сможет описать все, что я знаю только по возгласам остальных. Или я могу написать, что вместе со всеми находился впереди у окна. В литературе ты можешь стать капитаном, если захочешь.
Или я мог бы написать все от лица Клешни. Ведь это в большей степени его лодка, чем наша. И он лучше всех видит, что впереди. Это означало бы описывать все глазами квуэна. Вероятно, не так чуждо, как треки. Но, возможно, я еще не готов к таким вызовам.
Конечно, если выживу я или кто-нибудь другой, кто мог бы прочесть мой рассказ.
А пока придется обойтись полуправдивым дневниковым стилем, а это значит, что нужно рассказывать, что я действительно видел, слышал и чувствовал.
Вращающиеся барабаны через трос передавали устойчивую дрожь. Слева у моего уха урчал и гудел шланг, подающий свежий воздух, так что вряд ли я бы назвал наш спуск неслышным погружением в молчаливую глубину. Время от времени Ур-ронн ахала: “Что это?” В таком случае Клешня называл какую-нибудь рыбу или другое морское животное – хуны обычно видят их мертвыми в своих сетях, а уры, вероятно, вообще никогда не видят. Но никаких фантастических чудовищ. И никаких сказочных минаретов подземных городов. Пока.
По мере спуска быстро темнело. Вскоре я смог различать светящиеся пятна по всей кабине: это Тиуг намазал фосфором разные приборы: мою моторную ручку, глубокомер и ручку сброса балласта. От нечего делать я каталогизировал испускаемые друзьями запахи. Знакомые запахи, но они никогда не были такими острыми. И ведь это только начало.
Повод радоваться, что с нами нет человека, подумал я. Одной из многих проблем, объяснявших сложности взаимоотношений людей с урами, было то, что они по-разному пахнут. До сих пор, несмотря на Великий Мир, вряд ли представитель одной расы согласится надолго быть запертым с представителем другой в огромном гробу.
Ур– ронн начала читать данные о глубине с прибора, измеряющего давление. На глубине в семь кабельтовых она повернула ручку и зажглись огни эйка, посылая вперед в холодную темную воду два одинаковых луча. Я ожидал, что сидящие впереди возобновят свои взволнованные восклицания, но, очевидно, на этой глубине не на что смотреть. Каждые несколько Дуров Клешня разочарованным голосом называл вид рыбы.
На девяти кабельтовых мы все напряглись: именно здесь при первом испытании начались неприятности. Но критическая глубина была пройдена без происшествий. Еще бы: сама Уриэль лично осмотрела каждое копыто троса.
На одиннадцати с половиной кабельтовых в кабине неожиданно стало холодно, на короткое время образовался туман. Все твердые поверхности увлажнились, и Гек включила поглотитель влаги. Я коснулся корпуса из древесины тару: он казался заметно холодней. “Мечта Вуфона” начала слегка покачиваться, корабль потянуло в сторону, больше не было мягкого движения только вниз. Мы заранее знали, что попадем в глубокое холодное течение. Все равно было страшновато.
– 'Приспосабливаю балласт к крену, -объявила Гек. Она воспользовалась хитроумными насосами Уриэль, заполняя три бака водой, пока спиртовой уровень не показал ровный киль. Особенно важно это при достижении дна, иначе мы перевернемся в тот момент, когда входим в историю.
Я думал о том, что мы делаем. В галактических терминах все это, конечно, предельно примитивно. Но земная история позволяла воспользоваться гораздо более лестными сравнениями – может, именно поэтому мы находили приключение привлекательным. Например, когда Жюль Верн писал “Двадцать тысяч лье под водой”, никто из людей не опускался в океане Терры так глубоко, как мы сегодня. Мы, дикари с Джиджо.
Гек крикнула:
– Смотрите? Там что-то есть внизу!
Эти ее глаза. Даже глядя из-за Клешни и Ур-ронн, она увидела первой. Ур-ронн повернула лучи эйк, и вскоре они снова принялись сводить меня с ума своими охами, ахами и удивленными щелчками. В раздражении я принялся вертеть ручку, заставив задние колеса вращаться, пока эти трое не крикнули, чтобы я прекратил, и согласились поделиться со мной увиденным.
– Тут какие-то волнистые растения, – сказал Клешня. Больше он не заикался. – И еще другие, тонкие и кожистые. Не знаю, как они живут, потому что свет сюда не достигает. Их много, повсюду волнуются. И в грязи извилистый след, как будто какие-то странные рыбы вплывают и выплывают из этих зарослей…
После какого-то времени подобных рассказов я бы с радостью вернулся к щелчкам удивления. Но молчал.
