Ничто не может быть более естественным или знакомым, чем взгляд на звездную карту. Все равно что смотришь на собственное лицо в зеркале.

И даже более знакомое, потому что Эмерсон провел головокружительный год на примитивной планете, глядя на свое отражение в полированном металле и гадая, кто это смотрит на него в ответ, с этой зияющей раной над одним ухом и с изумленным выражением в глазах. Даже собственное имя было для него тайной до последних нескольких недель, когда начали возвращаться отрывки прошлого.

…отдельные воспоминания об удивительной Земле, о молодости, проведенной в целенаправленной подготовке, с решимостью, которая поражала его родителей, в стремлении подчиниться сверкающему соблазну пяти галактик.

…о его жизни в качестве инженера, превосходная подготовка которого позволила ему вести корабль между загадочными складками пространства-времени.

…о соблазне приключений, о дальнем полете со знаменитым капитаном Крайдайки, о предложении, от которого невозможно отказаться, даже зная, что это означает пролететь между челюстями Аида.

Все это и многое другое вернулось, когда Эмерсон узнал, как побеждать страшную боль, которая держала в плену его память, и стал возвращать все больше отнятого.

Но не лучшую часть. Не могучую силу речи. Не тот поток слов, который смазывает любую мысль и позволяет ей уноситься в изящной лодке синтаксиса. Без речи его сознание пустынно, оно опустошено агнозией — утратой способности распознавать образы, опустошено так глубоко, как глубока зияющая рана у него в левой части головы.

Но теперь Эмерсон знает, что его искалечили сознательно. Это такое страшное зло, что он едва способен осознать его границы и понять, какова должна быть месть за это.

И вдруг, непрошеное и неожиданное, это произошло снова. Какая-то смесь разума и эмоций привела к резкому повороту внутри, высвободив внезапный поток. И он вообразил оболочку из мягких звуков, которые гладят скорее кожу, а не уши. Эхо, которое он скорее чувствует, чем слышит.

Эмерсон слегка улыбнулся, когда прорвалась эта ода на тринари — прорвалась, используя соединения его искалеченного мозга, которых злобные Древние не коснулись своими ножами. Подобно стонущей мелодии Великого Спящего, ода резонировала целиком, тонами китовой мудрости.

И все же он знал, что это обещание — непрочная соломинка. Вряд ли она может служить основанием для надежды. Как будто вселенная даст ему возможность отомстить! Жизнь редко бывает такой уступчивой. Особенно по отношению к слабым, измученным и преследуемым.

Тем не менее Эмерсон был благодарен этой своей странной способности к поэзии. Это хоть и не инженерный жаргон, зато тринари отлично приспособлен для передачи иронии.

Через широкое прозрачное окно он наблюдал, как дельфины мечутся взад и вперед, мощными ударами плавников продвигаясь в заполненном водой командирском мостике «Стремительного», оставляя за собой следы в шипящей, перенасыщенной кислородом воде. Другие дельфины располагались в похожих на стойки боевых позициях, их гладкие головы окружены воздушным куполом, а невральные кабели соединяют их большой мозг с компьютерами и отдаленными инструментами.

Прозрачная панель дрожит под его пальцами, передавая сонарные щелчки и стремительные инфовзрывы с противоположной стороны. Музыка совместных усилий. Симфония мастерства. Это лучшие члены отборного экипажа. Элита Tursiops amicus. Гордость земной кампании Возвышения, отобранные и подготовленные покойным капитаном Крайдайки, непревзойденные пилоты.

Лейтенант Тш'т уверенно принимает решения и отдает приказания команде на мостике. Рядом с ней лежит окруженный кабелями главный пилот Каа, его челюсти раскрыты, а запавшие глаза закрыты. Он всплескивает плавниками и ведет корабль так, словно это продолжение его тела. Каа помогают тридцать миллионов лет развития инстинктов — интуиции, накопленной с того времени, как его далекие предки покинули сушу ради жидкого царства трех измерений.

За Эмерсоном находится ситуационное помещение, оно тоже полно движения. Здесь дельфины перемещаются на роллерах или в установках для ходьбы — машинах, которые позволяют им проворно передвигаться по суше и делают их туловища еще более громоздкими по сравнению с двумя стройными двуногими. И тем не менее именно эти два человека руководят всей лихорадочной деятельностью. Две женщины, у которых была совершенно разная жизнь, пока обстоятельства не свели их вместе.

Две женщины, которых Эмерсон любит, хотя никогда не сможет сказать им об этом.

Гудение двигателей меняет тон; Эмерсон чувствует, как корабль резко тормозит, пытаясь вписаться в гиперболическую орбиту, огибающую далекую гигантскую звезду, меняет курс для осуществления еще одной отчаянной догадки Джиллиан Баскин.

