а также проклятия, посылаемые на головы римлян.
Ответа долго ждать не пришлось. Обнаружив армию неприятеля так близко от своего лагеря, римляне забили тревогу, решив, что Ганнибал пойдет на приступ. Над лагерем раздались звуки рогов, призывавших солдат к оружию, и скоро вдоль стен образовалась цепочка легионеров. Однако кельты не сдвинулись со своего места и продолжали поносить римлян, по-прежнему создавая дикий шум.
Наконец, Тиберий Семпроний Лонг не выдержал. Как и планировал великий карфагенянин, ворота лагеря открылись, и оттуда одна за другой стали появляться манипулы римских легионеров, перестраиваясь в боевой порядок и направляясь в сторону брода. Федор видел все это, притаившись с Летисом и Урбалом на опушке леса, куда они удалились с разрешения Магона и Акрагара, командовавшего в этой операции пехотинцами. Сам Магон с Акрагаром и несколькими офицерами тяжелой испанской конницы находился в сотне метров от них и тоже следил за развитием событий.
Как подтвердилось в очередной раз, Ганнибал неплохо изучил тактику римлян и характеры консулов. Стратегическая разведка у него работала не хуже римской. В лагере, вокруг штаба Атарбала и других командных шатров, постоянно ошивались неизвестные люди, схожие видом с простыми крестьянами или купцами средней руки. Федор не знал наверняка, но догадывался, что это обычные шпионы, которых карфагенянин рассылал по римским землям, чтобы знать о противнике все. И эти шпионы поставляли ему немало ценой информации.
Однажды Федор поймал себя на мысли, что и сам не прочь сходить в глубокий тыл к врагу. Да не в доспехах и с оружием в руках, а переодевшись тем же крестьянином. Или охранником купца, поскольку на крестьянина он не сильно походил. За время короткой римской службы его не раз путали с галлом, слишком уж светлой для коренного обитателя этих мест казалась кожа у Чайки. С тех пор он загорел, а знание латыни могло сослужить хорошую службу. Но сейчас у командира седьмой спейры хватало дел и в строю.
Пока Федор предавался размышлениям, римляне форсировали Треббию и быстро выстроились на другом берегу, приготовившись атаковать галлов силами первых манипул гастатов. Семпроний настолько спешил, что еще не закончил переправу всех своих сил. В бой был готов вступить только первый легион, а второй, покинув лагерь, еще приближался к реке. Но силы римлян этим, естественно, не ограничивались, и войсковые подразделения продолжали выдвигаться из лагеря.
Не дожидаясь, пока все легионеры окажутся на другом берегу Треббии, Ганнибал приказал контратаковать. Со стороны карфагенян на поле несколькими линиями выстроилось не менее десяти тысяч кельтов. На флангах виднелась нумидийская конница, готовая преследовать поверженного врага. А перед строем кельтов расположились метатели дротиков и балеарские пращники, начинавшие обстреливать манипулы римлян, едва те появились на поле. Боевых слонов Ганнибал почему-то решил в ход не пускать.
Вскоре, издав боевой клич, вожди кельтов бросились в наступление, увлекая за собой солдат. Федор вспомнил свои давние ощущения, когда вот так же стоял среди римских легионеров в ожидании момента, когда первые кельты обрушатся на него, с ненавистью нанося удары мечами и топорами. Воспоминания удовольствия не доставили.
Римляне, повинуясь приказу своих центурионов, стояли на месте, сомкнув щиты. Федор вспомнил, что армия консула прибыла из Сицилии на кораблях, и невольно подумал о том, что среди них случайно могли оказаться морпехи Тарента, его бывшие сослуживцы. Но с такого расстояния рассмотреть что-либо было трудно. Да и стоило ли переживать, он уже выбрал свою судьбу. Если столкнется с ними лицом к лицу, придется убивать. Хотя лишать жизни своего друга Квинта ему бы не хотелось.
Первая волна кельтов докатилась до римского строя и смяла его, как картонку. Фронт гастатов, состоявший из десяти манипул, прогнулся и начал рассыпаться. Римляне сопротивлялись ожесточенно, но драка кельтов с гастатами длилась не больше получаса, и за это время первая линия латинян оказалась выкошена подчистую. В дело вступили принципы. Продвижение кельтов к реке замедлилось.
Между тем Семпроний начал переправлять на другую сторону еще один легион и остатки своей конницы. Промокшие солдаты выстроились за спинами бившихся товарищей, и теперь натиску кельтов противостояли почти равные силы римлян. По вчерашним наблюдениям Федора, объединенные легионы римлян значительно превосходили армию Карфагена. Как минимум, на восемь, а то и на десять тысяч человек. Поэтому он, как и все солдаты, предпочитал верить в гений своего полководца. В противном случае им придется туго.
Малочисленная конница римлян оставалась в резерве и не пыталась атаковать. Видимо, Семпроний знал об участи конных частей Сципиона и оттягивал момент ее вступления в разгоравшуюся битву. Берег для решающего удара.
Федор то и дело поглядывал на Магона, но тот не давал команды к обходному маневру. Еще далеко не все римские войска покинули лагерь и втянулись в битву… Заветной команды пришлось ждать почти пять часов. За это время кельты Ганнибала дважды отступали под натиском римской пехоты, но каждый раз останавливали ее продвижение и снова контратаковали. Несмотря на то, что легионы Семпрония шли в бой со свежими силами, а армия Ганнибала еще толком не восстановилась после длительного перехода и постоянных маневров, римляне гибли чаще. На протяжении ожесточенного дневного боя кельты своими атаками уничтожили почти два легиона римлян, а сами потеряли гораздо меньше солдат. Эта яростная схватка длилась почти до вечера.
Наконец, когда в бой вступил третий легион, а четвертый начал переправу, Магон приказал действовать. Вскочив на коня, он возглавил испанскую конницу, насчитывавшую не менее четырех тысяч всадников. Отряды иберийцев устремились за ним вброд через реку и, оказавшись на другом берегу, ударили римлянам в тыл.
Вслед за ними наступала африканская пехота. Подняв щит, промокший Федор шел впереди своей спейры и видел, как атака Магона застала римлян врасплох. Тяжелая конница Карфагена стремительно врубилась в расстроенные переправой порядки римских манипул и уничтожила тех, кто находился у реки. Затем Магон повернул свои отряды и, снова перейдя реку, оказался позади сражавшихся легионов Семпрония. В стане римлян началась паника. На поле вместе с союзниками находилось еще почти два легиона римлян. Атака конницы с тыла разрушила шеренги триариев. Но ценой своей жизни они сумели немного задержать испанцев, дав возможность оставшимся выстроиться в замкнутое каре, со всех сторон окруженное победоносными войсками финикийцев.
Тем временем на долю африканских пехотинцев оставались разрозненные манипулы римлян, оставшиеся на этом берегу и почти опустевший лагерь Семпрония. Сам консул находился в центре своих солдат и мог скоро стать добычей Ганнибала.
Какой-то бесстрашный центурион выстроил четыре манипулы перед входом в лагерь и готовился к отражению натиска двух тысяч солдат противника. Римляне видели, что происходит на другом берегу, какая там царит паника, но не бежали. Лагерь был рядом, но побеги они туда, их убили бы вдвое быстрее. Центурион привел их в чувство и заставил сражаться. Но это не спасло римлян.
— Стоять насмерть, ублюдки! — орал центурион так, что это слышал даже Федор. — Умрем за Рим, но не пропустим врага!
— Поздно, — ответил за него Федор и подал сигнал своим солдатам. — Вы уже трупы.
Захватив римлян в полукольцо, африканцы атаковали. После того, как первые спейры копейщиков израсходовали свой боезапас, на прибрежном песке остались лежать почти все солдаты из первых шеренг римлян. Цельнометаллический саунион был серьезным оружием в умелых руках. От него не спасали даже щиты.
А затем началась схватка на мечах. На долю Федора достался сначала римский опцион, помогавший тому самому центуриону, который командовал оставшимися солдатами Семпрония. Парень попался верткий, несколько раз чуть не угодил мечом в голову Чайке, но морпех довольно быстро с ним разделался. И оказался рядом с центурионом.
— Иди сюда, африканская собака! — орал центурион, размахивая мечом. Он с первого взгляда признал в Федоре такого же начальника, как и он. — Я покажу тебе, как умирают настоящие римляне!
— Я видел, — крикнул ему на латыни Федор, делая прыжок вперед. — Мерзкое зрелище.
Услышав латынь, центурион на секунду даже задержал руку с мечом, вглядываясь в лицо противника, наполовину скрытое шлемом.
— Так ты научен нашему языку, — сплюнул он, отбивая удар тяжелой фалькаты. — Что ж, тем лучше. Ты будешь знать, кто тебя убил. Я правый центурион пятой…
Договорить он не успел. Молниеносный выпад — и фальката вошла ему в бок, пробив панцирь. Римлянин выронил щит, пытаясь зажать рану, из которой ручьем хлынула кровь, и пошатнулся.
— Мне все равно, как тебя зовут, — усмехнулся Федор, нанося завершающий удар в голову.
Обернувшись, он крикнул своим солдатам: «Вперед, воины Карфагена! Мы должны захватить лагерь!». И, пробив брешь в строю римлян, первым ворвался в ворота. Африканцы, бросившись за ним, быстро расчленили порядки римлян на две части, расширив проход. А затем истребили солдат противника. Одну часть легионеров они загнали в воду, где всех и уничтожили. А другая полегла под стенами лагеря.