– …И тут какие-то крабы, ярко-красные и большие, я таких больших никогда не видел. А это что, Ур-ронн, земляной червь? Ты так считаешь? Какой червь!… Эй, а это что? Это?…
Ур– ронн прервала:
– Полкабельтова до дна! Передаю наверх, чтобы замедлили спуск.
Яркие электрические искры разорвали темноту кабины: Ур-ронн контактным ключом посылала кодированные импульсы от нашей батареи по изолированному проводу, вплетенному в трос. Прошло еще несколько дуров, и рокот разматывающихся барабанов изменился. Наверху нажали на тормоз, “Мечта Вуфона” дернулась, заставив всех нас вздрогнуть. Хуфу впилась когтями мне в плечо.
Спуск замедлился. Мне это было особенно мучительно, потому что я не знал, насколько далеко до дна, когда мы его коснемся и с какой силой. Естественно, никто и не думал рассказывать об этом доброму старине Олвину!
– Эй, ребята, – снова начал Клешня. – Кажется, я только что увидел…
– Приспосабливаюсь к крену! – провозгласила Гек, вглядываясь каждым глазом в разные уровни.
– Перенаправляю свет, – добавила Ур-ронн. – Зиз показывает с правого борта одно желтое щупальце. Течение в этом направлении, скорость пять узлов.
Клешня повторил:
– Ребята! Мне кажется, я видел… ну, не важно. Дно, кажется, с наклоном влево, может, градусов на двадцать.
– Компенсирую поворотом передних колес, – отозвалась Гек. – Олвин, нам могут понадобиться медленные повороты ведущих колес.
Это заставило меня забыть о негодовании.
– Слушаюсь, – ответил я, поворачивая зигзагообразный стержень перед собой и тем самым заставляя поворачиваться задние колеса. Ну, я надеялся, что они поворачиваются. Точно не будем знать, пока не коснемся дна.
– Сейчас, – сказала Гек. Потом, очевидно, вспомнив свою фатальную ошибку во время пробного погружения, добавила: – На этот раз точно. Держитесь крепче.
Когда впоследствии буду писать, пользуясь этими заметками, я, возможно, опишу неожиданные облака грязи, окружившие нас, когда мы коснулись дна океана, вырыв длинную борозду, заставив качаться водоросли и отправив морские создания в паническое бегство. Может, прибавлю несколько струек холодной соленой воды из одного-двух разошедшихся швов, которые тут же были закрыты героическим экипажем – в самый последний момент.
Но чего я точно не напишу для печати, так это того, что не смог определить момент, когда колеса коснулись дна. Дело в том, что все вокруг было… ну… как-то туманно. Словно осторожно погружаешь вилку в плод шуро и точно не знаешь, подцепил ли сердцевину.
“Туманно” описывает и сцену вокруг нас, когда спиральные завитки грязи медленно начали опускаться, открывая мертво-черный мир, в котором только два ослепительных коридора оставляли огни эйка. В этих коридорах я мог разглядеть наклонную плоскость грязи, тут и там прерываемую бледными “растениями” с тонкими стеблями. Этим растениям не нужен свет, хотя не представляю, за счет чего они живут. Листья их и ветви покачиваются, словно на ветру. В лучах не видно никаких животных, что неудивительно. А разве мы, живи мы на дне, не бросились бы прятаться, если бы сверху прямо к нам не бухнулся странный корабль, испуская гул и жгучий свет?
Продолжая сравнение, я подумал, не решили ли местные жители, что настал судный день.
Ур– ронн телеграфным ключом передала наверх всем желающим услышать: “Мы на дне. Все в порядке”.
Конечно, недостает поэтического воображения, развернутых флагов и приземлившихся орлов. Но я не стал бы жаловаться. Не все уры способны в нужную минуту цитировать героические саги. Но все же, думаю, я это изменю, когда буду перерабатывать – конечно, если у меня будет такая возможность. Сейчас она кажется маловероятной.
Снова искры осветили нашу кабину, на этот раз Ур-ронн не притрагивалась к ключу. Ответ сверху.
Хорошая новость. Продолжайте.
– Готов, Олвин? – спросил Клешня. – Вперед на одной четверти. Я ответил:
– Вперед на одной четверти, капитан.
Мышцы спины и рук напряглись. Ручка вначале не хотела поддаваться. Но потом я услышал щелчок магнитных зажимов – странное ощущение соединения с частями некогда живых г'кеков. Но я об этом старался не думать. Специальные гусеничные звенья для грязи шевельнулись, и я ощутил сопротивление. “Мечта Вуфона” двинулась вперед.
