— Как зашёл в палату, сразу понял, дело дрянь, — мэтр Ториан взволновано докладывал господину Тогасту. — На тумбочке апельсины, серебряная фляга с питьём и дорогие конфеты, а на столике корзина роз. В оранжерее за два золотых хуже продаются. А кто у него был? Никого, один дядюшка двоюродный. Когда на входе в книжку посетителей записывали, подглядел. Тут думаю, двумя сотнями никак не обойдёмся, сразу тысячу золотом посулил. Малой хоть бы глазом моргнул, только сказал, что жизнь ему сломали и меня выгнал. Тогда я понял, надо выяснить, что у него утянули. Его показания не давали, но барашек в бумажке поблеял, золотишко звякнуло, и судейский копию на столе забыл. Вот список похищенного. Из богатеньких мальчик, понятно, почему так взялись.

— Он очень плохо выглядит?

— Весьма дурно. Места на лице живого не осталось, одни только синяки, опухоли, да кровавый шрам через всю физиономию.

— М-да… Дела… Тут сколько ни дай, не возьмёт.

— И я про то! Главное, срок подходит. Завтра после полудня суд будет, а мы гимназиста пока не уговорили.

— Если денег не берёт, с другой стороны зайти надо. Хорошо, что я сразу стал готовиться к такому повороту и имею решение вопроса.

— Нет, господин Тогаст. Я на такое пойти никак не могу. Если что с его семьёй случится, нас с вами первых за жабры возьмут. Скрываться мне резону нет, у меня капитал хороший и клиентура сложилась…

— Мэтр, это только вы о преступном думаете, а я привык деньгами затруднения решать. У меня есть то, от чего молодой человек, вступающий во взрослую жизнь, отказаться никак не сможет — самостоятельность.