Глава 16
– Ну, готовы?
Еще зеленые от морской болезни и донельзя несчастные на морду Иост и Клаус дружно кивнули головами.
– Да, монсьор.
– Да не кривитесь, для дела так надо… – утешил я пареньков. – Вид нам надо иметь самый что ни на есть подлый.
Оглядел себя… ну да, вроде ничего не выдает благородную особу. Потертая зюйдвестка тюленьей кожи, растоптанные, бесформенные башмаки, широкий пояс с привязанной к нему тощей мошной да короткий рыбацкий нож в потрепанных ножнах. Конечно, патлатый я чрезмерно – совсем не по-простонародному, но это дело уравновешивают трехдневная щетина и общая чумазость морды лица. И оруженосцы мои под стать – вылитые рыбачки, коих на пристани в Кале не счесть.
Машкерад, однако. И «Виктория» на бумаге принадлежит торговому дому «Ивен Редерхолле и компания», то бишь Исааку и мне (читай: мне единолично). Сейчас на ней командует Альбрехт Борель, Исааков поверенный, а барон ван Гуттен как бы вообще не присутствует. Нет, я не прихворал паранойей, а действую согласно инструкциям Ле Гранье. Коему доверяю, ибо успел убедиться, что герцогский шут гораздо умнее, чем я его считал.
– Тиль, буду к вечеру, стоять под parami, команду на берег не отпускать. Понял?
– Под чем стоять, ваша милость?.. – скорчил недоуменную рожу Веренвен.
– Быть готовыми к отплытию в любой момент.
– Как прикажете, господин шаутбенахт! – вытянулся фламандец.
– То-то же…
Досмотр судна англы уже закончили и, получив пару серебрушек в лапу, благополучно отвалили, а вслед за ними на берег сошел Борель с приказчиками – составить таймшит в конторе порта, да и вообще – прощупать обстановку насчет возможных коммерческих негоций типа попутных фрахтов и по возможности сбыть поставу тюленьих кож. А за ним уже выскользнули мы.
– Пречистая Дева Богородица! – Иост, ощутив под ногами твердую землю, на глазах ожил и осенил себя троекратным крестным знамением.
Клаус от него не отстал, даже собрался бухнуться на колени, но был вовремя мной пойман за воротник. Вот черт знает что! Как из них настоящих моряков сделать? Ладно, что-нибудь придумаю.
Итак, английский город Кале. Почему английский, ведь расположен он совсем не на Туманном Альбионе? Ну, тут все просто: английский он по праву сильного. Отвоевали его бритты еще хрен знает когда и расставаться с ним не собираются. Но расстанутся, ибо на территории современной Франции никаких английских владений не наблюдается. А вот когда?.. Что-то такое мелькает в голове… кажись, лет так через сто… или нет? Да, собственно, мне без разницы. Есть о чем другом думать. Так, куда нам сейчас? Что же такая грязюка… дерьмо…
Рыночная площадь, собор и замок – это составляющие любого крупного средневекового города. Конечно, добавим сюда вонь и грязь – без них не обходится.
Кале тому не исключение. Рыночная площадь в этом городе вполне впечатляющая – называется она Оружейной. Собор тоже, конечно, присутствует – кафедральный собор Богоматери. Красив и величественен – этого не отнимешь, причем, как ни странно, полностью достроен. Ну а что касается всяких укреплений – в Кале их с избытком, даже на главной площади сторожевую башню воткнули. А к грязи еще добавляется жуткая рыбная вонь, разносящаяся из порта по всему городу. Словом, веселенькое местечко.
– Нам к собору, – дал я указание оруженосцам и первым ступил в мерзкую жижу, покрывающую мостовую. – Тут совсем рядом… – Я попытался подбодрить свое сопровождение – и осекся. Рядом-то оно рядом – вон шпиль звонницы торчит, рукой подать, – но это совсем не значит, что мы туда быстро доберемся. Вон улочка куда-то в сторону уходит… Клятые архитекторы! Но такая жуткая планировка – совсем не плод их извращенной фантазии, а обычная голая функциональность. Средневековый город в первую очередь – крепость, и в нем все подчинено нуждам обороны, даже планировка: каждый переулок, каждый дом могут создать непреодолимые препятствия для атакующих. Но нам от этого не легче…
Улочка привела нас в район матросских кабаков – или аустерий, как их здесь называют. Добротные каменные дома с грубо намалеванными вывесками, вонь еще едренее и гуще, вышибалы на входе и перепившиеся матросики мордами в грязи валяются. Вроде живые, но раздетые до исподнего. И зазывалы надсаживаются:
– Свежее пиво! Свежая рыба! Зайди в «Бешеную селедку», матросик!