Я сосредоточился на сохранении устойчивого ровного хода. Клешня выкрикивал приказы Гек, глядя на карту Уриэль. Ур-ронн по компасу определяла наше положение. Трос и шланги снова начали передавать звуки разматывающих барабанов. Они добавляли длины, чтобы мы могли еще дальше уйти от безопасности. Тесное помещение резонировало от моего гулкого рабочего ворчания, но никто не жаловался. Звуки окружали меня, и я почувствовал, что вокруг моряки-хуны. Мне стало легче. Как корабль в далеком море, мы одни и можем полагаться только на удачу Ифни и на нашу собственную изобретательность, если хотим вернуться домой.
Шло время. Мы привыкали к ритмической рутине. Я приводил в движение колеса, Гек рулила, Ур-ронн направляла свет, а Клешня был капитаном. Скоро нам стало казаться, что мы давно занимаемся этой работой.
Гек спросила:
– Что ты сказал, Клешня. Перед самым приземлением? Ты что-то увидел?
– Что-то со множеством зубов, – поддразнивала Ур-ронн. – Разве нам не пора увидеть чудовища? Чудовища, подумал я. Ворчание помешало смеху. Клешня достойно перенес насмешки.
– Подождите, приятели. Никогда нельзя сказать… вот! Налево. Вот что я видел!
Гек и Ур-ронн бросились вперед, “Мечта” слегка наклонилась, и задние колеса наполовину утратили сцепление.
– Эй! – пожаловался я.
– Чтоб меня лишили осей! – сказала Гек.
– Чтоб я вымокла! – подхватила Ур-ронн. Пришлось мне взвыть:
– Послушайте, вы, питающиеся травой и кислой мульчей…
Тут дно еще больше наклонилось, и в мое узкое поле зрения наконец попало то, на что они смотрели.
– Хр-рм-рм! – воскликнул я. – Так вот что вас испугало! Гробы с мусором?
Они были разбросаны по дну океана, многие наполовину погрузились в грязь. Десятки. В основном продолговатые и прямоугольные, но было и несколько в форме бочек. Естественно, никаких следов лент, когда-то украшавших их, оказывая почести костям, или осям, или поломанным инструментам, выброшенным предыдущими поколениями сунеров.
– Но корабли с мусором сюда никогда не приходили, – сказала Гек, нацеливая мне в лицо два глазных стебелька. – Верно, Олвин?
Я повернулся, чтобы смотреть мимо ее проклятых плавающих глаз.
– Не приходили. Тем не менее Трещина официально часть Помойки. Часть того, что всасывает внутрь.
– Зона тектонического разлома, – вставила Ур-ронн.
– Да, спасибо. Так что здесь вполне законно можно бросать мусор.
– Но если корабли не приходили, как он сюда попал?
Я пытался определить, какие разновидности гробов здесь есть и какие отсутствуют. Это помогло бы установить время сброса. Нет ни ящиков в человеческом стиле, ни урских тростниковых корзин, что совсем неудивительно. До сих пор я видел только работу г'кеков и квуэнов. Следовательно, место это очень древнее.
– Коробки попали сюда так же, как мы, – объяснил я. – Кто-то сбросил их с края Окончательной скалы.
Гек ахнула. Она попыталась заговорить, смолкла, и я почти услышал, как вращаются колеса в ее голове. Гробы с суши просто не сбрасывают. Но она, должно быть, уже поняла, что это место – вполне пригодное исключение. Если часть Помойки действительно проходит непосредственно под Окончательной скалой и поблизости был когда-то поселок, гораздо дешевле хоронить дедушку здесь, чем везти его гроб на корабле в море.
– Но почему все эти ящики так далеко от суши? Мы прошли много кабельтовых.
– Приливы, оползни, – ответил Клешня. Но я отрицательно проворчал.
– Вы забываете, как работает Помойка. Она всасывает мусор в себя, верно, Ур-ронн?
Ур– ронн в отчаянии от моего сверхупрощенного объяснения свистнула. Сделала жест обеими руками.
– Один тектонический пласт скользит под другим, создавая трещину и увлекая за собой прежнее морское дно.
– Все втягивается под землю, расплавляется, обновляется, проталкивается под Склон и создает вулканы. Да, поняла. – Гек задумчиво вытянула вперед все четыре стебелька. – Мусор сброшен сотни лет назад и прошел так недалеко?