За одну из предыдущих таких догадок Эмерсон дорого заплатил в том огромном, сложно устроенном месте, которое называется Фрактальный Мир, в царстве ледяных сосулек, самая маленькая из которых шире планеты. Но он никогда не сердился и не винил Джиллиан в ее ошибке. Кто еще смог бы три года сохранять свободу «Стремительному», уходя от армад десятков фанатичных союзов? Он лишь сожалел, что его жертва оказалась напрасной.

Но прежде всего Эмерсон хотел помочь ей сейчас. Спуститься вниз, к этим гудящим моторам, и помочь Ханнесу Суэсси извлечь максимум псевдоскорости из натруженных гравистаторов. Но повреждения его мозга слишком велики. Изуродованная кора головного мозга больше не в состоянии понимать смысл символов на горящих экранах, и он может руководствоваться только осязанием и инстинктом. Товарищи были добры к нему, давали ему легкие задания, но он вскоре понял, что ему лучше не мешать им.

Во всяком случае, Сара и Джиллиан что-то задумали. Ситуационная комната охвачена напряжением, обе женщины о чем-то спорят с вращающимся привидением машины Нисс.

Его спиральные линии тесно сплетаются. Очевидно, кульминация драмы приближается.

И вот Эмерсон остается зрителем, наблюдает, как на карте, изображающей отчаянные маневры «Стремительного», корабль уходит от упрямой хватки гигантской Измунути, пролетает через ураганы ионизированного жара, напрягает свои защитные поля и меняет курс, продолжая агрессивно продвигаться к скоплению бледных мерцающих огоньков.

Отряд кораблей… или чего-то ведущего себя, как корабли, движется в космосе по воле мыслящего разума.

Эмерсон слышал, как Сара помолчала, прежде чем произнести необычный термин на галшесть. Редко используемое слово, в котором слышится страх и благоговение.

И неожиданно, вопреки своему недостатку, Эмерсон понимает, какой совет дает молодой джиджоанский математик. И вздрагивает. «Стремительному» не раз приходилось рисковать, но так — никогда. Даже попытка пройти новым пунктом перехода была бы лучше. Сама мысль об этом вызывает ответ из каких-то глубочайших участков мозга. Драгоценное, как бриллиант, единственное слово сверкает горячо и безнадежно.

Вскоре тактика «Стремительного» замечена.

Враг джофур — всего в двадцати пактаарах — начинает неожиданно поворачивать, сбрасывая псевдоскорость, чтобы перехватить «Стремительный» на его новом курсе.

А толпа других находится еще ближе.

Синие огоньки обозначают хрупкие машины-сборщики — Эмерсон видел графические изображения и узнал тонкие паруса. Сейчас половина беспомощных кораблей группы уже поглощена быстро расширяющейся солнечной бурей. Остальные лихорадочно набирают скорость, их недостаточно мощные двигатели ведут корабли к убежищу старого пункта перехода.

И среди этих хрупких огоньков движутся величественно четыре желтые точки, ускоряются, чтобы помочь осажденным механическим формам жизни. И вот неожиданный резкий поворот «Стремительного» мешает их усилиям.

Две желтые точки продолжают свои усилия по спасению, мечутся от одного сборщика к другому, забирают центральное ядро, предоставляя сгорать огромному хрупкому парусу.

Третья желтая точка поворачивает к кораблю джофуров.

А последняя направляется на перехват «Стремительного».

В ситуационной комнате все прерывают свои занятия, когда из громкоговорителей раздается резкий потрескивающий звук. Хотя Эмерсон потерял свои центры речи, его слух остается нормальным, и он сразу понимает, что это не похоже ни на один из галактических языков — или языков волчат, которые ему приходилось слышать.

Звук кажется воинственным, нервным и разгневанным.

С каждым взрывом этих звуков голограмма Нисса вздрагивает. Дельфины бьют плавниками, испускают стоны. Сара заткнула уши и закрыла глаза.

Но тут спокойно заговорила Джиллиан Баскин, своим сухим тоном успокаивая товарищей. И через мгновение помещение заполнилось звуками дельфиньего смеха. Сара улыбнулась, опустила руки, и даже путаные линии голограммы Нисса словно распрямились.

У Эмерсона все горело внутри: ему так хотелось узнать, что сказала Джиллиан, какая шутка избавила товарищей по команде от испуга. Но он мог различать лишь какофонию звуков, такую же непонятную, как послание другого порядка жизни.

Машина Нисс тоже произнесла несколько скрипучих звуков.

Эмерсон догадывался, что она пытается общаться с желтой точкой. Или, вернее, с тем, что представляет эта точка… одним из тех легендарных полужидких шаров, которые служат в качестве кораблей могучим и загадочным водорододышащим существам. Он вспомнил, как во время обучения его неоднократно предупреждали, что нужно избегать контактов с непредсказуемыми зангами. Даже тимбрими умеряли свой необузданный характер, когда речь шла об этих смертоносных загадках. Если этот занг воспринимает «Стремительный» как угрозу — или если он сейчас просто раздражен, — шансы на выживание практически равны нулю. И обломки корабля землян вскоре присоединятся к хорошо перемешанным атомам в кипящей атмосфере Измунути.