Федор, двигаясь по главной улице римского лагеря во главе спейры финикийцев, быстро прорубился сквозь манипулу латинян до Претория, где стояли палатки консулов. Бойцы из других спейр растеклись по лагерю сплошным потоком, добивая последних римлян, пытавшихся оказать разрозненное сопротивление.
Убив еще троих легионеров, разъяренный Федор, размахивая окровавленной фалькатой, вырвался на широкую площадку Форума и только тут обнаружил, что лагерь почти пуст. Все римляне, из тех, кто не был уничтожен на поле битвы, побросав оружие, бежали к дальней стене, пытаясь спасти свои жизни. Дисциплина хваленых легионеров рухнула окончательно, и лагерь охватила паника.
— Оставим их нумидийцам, — решил Федор, приказав своим солдатам остановиться.
Во время последней схватки с одним из врагов, Чайка заметил рядом еще одного опциона, который, убив своего противника-карфагенянина, некоторое время смотрел на Федора странным взглядом, но затем, увидев несущихся к нему Урбала и Летиса, сам бросился бежать. На мгновение их взгляды встретились, и командир спейры финикийцев убедился, что знает этого солдата. Им оказался его давний враг Тит Курион Делий из морпехов Тарента. Федор понял, что и Тит его узнал. Хотя полной уверенности все же не было, и он отогнал непрошеные мысли прочь.
— Палатки консулов, — указал Чайка на два роскошных шатра, высившихся в двадцати метрах.
Ворвавшись внутрь, африканцы увидели лишь в спешке перевернутую мебель, статуи богов, роскошную золотую посуду и несколько свитков с латинским текстом, валявшихся на полу. Там же лежал разбитый винный кувшин, вокруг которого растеклась багровая лужа. Погрустневшему командиру разведчиков пришлось расстаться с надеждой захватить консула. Еще раз окинув все взглядом, Федор вышел наружу.
— Зато нам досталась походная казна, — похвастался Урбал, выходя из соседней палатки, — и какие-то бумаги консулов. Те, что они не успели уничтожить.
— Отлично, — отрешенно кивнул Федор, все еще пытаясь припомнить лицо римского опциона, не дававшее ему покоя.
Оставив у палаток десяток солдат, чтобы охранять добычу, Федор с прочими устремился из лагеря туда, где еще кипел бой.
Когда седьмая спейра, соединившись с другими спейрами двадцатой хилиархии, переправилась на противоположный берег, кровопролитный бой, казалось, был почти закончен. Прибывшие африканцы еще надежнее отсекли римлян от берега и лагеря. Зажатым со всех сторон, им предстояло либо капитулировать, либо умереть.
Но едва солдаты Федора поднялись на высокий берег, как послышались дикие крики, и римляне пошли в свою последнюю атаку. Решив, что пути назад нет, легионеры нанесли мощный удар в том месте, где кельтов было меньше всего. И к удивлению Федора, им удался этот маневр. Римляне прорубились вперед, сквозь строй кельтов, и стали отступать вдоль берега реки на восток. Туда, откуда пришли.
Эта часть войска еще не потеряла боевого духа и потому смогла долгое время отступать организованно, отражая атаки наседающей со всех сторон кавалерии.
— Жаль, слонов не пустили в дело, — расстроился Летис, наблюдая, как римские легионеры успешно отражают наскоки легкой конницы нумидийцев.
— Да бог с ними, со слонами! — отмахнулся Федор, стоя в последних шеренгах африканцев и не имея возможности без приказа Акрагара вступить в бой с римлянами. — Вот если бы захватить Семпрония или Сципиона! Какой подарок преподнесли бы Ганнибалу!
Римлян прорвалось много, почти целый легион, а может, даже больше. Но все же втрое больше их осталось лежать на поле битвы. Армия Семпрония была практически уничтожена. Римский консул, еще утром сам искавший встречи с Ганнибалом, ретировался, охраняемый остатками кавалерии, в то время, как его пехота прикрывала это позорное бегство. В конце концов, финикийцы смогли рассеять солдат противника по окрестным горам, однако часть их все же смогла уйти в сторону ближайшей римской колонии. Так закончилась вторая встреча римлян с армией Карфагена у реки Треббии.
которыми легионерам выплачивали зарплату — вряд ли с крестьянами стоило расплачиваться золотом. Глядя на царившую вокруг бедность, Федор прикинул, что на одну золотую монету мог бы скупить все дома в этой деревне.
Тем большим оказалось его удивление, когда он заметил породистую лошадь с раззолоченным седлом, привязанную у входа в большой дом. Присмотревшись, Федор решил, что это деревенский трактир, а лошадь принадлежит кому-то из приезжих. У местных крестьян на такое седло за всю жизнь денег не наберется, не то, что на лошадь.
— Наверное, там внутри заезжий римский всадник, — поделился Чайка догадкой с Летисом. — Может, даже посыльный с донесением.
— Так давай, зайдем в гости, — предложил Летис, — спеленаем его и вытрясем все секреты. Если это трактир, так заодно и выпьем, а может, и поедим. У меня давно в желудке урчит от этой похлебки.
— Подожди, — укорил его Федор, — может быть, он там не один.
— Ну и что? — удивился Летис. — Даже если их там десяток, мы справимся. Я один за кусок мяса сейчас готов порвать в клочья дюжину римлян.
Но в этот момент спор разрешился сам собой. Дверь со скрипом растворилась, и на пороге возник невысокий римский всадник в дорогой кирасе. В руках он держал шлем с красным гребнем из перьев. Вслед ему неслись женские крики и мужская ругань на латыни.
— Оставляю ее вам! — крикнул всадник, отвязав лошадь и забираясь в седло. — Мне не нужна эта деревенская курочка. Она подстать таким грубиянам, как вы. Когда закончите с ней развлекаться, вернетесь в лагерь. А я должен быть в Генуе до наступления темноты.
С этими словами офицер дернул поводья и поскакал по дороге в сторону, противоположную той, откуда пришли финикийцы.
— Отлично! Значит, эта дорога ведет в Геную, — заметил вслух Федор. — Мы не сбились с пути.
Но его отвлекли новый женский крик и отборная брань. Кричала девушка, а ругались явно римские солдаты, скорее всего, решившие пустить ее по кругу, не спрашивая на то ее желания. Проститутка, которыми полнились бордели в римских городах и крупных селениях, не стала бы так орать. Это больше смахивало на изнасилование.
— За мной, — решился Федор. Выхватив фалькату из ножен, он перемахнул изгородь и быстро преодолел несколько метров дороги, отделявших его от распахнутой двери в трактир.
Ворвавшись внутрь, он увидел то, что и ожидал. В полутемном помещении стояли несколько грубо сработанных столов и табуреток. В углу виднелась низкая стойка, за которой на полках располагались бутылки и кувшины с вином. А прямо посередине, на столе с остатками еды, четверо римских легионеров насиловали молодую крестьянку, показавшуюся Федору девчонкой лет пятнадцати. Разорвав на ней платье, двое держали ее за руки, третий — за шею, чтобы не царапалась и не кусалась. А четвертый, стянув с девчонки и с себя исподнее, вовсю шевелил бедрами.
В тот момент, когда Федор ворвался в трактир с фалькатой в руке, к римлянам подбежал тщедушный старик в застиранном хитоне, видно, местный кабатчик, и схватился за край кожаного панциря насильника с криком:
— Отпусти мою дочь!
— Пошел вон! — огрызнулся бородатый легионер, не отрываясь от процесса. — А то я потом займусь твоей женой…
Но старик не отставал, продолжая кричать, и тогда легионер, взмахнув рукой, наотмашь ударил его по лицу. Старик отлетел, споткнулся о стул и с грохотом упал под стойку. Римляне громко засмеялись.
Впрочем, тут в глазах тех, кто держал девчонку, проступило удивление. Они заметили Федора и еще трех солдат с оружием в руках за его спиной, появившихся на пороге трактира, словно ниоткуда. Доспехи на солдатах не оставляли сомнений в том, что это не их сослуживцы, зашедшие пропустить по стаканчику. Но эффект неожиданности еще не прошел, и они молча пялились на Федора и его спутников.
— Эй ты, ублюдок! — произнес Федор на латыни, обращаясь к насильнику и стараясь оставаться спокойным, хотя желваки уже заиграли на его скулах. — Тебе же ясно сказали, отпусти девчонку.
Услышав за спиной грозный голос, легионер от удивления перестал вилять бедрами и обернулся. Соображал он быстрее, чем те, что держали девушку. Но у него был существенный недостаток — отсутствие штанов. Впрочем, это его не смутило. Выпростав наружу свое достоинство, он потянулся за лежавшим на соседнем столе мечом. Остальные трое сделали то же самое. Почувствовав свободу, несчастная девушка с криком вырвалась из волосатых рук и, залившись слезами, подскочила к отцу, что лежал на полу без движения.
Федор дал ей убежать, а легионеру-насильнику дотянуться до меча. Оружие остальных лежало дальше. Когда они бросились к ножнам, им наперерез устремились бугай Летис и два других бойца.
— Летис, не повреди доспехи, они нам еще пригодятся! — крикнул Федор перед тем, как здоровяк набросился на ближайшего римского легионера и резким выпадом проткнул ему горло.