Несколько секунд назад ее поразило, как далеко находятся ящики от утеса! Мне кажется, это может показать, как по-разному воспринимается время, когда меняешь перспективу – от продолжительности своей жизни до жизненного цикла всей планеты. Поэтому я считаю, что людям нечего хвастать тем, что они живут вдвое дольше уров. Все мы вскоре подвергнемся медленному пищеварению Джиджо, даже если чужаки оставят нас в покое.
Клешня и Ур-ронн справились с картами, и вскоре мы снова пустились в путь, оставив кладбище прежних поколений сунеров совершать свой медлительный поход к вечному прощению в расплавленном камне.
Спустя примерно половину мидура мы с огромным облегчением отыскали “игрушку” Уриэль.
К этому времени мои руки и ноги ныли от гребли. Мне пришлось уже несколько тысяч раз повернуть рукоятку, реагируя на настойчивые приказы Клешни: “быстрей!”, или “медленней!”, или “не можешь еще быстрей?” Из нас четверых только он один, кажется, наслаждался, не испытывая никаких душевных или физических затруднений.
Мы, хуны, выбираем капитана, а потом в чрезвычайном положении подчиняемся ему, не задавая вопросов, – а все наше путешествие в моем сознании было сплошным чрезвычайным положением, – поэтому я отложил негодование и недовольство на будущее, собираясь продемонстрировать его Клешне самыми разнообразными способами. Может быть, следующим нашим замыслом станет воздушный шар с горячим воздухом. И он станет первым квуэном, поднявшимся в небо после того, как раса отказалась от космических кораблей. Так ему и надо.
К тому времени как Гек закричала “Эврика!”, мои бедные мышцы и суставы чувствовали себя так, словно мы прошли половину Трещины и еще немного. Первой моей облегченной мыслью было: Неудивительно, что Уриэль предоставила такие длинные тросы и кабели!
Но потом пришла вторая мысль: Откуда она знала, где нам искать эту джикии штуку?
“Штука” была наполовину погружена в ил примерно в двенадцати кабельтовых к югу от того места, где мы впервые коснулись грунта. Судя по тому, что я смог увидеть со своего “наблюдательного пункта” за всеми, она состоит из длинных острых концов, направленных в разные стороны, словно нацелившись на шесть поверхностей куба. У каждого острия на конце большое полое расширение, вероятно, для того, подумал я, чтобы предотвратить погружение в грязь. Раскрашенная в яркие красные и синие цвета: по-видимому, предусматривалось, что она должна быть найдена. Красное легче разглядеть на близком расстоянии, так как под водой этот цвет почти не встречается, а синее видно издалека, если ваш луч наткнется на него во тьме. Тем не менее нужно подойти ближе кабельтова, чтобы разглядеть эту штуку, так что без указаний Уриэль мы бы ее никогда не нашли. Тем не менее нам потребовалось сделать две поисковые спирали, чтобы наткнуться на нее.
Ничего более удивительного никто из нас в жизни не видел. И не забудьте, что я слышал ворчание г'кека и видел влен треки.
– Оно буйурское-юрское? – спросил Клешня. Он не только снова начал заикаться – в голосе, доносившемся из ножных щелей, звучал страх.
– Ручаюсь, этот кусок ослиной мульчи никакого отношения к буйурам не имеет, – сказала Гек. – А ты как думаешь, Ур-ронн?
Наша урская подруга вытянула шею мимо Клешни, и ее морда высушила полосу на выпуклом стекле.
– Буйуры никогда не сделали вы что-нибудь такое ужасно яркое, – согласилась она. – Это не их стиль.
– Конечно, это не их стиль, – продолжала Гек. – Но я знаю, чей он.
Мы все уставились на нее. Естественно, она выжала все из этого момента, молчала, пока мы были не готовы поколотить ее.
– Штука урская, – самодовольно и убежденно сказала наконец Гек.
– Урская! – просвистел Клешня. – Как ты можешь быть так…
– Объясни! – потребовала Ур-ронн, тряся головой и глядя на Гек. – Это сложный объект. Уриэль такой выковать не может. И земляне на это не способны.
– Совершенно верно! Она не буйурская, и никто из тех, кто сейчас живет на Склоне, ее сделать не может. Остается только одна возможность. Ее оставили первые сунеры со звездного корабля, когда одна из Шести рас – семи, если включить сюда и глейверов, – впервые прибыла на Джиджо, еще до того как поселенцы уничтожили свой корабль и присоединились к остальным примитивным жителям. Но кто ее оставил? Нас, г'кеков, я исключаю: мы на планете так давно, что “игрушка” к этому времени передвинулась бы в Трещину гораздо дальше. То же самое, вероятно, справедливо относительно глейверов, квуэнов и треки.
