Красота православной молитвы открылась мне внезапно, но так ярко и при таких необычных обстоятельствах, что я могу назвать и день, и час. Но точное место определить невозможно – примерно 100 километров от Тобрука, на дороге, по которой объезжают прибрежные поселки ливийской Киренаики. Поселки эти находятся под властью «ливийского джамаата Аль-Каиды», поэтому там сильно не жалуют так называемых «повстанцев из Бенгази». Людей, которые шумно радуются, когда их страну бомбят чужие армии из далеких земель. Поэтому тобрукские таксисты, перевозящие западных журналистов с египетской границы в Бенгази, предпочитают делать большой крюк по пустыне, далеко объезжая крепкое в вере и бескомпромиссное во взглядах побережье. Объезд этот занимает около 300 километров, по идеальной асфальтовой дороге, проложенной через пустыню, как по линейке.

Всю дорогу, начиная, пожалуй, с аэроэкспресса в Шереметьево, меня мучали какие-то тягостные предчувствия. Я раз за разом доставал духовное утешение, которым меня снабдили в Свято-Боголюбовом монастыре, – карманный молитвослов вытерся по краям, приобрел вид книжки, к которой обращаются постоянно. Между страничками лежала иконка, на обороте которой славянским полууставом был напечатан 90-й псалом. Я прочел его буквально сотни раз, проезжая в день тысячи километров по этим безрадостным пескам Северной Африки. Псалом читался странно. Я не понимал текста, слова не складывались в предложения, а предложения в текст. При этом сердце, опережая разум, подсказывало мне, что рано или поздно я все-таки познаю его суть. Я пытался заучить псалом наизусть, но моя почти фотографическая память на цитаты отказывалась запомнить небольшой текст. Взгляд спотыкался на сдвоенных гласных с шипящими между ними. Вместо открытия души для молитвы думалось черт знает о чем. Например, когда большевики отменили архаичное окончание аго и яго для причастий в винительном и родительном падежах? В 1918 или 1919 году? А зачем? Что гремит в нашей машине справа, сзади, где мы здесь будем ремонтироваться, если что случится, и долго ли ехать на верблюдах до Бенгази? Верблюды, действительно, встречались через каждый десяток километров, но их хозяев или погонщиков мы не видели никогда. Возможно, их и не было, и верблюды жили здесь сами по себе, свободные, никем не порабощенные, как после сотворения мира. Небо над пустыней, справа, как-то быстро стало чернильно-черным – мы неслись параллельно песчаной буре и через полсотни километров должны были пересечь ее курс в точке, где пустынная дорога резко сворачивает к побережью. Языки этой бури заползали на асфальт, крутили маленькие смерчи, хлестали по машине песчаной крупой. Водитель наш кряхтел обеспокоенно и крутил головой. Ему не хотелось пережидать такой катаклизм в пустыне, но, похоже, что иных вариантов уже не было. Только многочасовое сидение в раскачивающейся от бешеного ветра машине… В духоте, с песком на зубах и без воды… Я вчитался в строки псалма и буквально вздрогнул – «и тма одесную, к тебе же не приближется». Тьма и не приближалась, а просто тянула к нам свои щупальцы. Текст вдруг перестал быть абстрактным, не имеющим отношения к реальности, а потому – непостижимым. И я совершенно спокойно смотрел, как наш водитель, пришпоривая безжалостно и погоняя машину, «подрезает» грозовой фронт, тянущийся, пожалуй, от самой египетской Александрии. Но мы успеваем проскочить, я уже видел это и думал, что по-другому и быть не должно. Уверенность была какая-то каменная, неподъемная и непоколебимая.

Через два дня нас взяли в плен ливийские повстанцы. Мы с коллегой и другом долго искали компаньонов для нашей авантюры. Проанализировав поток информации из повстанческой столицы, мы заметили такую любопытную деталь: никто и никогда ничего не писал о том, что происходит в глубине Киренаики, в песках Ливии, там, где находятся нефтеносные поля. По скупой официальной информации, власть там была в руках повстанцев. Верилось в это с большим трудом, особенно после того, как мы буквально напоролись на разведку Каддафи в 180 километрах от Бенгази. Официально повстанцы контролировали большинство нефтяных месторождений Ливии, под эту непроверенную информацию Бенгази набрал кучу кредитов и безжалостно эксплуатировал всю военную мощь «мирового демократического сообщества». Конечно, никто нам не дал поломать такую многомиллионную игру, и за городом Адждаби, как только мы отклонились от привычных журналистских маршрутов, нас сразу же задержали – двух корреспондентов КП и съемочную группу НТВ – пять человек. Несколько часов под конвоем нас возили из штаба в штаб и допрашивали. Настоящее беспокойство, зыбкое ощущение надвигающейся беды возникло к третьему часу задержания, когда нами занялся куратор. Молодой араб с «оксфордским» английским в кевларовом бронежилете и в баллистических, противоосколочных очках. Куратор и погнал наши машины под внушительным конвоем якобы в Бенгази. Так он нам сказал. Но компас в моих часах и солнце показывали, что везут нас все дальше и дальше на юг. Я покопался в своем рюкзаке, достал молитвослов. Иконка с 90-м псалмом, как скользкая рыбка, выскочила в мою ладонь из переплета книжечки. Я начал читать, негромко, но так, чтобы слышал мой товарищ, сидящий на переднем сиденье… Охранник, изможденный негр с канадской автоматической винтовкой, посмотрел на меня с уважением. Я заметил, что он внимательно слушает мой голос. Хотя, конечно, ничего не понимает. Я сам стал понимать всего несколько дней назад… В машине стало как-то тихо, и радио заткнулось само по себе. Или его выключил водитель… Сотни раз замечал, что представители самых-самых диких и озлобленных архаичных народов по-другому воспринимают верующих людей. Кого они не любят и не уважают – неверующих, потому что только наличие Веры отличает нас от животных.

«на руках возьмут тя, да некогда преткнеши о камень ногу твою»

Передний джип, пыля нещадно, ушел на обочину. Вся наша компания безоружных и вооруженных полезла на апрельское африканское солнышко. Куратор из Оксфорда с кем-то переговаривался по телефону и даже махал руками на невидимого собеседника. Переговоры длились долго, но по их итогам мы развернулись в обратную сторону и поехали действительно на север, а не в иную сторону света. На «революционной военной базе» в Бенгази нас допрашивали еще 10 часов, ближе к ночи перевели в камеру – окна с решетками и матрасы на полу… но в конце концов отпустили. Спустя сутки мы узнали, что этот момент, момент внезапной нашей остановки в пустыне, был самым кульминационным. Итальянский дипломат, занимавшийся нашим освобождением, объяснил – «труднее всего вас было вытащить от “индейцев” которые задержали вас под Адждаби. Они не сомневались, что вы наемники, которые ехали к Каддафи. Вас везли на юг от Адждаби, у повстанцев там тюрьма в каких-то авиационных ангарах». Уже вернувшись в Россию, мы посмотрели фотографии и видеосъемки из этой тюрьмы. Они случайно попали в Интернет. Там даже «воинам Ичкерии» было чему поучиться. А последние строки 90-го псалма объяснили, пожалуй, все происшедшее в этот апрельский день:

«Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его: Долготую дней исполню его, и явлю ему спасение Мое».