Сам Федор, взмахнув фалькатой, нанес удар в голову полуобнаженному римлянину. Но тот оказался неожиданно проворным и ловким. Он пригнулся, отступил, а потом сам бросился на Чайку, сделав обманное движение телом. Но промахнулся. Командир разведчиков выбил у него из рук меч и нанес мощный удар коленом в голову пригнувшегося солдата. Голозадый римлянин упал навзничь на тот же стол, где только что насиловал дочь трактирщика. Из его сломанного носа струилась кровь. От удара на какое-то время он перестал соображать.
Тем временем Летис и остальные карфагеняне быстро расправились с безоружными римлянами. По просьбе Федора они берегли доспехи, поэтому всем троим перерезали горло, словно свиньям. Четвертый был оглушен, но еще жив.
— Кто ты? — спросил Федор, когда тот пришел в себя и замычал от боли.
— Я Авл Бородатый, — прохрипел римлянин, сплевывая кровь и пытаясь приподняться, — передний центурион десятой манипулы пятого легиона из армии Сципиона. А ты кто?
— А я Федор Чайкаа, командир седьмой спейры африканской пехоты армии Ганнибала, — ответил Федор.
— Вы карфагеняне?! — изумление центуриона выплеснулось через край. — Откуда вы здесь?! Ведь ваша армия далеко.
— Я спешил, — ответил Федор, — я знал, что за таким ублюдком, как ты, Авл, надо приглядывать.
— Какое тебе дело до бабы? — вновь осмелел Авл, бросив беглый взгляд по сторонам. — Она моя. Я за нее заплатил.
— Он врет! — закричала в ярости девушка, державшая голову отца, еще находившегося в беспамятстве. — Они ограбили нас. А потом этот захотел взять и меня с собой в лагерь, но я сопротивлялась.
— Все ясно, — закончил допрос Федор. — Ты захотел сделать из нее проститутку. Потешиться, а потом продать в бордель. Ты не центурион, Авл, ты — дерьмо. Мне попадались римские солдаты, при убийстве которых я испытывал гордость, потому что побеждал таких врагов. А тебя я убью с омерзением.
— Хватит болтать! — Авл вскочил на ноги. — Карфагенский ублюдок!
Решив, что он и так слишком долго говорил, Федор снова ударил римлянина. На сей раз рукоятью фалькаты в зубы, вернув его на место. А затем в ярости рубанул с плеча тяжелым клинком, лишив центуриона-насильника его мужского достоинства на глазах рыдающей девушки. Отсеченный детородный орган упал на грязный пол, а кабак огласился душераздирающим воплем. Римлянин дернулся, вскочил, пробежал несколько шагов, но тут же упал и скоро затих в луже крови.
— Собаке собачья смерть, — как-то отстранено заметил Федор.
В этот момент из угла послышался стон. Старик пришел в себя и открыл глаза, со страхом взглянув на склонившегося над ним Чайку.
— Кто вы? — наконец проговорил старик на латыни, но бывший морпех Тарента уже давно научился отличать настоящий римский выговор от других наречий. Латынь являлась для старика таким же чужим наречием, как и для Федора.
— Мы солдаты Карфагена, отец, — не стал обманывать старика командир разведчиков. — Но мы пришли не для того, чтобы тебя убить.
Федор помолчал, изучая морщинистое лицо старика.
— Ведь ты не римлянин, — добавил он, закончив свои наблюдения.
— Я лигуриец, — прохрипел старик, медленно поднимаясь и потирая ушибленную голову с запекшейся на виске кровью. — Моя родина Генуя. Мой отец был мелким торговцем, держал лавку на берегу и ходил по морю в соседние города за товарами. Я унаследовал его дело. Но Геную несколько лет назад захватили солдаты Рима, и им теперь принадлежит все. А я перебрался в деревню, думал, здесь будет спокойнее. У меня ведь жена и дочь.
Посмотрев на растерзанную одежду дочери, он заплакал. А дочь, прикрывшись руками, словно только сейчас заметила, что на ней почти нет одежды, вскрикнув, убежала через заднюю дверь.
— Нам нужна твоя помощь, — прямо сказал Федор, оглянувшись на стоявших за спиной солдат.
— Вы спасли мою дочь, — медленно ответил старик. — И хотя я боюсь Ганнибала не меньше, чем римлян, я ваш должник.
— Не бойся, отец, — успокоил его Федор. — Если на этой земле воцарится власть Карфагена, это будет лучше, чем та власть, при которой ты живешь сейчас. В Карфагене уважают купцов и не насилуют их дочерей.
Старик осторожно поднял голову и, посмотрев в глаза Федору, произнес.
— Теперь мне все равно. Я ненавижу римлян. Чего вы хотите от меня?
— Скажи мне, — начал Федор, увидев, что старик немного пришел в себя, — есть ли здесь поблизости еще римские солдаты?
Прежде чем ответить, старик устало опустился на скамью у стола и налил себе вина из полуразбитого кувшина в чашу. При этом он долго не мог оторвать остекленевшего взгляда от мертвых римлян, плававших в лужах собственной крови. Два бойца из отряда Федора уже сняли с них целехонькие панцири и сложили на дальний стол. Доспехи удалось снять, почти не запачкав, хотя кое-где на них высыхали пятна крови. Сейчас финикийцы занимались тем, что раскладывали ножны с мечами и кинжалами, а также поднимали с пола разбросанные по углам шлемы легионеров. Похоже, те слишком торопились получить свою часть наслаждения от дочери деревенского трактирщика.
— Вы можете взять все, что хотите, — сказал старик, указав на стойку.
— Можешь выпить, — перевел Федор стоявшему рядом Летису, кивнув на кувшины с вином. И предвосхищая его вопрос, добавил. — О еде поговорим чуть позже, когда я расспрошу старика.
Не очень довольный таким ответом, Летис все же подошел к полкам, взял ближайший кувшин и стал пить из него взахлеб, даже не потрудившись найти чашу.
— В одном дне пути стоит римский легион, — ответил, наконец, старик, — но оттуда есть прямая дорога на Геную, поэтому они редко бывают в нашей деревне, и я почти ничего на них не зарабатываю. Вот сегодня явились эти четверо, а потом богатый римлянин на коне, он очень спешил. Это были мои первые посетители за неделю.
Видимо, израсходовав много сил на эти слова, старик снова заплакал. Федор подлил ему вина. Он ощущал себя не самым лучшим образом, но выбирать не приходилось. В любой момент сюда мог заявиться конный или пеший отряд римлян.
— А ближе, отец, ближе кто-нибудь еще есть? — переспросил Федор.
— Нет, — старик отрицательно замотал головой. — Ближе никого из римлян нет.
— А здесь, в вашей деревне?
— У нас только крестьяне да пастухи, — отмахнулся старик, — римские солдаты иногда вставали у меня на постой, но это случалось очень давно. Когда через эти места шла отступавшая армия консула. Тогда они забрали всю еду, но расплатились за нее.
— Что он говорит? — вмешался заинтригованный Летис. — Здесь есть еще римляне? Может, нам пора уже убираться отсюда?
— Говорит, что в деревне нет, — перевел Федор, — но, в одном дне пути стоит целый легион.
— Это далеко, — обрадовался Летис. — Может, тогда заночуем здесь? Поедим, отоспимся.
— Нет, — отрезал Федор. — Не так уж это далеко. Отправь одного солдата за Урбалом и остальными, пусть приведет их сюда. Мы можем здесь немного отдохнуть и поесть, но все равно надо убираться отсюда до наступления темноты.
— А жаль, — огорчился здоровяк. — Я бы здесь задержался. Когда еще можно будет посидеть в трактире, пусть и таком захудалом.
Но, оглянувшись по сторонам, он заметил:
— Впрочем, ты прав. Здесь слишком много дохлых римлян. Аппетита не будет.
Летис подозвал одного из солдат, разбиравших трофейную амуницию, и приказал сходить за остальными разведчиками.
— Только веди их осторожно, там же, где мы шли, — напутствовал его Летис. — Не светитесь на дороге. Римлян здесь пока нет, но за всеми крестьянами не уследишь. Может, кто решит донести.
Однако, все прошло нормально. Карфагеняне провели в деревне почти час, отдохнули и даже немного перекусили. Трупы римлян по приказу Федора солдаты унесли в поле и там закопали. В самой таверне жена кабатчика, потрясенная происшедшим, навела порядок, смыв с пола кровь. За это время старик рассказал, что проходящая через деревню дорога ведет прямиком к лагерю римского легиона, но незадолго до него есть развилка. С нее начинается другая дорога, ведущая к перевалам. Там почти нет селений, и потому ей редко пользуются. А к развилке можно добраться еще до темноты.
— Дальше пойдем так, — решил Федор, переодевшийся в доспехи бородатого центуриона, — я, Летис и те двое, что сопровождали нас утром, отправимся прямо по дороге, переодевшись римлянами.
— Какой из Летиса римлянин? — не удержался Урбал, разглядывая мощную фигуру друга. — Да на него и ни один панцирь из римских не налезет. Давай, лучше я пойду.
— Нет, — отрезал Чайка, — Летис справится. А ты будешь командовать оставшимся отрядом.