Но самое главное – Уриэль точно знала, где ее искать!
Шерсть вокруг ноздрей Ур-ронн встала дыбом. Голос ее звучал холодней окружающего нас океана.
– Ты предполагаешь существование заговора. Стебельки сплелись – у г'кеков это соответствует пожатию плечами.
– Ничего дурного, – заверила Гек. – Может быть, просто разумная предосторожность.
Подумайте, друзья. Допустим, вы явились на запретную планету, чтобы основать колонию сунеров. Вы должны избавиться от всего, что может быть обнаружено при стандартном сканировании какой-нибудь экспедицией Институтов, поэтому ваш корабль и сложное оборудование – все должно исчезнуть. Ближайший космос не подходит. Копы в первую очередь будут искать там. Поэтому вы бросаете все туда же, куда сбрасывали уходящие с Джиджо буйуры. Пока все звучит разумно.
Но потом вы спрашиваете себя: а что, если возникнут непредвиденные обстоятельства? Если когда-нибудь нашим потомкам понадобятся для выживания высокие технологии?
Ур– ронн опустила коническую голову. В полутьме я не видел, означает ли это тревогу или растущий гнев. И поторопился вмешаться.
– Хр-рм. Ты предполагаешь долговременный взгляд. Тайну, которую хранило множество поколений.
– Много столетий, – согласилась Гек. – Уриэль все, несомненно, рассказал ее мастер, и так далее до самых первых урских предков. И прежде чем Ур-ронн откусит мне одну из головок, позвольте торопливо прибавить, что мудрецы уры все эти годы хранили тайну и не искали сокровищницу даже во время войн с квуэнами, а потом с людьми. Даже когда их хлестали по хвостам.
И этим она хотела умиротворить Ур-ронн? Я постарался спасти Гек от инвалидности.
– Может, у людей и квуэнов есть собственные тайники, поэтому положение было равное. – И только тут понял значение собственных слов. – Может, сейчас уже отыскиваются эти тайники, пока мы служим для Уриэль цепляющим когтем.
Наступило долгое молчание.
Потом заговорил Клешня.
– Шииш-иш-иш! Чужаки на поляне действительно до смерти перепугали взрослых. Снова пауза, потом голос Гек.
– Надеюсь, все это из-за них. Из-за чужаков. Совместные усилия Шести, объединяющих средства, а не что-то иное. Ур-ронн нервно дернула шеей.
– О чем ты?
– Я хочу сказать, что рада была бы получить честное слово Уриэль, что здесь ищутся средства для защиты всей Общины.
Не просто для вооружения урской милиции, если возникнут новые распри, слухи о которых до нас доходили, подумал я, завершая про себя рассуждения Гек. Последовало несколько напряженных мгновений, когда я не мог предсказать, что будет дальше. Может быть, напряжение, тревога и лекарства Тиуга так подействовали на нашу урскую подругу, что слова Гек заставят ее сорваться?
Ур– ронн медленно распрямила шею. При слабом фосфоресцирующем свете я видел, каких усилий ей это стоило.
– Даю… – тяжело дыша, начала она, – даю тебе слово ура, что это именно так.
И она повторила клятву на Галактическом два, а потом постаралась плюнуть на пол – для уров это непросто. Знак искренности.
– Хр-рм, здорово, – сказал я, ворчанием призывая к миру. – Никто из нас и не думает иначе. Верно, Гек? Клешня?
Оба поторопились согласиться, и напряжение немного спало. Однако семена тревоги были брошены. Гек, подумал я, ты принесешь на борт кувшин, полный скорпионов, и разобьешь его, просто чтобы посмотреть, кто лучше плавает.
Мы снова двинулись и вскоре оказались достаточно близко, чтобы увидеть, насколько велика “игрушка”. Каждое полое расширение на конце острия больше “Мечты Вуфона”.
– Вот один из кабелей, о которых говорила Уриэль, – сказал Клешня, показывая клешней на одно острие, с которого относительно прямо отходила блестящая черная нить. Местами погруженная в грязь, она уходила на север, в том направлении, откуда мы пришли.