– Наши девочки – самые красивые! Берешь девчонку – получаешь кружку пива бесплатно…
– Дешевые комнаты, лучшее пиво! Посети «Морскую корову»…
Из открытых окон кабаков несся жуткий многоголосый и многоязычный ор. Гуляет народец.
Навстречу нам протопал, опасливо оглядываясь, патруль из шести окольчуженных копейщиков. На проклятия в адрес бриттов, несущиеся из окон, прореагировал показательно индифферентно. А вот с виду вполне платежеспособного, но бухого в дымину матросика, выпавшего из дверей кабака прямо им под ноги, под белы ручки подхватили…
– Клятые бритты! – проникся сочувствием Клаус.
– Быдло… – скривился Иост, перешагивая распластавшееся в грязи тело.
– А чего это вы англов внезапно возненавидели? – поинтересовался я, соображая, в какой переулок свернуть.
– А за что их любить, монсьор? – философски заметил Клаус.
– И то правда… А если еще раз титулуешь меня прилюдно – выдеру…
– Как скажете, мон… – Парень осекся и закрыл рот рукой, увидев кулак под носом.
– То-то же… Кажись, сюда…
Переулок вывел нас на Оружейную площадь. Почему ее так назвали – я не знаю: самый обычный рынок и оружия на нем совсем не наблюдается. Хотя вру… вон вывеска. И вот… В другое время обязательно заглянул бы, но не сейчас. Из наличности – только горсточка медяков. Черт… как голым себя чувствую. Привык обвешиваться разными режущими и колющими железяками, вот и страдаю от синдрома отмены. Нельзя – в Кале оружие носить разрешено только особам благородного происхождения, к которым, согласно легенде, я сейчас никак не принадлежу. Есть у меня, конечно, кроме хренового ножичка на поясе кое-что в рукаве, но оружием сей девайс явно не назовешь…
– В сторону!.. – Здоровенный детина в желто-зеленой ливрее грубо спихнул меня в лужу.
– Да я тебя… – по инерции собрался свернуть рожу грубияну, но вовремя опомнился и отвесил глубокий поклон богатому закрытому портшезу и едва поймал за рукав Иоста, кинувшегося на охранников, сопровождавших носилки: – Тихо, дурень…
Вот же черт, едва не прокололись! Нет… надо было идти одному. Парни с лицедейством ну никак не справляются. Не понимают смысла сознательного унижения своего статуса. Сама натура противится, да и время такое: сейчас самое страшное для дворянина – потерять лицо и честь. И, как ни странно, больше всех морду воротит Иост, который на самом деле отнюдь не благородных кровей. Вжился в образ пацан. М-да, в этом я в первую очередь виноват. Черт… показалось или за нами следят? Вроде нет…
Могучие мужики, впрягшиеся в портшез, неожиданно остановились, в окошке, скрытом бархатной занавесью, мелькнула затянутая в перчатку женская ручка, и передо мной в грязь шлепнулась блестящая монетка.
Ох и тяжела все-таки шпионская личина… Самого воротит, попривык уже к своему привилегированному положению. А тут…
– Благодарствую, высокородная госпожа… – Согнулся в поклоне и подхватил монетку.
– Да что же это такое! – Лицо Иоста исказилось негодованием. – Да как можно так унизиться!
– Можно! Научись различать честь ложную и истинную. Есть дело превыше чести личной, сие зовется службой государевой.
– Но!..
– Заткнись, щенок! Не заставляй меня пожалеть…
– Как скажете… – Иост потупился.
– Пришли уже. Прогуливайтесь возле входа…
– Как прикажете…
Вот же… Несколько раз вдохнул-выдохнул, утихомиривая в себе злость, и вошел в собор. Стал на колени и несколько раз перекрестился перед изображением Пречистой Девы Марии. Затем приметил плюгавого служку и дернул его за рукав.
– Мне нужен святой отец Христофор.
– Отпуфти…
– Живо умёлся к падре Христофору! И молви, что пред ним желает исповедаться Жиром Жене.
Монашек тщетно дернулся, пытаясь освободиться, и зашепелявил, брызгая слюной через заячью губу:
– И пефедам! Я так пефедам…
– В добрый путь… – Я отпустил рукав. – И живо!
Еще несколько раз демонстративно перекрестился и застыл возле готической колонны, подпиравшей свод. Красиво, величественно и мрачно. Тут поневоле задумаешься о божественном. Даже я проникся, чего уж говорить о забитом народце пятнадцатого века. Церковь сейчас – всё, основной движитель жизни; исчезнет она – настанет такой всеобъемлющий хаос, что…
– Фот он!.. – Служка показывал на меня пожилому, но статному священнику с немного резковатыми чертами лица.
– Что тебе надобно, сын мой? – Священник пронзил меня неприязненным взглядом.
– Sub tuum praesidium confugimus, sancta Dei Genetrix… – произнес я на латыни.