— Я пойду с вами, — вдруг заявил старик, словно поняв, о чем говорят карфагеняне. — Мне здесь больше оставаться нельзя. Ни мне, ни моей семье. Если римляне узнают, что у меня в таверне убили четверых солдат, то нам конец.
— Я бы мог рассказать, как добраться до лагеря Ганнибала, — произнес Федор, — чтобы вы смогли найти там убежище. Но это очень далеко. Ты не дойдешь.
— Ничего, — упавшим голосом ответил старик. — Вы ведь идете в сторону Генуи? Мы отправимся с вами до развилки дорог, а там спрячемся в горах. В одном из горных селений у меня есть родня. Какое-то время поживем там, пока не решим, как быть дальше.
— Ты знаешь дорогу к перевалам? — поинтересовался Федор.
— Да, — ответил старик. — Я ездил через них несколько раз.
— Хорошо, отец, — кивнул Федор. — У тебя есть телега?
— Есть, — ответил он, мелко закивав головой. — У меня есть телега, эта таверна и еще стадо овец. Это все мое имущество. Можете забрать его себе.
— Мы не будем его забирать, — снова возразил Федор, — но, пожалуй, используем. Кто пасет твое стадо?
— Сосед-пастух, которого я нанимаю. А когда денег нет, я сам, жена или дочка.
Вспомним о дочери, стрик снова тихо заплакал. А Федор повернулся к сидевшему рядом Урбалу.
— Мы пойдем по дороге рядом с телегой, на которой поедет семья старика. Так безопаснее, меньше внимания привлечем. Три наших солдата переоденутся крестьянами и погонят стадо вдоль дороги. А ты, Урбал, с оставшимися будешь двигаться следом, по холмам и оврагам, понесешь оружие с одеждой. В телеге все это везти нельзя. Мы возьмем оружие римлян. Если старик верно оценил расстояние, и нам не попадется по пути отряд легионеров, мы доберемся до развилки дорог еще до наступления темноты. Оттуда начинается подъем в горы.
— А если нарвемся на римлян? — поинтересовался финикиец.
— Попробую с ними договориться, — ответил Федор. — А если не выйдет, то ты либо спасешь нас, либо успеешь уйти.
— К чему эти сложности? — удивился Урбал. — Пошли все вместе.
— Хочу проверить, сойду ли я за римлянина при встрече с легионерами, — ухмыльнулся Федор. — В дальнейшем может пригодиться. Да и холмы кругом почти без леса, большой отряд будет заметен. Поэтому на день разделимся. А заодно надо проводить старика с семьей до безопасного места. Он, похоже, хочет идти туда же, куда и мы. Заодно послужит проводником.
Летис и еще двое финикийцев переоделись в римские доспехи. Три солдата облачились в найденные стариком рубища, став похожими на местных крестьян. Хотя, при ближайшем рассмотрении, повадки воинов выпирали наружу. Взяв с собой еды на весь отряд, старик запряг в телегу единственную изможденную лошадь, посадил в нее пребывавшую в отчаянии дочь и жену, пытавшуюся ее успокоить, и выехал со двора. Федор и «римляне» направились вслед за телегой по дороге. «Крестьяне» еще раньше отогнали стадо овец за крайние дома и теперь ожидали вместе с ним на небольшом поле, что раскинулось меж холмами.
Полдня они отшагали по дороге вполне спокойно, если не считать постоянных жалоб Летиса на узкий панцирь, сдавливавший его могучую грудь и стеснявший движения.
— И чего эти римляне такие низкорослые? — бурчал себе под нос здоровяк, вышагивая за телегой.
— Извини, друг, — пытался оправдаться Федор, придерживая висевший на ремне щит-скутум, — выбирать не приходилось. Если бы выпал случай, то мы подобрали бы тебе доспех пошире.
Но Летиса это слабо утешало. Федору, между тем, доспех убитого бородача пришелся впору. Да и опыт ношения римских панцирей у него не пропал. Не привыкать. Хотя фальката нравилась ему больше, чем короткий и широкий меч, висевший сейчас на поясе.
Когда солнце уже начало садиться за белесые холмы, Федор заметил впереди разъезд конных римлян. Десять человек во главе с декурионом. Они направлялись в сторону деревни и скоро должны были поравняться с телегой беженцев.
— Похоже, наших друзей хватились, — заметил Федор, оглядываясь назад, где за стадом овец виднелись три «крестьянина», прятавшие под хитонами кинжалы. На некотором расстоянии за ними держались и остальные. — Разговора не избежать.
— Я готов, — кивнул Летис, опуская ладонь на рукоять меча.
— Подожди, — осадил его командир разведчиков. — Сначала я попробую выяснить, что им надо. Но если дело повернется круто, не зевай. Их десять, все конные. Вчетвером можем не справиться, пока остальные подоспеют.
— Разберемся, — пообещал Летис. — Троих беру на себя. Вон, смотри, какой силач едет, его доспех мне будет как раз впору.
Скоро катафрактарии, вооруженные копьями и мечами, поравнялись с телегой, и декурион осадил коня рядом с остановившейся повозкой. Просто проехать мимо он не захотел. Старик в ужасе смотрел то на римлян, то на карфагенян. Федор сделал ему знак молчать, а своим солдатам остановиться, затем шагнул вперед.
— Эй, центурион, — подозвал его главный в этом отряде римлянин, — ты не видел бородатого Авла и его людей? Они должны были давно вернуться в лагерь по этой дороге. Требоний сказал нам, что оставил их в деревне.
— Нет, — нагло заявил Федор, приблизившись к декуриону на расстояние шага. — Я иду оттуда, но там нет солдат из нашего легиона. А что случилось?
— Примпила ждали на совете, но он не явился, — ответил декурион. — Я послан, чтобы арестовать его. Военный трибун в бешенстве.
«Так этот ублюдок был еще и главным центурионом легиона, — подумал Федор. — Да-а, мельчает римская армия».
Но вслух повторил:
— Я проходил через деревню, но там никого нет.
Удовлетворившись ответом, декурион уже собрался скакать дальше, как вдруг заметил сидевших в повозке людей и узнал их.
— Куда это ты едешь, кабатчик? — спросил он, бросив взгляд на стадо овец. — Да еще со своими бабами и овцами. А кто будет поить меня и моих людей вином? Ты что, бежишь из деревни?
Он снова осадил коня и пристальнее посмотрел на Федора.
— Этот шлем и доспех мне знаком, — вдруг произнес он, словно прозревая и медленно поднимая копье. — Я вижу на нем пятна крови.
Поняв, что их раскрыли, Чайка не стал терять времени. Выхватив меч, он всадил его в брюхо декуриону снизу вверх, пробив доспех раньше, чем тот сумел воспользоваться своим копьем. Командир римских конников, свалился вниз, издав предсмертный стон.
Летис и два других финикийца тоже не зевали. Летис успел выхватить и бросить в ближайшего всадника кинжал, поразив его в шею. Остальные последовали его примеру. Но убить им удалось только двоих всадников, один из солдат Карфагена промахнулся, и это стоило ему жизни. Катафрактарий в ответ метнул копье, пронзив пехотинца. Оставшиеся римляне, развернув коней, бросились на переодетых карфагенян сомкнутым строем. Между ними оставалось не больше десяти метров, таявших прямо на глазах.
Финикийцы отступили за телегу, вскинув щиты. Всадники, приближаясь, метали в них копья. Федор сумел отбить скутумом два копья, прежде чем отбросил внезапно отяжелевший щит. Летис «поймал» на щит три копья. Оставшийся солдат Карфагена отбил одно, но вторе поразило его в бедро. С воплем он упал. Подскочивший всадник добил его длинным мечом, выхваченным на ходу.
Сразу три всадника с мечами в руках окружили Федора, остальные бросились на Летиса. Смерть была очень близко, но вовремя подоспели «крестьяне». Воздух разрезал свист летящих кинжалов, и один из противников Федора свалился с коня. Та же участь постигла одного из нападавших на Летиса. Прыгнув вперед к самому стремени, Федор избежал удара по голове и пронзил мечом бок другого римлянина, стащив его с лошади. Оглянувшись, командир разведчиков заметил, что к ним бегут лучники во главе с Урбалом.
Пока Федор, вскочив на коня, бился с оставшимися римлянами, помогая Летису отражать атаки, лучники карфагенян успели приблизиться, и все разрешилось буквально за один миг. Несколько метких выстрелов, и от римского отряда не осталось никого.
— Нам еще повезло, что их было всего десять человек. — Федор сплюнул кровь из рассеченной губы, обращаясь к Летису, но поглядывая то на погибших римлян, то на своих солдат, то на семью кабатчика, от страха застывшую в повозке. — Хорошо, что их военный трибун не послал за этим ублюдком хотя бы центурию пехотинцев. А лошади нам пригодятся.
Федор приказал поймать всех разбежавшихся коней. Спустя полчаса, оттащив мертвых римлян в канаву, чтобы не сразу бросались в глаза, отряд разведчиков пересел на лошадей и двинулся дальше. Коней на всех не хватило, поэтому некоторые разведчики, уподобившись иберийцам и кельтам, уселись по двое, перекинув через холку мешки с оружием, одеждой и провиантом.
Овец пришлось отпустить, чтобы двигаться быстрее. Федор предлагал старику ехать своим ходом, если тот хочет сохранить имущество, но старик отказался. Он хотел сохранить жизнь, теперь уж точно совершенно обесцененную, а потому двинулся на телеге вслед за раздобывшими лошадей солдатами Карфагена.