– Ручаюсь, где-то между нами и утесом эта линия разорвана, – сказала Гек. – Вероятно, раньше она вела в какую-нибудь тайную расщелину или пещеру вблизи Окончательной скалы. Оттуда можно было вытянуть эту штуку, и ни одному уру даже не пришлось бы замочить копыта. Но кабель порвали лавина или землетрясение, как то, что убило моих родителей. Эта “игрушка” с двумя тросами. Если один порвется, можно вытащить за второй.
– Хорошее рассуждение. Но оно не объясняет одного обстоятельства, которое меня давно удивляет: откуда у Уриэль под рукой так много оборудования? Всего, что необходимо для погружения. Я удивляюсь, зачем мы вообще ей понадобились? Почему у нее прежде всего не нашлось собственной спрятанной лодки?
Ур– ронн приходила в себя.
– Бухгалтер г'кек регулярно проводит инвентаризацию складов кузницы. Он сразу заметил бы что-то такое неурское, как подводная лодка, готовая к использованию.
Голос ее звучал саркастически. Однако Гек согласилась.
– Самое сложное было готово: насосы, клапаны, приборы. Я уверена, Уриэль и ее предшественницы полагали, что корпус и все остальное можно соорудить за несколько месяцев. Кто же ожидал, что все произойдет так быстро? К тому же кучка сумасшедших детей – отличное прикрытие. Никто не свяжет нас с сокровищницей богов из галактического прошлого.
– Я предпочитаю думать, – обиженно заявил драматичным голосом Клешня, – что истинная причина просьбы Уриэль присоединиться к нашей команде, это превосходная конструкция и мастерское изготовление нашего корабля-рабля.
Мы перестали переругиваться и уставились на него – потом всю маленькую кабину заполнил хохот, от него задрожал корпус и проснулась Хуфу, дремавшая у меня на коленях.
Теперь мы почувствовали себя лучше и были готовы к дальнейшему выполнению миссии. Казалось, самое трудное позади. Теперь остается только приказать Зизу прикрепить зажим с другой стороны “игрушки” и дать сигнал Уриэль, чтобы нас вытягивали. Конечно, придется долго ждать, пока нас будут поднимать на поверхность, поскольку г'кеки и уры еще больше людей подвержены кессонной болезни, если давление воздуха изменится слишком быстро. Из книг мы знали, что это ужасная смерть, поэтому скучный медленный подъем – приемлемая необходимость. У нас была с собой еда и различные личные вещи, помогающие провести время.
Тем не менее мне не терпелось покончить с этим. Клаустрофобия – ничто по сравнению с тем, что мы испытывали, когда все на борту – каждый по-своему – захотел, как деликатно выражаются в некоторых книгах, “в туалет”.
Но оказалось, возникло одно небольшое препятствие на пути к прикреплению зажима.
Мы сразу поняли проблему, когда увидели противоположный конец “игрушки”.
Второго кабеля не было.
Вернее, он был перерезан. В подводном течении мягко покачивались свежие металлические нити, свисая с конца одного острия, как непричесанный урский хвост.
И это еще не все. Когда Ур-ронн направила свет на дно океана, мы увидели извилистый след в грязи, уходящий на юг, в том направлении, куда, очевидно, утащили кабель. Никто из нас не мог сказать, сделано ли это дни, джадуры или годы назад. Но на ум приходило слово “недавно”. Никому не нужно было произносить его вслух.
Полетели электрические искры: это Ур-ронн рассказывала о ситуации тем, кто ждал в мире света и воздуха. Долгая задержка ответа свидетельствовала об удивлении. Наконец с искрами, трещащими в нашем тесном помещении, пришел ответ.
Если состояние позволяет, пройдите по следу троса два кабельтовых, затем доложите.
Гек пробормотала:
– Словно у нас есть выбор. Ведь лебедку контролирует Уриэль. Разве легкое опьянение или кессонная болезнь для нее что-то значат?
На этот раз Ур-ронн не повернулась, но обоими хвостами хлестнула Гек под линией шеи.
– Вперед на половине, Олвин, – скомандовал Клешня. Со вздохом я согнулся и снова начал. И вот мы двинулись вперед, направляя один луч на извилистый след в грязи, а другим Ур-ронн светила направо и налево, вверх и вниз. Впрочем, вряд ли это могло предупредить нас об опасности. Не бывало корабля, менее вооруженного и более медлительного и беспомощного, чем наша “Мечта Вуфона”. Этот разрезанный кабель – он был изготовлен с помощью галактических технологий и должен был выдержать под водой многие тысячелетия, сохраняясь целым и невредимым. И я совсем не хотел рассердить того, кто его разрезал.