– …nostras deprecationes ne despicias in necessitatibus: sed a periculis cunctis libera nos semper, Virgo gloriosa et benedicta, – с легким, едва заметным удивлением ответил священник и показал на неприметную дверь. – Следуйте за мной, сын мой.
В небольшой, аскетически обставленной комнатке священник вопросительно посмотрел на меня.
Я коротко поклонился в ответ и достал письмо:
– Примите, падре. Я думаю, вам не надо объяснять, кому оно адресовано?
– Не надо. – Священник быстро осмотрел печать на футляре. – Что-то еще?
– Ответ?
– Ждите… – И он, круто развернувшись, вышел из комнаты.
– И сколько, интересно?.. – поинтересовался сам у себя и уселся на узенькую кровать. – Черт… хуже не бывает: ждать и догонять…
Около часа рассматривал Евангелие с иллюстрациями, лежавшее на прикроватной тумбочке. Зараза…
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о содержании письма. Союза просит Карлуша у Эдуарда Английского. Возможно, даже военного. Ведь не секрет, что коалицией врагов Карла непосредственно рулит Паук. И как по мне, в борьбе против дойчей, лотарингцев и швейцарцев Бургундия явно проигрывает. Да, проигрывает, даже несмотря на блестящую аннексию Лотарингии и некоторый тактический успех. В долговременной перспективе шансы на победу весьма призрачны. И поражение при Грансоне – только первая ласточка. Тьфу ты, прорицателем заделался! Не дай бог…
– Фот… – В келью просочился давешний служка и поставил на тумбочку поднос, прикрытый холщовым полотенцем. – Значица, откуфайте, фто бог пофлал…
– Брысь… – из хулиганских побуждений шикнул я на служку и чуть не расхохотался, когда он от испуга чуть не расшиб лоб об притолоку.
Ну, что там нам бог послал? Кружка с водой и миска с вареными бобами. Ешьте сами…
Полистал еще Евангелие и собрался выйти на улицу проведать Иоста и Клауса. Но с удивлением уперся в запертую дверь. Оч-чень интересно…
Еще час прошел в бесцельном шатании из угла в угол. Черт, не нравится мне это: вот что-то гнетет – и все. Вот только что? Сейчас в Кале находится полномочный посланник Эдуарда, лорд Уорвик. По словам Ле Гранье, как раз он и ответит на письмо. Якобы наделен всеми необходимыми полномочиями, и его ответ будет ответом самого кинга Британии. Черт… вот не складывается у меня картинка. Как по мне лорд Уорвик – явно лишнее звено. Так поступают, когда хотят вежливо послать на хрен. Или Эдик изящно перекладывает ответственность на этого самого лорда. М-да… хватит гадать, не мое это дело.
Неожиданно скрипнула дверь, и в проеме показался падре Христофор. Ф-фух…
– Ответ. – Священник передал мне запечатанный футляр. – Не смею вас задерживать и рекомендую как можно быстрее покинуть город.
– Я прислушаюсь к вашим рекомендациям, падре…
Итак, первая часть спектакля закончена, теперь – на шебеку, хорошенько вымыться, переодеться – и ужинать.
На улице уже совсем стемнело. Дорогу освещали только тусклые светильники на некоторых домах. Но ничего, небо ясное, и при лунном свете доберемся. Зараза… совсем забыл поинтересоваться: а вдруг в городе комендантский час? Не хватало еще в кутузку загреметь…
– Срежем дорогу? – Клаус ткнул рукой в переулок. – Там вроде получше освещено.
– Давай…
Изгваздались в грязи по самые уши, но дорогу действительно сократили чуть ли не вполовину. Стал доноситься звук прибоя и острый запах моря – немного перебивающий жуткую городскую вонь.
– Ад и преисподняя!!! – Иост не успел увернуться и попал под поток помоев, которые кто-то выплеснул с верхнего этажа аустерии. – Да я тебе уши обрежу!!!
– Ходют тут всякие… – прозвучал в ответ скрипучий женский голос. – Сейчас стражников покличу…
– Чтоб тебя разорвало, карга старая! – выругался я и дернул за рукав Клауса, уже собравшегося запустить булыжником в окно. – Все, остынь. Уходим…
– Дружище!!! – В дверях кабака показалась здоровенная пошатывающаяся фигура с глиняной пивной кружкой в руках. – Давай выпьем!!! Я угощаю!
Мужик, спотыкаясь, направился ко мне, но по пути наступил на ногу Иосту.
– Пшел, смерд… – Иост с отвращением оттолкнул пьяницу, но тот успел зацепиться за его рукав, повис всем телом на пареньке, и в тоже мгновение мой оруженосец вдруг жалобно и болезненно всхлипнул.