Спустя пару часов они благополучно достигли развилки и свернули с ведущей к Генуе дороги налево. Теперь путь, петляя, снова пошел наверх, в гору. Поднявшись на первый небольшой перевал, Федор заметил, как далеко внизу по направлению к деревне в сгущавшихся сумерках марширует манипула римских легионеров.
— Вовремя мы свернули, — сказал он, посмотрев на Летиса, — но нас скоро хватятся. До наступления темноты надо уйти, как можно дальше.
И он пришпорил коня, обгоняя повозку.
на наши головы. Но мы обманем их и нападем с другой стороны.
— Это как? — не понял Леха, плохо представлявший себе границы Боспорского царства. — По морю?
— Нет, — отмахнулся Иллур, — наши лучшие корабли погибли при захвате Херсонеса. Осталась лишь пара триер и биремы, находившиеся в запасе. С такими силами укрепления Боспорского царства на нашей границе и богатые города, что за ними прячутся, не взять. Ни Феодосию, ни Пантикапей. Мы построим новый флот, но на это уйдет время. Гилисподис уже приступил к постройке десяти крупных кораблей.
Иллур встал, прошелся перед Лехой, словно греческий актер перед публикой в театре, и стал развивать свою мысль дальше.
— Мы атакуем эти укрепления, — заявил он, — и с суши, и с моря. Биремы перевезут солдат в тыл нашим врагам и помогут посеять панику среди защитников вала. Но лишь для того, чтобы обмануть. Показать им, что нанесем главный удар в этом месте. А на самом деле главные силы обойдут их по степи вдоль внутреннего моря и ударят с севера.
Иллур взмахнул рукой.
— И тогда путь в сердце Боспора будет открыт, и его не спасут даже подкрепления, вызванные из других греческих колоний. Главное выиграть время и нанести смертельный удар, от которого они не оправятся. А потом…
— Подожди, — озадачился Леха. — Ты еще этих противников не победил, а уже думаешь о «потом»! Ты что, брат, хочешь воевать со всеми сразу?
— Да, — просто ответил Иллур. — Я хочу завоевать весь мир и вернуть скифам власть над народами. Но Паллак слишком осторожен. Он боится, что греки объединятся против нас, словно не знает, что греки живут отдельными городами и никогда не собирают свои армии вместе. Это сделал только один человек, их царь Александр, но он тогда объединил греков силой.
Иллур снова сел рядом.
— Клянусь очагом, я тоже смогу объединить всех греков под своей властью — и ближних, и дальних — если у меня будет достаточно сильная армия. Ведь наших предков не смогли одолеть даже полчища персов Дария, значит мы непобедимы. Наш древний царь Иданфирс сумел заманить, измотать и разбить по частям армию Дария. Правда, он был решителен. А Паллак слишком медлителен и острожен. Он забыл, что такое кочевая жизнь и не слишком торопится начинать ее снова.
— Но ведь Херсонес взят, — подумал вслух Леха, словно одобряя действия царя. — Город богатый, много добычи. Куда ему теперь торопиться.
— Да, Херсонес взят, добычи много, — подтвердил Иллур, тряхнув бородой и погладив свой акинак. — И это значит, что все уже решено. Останавливаться нельзя. Греки, живущие в соседних колониях, не простят нам Херсонеса. Они будут мстить. Даже могут попытаться объединиться против нас, и мы должны помешать им. Мы должны ударить первыми.
— Я бы рад помочь, — заявил Леха, вставая, — да боюсь не удержаться в седле.
— Ничего, брат, — Иллур встал, — знахари тебя вылечат. Я приказал им стараться.
— Они стараются, — подтвердил Леха, бросив взгляд на трех бородатых старцев, что обретались неподалеку.
— А пока мы уйдем без тебя, — Иллур улыбнулся, — медлить нельзя. Я сам поведу своих воинов в великий поход на Боспорское царство.
Он обнял Леху за плечи и попрощался.
— А ты выздоравливай, когда мы вернемся из степи, ты уже должен держаться в седле. Потому что потом отдыхать будет некогда. Ты пойдешь с нами на Ольвию.
— Я так и знал, — заметил вслух Леха, — что этого ждать недолго. Ладно, постараюсь к твоему возвращению оклематься. Плечо почти не болит.
— Прощай, Алл-лэк-сэй! — Иллур вскочил на коня и поскакал в сторону ближайших холмов. Весь его отряд последовал за ним.
Рядом тотчас возникла Зарана и заботливо накинула на плечи шерстяное покрывало. Несмотря на то, что денек стоял в целом теплый, по земле небольшой ветер мел пыльные облачка.
— Шел бы ты лучше в юрту, — заявила наложница. — Простудишься.
— И то дело, — решил Леха, вставая. — Что-то я притомился на свежем воздухе. Сила еще не та. Только сначала посмотрю, что за богатство нам Иллур привез. Пойдем, глянем.
Зарана кивнула, ей тоже не терпелось осмотреть лехину долю добычи. И они оба, обнявшись, направились к возу с сокровищами из Херсонеса.
— Да-а, чего здесь только нет, — пробормотал Леха, перебирая кубки, кувшины из меди с искусно нанесенной чеканкой, блюда и оружие в дорогих ножнах. Было здесь несколько греческих, богато отделанных мечей, небольшой круглый щит, шлем и даже раззолоченная верхняя одежда, несколько пар сандалий и много других вещей, не считая трех мешочков с золотыми греческими монетами. Иллур явно не поскупился и щедро отплатил за храбрость морпеха, поделившись с ним добычей.
Продав все это, Леха действительно мог купить себе еще стадо коней, организовать новое стойбище, построить на греческий манер дом в Неаполе или вооружить целый отряд бородатых лучников, став вождем повыше рангом. А может, и соорудить свой корабль.
Честно говоря, после морского нападения на Херсонес, Леха разрывался надвое. Он не мог выбрать, кем ему теперь стать. С одной стоны, он неплохо проявил себя, как морской начальник, можно попросить Иллура, чтобы его и дальше двигали по флотской линии. Благо, скифы теперь занялись этим вопросом всерьез, и останавливаться на достигнутом не собирались.
Но и в степь его тянуло не меньше. Как-то попривык уже Леха обгонять ветер на лихом коне, во главе своих разведчиков, и валить солдат неприятеля из тугого лука на скаку. «Ладно, — он решил оставить свои сомнения до того момента, пока жизнь сама не подтолкнет его к какому-нибудь выбору, — поживем, увидим». И поймал себя на мысли, что в последнее время, благодаря стараниям Фарзоя и его подопечного, постоянно ставивших перед Лехой новые задачи, он стал гораздо больше думать. «Надо с этим осторожнее, — осадил себя морпех, — а то и в привычку войдет. Жить сразу станет сложнее».
— А ну-ка надень, — он вытащил из широкой чаши уложенное туда ожерелье из мелких блестящих монет и протянул наложнице.
Украшение блеснуло на солнце, и Леха не мог не заметить, как загорелись глаза девушки. «Вот, женщины, — усмехнулся морпех, помогая закрепить ожерелье на шее наложницы, — как сороки. Увидят что блестящее, сразу обо всем забывают, только дай поносить или померить».
Надев ожерелье, Зарана игриво подняла руки вверх и повернулась перед Лехой, слегка изогнув гибкий стан, уже начинавший заметно округляться. Ребенок должен был родиться через несколько месяцев. Повторив пируэт, она, наконец, замерла и вопросительно посмотрела на своего хозяина в ожидании похвалы.
— Ну, просто принцесса, — буркнул Леха.
— А это кто? — не поняла Зарана.
— В смысле, хороша чертовка! — поправился Леха и добавил. — Ты у меня просто лучше всех, Заранушка.
Девушка подошла к Лехе и прильнула к его груди, обняв обеими руками за талию.
— Ну ладно, ладно, — попытался мягко оттолкнуть ее Леха. — Ты поройся тут. Может, еще чего найдешь из украшений. Иллур ведь не зря сюда эту вещь подложил. Знал, кому пойдет. А я вернусь в юрту, полежу.
Но Зарана не стала больше ничего искать, а помогла своему притомившемуся мужчине дойти до дома. Едва оказавшись внутри, Леха опустился на ковер, пристроил голову на подушках и смежил веки, скользнув напоследок взглядом по манящему стану девушки. Зарана выглядела прелестно даже с уже наметившимся животиком, но ему было сейчас не до плотских утех. Рана еще давала себя знать. А к возвращению Иллура ему предстояло войти в форму, снова сидеть в седле не хуже любого скифа и крепко держать лук. Обещал — выздоравливай. Остальное потом.
Всю следующую неделю шаманы — так про себя определял Леха местных ведунов и знахарей — поили его какой-то горькой укрепляющей дрянью. Напиток казался мерзким на вкус, словно сваренным из лягушек, но помогал. Сил прибавлялось с каждым днем. «И чего они туда кладут? — размышлял Леха, выпивая с рассветом очередную чашу бурой жижи, на поверхности которой плавали капельки жира. — Отрава какая-то». Но, тем не менее, пил и выздоравливал.
К концу недели ему полегчало настолько, что он приказал даже привести себе оседланного коня. Взобрался на него уже без посторонней помощи, хотя и зашумело немного в голове. Зарана, настороженно наблюдавшая за его телодвижениями, вскрикнула.