Мы ползли вперед. В кабине царила тишина. Все были очень серьезны. Прошло больше мидура медленного продвижения по скользкой грязи, у меня в руках и спине закололо – вторая степень усталости. Я слишком устал, чтобы ворчать. За мной Хуфу выражала свою скуку, роясь в моем наспинном мешке. Она разорвала пакет с сэндвичами с рыбой, откусила кусочек, а остальное разбросала по полу. Всплеск и влага, которую я ощущал ножными подушечками, свидетельствовали, что там накапливается жидкость. Я не собирался гадать, что это: излишняя влага, какая-то течь или наши собственные отвратительные отходы. Запах в кабине становился все более густым и спелым. Я боролся с очередным приступом боязни тесноты, когда Клешня резко крикнул:
– Олеин, стой! Назад! То есть машины – полный назад!
Хотел бы я сказать, что увидел, что вызвало этот взрыв, но видимость мне закрывали сидящие впереди. К тому же мне изо всех сил приходилось бороться с инерцией рукоятки, которая собиралась продолжать вращаться в прежнем направлении, посылая колеса вперед. Я изо всех сил сжимал деревянный стержень, чувствуя, как что-то трещит в спине. Наконец мне удалось замедлить вращение, а потом и совсем его прекратить. Но несмотря на все усилия, я никак не мог заставить колеса вращаться в противоположном направлении.
– У нас крен! – объявила Гек. – Наклон вперед и направо.
– Я ее не видел! – кричал Клешня. – Мы поднимались на небольшую возвышенность, и тут она появилась, словно ниоткуда, клянусь!
Теперь я тоже почувствовал наклон. “Мечта” явно наклонилась вперед, вопреки всем усилиям Гек, которая лихорадочно перемещала балласт. Лучи словно метались в темноте впереди, показывая зияющую пустоту на том месте, где только что была мягко поднимающаяся равнина.
Наконец мне удалось заставить ручку вращаться назад, но торжество победы оказалось кратким. Один из магнитных зажимов, – прикрепленных, мне кажется, к колесу покойной тетки Гек, – разжался. Колесо глубоко погрузилось в грязь, и нас повело в сторону.
Луч прошелся по краю пропасти, над которой мы раскачивались. Очевидно, то, что мы приняли за дно Трещины, было лишь шельфом на краю настоящей впадины. Теперь впереди зиял подлинный разрез, готовый поглотить нас, как поглотил множество другого, того, что больше никогда не станет участвовать в делах там, где ярко сверкают звезды.
Так много мертвого, и мы готовы к нему присоединиться.
– Сбросить балласт? – лихорадочно спросила Гек. – Я могу его отрезать. Потяните сигнальную веревку, чтобы Зиз раздулся. Я могу это сделать! Сделать?
Я протянул руку и мягко погладил два ее стебелька. Успокаивал, как научился делать за эти годы. То, что она предлагает, не имеет смысла. Тяжесть стального троса, который мы протащили за собой, гораздо больше нескольких кирпичей, подвешенных к днищу “Мечты Вуфона”. Если бы можно было перерезать и трос, мы, вероятно, всплыли бы. Но что помешает запутаться и порваться воздушному шлангу, когда мы будем вращаться? И даже если шланг чудесным образом уцелеет, нас вынесет наверх, как снаряд в “Первых людях на Луне” Жюль Верна. Даже Клешня, вероятно, умрет от кессонной болезни.
Ур– ронн, более практичная перед лицом смерти, посылала искры-разряды, призывая Уриэль немедленно вытащить нас. Хорошая мысль. Но сколько времени понадобится наверху, чтобы вытравить слабину? И как это можно сделать без риска затянуть воздушный шланг? Насколько далеко мы упадем, прежде чем испытаем резкий рывок от двух сил, направленных в противоположные стороны? Сейчас мы наконец узнаем, насколько прочно мы соорудили “Мечту”.
Я беспомощно чувствовал, как колеса теряют контакт с грязным шельфом, наша маленькая храбрая лодка скользнула через край и начала долгое медленное падение в темноту.
Думаю, это отличное место для конца главы, когда герои падают в черные глубины. Очень хорошее, правдивое и захватывающее окончание.
Вернется ли экипаж домой?
Уцелеют ли герои?
Да, прекрасное место для остановки. Больше того, я устал и у меня болит все тело. Мне нужна помощь, так что, пожалуй, доберусь до ведра в углу и попробую облегчиться.
Но я здесь не остановлюсь. Я знаю место получше, немного дальше в потоке времени, когда “Мечта Вуфона” медленно опускалась, а мы смотрели, как луч освещает вертикальную стену утеса. Она поднимается, как стена бездонной могилы. Нашей могилы.