Вскоре сканирование на предельное расстояние показало лицо неизвестного. При максимальном увеличении стало видно изображение, искаженное вихрями огненной плазмы, — объект приблизительно сферической формы, края которого странно рябили. Это изображение напомнило Эмерсону не мыльный пузырь, а скорее комок дрожащего жира, окруженный густыми теплыми потоками.

На глазах у Эмерсона на боку у шара образовался выступ. Он отделился и, казалось, поплыл куда-то в сторону.

И неожиданно взорвался.

Из огненного шара выскользнула узкая огненная полоска и понеслась к «Стремительному»!

На мостике и в ситуационной комнате взревели клаксоны тревоги. На пространственной карте возникла прямая линия, отходящая от желтой точки и быстро преодолевающая расстояние до орбиты земного корабля. Если это оружие, то Эмерсон никогда ничего подобного не видел.

Он подготовился к уничтожению…

…и перевел дыхание, когда луч скользнул сразу перед носом «Стремительного».

Лейтенант Тш'т сухо заметила:

Пока Эмерсон пытался разобраться в смысле этой хайку на тринари, дверь ситуационной комнаты открылась и показались три фигуры. Двуногий и мохнатый, ростом с туловище дельфина, с выступающим сквозь кожу ребристым позвоночником и висячими кожными складками под подбородком. Далее следовали две светлые спотыкающиеся фигуры, шли они, опираясь костяшками пальцев, как протошимпанзе, у них большие круглые головы и глаза хамелеона, которые старались смотреть во всех направлениях одновременно. Эмерсон и раньше видел хунов и глейверов, поэтому не обратил внимания на этот приход. Все смотрели, как Джиллиан и Сара напряженным шепотом обмениваются какими-то замечаниями.

Приказа не смотреть не было. Сара мрачно поджала губы, и Эмерсон понял. Сейчас у них больше нет выбора. Воспользоваться вторым пунктом перехода невозможно. Достигнуть его сомнительной безопасности первыми, раньше джофуров, не удастся. Не может «Стремительный» и спастись в глубоком космосе или попытать удачи на одном из уровней гиперпространства. Двигатели дредноута — лучшие, какие только может себе позволить богатый клан, — догонят «Стремительный» в любом случае.

Зангам совсем не обязательно уничтожать земной корабль. Им достаточно не обращать на него внимания, предоставляя грязным кислородникам решать свои мелкие распри.

Возможно, так и будет… или корабль-шар уничтожит их вторым залпом. Однако произошло нечто такое, что застало Эмерсона врасплох.

Возле высокого нура — Эмерсон вспомнил, что этого подростка зовут Олвин — вспыхнула голограмма Нисса и опустилась ниже, к ничего не понимающим глейверам. С тревожными звериными криками они отпрянули от плывущей сети спиральных линий… и тут Нисс начал передавать скрипучие звуки. Те самые, что несколько минут назад слышались из громкоговорителей корабля.

Быстро мигая, пара глейверов начала рефлекторно раскачиваться. Эмерсон готов был поклясться, что они удивлены не меньше его и вдвое сильней испуганы. Однако они, должно быть, находили эти звуки побуждающими к чему-то и скоро начали сопровождать их собственными криками, вначале негромкими и неуверенными, потом все с большей силой и энергией.

Экипаж испытал сильный шок. Главный оружейник, могучий дельфин-самец с пятнистыми боками, направил свой аппарат для ходьбы к глейверам, собираясь очистить помещение. Но Джиллиан запретила ему приближаться, она с глубоким интересом наблюдала за происходящим.

Сара захлопала в ладоши; она словно ожидала чего-то подобного.

На лице молодого хуна удивление сменилось пониманием. Из горлового мешка Олвина послышался негромкий раскатистый звук. Эмерсон разобрал только одно слово…

…но смысл его не понял, значение, как всегда, ускользало от него. Сосредоточившись, он едва не уловил это значение, но ему помешали возобновившиеся вопли громкоговорителя. Занги продолжали свои непонятные угрозы, запрещая «Стремительному» быстрое приближение.

Эмерсон видел, что большой шар угрожающе пульсирует. От главного корпуса начал отделяться новый жидкий объект, больше первого; он уже светился гневным жаром.

Глейверы закричали громче. Они казались не такими, каких Эмерсон видел на Джиджо. Те всегда вели себя как хрюкающие животные. Но теперь было заметно нечто новое. Свет. Знание. Такое впечатление, словно начало осуществляться надолго отложенное задание.

По шару зангов побежала рябь. Громовые угрозы смешивались с криками глейверов в сложном танце звуков. Тем временем от корпуса корабля зангов уже отделился новый вырост, пульсируя едва сдерживаемым гневом.

Возможно, это будет уже не предупреждающий выстрел.