— Цыц! — рявкнул на нее Леха. — Казак я или нет? Должен в седле держаться.
И натянул поводья, пустив коня вскачь. Трое верных людей устремились вслед за хозяином, поотстав на полкорпуса. Минут двадцать Леха скакал по холмам, рискуя вылететь из седла, поскольку в силу еще вошел, но не упал. Держал фасон. Нельзя было перед своими людьми осрамиться. Даже вскинул лук и пар раз выстрелил на ходу в пролетавшие мимо деревья, с радостью отметив, что оба раза попал. Значит, не пропала выучка. И стрела лучника из Херсонеса, так некстати поразившая командира скифских разведчиков, не смогла его вывести из строя навсегда.
На следующее утро в стойбище явился гонец от Иллура, на словах передавший, что скифский военачальник приказывает Лехе навестить известную ему бухту, где работают греки, и ускорить строительство новых судов. Иллур снова назначал Леху комендантом секретного объекта. А в подтверждение своих слов прислал греческую монету с пробитым в середине отверстием, которую тот обязан передать нынешнему коменданту в качестве пароля для смены караула.
— Вот неугомонный, — произнес вслух Леха, — сам в степи, а про флот помнит.
Подкинув на ладони монету, Леха снова посмотрел на гонца, и не подумавшего спускаться с коня.
— Ну, как он там, всех врагов победил? — поинтересовался морпех.
— Мы атаковали Боспорское царство с севера, — сообщил гонец, — и погнали его конницу вглубь земель. Враг отступает. Иллур приведет нас к победе.
— Я так и думал, — кивнул Леха. — Можешь ехать. Я все выполню. И передай вождю, чтобы зря под стрелы не лез. Его мудрая голова еще пригодиться Скифии.
Бородатый воин издал боевой клич, стеганул нагайкой коня и ускакал.
— Ну вот, Заранушка, — проговорил морпех, приобняв наложницу и провожая взглядом гонца, уже почти скрывшегося за ближайшими деревьями, — пришло время опять расстаться. Надо мне посетить одно место, куда я тебя взять не могу.
А про себя подумал: «Пора навестить, как Иллур велел, Гилисподиса с Калпакидисом, посмотреть, чем они там занимаются».
— Возвращайся быстрее, — прошептала Зарана, прикоснувшись губами к самому уху своего хозяина. Да так нежно это у нее получилось, что Леха мгновенно позабыл и про войну, и про флот, что строили греки в отдаленной бухте. И про приказ, который повелевал ему немедленно туда отправляться.
Плотно охватив теплую ладонь, он потащил свою наложницу обратно в юрту, где осторожно, но без лишних прелюдий, завалил девушку на ковер и до самого обеда предавался с ней любовным утехам, делая короткие перерывы на отдых. Но сил с каждым разом, к его великому удивлению, только прибывало. «И чем это меня шаманы напоили? — удивлялся Леха, поглаживая теплые груди наложницы и в очередной раз наваливаясь на нее всем телом. — Не только плечо прошло, но и все остальное окрепло. Что за виагра такая?».
Но Зарану совсем не интересовало, чем его напоили. Она была молчалива и счастлива, только сладко постанывала каждый раз, крепко сжимая его бедрами. А Леха продолжал демонстрировать неутомимость.
На следующий день он все же явился в Золотую бухту, чтобы принять на себя командование секретным объектом. Показал монету начальнику охраны, выслушал его соображения об обстановке и приступил к обязанностям, сразу же отдав распоряжения своим бойцам, которых у него теперь насчитывалось чуть меньше двух сотен, принимая во внимание тех, кто погиб при штурме Херсонеса.
Снова оказавшись в бухте, Леха расставил часть своих солдат на посты вдоль берега, а половину отправил в дозоры и объезд территории. Сам же, захватив седовласого скифа-переводчика, жившего здесь, при мастерах, постоянно, явился в большой барак, где располагалась главная контора Гилисподиса.
— Ну, как дела? — поинтересовался он у грека, застав того в одиночестве над какими-то набросками и чертежами, в задумчивости рисуемыми угольком прямо на деревянном столе.
Гилисподис оторвался от своих размышлений и встал, приветствуя Леху с некоторым удивлением. Переводчик тут же пустился в объяснения на скифском.
— Иллур снова приказал мне тебя охранять, — кратко объяснил Леха свое появление и склонился над разрисованным столом. — Чем занимаешься?
— Думаю над постройкой эннеры, — нехотя поделился своими планами греческий мастер, глянув на толмача, — это, конечно, пока только мечта, эскизы. Но мне кажется, от нее в некоторых случаях может быть большая польза.
— Чем ты тут развлекаешься, — не понял Леха, снова бросив взгляд на исчерченный стол, — вместо того, чтобы строить боевой флот для Скифии?
— Эннера — это гигантский военный корабль, — спешно пояснил Гилисподис, вообразивший, что его опять могут подвергнуть пыткам. — Он в два раза больше квинкеремы.
— Эту я знаю, — кивнул Леха.
— Эннера должна иметь три или четыре палубы, а при такой ширине на верхней можно будет разместить шесть или даже семь башен для стрелков, — охотно изложил Гилисподис преимущества новой конструкции, с облегчением сообразив, что казнить сразу его не собираются. — А, кроме того, там поместиться целых двенадцать метательных машин.
— Сильно, — согласился Леха. — Только это должна быть очень большая штуковина. Как же она будет двигаться?
— С помощью весел, — ответил Гилисподис, — на каждом из которых будет по два или три гребца. Иногда под парусом. В целом, конечно, эннера получится очень тихоходной. Но взамен скорости она получит большую военную мощь. Ее можно применять для охраны гаваней или, наоборот, для осады вражеских крепостей с моря.
— В общем, плавучая передвижная платформа для артиллерии, — подытожил Леха по-русски, — как броненосец береговой охраны. И пехоту на нее можно сажать во множестве.
Переводчик поднял на него удивленный взгляд, но Леха не стал пояснять свои слова.
— В целом одобряю, — заключил он, переходя на язык скифов. — И много таких громадин у греков во флоте?
— Такие корабли почти никто не строит во множестве, — честно ответил Гилисподис. — Это очень дорого. В Афинах есть одна. Знаю, есть несколько эннер в Египте, у Карфагена и у римлян. Кажется, это все. В основном, для войны все используют более быстроходные корабли.
— Ясно, в общем, на твоей эннере далеко не уплывешь, хотя штука знатная, — похвалил Леха. — Мощная.
Гилисподис расплылся в улыбке.
— Да, — закивал он, — она сможет принести скифам пользу.
— Сможет, — согласился начальник охраны, — если ее не сожгут раньше быстроходные триеры. Да и денег она стоить будет немало. Наш ВПК такое пока не потянет. Фарзой не разрешит. Так что рассказывай, что у тебя творится в области стандартных вооружений.
Некоторое время переводчик, а затем Гилисподис переваривали сказанное, но справились. После чего грек проводил Леху на берег и показал три уже почти готовые триеры и одну недавно заложенную квинкерему. У берега также покачивались собственные и несколько захваченных у Херсонеса бирем.
— И это все? — удивился новый комендант объекта, осматривая небольшой флот.
— Пока да. Скоро мы заложим еще две триеры. Того золота, что вождь Иллур отпустил мне для работ, хватит только на эти корабли, — напрягся Гилисподис. — Ведь мы решили построить первый большой корабль для флота Скифии. А он дорог. Кроме того, много средств ушло на постройку осадной артиллерии мастера Калпакидиса.
— Ну ладно, — смягчился Леха, — работай дальше. Да не тяни. Корабли скоро понадобятся. А насчет твоей, как там ее, эннеры, я поговорю с кем следует. Может, и построим, если денег хватит.
После того, как переводчик-скиф озвучил сказанное по-гречески, Гилисподис просиял. Не каждый день тебе обещают дать денег на экспериментальный проект. Для любого увлеченного мастера это настоящее счастье.
«Рано радуешься, — подумал про себя Леха, — ты еще не знаешь, для осады какого города нужны эти корабли». Но вслух ничего не сказал, не стоило расстраивать главного специалиста.
— Пошли к Калпакидису, — приказал он толмачу, следовавшему за ним, как тень.
И направился вверх по склону к группе бараков, из которых раздавались стук молотков и глухие удары. По дороге Леха осмотрел кузницы, где скифские умельцы ковали металлические части для крепления кораблей, пластины обшивки для бортов, берегущие их от таранного удара, и сами тараны, состоявшие из бревен, обитых металлом. Работа кипела, и морпех остался доволен.
В заключение Калпакидис продемонстрировал ему новую метательную машину с одним плечом-балкой и корзиной для ядра или горшка с зажигательной смесью. Этот монстр возвышался на три метра над землей и стоял в лесу напротив специально вырубленной просеки, в конце которой виднелся небольшой деревянный домик-мишень.
— Это называется онагр, — с гордостью заявил греческий умелец. — Похожие по действию машины, только еще большего размера, я видел в Сиракузах. У римлян они тоже есть. А теперь будут и у вас.
— Ну, показывай, что она может, — приказал Леха.