Мы сбросили половину балласта, что замедлило наше падение, но тут “Мечту” подхватило течение и потащило нас быстрей. Мы сбросили остаток балласта, но знали, что наш единственный шанс – правильная реакция Уриэль и еще сотня других обстоятельств, которые все сработают в нашу пользу – хотя на это нет никакой надежды.
Каждый из нас по-своему свыкался с мыслью о смерти, в одиночку ожидая конца своей личной драмы.
Мне не хватало родителей. Я горевал вместе с ними, потому что для них моя гибель гораздо тяжелее, чем для меня самого. Мне не придется долгие годы делить их горе из-за моей глупой страсти к приключениям. Я гладил Хуфу, Ур-ронн распевала печальную песнь равнин, а Гек свела вместе все четыре глаза. Думаю, она смотрела внутрь, на свою жизнь.
Потом, словно ниоткуда, Клешня выкрикнул одно слово, которое еще усилило наш страх. Слово, которое мы слышали из его щелей множество раз, но так – никогда. С таким страхом и удивлением.
– Чудовища-вища-ища! – кричал он.
А потом, в ужасе и радости, снова:
Чудовища!
Никто не отзывается на мой призыв. Я лежу, спина моя не сгибается, и мне ужасно нужно к ведру. Карандаш исписался, бумага почти кончилась… так что в ожидании могу продолжить рассказ о подлинно драматичном моменте нашего падения.
Мы стремились навстречу своей судьбе, и внутри “Мечты Вуфона” все было в смятении. Нас метало направо и налево, мы ударялись изнутри о корпус, о ручки, уровни, зажимы и друг о друга. Когда я мог бросить взгляд мимо дико жестикулирующих товарищей, мне видны были пойманные лучом эйка фосфоресцирующие точки и иногда – поднимающаяся стена утеса и какие-то проблески чего-то еще.
Чего– то -каких-то существ – светящихся и серых. Проворные, легкие движения. Что-то мягко поглаживало нашу лодку, затем следовали толчки и рывки со всех сторон нашего обреченного корабля.
Клешня продолжал бормотать о чудовищах. Я искренне подумал, что он спятил, но Ур-ронн и Гек перестали издавать жалобные возгласы, теперь они приклеились к окну, словно то, что они увидели, превратило их в камень. Было очень шумно, а Хуфу между приступами отчаянных воплей впивалась когтями в мою больную спину.
Я почти уверен, что Гек произнесла что-то вроде:
– Что… или кто… это?
Но тут извивающиеся существа отступили, исчезли, уступив место новому. Мы ахнули.
Огромное, во много раз больше нашей лодки, оно плыло с легким изяществом, издавая ворчание. Со своего места сзади я мог разглядеть только два больших глаза, которые сверкали гораздо ярче наших лучей эйка.
И пасть. Я помню, что разглядел ее очень хорошо, эту раскрытую навстречу нам пасть.
Корпус лодки загремел, последовали частые удары. Ур-ронн закричала: внутрь ударила тонкая струя воды, отразилась и попала в меня.
Оцепенев от страха, я не мог остановить сумятицы в голове. Ни одной ясной мысли, только буря эмоций.
Я решил: это призраки буйуров явились, чтобы отомстить живым глупцам, которые осмелились вторгнуться в их царство.
Это машины, собранные из остатков того, что падало в Трещину задолго до буйуров, в такие древние эпохи, что даже галакты их не помнят.
Это местные морские чудовища, выращенные самой Джиджо. Порождение самого тайного места планеты.
Эти и другие фантазии проносились в моем помутившемся сознании, пока я не в силах был оторвать взгляд от этих приближающихся челюстей. “Мечта” ударилась и отскочила – вероятно, морское течение, но в тот момент мне показалось, что она пытается уйти.
И тут челюсти ухватили нас. Неожиданный толчок отбросил нас к одному борту. Мы с такой силой ударились о внутренность огромной пасти, что наше прекрасное выпуклое стекло треснуло. От места удара побежали тонкие нити. Ур-ронн завыла, и Гек плотно свернула глазные стебельки, как носки в ящике шкафа.
Я схватил Хуфу, не обращая внимания на ее острые когти, и глубоко вдохнул тяжелый воздух. Пахло ужасно, но я решил, что это моя последняя возможность.
Окно подалось, и в тот же момент лопнул воздушный шланг.
Темные воды Трещины нашли быстрый вход в наш разбитый корабль.