– М-мать… – Я заметил, как неизвестный с нереальной скоростью что-то вонзает в живот паренька, а Иост, бледный как смерть, сползает на мостовую.
Едва соображая от дикого ужаса, схватил мужика за волосы левой рукой и рванул на себя. Наваха, спрятанная в правом рукаве, скользнула в ладонь, клацнуло выбрасываемое лезвие и с легким хрустом перечеркнуло горло убийце. Почувствовав, как тело обмякло, отшвырнул его в сторону и пал на колени рядом со скрючившимся в грязи Иостом. Оторвал его руки от живота и похолодел…
– Что там, монсьор? – Клаус придерживал голову своего товарища.
Неожиданно совсем рядом послышались несколько свистков и раздался приближающийся топот. Стражники? Млять…
– Бери его под руки. – Я подхватил паренька и на пару с Клаусом потащил его в переулок.
– Монсьор… но как… – шептал Иост, стараясь идти сам. – Монсьор… как же…
– Молчи, дружок, молчи… все будет хорошо. – Я остановился, быстро стянул с себя рубаху и затолкал пареньку под свитер. – Недолго осталось, совсем недолго…
Старался говорить убедительно, хотя в первую очередь убеждал себя. Не хочу… не верю… главное – добраться до шебеки… там Самуил… он поможет…
Сторожевой пост на входе в порт прошли, горланя песню и делая вид, что поддерживаем перепившегося товарища. Стражники, к счастью, не обратили на нас никакого внимания. Затем я подхватил паренька на руки и взлетел по трапу на «Викторию». Забежал к себе в каюту и положил обмякшее тело на стол.
– Тяните Самуила сюда, мать вашу! Живо! Терпи братец… терпи…
– Лампы!.. – рыкнул лекарь и вежливо, но уверенно отстранил меня от стола. – Прогуляйтесь на воздухе, капитан.
Я успел мельком увидеть алую россыпь десятка ран, покрывающих грудь, живот и бок мальчишки, и, закусив до крови губу, выскочил на палубу. А затем просто стоял у фальшборта и тупо, без всяких мыслей, смотрел на черную воду. Что тут скажешь? Виноват только я. Какого хрена потянул мальчишек за собой? Видел же, дурень, что такое лицедейство им не по силам. Млять, и это даже не покушение, обычная бытовуха, матросская поножовщина. Глупо-то как!!! Сука, остается только надеяться на чудо, хотя… я в чудеса и не верю…
– Капитан… – позади послышался голос лекаря.
Обернулся и увидел в протянутой руке Самуила ланцет.
– Ты уверен?
– Я не ошибаюсь, капитан. Его уже исповедали. Пробиты легкие, печень и желудок. Я бессилен. Иост умрет не сразу, но его последние часы будут подобны адским мукам. Если хотите – я сам, но он просит вас…
Молча взял ланцет из руки лекаря и шагнул в каюту. Иост лежал без сознания, с мертвенно-бледных губ слетали легкие, едва слышные стоны.
– Ну что, мальчик мой… – Я присел рядом и оттер с его лба ледяную испарину. – Вот все и закончилось…
– Монсьор… – Иост неожиданно пришел в себя. – Монсьор… я… я подвел вас…
– Ты прожил жизнь настоящего благородного кабальеро. Нет тебе ни в чем упрека.
– Правда?..
– Чистая правда, дамуазо Иост Геккерен. Яви мне свою последнюю просьбу. Клянусь Всевышним, я выполню ее.
– Нет ее… – едва слышно прошептал Иост.
– Может, разыскать и помочь кому-нибудь из твоих родных?
– У меня были только вы… и я счастлив был вам служить…
– Благодарю тебя, дамуазо, за службу. А теперь возьми это… – я вложил ему в руки свой кинжал, – и повторяй за мной. Ave Domine…
– Ave Domine…
Потом зашвырнул в угол окровавленный ланцет, вышел на палубу, вздохнул и закрыл глаза. Немедленно явилась картинка, на которой живой Иост завывает как паровозная сирена и улепетывает со всех ног к замку, после того как я собрался его искупать в море. А вот он со слезами на глазах отказывается отправляться в тыл, возле моста при Нейсе. А здесь паренек, стоя на одном колене, целует меч при посвящении в эскудеро… Твою же мать!!!
Накатила дикая злость, и я заорал в звездное небо:
– Ну что, барон, что ты там блеял про рай? Хорошо тебе? Еще такого счастья у Господа попросишь, ублюдок?..
– Не надо, монсьор… – Рядом стал Клаус и ткнулся головой мне в плечо. – Господь так рассудил, и негоже его гневить.
– Не реви. – Я прижал паренька к себе.
– Он был мне братом, монсьор…
– Вот равно – не реви. Держи… помянем раба божьего Иоста…
