Возле свежей могилы, на кладбище рядом с небольшим монастырем, стояло несколько человек. Босоногий монах-доминиканец с Евангелием в руках и трое дворян в полном боевом облачении. Создавалось впечатление, что дворяне только что вернулись из боя. У одного из них, невысокого и грузного, висела на перевязи рука. У второго, рыжеволосого великана с типично британским лицом, была перевязана голова. Третий, горбоносый брюнет с длинными волнистыми волосами, собранными в хвост, на первый взгляд не имел ранений, но его доспехи были до такой степени изрублены, что казалось просто невероятным, как дворянин сумел уцелеть под таким градом ударов.

– Отче… – Он протянул монаху увесистый замшевый кошель. – Мы благодарим вас за участие.

– Не надо, брат… – Доминиканец отвел руку дворянина. – Это наш долг. Идите с миром.

После чего развернулся и степенно направился в монастырь.

Дворяне постояли немного около могилки и медленно пошли к своим лошадям, привязанным к ограде кладбища.

Рыжий британец обратился к брюнету:

– Монсьор, не могу понять, почему он назвал вас братом?

Дворянин с перевязанной рукой поддержал бритта:

– Да, Жан, мне тоже это непонятно. И почему вы думаете, что наша тайна будет сохранена? Я, к примеру, уверен, что во время соборования настоятель опознал государя.

Тот, кого назвали Жаном, слегка усмехнулся и ответил:

– Оливье, Уильям… Мне нечего ответить. Могу только уверить вас, что все случится именно так, как я сказал. Церковь будет хранить эту тайну вечно. Надеюсь, вы не сомневаетесь в моих словах?

– Я не сомневаюсь… – поспешно мотнул головой бритт.

– Я никогда не сомневался в ваших словах… – Второй дворянин изобразил поклон.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Жан.

– Куда мы сейчас? – Бритт помог товарищу сесть в седло и, кривясь от боли, тоже вскочил на лошадь.

Жан потрепал своего жеребца по холке и спокойно ответил:

– Куда?.. Да ведь ничего не изменилось: у нас есть госпожа, значит, нам есть за кого умирать и есть кому служить.

Его товарищи согласно кивнули и тронули лошадей с места…