Оттянув главную балку назад с помощью механизмов, скифы-метатели зарядили онагр массивным каменным ядром, прицелились и отпустили рычаг. С громким стуком центральная балка ударилась о поперечную, отправив ядро в полет. Буквально через пару секунд раздался треск, и домик в дальнем конце просеки разлетелся вдребезги. На его месте остались лежать отдельные бревна, а щепки разметало метров на десять.
— Хорошая машина, — похвалил Леха. — Сколько Иллур приказал сделать?
— Пять штук, — ответил Калпакидис. — Две уже готовы.
— Может и не хватить, — заметил Леха, но вдаваться в подробности не стал. — Делай сколько сказано.
Кроме новых машин, Калпакидис обещал построить скифам еще десяток осадных баллист, хорошо зарекомендовавших себя во время нападения на Херсонес. Часть таких орудий была уничтожена во время вылазок осажденными, требовалось срочно возместить их потерю. Глядя на размах работ, Леха понимал, что совсем скоро у них будет и приличный флот, и осадный обоз, ничем не уступающий осадным обозам греческих городов. Его кровный брат уже начал свой великий поход, и таких орудий и кораблей ему будет требоваться с каждым днем все больше.
стоящий почти на северной границе, а сам город сожгли. Как я и думал, они нас не ждали с этой стороны, и нападение получилось внезапным.
Иллур помолчал, отпив еще вина.
— Ты пей, Алл-лэк-сей, угощайся, — указал на стоявший перед кровным братом кувшин. — Мясо еще не готово.
Леха отпил вина.
— То есть, прошлись по границам, пожгли деревни и обратно? — уточнил он.
— Не только, — ответил Иллур. — Пока наша первая армия штурмовала укрепленный вал у Феодосии, мы хитростью взяли Танаис, а затем прошлись по землям псессов и тарпетов. Сожгли их села и добрались до берегов самого Гипаниса, недалеко от устья которого стоит большой торговый город Фанагория. Но захватить его не смогли. Город хорошо укреплен, а мы ради внезапности и скорости не взяли с собой осадный обоз.
— Да, это вы зря, — подтвердил Леха. — Калпакидис мне недавно новую машину показывал, просто жуть. Сносит с одного выстрела целый дом.
— Без таких машин Боспорского царства не одолеть, — неожиданно легко согласился вспыльчивый Иллур, выказав на этот раз похвальную рассудительность. — Мы уничтожили большую армию, но почти все города, имеющие каменные стены, остались нетронутыми.
Мясо поспело. Молчаливый слуга отрезал им по куску и положил каждому на отдельное блюдо. В последнее время, как заметил Леха, Иллур стал все чаще подражать своим недругам-грекам и есть, как белый человек, руками, а не просто с кинжала. С кем поведешься, как говорится.
Иллур откусил кусок сочного мяса, прожевал и закончил мысль:
— Ну, ничего, мы пустили немало крови, и теперь боспорский царь присмиреет надолго. В следующем походе мы возьмем и разрушим его города. А пока у нас будет другая забота.
Скифский вождь помолчал.
— Вчера на совете вождей было решено немедленно атаковать Ольвию, — объявил он. — Нам доносят, что Ольвия решила сама напасть на нас, не дожидаясь судьбы Херсонеса. Греки собирают большой флот и готовят армию наемников. Мы должны опередить их.
Иллур опрокинул кубок с вином прямо в глотку, облизал губы и закончил.
— Надо сжечь флот еще в гавани, чтобы они не смогли атаковать нас с моря. А уж с армией наемников мы справимся.
— Что я должен делать на этот раз, брат? — поинтересовался Леха. — Командовать кораблями?
— Нет, Алл-лэк-сей, — отрицательно мотнул головой скифский вождь, — кораблями будет командовать Ичей, твой помощник. Он неплохо подружился с морскими богами и в чести у Тамимасадоса.
— Это верно, — согласился Леха, вспоминая, как ловко Ичей управлялся в морском бою с флагманской триерой. — Думаю, он должен справиться.
— А ты завтра же возьмешь своих людей и отправишься в разведку на границу земель Ольвии, — распорядился Иллур. — Постарайся пробраться, как можно дальше, не ввязываясь в бой. Мы должны нанести удар первыми. Поэтому не поднимай шум раньше времени. Но привези мне пленных. Я хочу их допросить.
— Я все понял, — кивнул Леха. — Возьму своих людей и на рассвете отправлюсь.
Иллур молча глянул на него, размышляя о чем-то.
— Не задерживайся больше двух дней, — произнес он, наконец. — Кораблей у нас уже достаточно для того, чтобы нанести один, но сильный удар. Пока ты охотишься за пленниками, мы соберем всю силу многих вождей для главного удара. Мои отряды уже здесь, осталось подождать, когда подойдут всадники Савлия. Тогда можно наступать.
— Ты хочешь осадить этот город? — осведомился Леха, слегка усмехнувшись. — Или только пустить кровь его армии?
— Ольвия перекрывает нам дорогу на запад, — ответил Иллур, прищурившись. — Беда в том, что мы слишком давно не ходили этим путем. Но теперь настал час потоптать копытами наших коней эти благодатные земли. Ольвия должна быть сожжена.
Леха отпил вина, помолчал, оценивая важность момента.
— Ну, тогда вам без десанта не обойтись, — заявил он. — Прикажи Ичею, чтобы посадил побольше пеших воинов на корабли. Если ты утверждаешь, что там флот не хуже, чем у Херсонеса, то большинство десантников там и сгинет. Но какая-то часть прорвется.
— А что Фарзой? — спохватился Леха, вспомнив прошлый штурм. — Не хочет и Ольвию хитростью взять?
— Хочет, — не стал скрывать Иллур, — да только не получается. Для хитрости времени нет. Греки про Херсонес знают и понимают, что скоро настанет черед Ольвии. Насторожились. Почти всех наших засланных людей переловили. Поэтому придется нам налететь, как ветер. Но, надеюсь, боги нас не оставят.
— Это уж точно, — согласился атеист Леха.
На следующее утро Леха — трезвый, как стеклышко, несмотря на затянувшуюся попойку с Иллуром — поцеловал Зарану и, взобравшись в седло, поскакал в сторону границы с греческими владениями. Позади стучало копытами две сотни всадников, с которыми ему помогали управляться два сотника — Инисмей и Гнур — временно появившиеся рядом с ним в Золотой бухте, да так и оставшиеся при кровном брате самого Иллура. Леха ценил этих бородатых скифов за хорошую службу и платил исправно.
Полученные от Иллура после взятия Херсонеса сокровища он еще не успел обратить в новых солдат, в противном случае с ним сейчас выступало бы уже сотни три. Примерно на такую сумму богатств привалило к Лехе на той телеге. Хотя деньги можно было использовать и по-другому. Когда-то для разведывательных целей он обходился вообще десятью бородачами и неплохо, надо сказать, справлялся. Теперь же, имея две сотни, Леха мог при случае проводить уже разведку боем. Хотя в этот раз Иллур просил всего лишь привезти нескольких пленных.
Еще с прошлого набега, когда были захвачены греческие мастера, Леха помнил расположение близлежащих деревень и мест, где предполагалась концентрация военных сил противника. А потому обошел их стороной. Более того, приказал разделить отряд на две части, договорившись о часе и месте встречи. Одну сотню под командой Инисмея отправил в сторону моря, где тоже имелись населенные пункты, а со второй сам двинулся вглубь территории, стремясь добраться до крупного селения, при котором в прошлый раз видел посты греческой конницы. Леха решил обязательно захватить кого-нибудь из катафрактариев. В тяжелой коннице бедные не служат, и эти ребята уже по своему рангу могли кое-что знать о планах военного руководства Ольвии в отношении скифов.
Проскакав полдня по оврагам и редколесью, они умудрились углубиться на территорию противника почти на двадцать километров, не встретив серьезного сопротивления. Тридцать легких пехотинцев, вальяжно передвигавшихся по дороге в сторону границы, изумились до полного остолбенения, увидев скифов прямо перед собой, и сделать ничего не успели. Конные лучники выкосили всех, кроме двух командиров. Леха, не вдаваясь в детали, коротко допросил их через толмача, и выяснил, что в намеченном для налета селении действительно квартирует сотня катафрактариев. Но в это утро, половина из них отправилась в Ольвию для выполнения неизвестных пехотному офицеру целей.
— Это я удачно прибыл, — заметил вслух Леха.
Закончив допрос, он отошел в сторону, потеряв интерес к греческому пехотинцу. Перепуганный офицер, уже решивший, что его сейчас казнят, забился в истерике. Но скифы лишь оглушили его обухом топорика и погрузили на лошадь рядом со своим пленным сослуживцем.
— Так, два языка уже есть, — удовлетворенно объявил Леха, наблюдавший за манипуляциями своих солдат. — Иллуру с кузнецами будет, чем заняться, но нужно еще.
Он вскочил на коня, дернул поводья и крикнул скакавшему рядом Гнуру:
— Вперед! Мы атакуем эту деревню. Убивать не всех. Ищите командиров.
Гнур дернул головой в знак согласия и ускакал вперед, уводя за собой половину сотни. Скифы рассыпались лавой и, охватив полукругом уже показавшееся на холме селение из двух десятков домов, устремились в атаку. Леха с оставшимися всадниками держался во втором эшелоне.
Их заметили быстро, но слишком поздно для активного сопротивления. Разрозненных греческих всадников, из тех, кто успел вскочить в седло, ворвавшиеся в деревню скифы быстро перебили, хотя и не без потерь. Греки тоже не вчера родились — контратака двух десятков катафрактариев унесла жизни дюжины скифов, правда, греки полегли все. Остальные в панике отступили, поскольку оказались застигнуты врасплох в своих казармах. Но не обратились в безудержное бегство, а откатившись на край деревни, снова перешли в контратаку.
Когда Леха со второй частью отряда ворвался в деревню, бой еще шел. Более того, последняя атака греческих конников пришлась как раз на него. Размахивая мечами, десяток всадников врубился в колонну скифов и смог прорвать ее центр. Бой шел на тесной улице деревни, где греки ничуть не уступали скифам, орудовавшим длинными мечами в ближнем бою. Катафрактарии не знали, сколько кочевников напало на них, но продолжали стойко оборонять свою землю. Лучше всех мечом орудовал их командир — широкоплечий бородатый воин в дорогой кирасе и шлеме с гребнем из белых перьев. Он уже зарубил двух скифских всадников, когда оказался перед их предводителем.
— А ну давай ко мне! — крикнул Леха по-русски, вытаскивая меч из ножен — Померяемся силушкой!
И пришпорив коня, сам бросился на грека, приподняв небольшой кавалерийский щит. Грек первым нанес удар острием меча в корпус, но Леха прикрылся щитом и ответил ударом на удар. Его меч лязгнул о кирасу, отскочив от защищенного бока противника.
После первой сшибки, поединщики разъехались, благо место позволяло. Бой вокруг быстро затихал. Скифы убили уже почти всех греческих всадников, лишь трое еще продолжали сопротивляться. Терять им было уже нечего.
Грек немного отъехал, развернулся и снова поскакал навстречу Ларину. Новая сшибка, удар. Перед глазами блеснуло на солнце острие меча, и морпех ощутил, как у него зазвенело в ушах — грек саданул его мечом по шлему. Шлем спас морпеха от верной смерти, смягчил сильнейший удар. Леха покачнулся, но удержался, не так то просто было вышибить его из седла. Махнул мечом в ответ, но противника рядом не оказалось, и клинок разрезал воздух.
— Ловкая сволочь, — сплюнул Леха, разворачивая коня, — ну, сейчас я с тобой разберусь.
И почти сразу получил новый удар, который, к счастью, успел отвести щитом. Другие скифы в поединок не вмешивались, а о помощи Леха никогда не просил. Гордость не позволяла. Лучше умереть, чем проиграть бой на глазах у своих солдат.
И Леха разозлился по-настоящему. Этот грек был искусен в бою на мечах, но и морпех не лыком шит. Меч катафрактария еще не успел соскользнуть со щита, как Леха извернулся и нанес колющий удар в грудь. Удар достиг цели, но доспех опять спас грека, едва не вылетевшего из седла. Разъяренный морпех размахнулся и рубанул еще раз, стремясь попасть по шее, но противник успел подставить свой щит, впрочем, мгновенно разлетевшийся в щепки. Не теряя драгоценных секунд, следующим движением Леха сбоку нанес удар в лицо противнику, но тот отклонился назад и, получив скользящий тычок в грудь, рухнул-таки на землю. Но остался цел — доспехи на нем были первоклассные.
В бешенстве Леха спрыгнул с коня и хотел двумя руками вогнать клинок поверженному противнику в шею, чтобы довершить начатое, но в последнюю секунду вспомнил о задании. Это, вероятно, командир эллинского отряда. Тот самый, за которым он и охотился. И, смачно выматерившись, Ларин отвел руку с мечом. А душу, требовавшую сатисфакции, отвел, заехав противнику ногой в лицо. Грек, пытавшийся подняться, снова рухнул навзничь и откатился еще на пару метров. Меч он выронил, а шлем с его головы сорвался, отлетев в сторону.
— Связать его, — приказал Леха, еще раз сплюнув. Пыль на сельской дороге стояла столбом.
К поверженному в прах главе катафрактариев подскочили два скифа и набросили на него веревки, мгновенно спеленав, как младенца. Рядом возник толмач, предвосхитив новый приказ Ларина.
— Спроси его, как зовут и сколько людей находится в ближайших деревнях, — приказал Леха, снова взобравшись на коня.
Толмач перевел. Грек, которого спешившиеся солдаты подняли и поставили на ноги, что-то злобно прошипел, сплюнул и отвернулся.
— Он не хочет говорить, — перевел толмач.
— Это я и так вижу, — кивнул Леха, ничуть не расстроившись. — Спроси в последний раз, он командир этого конного отряда?
Толмач спросил, грек не скрываясь, кивнул. «Храбрый парень, — подумал Леха, — но тем хуже для него. Иллур сам с ним поговорит по душам. Уж он-то развяжет ему язык, а мне некогда».
— Отлично, — проговорил он вслух. — Берем его с собой и уходим.
Пленного катафрактария вместе с еще одним связанным соратником перебросили через холку коня, приголубив топориком, чтобы не сильно ругался и брыкался. Поборов желание запалить деревню, Леха со своей сотней отправился обратно к границе. За время скачки по полям в обход населенных пунктов, все еще остававшихся в руках ничего не подозревавших греческих воинов, они, тем не менее, нарвались на конный разъезд. По счастью, это были легковооруженные воины Ольвии, числом не больше тридцати человек, оказавшиеся перед лицом превосходящего противника. Отступить они не успели. Бой прошел скоротечно и легко. Сближаясь на встречных курсах, две группы всадников осыпали друг друга стрелами, поразив многих, после чего сшиблись в бою на мечах. Победа, конечно, осталась за скифами, но эта стычка стоила Лехе пятнадцати человек. И после дня разведки боем у него в сотне осталось едва ли больше половины солдат.
В наступивших сумерках они достигли большого, поросшего по краям лесом оврага, где должны были встретиться с сотней Инисмея, обязанного прибыть сюда до темноты в любом случае. Он и прибыл, захватив с собой трех пленных, сочтя их достаточно ценной добычей. Ими оказались два пехотных офицера и один морской мастер — Инисмей доскакал до самого побережья и навел там шороху. Но на обратном пути на него напали две сотни конных греков, вознамерившихся истребить кочевников, так что из боя он вышел тоже сильно потрепанным. Оставив в степи почти сорок человек, Инисмей под покровом темноты едва ушел от противника.
— Молодец, — похвалил его Леха. — Мастера нам пригодятся.
И добавил, указав на пленных офицеров из греческой пехоты.
— Если от этих толку не будет.
Не дожидаясь рассвета, обе потрепанные сотни снова объединились в один отряд и прорвались на территорию Скифии, увозя с собой пленных.
Иллур был доволен. И Фарзой тоже. Под пытками плененный Лехой грек рассказал много интересного о конных войсках Ольвии, спешно вербовавших сейчас новые отряды. Он знал численность уже существующих подразделений и многое о тех, которые следовало сформировать. Знал, поскольку сам занимался вербовкой среди населявших окрестности Ольвии народов. Половина его отряда, из-за чьего отсутствия он и попал в плен, как раз отправилась за пополнением. На следующий день предполагалось привести в это селение еще три сотни всадников.
А морской специалист оказался одним из тех, кто строил флот для Ольвии. Он тоже кое-что знал о численности кораблей. Немало интересного порассказали и пехотные командиры. Добавив к этому донесения своих не слишком многочисленных в Ольвии шпионов, Фарзой сделал краткий вывод.
— Наступать надо немедленно, — заявил хитрый старец, — пока они не собрали все войско, на которое рассчитывают. Ольвия готовится к отражении нашего нападения. И готовится основательно. Еще немного, и нам придется приложить вдвое больше усилий, чтобы взять ее крепкие стены.
— Мои люди готовы, — успокоил его Иллур. — Я собрал на границе огромную армию. Она больше той, что воевала Боспорское царство. За последнее время мы построили много осадных орудий. Обоз тоже готов.
Он обернулся, взглянув на стоявшего в двух шагах Леху, и уточнил, обращаясь сразу к двум собеседникам.
— Флот, предназначенный для атаки гавани Ольвии, возглавит Ичей. Там тоже все готово, ждут только приказа. Самый большой корабль, квинкерема, еще не поспел, но у нас много других кораблей. Хватит, чтобы пробить оборону с моря. А ты, брат Ал-лэк-сей, пойдешь в поход вместе со мной. Мы будем на острие главного удара и вместе войдем в горящую Ольвию.
— Что ж, — не замедлил с ответом Фарзой, — день настал. И наш царь Паллак сам возглавит этот поход.
Иллур поклонился своему наставнику, но Лехе показалось, что по губам скифского вождя скользнула презрительная усмешка.
На следующее утро орды скифов вторглись в крайние пределы Ольвии. На этот раз они не оставляли за собой ничего, кроме выжженной земли и горящих деревень, ломая сопротивление многочисленных, но разрозненных отрядов, защищавших подступы к столице.
Ларин сам возглавлял свою сотню, гордо восседая на коне в полном боевом доспехе. Рядом с ним ехал сотник Гнур. А Инисмея Леха еще вчера отправил в отдаленные степные стойбища, дав ему приказ навербовать себе две сотни бойцов, оплатив их службу золотом. Эти новые воины должны были присоединиться к нему до того, как Иллур вступит в сражение с главными силами греков, ожидавшими его на подступах к Ольвии. Дело обещало массу впечатлений.
